Меня ударили по щеке!
Потом еще.
И еще…
Кто-то, рванув меня за волосы, хлестал по щекам с такой силой, что казалось, голова не выдержит и оторвется. Что за черт?
— Хва-тит! — вырвалось из моего осипшего горла.
Я с трудом разлепила глаза и увидела чье-то расплывающееся лицо.— Очнитесь же! — Женский голос доносился до меня как будто издалека.
Щеки горели. Еще и дикая боль в желудке.
Меня вывернуло чем-то белым на красное бархатное платье.
Стоп. В мгновение между приступами мелькнула мысль: «Какое на фиг, красное бархатное платье?»
Следующий виток адской боли опять заставил меня согнуться в три погибели, и я рухнула на белый с черными прожилками мраморный пол.
Откуда, мать твою, взялся мраморный пол?
Меня снова вырвало.
Упершись руками в белые скользкие плиты, и не в силах ни на чем сосредоточиться, я подняла голову и увидела в метрах двух от себя стоящую на четвереньках совсем молодую, толстую девушку. Красное средневековое платье, сальные неухоженные волосы. Она смотрела на меня ошалевшими глазами. Трясущейся рукой я убрала с лица прядь волос. Девушка в точности повторила мой жест. С ужасом я поняла, что смотрюсь в зеркало. В огромное старинное зеркало, от пола до потолка, в искусно вырезанной раме из черного дерева.
В следующий момент дикая судорога боли, снова заставила меня выгнуться дугой. Когда через несколько секунд наступило просветление, я уставилась на толстые руки, упирающиеся в мраморный пол. Несколько вычурных колец врезались в пухлые, как сосиски, пальцы, с обгрызенными под мясо ногтями.
Нет! Это были не мои руки! Это было не мое лицо! Это была не я-яяя!
И когда резкая боль снова скрутила все тело, я провалилась в спасительное забытье.
За полчаса до…
Семьдесят пятый этаж, башня Меркурий, Москва-Сити.
Я стояла на балконе и смотрела на расстилающуюся передо мной Москву. Сверкающая тысячами огней столица готовилась к встрече Нового года.
Чашка кофе приятно согревала руки. Кто-то уже отдыхает. Тридцать первое декабря, однако, но только не я. Хороший психолог, как караул у Мавзолея, всегда на боевом посту.
Я сняла эти апартаменты, по сути, только из-за этого балкона, единственного во всем здании. Усмехнулась, вспомнив, в какую сумму мне обходилась аренда. Ну и что? Я уже большая девочка и могу себе это позволить, да и после развода у меня много чего осталось.
До прихода нового клиента еще оставалось время.
Я вернулась в комнату. Закрывать или не закрывать балкон? Но в воздухе все еще витал приторный аромат духов предыдущей клиентки. Чуть не задохнулась на сессии, и, главное, не встать — окошко не открыть, этика, блин, не позволяет. Сидела как стойкий оловянный солдатик все полтора часа. Поэтому решила — пусть проветрится.
Повесила в шкаф дизайнерскую шубку за такую сумму, что самой страшно вспоминать, и пошла на кухню сполоснуть чашку. Дребезжащий звонок в дверь заставил взглянуть на часы. Кого принесло? Клиент явился раньше назначенного времени?
Интересно.
Я распахнула входную дверь.
— Вероника? Вы же не против, что я чуть раньше?
Родной мой, даже если бы я была против, что бы это изменило? И с широкой дежурной улыбкой в тридцать три винировых зуба я предложила ему пройти в кабинет и располагаться, сама же замерла в проеме, внимательно наблюдая.
Высокий, широкоплечий мужчина, не побоюсь этого слова — секси. Светловолосый, по-нордически красивый, он внимательно смотрел на меня, улыбаясь. Только голубые глазки у тебя как у рыбы из морозилки. Сколько ему? От силы лет сорок. Мой любимый возраст! Пиджак, натянувшись, подчеркнул тугие мускулы. Боже, он ещё и по спортзалам ходит!
Прежде чем войти, он так внимательно всмотрелся в мое лицо, что я, не удержавшись, спросила:
— Мы знакомы?
Мало ли где мы с подружками праздновали периодически и с ним пересеклись?
Он тряхнул головой :
— Нет, но вы очень похожи на одну мою старую знакомую.
Вот именно после этой фразы у меня почему-то похолодело внутри. Попа почуяла — запахло жареным. А мужчина, как ни в чем не бывало, осмотрелся и, увидев приоткрытый балкон, спросил:
— Можно глянуть?
Я, сглотнув, кивнула. Тот выглянул и вернувшись, развалился по-хозяйски на диване, заняв собой практически все место.
В комнате стояло два кресла, стул и диван, и по тому, как человек выбрал, где сесть и как, о нем многое можно было сказать. Первое впечатление — самое сильное и верное. И у меня оно было сейчас двояким: с одной стороны — брутальный мужик, а с другой — уверенный в себе хищный зверь.
— Расскажите свою историю, — присела я в кресло напротив, включив профессионала.
Мужчина начал рассказывать с того, что отец бросил их с матерью ради красивой любовницы…Старо как мир, вот только когда он говорил, я невольно поежилась — как-то очень не комфортно стало от его пристального взгляда. Мое тело прямо вопило об исходящей от этого мужчины опасности. Хоть полицию вызывай! Я рефлекторно потерла грудь. В ней что-то защемило от напряжения. Когда он замолчал, я озвучила вопрос, задаваемый всеми психологами:
— Чем я могу быть вам полезна?
И в следующий момент какая-то жуткая гримаса исказила его лицо:
—Тварь! С помощью таких, как ты, я мщу!
—Простите, что? — не поверила я своим ушам. Мать честная! Неужели я на маньяка напоролась?
Клиент мой психанутый подскочил, как в попу ужаленный. Бросившись ко мне с визгом, схватил мою тушку в охапку. В два прыжка преодолел путь на балкон и швырнул меня вниз, крича:
— Вы все с той стервой на одно лицооо!
У меня было несколько секунд, пока я, как лебедь белая, вошедшая в штопор, пролетала мимо стеклянных стен, за которыми стояли украшенные игрушками елки. Я даже выругаться не могла — ветер залетал в рот и раздувал щеки. В этот момент я могла только мысленно молиться:
— Господи, не хочу! Ну дай мне еще шанс! Крохотный! Ну, пожаалуйста!
И, ударившись о чье-то окно, я даже успела увидеть изумленное мужское лицо. Интересно, я хоть не сильно страшно в этот момент выглядела?
Другой мир.
В следующий момент меня хлестали по щекам.
Когда я снова смогла приоткрыть глаза, мне показалось, что к векам прицепили десятикилограммовые гири. Сквозь маленькую щелку я увидела малиновый балдахин с расплывающимися по нему золотыми узорами.
— Откуда в больнице малиновый балдахин? Или я где-то еще? — зависла в голове тягучая мысль, и в следующую секунду я вспомнила и красное бархатное платье.
—Что происходит? Где я?
— Я притянула тебя из другого мира. Я — душа этого тела. Я не справилась. Я не могу, я хочу уйти. Я устала, а у тебя получится. — Раздался в голове грустный девичий голосок.
—Эй, подожди! Стоп. Послушай, я же здесь ничего не знаю!
— Прости. У тебя останется часть моих воспоминаний.
И девочка исчезла, ушла.
А меня накрыло обрывками воспоминаний семнадцатилетней Никафондоры О’ Лог. Вот, мать честная, дал же Бог имечко! Настолько кратких флэшбэков, что они были больше похожи на сводку боев: «Родился, переехал, сражался, убежал, плакал».
Это что получается? Я попала в чужое тело в другой мир? А мое? И сама ответила: а моё разбилось в лепёшку там, в другой жизни, после того как меня скинул с балкона тот псих. Похоже, у кого-то на небесах на меня оказались другие планы.
Я снова открыла глаза. Теперь у меня это получилось лучше, и я долго пробовала сфокусировать взгляд на золотой вязи балдахина. Когда это удалось, скосила глаза в сторону и, чуть повернув голову, увидела дремавшую на стуле служанку – молодую деваху лет двадцати трех, крепко сбитую темноволосую девушку в сером платье. Крупные черты лица не портили ее, а наоборот, приковывали внимание. Как там, бишь, ее зовут-то?
— Кира, — из моего горла вырвалось сдавленное шипение.
Все болело: и горло, и грудь, и живот. Память милостиво подсказала, что эта малолетняя дурында, бывшая владелица тела, нажралась крысиного яда, и если бы меня не стало так полоскать, второго шанса выжить мне не грозило.
Служанка подскочила и ,по-дурацки хлопая со сна круглыми глазами, уставилась на меня, видимо соображая, не послышалось ли ей.
— Пить, — прохрипела я.
— Ох ты ж! Госпожа очнулась, а я уж думала, всё — отправится Кира обратно в деревню детишек братовьев нянчить. Уже и вещички стала собирать в узелок,- суетливо забормотала девушка, подскакивая с чашкой воды. Придержала голову и помогла выпить глоток.
Живительная влага холодком проскользнула в горло и опустилась в ноющий от боли желудок. Я откинулась на подушку, прислушиваясь к ощущениям. Полегчало. Сделала еще глоток.
— Помоги приподняться.
Кира потянула меня за плечи и подложила под спину пуховую подушку.
Кровать была огромная, два на два точно, с высокой мягкой периной, обтекающей мои бока. Я чувствовала себя утонувшей в этом скопище не особо свежих сероватых простыней и тяжелом одеяле в кружевном пододеяльнике, грубо заштопанном на самом видном месте.
Я принюхалась.
Мама родная, как же от меня воняло! Потом, застарелой рвотой и мочой. Судя по всему, в моем желудке было пусто, иначе бы меня опять затошнило. Даже глаза резало от такого запаха.
Мне нужно помыться, срочно, но сил нет, даже руку приподнять от постели. Пухлую руку с пальчиками-сосисками. Дайте тогда затычки для носа!
— Кира, принеси мне зеркало,— вместо этого потребовала я.
— Что? — служанка оторопела и уставилась на меня во все глаза.
— Кира, я попросила тебя принести мне зеркало.
Я же должна понять, в какое тело меня занесло.
Та даже на стул плюхнулась с размаху.
— Так вы это, госпожа, вы же ненавидели зеркала, даже это, — мотнула она головой на дверь в соседнее помещение — просили занавесить как-нибудь. А как же я его занавешу, когда оно огромадное такое? Может, вы того? Головой повредились? Я вас так сильно била по щекам? А что делать-то было— вы как побелели, да на стол рухнули…
Тебе, детка, руками ковры выбивать, а не в чувство приводить. Я вздохнула и молча, но требовательно взглянула на говорунью.
— Ну ладно, — обиженно протянула она, — пойду поищу.
Не прошло и десяти минут, как она притащила зеркало. Я даже вздремнуть успела. Небольшое зеркало формата А1 в причудливой рамке, то ли из бронзы, то ли ещё из чего-то. Плохо я разбиралась в металлах. Но тяжелое, зараза, еле сил хватало удерживать. В итоге я его чуть не уронила, когда из зазеркалья на меня взглянуло распухшее лицо с ужасной прыщавой кожей, заплывшими глазками и губами-варениками. Таким губам позавидовали бы все мои няшные клиентки, тратящие баснословные деньги на косметологов.
Потрогала, наверное, месяц не мытые волосы, кряхтя, отложила зеркало и откинула одеяло.
Блин. В грязно-белой ночнушке, больше похожей на парашют, был упакован натуральный окорок.
Я застонала. Память девушки услужливо приоткрылась, показала мне стол, заставленный блюдами с едой, и то, как быстро вся эта еда исчезала у нее во рту. У Никафондоры было явное РПП, расстройство пищевого поведения.
Откуда оно взялось? И я закрыла глаза, переворачивая в уме страницы памяти улетевшей души.
Как медицинскую карту пролистала. Вот оно. У бедной девочки в семь лет мама умерла. И она застыла в своем горе. Все говорили:
—Успокойся, все будет хорошо. Все умирают.
И она не плакала и смотрела сухими глазами на гроб. Отец года через два женился снова и уже не обращал на неё внимания. Только бабушка по маме любила её, писала длинные письма и перед смертью завещала небольшую предгорную деревушку, правда, почти не приносящую дохода. И еще, самое главное, бабуля зачем-то договорилась, что в семнадцать лет её заберут фрейлиной к императорскому двору. Где я в данный момент и находилась.
Ладно, с этим разберёмся, у моей-то души РПП нет, но с растянутым желудком поработать придётся. Он, как будто услышав мои мысли, заныл. Ох.
Я свернулась калачиком, чтобы как-нибудь нивелировать боль. Боюсь, этот крысиный яд мне ещё долго будет аукаться. Обиженная на весь белый свет девочка стащила его в конюшне и решила свести счёты с жизнью. Не любил её никто, а сама? Сама-то ты себя любила?
Боль утихла, и захотелось в туалет. Так, стоп, только не в золотой горшок! Покопавшись в памяти, выдохнула. Туалетно-ванная комната в этом мире присутствовала.
— Кира, помоги мне дойти до туалета.
А в ответ тишина. Эта зараза куда-то свинтила, видимо, обрадованная, что ей не придется возвращаться в деревню. Кстати, а почему она не замужем? Потом поинтересуюсь, сейчас бы до туалета добраться. Я попробовала перекатиться, но, запутавшись в одеяле, застряла на животе. Да что ж за беда такая!
— Кира! — я чуть не выругалась.
— Ой, да здесь я, здесь. На минутку отлучилась, и уже шум подняли. Как-то вы, госпожа, сама не своя после болезни. Чем вы так отравились-то? Я все попробовала перед обедом и, видите, жива здорова.
Мне хотелось взвыть !
— Кира, я хочу в туалет. Помоги мне быстро.
—В купальню, что ли?
Служанка начала меня разматывать.
— Ну вы прямо как гусеница, собравшаяся окуклиться, в одеяло замотались.
Спустя минут пять, когда я уже готовилась опозориться, меня освободили из кружевного плена и на трясущихся ногах отвели в ванную комнату .
Размерами она даже превосходила мою московскую. Тут и унитаз имелся, смешной — в виде кресла, раковина огромная, похожая на желоб, и то, что меня порадовало,— маленький бассейн, видимо, та самая купальня. На противоположной стороне огромное окно. Я надеюсь, мы не на первом этаже живем.
Фух!
— Кира, готовь ванну.
В дверь заглянула оторопевшая служанка:
— Что готовить?
— Ванну. Или, как там, купальню.
Она уже ничего не говорила, только когда наполняла мини-бассейн, постоянно оглядывалась и всматривалась в мое лицо, видимо, решала, могла ли я сойти с ума после её пощечин.
Конечно, вечно молчащая Никафондора с куском булки в одной руке и книгой в другой, не смотревшая в зеркало и не любившая мыться, чтоб не видеть своё расплывшееся тело, разительно отличалась от новой меня.
А я, оглядев купальню, отделанную белым мрамором, мрачно размышляла, как мне смыть с себя вековую грязь.
На полочках выстроились батареей разноцветные баночки с косметикой. Отвинтила крышку одной из них, понюхала — ну очень даже ничего. Ливанула в воду. Она запузырилась, и мыльные пузыри заполнили помещение, сверкая радужными оболочками. Решила, отмокну вначале в пене, а потом спущу воду и уже начну мыться по-человечески.
— Как, кстати, воду тут спускают?
Кира так ошалело посмотрела на меня, что похоже служанка скоро начнет креститься с криком: «Изыди!».
Кстати, а что здесь с религией?
— А ничего. Магия есть, религии нет. Удивительно. Недоразвитые они здесь какие-то. Так что никто меня на костре не сожжет.
— Иии? — повторила я вопрос.
— Что и, госпожа?
— Кира, не тупи. Воду как спускают?
— Вот. Ткните её и она спустится. – Кира нажала на кнопку. Налившуюся воду с рёвом всосало в открывшееся отверстие.
Я уставилась в опустевшую ванну. То есть купальню.
— Ой, простите. Вы такая странная стали после болезни, а я, наверное, от вас заразилась. Может, это не я вас всё-таки, а проклял кто.
— Воду налей, пожалуйста. Быстро! — от запаха собственного тела мне хотелось выкинуться в окно. Благо, вот оно, огромное в черной раме, со слюдянистым стеклом, слегка искривляющим реальность.
Интересно, а мы все-таки на каком этаже? Я по стеночке подошла к окну и выглянула. Второй.
Солнце закрыла огромная тень. Туча налетела? И я посмотрела наверх. Над дворцом в пронзительно синем небе кружили огромные черные драконы.
— Мать моя женщина, — я сглотнула комок в горле, а память подхалимски подсказала: «Драконы, настоящие, императорские, две штуки».
Господи, в какой мир меня занесло?
— Готово, — буркнула Кира, — извольте мыться.
Она помогла мне раздеться, и, оглядев свои необъятные телеса, я с облегчением отметила упругую кожу. Ну не должно с таким тургором сильно все обвиснуть, когда худеть начну, а вот физкультура мне светит в больших количествах.
Кира помогла спуститься по ступеням и лечь в горячую, полную пеной воду.
Есть на земле счастье!
— Иди, Кира. Если мне что-то понадобится, я тебя позову. И да, — крикнула я практически в спину, — будь добра, замени постельное белье. И не забудь как следует постирать и его, и рубашку, и то красное платье. Плохо постираешь, —ласково добавила я, мило улыбаясь, — отправлю выпороть на конюшню.
Служанка покрылась красными пятнами, подхватила лежащую на полу рубашку и молча покинула ванную комнату. Эта расслабившаяся зараза месяцами не стирала ничего Никафондоре, и девочка, каждый день появляющаяся в дворцовых покоях императрицы-матери, естественно, вызывала насмешки и обидные замечания. А что ты хочешь — когда от тебя несет как от бомжа.
Но самую большую боль, как оказалось, причинил ей принц-дракон!
Я закрыла глаза, погрузившись в воспоминания того рокового дня. Бедная девочка начиталась “Золушки”, и где-то в глубине ее большого тела зародилась надежда, что прекрасный вьюноша разглядит за необъятными розовыми щечками ее золотое сердце. Кстати, внешность прынца память мне не показала, это было что-то светящееся, ослепительное, как солнце, высокого роста с длинными черными волосами.
И этому сияющему принцу, на Новогоднем балу представили, среди нескольких фрейлин, и Никафондору. А он, высокомерный гад, оглядел ее, одетую в самое лучшее малиновое платье, правда немного потертое от времени, и громко фыркнул, что, естественно, было замечено всем двором.
Убивала бы таких типов. Ну как можно одним фырканьем размазать самооценку девочки, так что ей жить больше не захотелось. Не нравится — не смотри. Стрекозел!
Ладно, насчет принца я подумаю завтра. Первый шаг на этом пути — моё тело.
И, набрав полные легкие воздуха, я нырнула под воду. Не забыть бы только вынырнуть.