Юра же решил остаться на месте, перетащил поближе к себе инструменты и продолжил выпиливать дома по тем замерам, которые провела Вита.
Телефон лежал рядом, а проводочек от наушников щекотал руку чуть выше локтя. Ярослава проползла к нему на коленях и показала, чтобы он разблокировал экран, и, когда он, заинтригованный ее просьбой, ввел код, включила песню.
Музыка. Музыка всегда была для него сокровенным. По ночам он работал диджеем в клубе, на концертах подбирал песни для выступлений, но они были для всех. То, что он слушал наедине с собой, было глубоко личным. Слова, наложенные на мелодию, могли рассказать о человеке, раскрыть его душу, мысли. И вот Ярослава приоткрыла себя, и то, что позволила увидеть, было прекрасным.
Юра слышал эту песню впервые, но ему понравилось ее поведение. Яру нельзя было прочесть, как открытую книгу, но при этом она все говорила прямо, что у нее на уме, и делала всё, что хотела. Такой контраст таинственности и искренности поражал и завораживал. Через три минуты он сам пододвинул телефон. Она подумала, смешно почесала кончиком рукоятки кисти нос и включила следующую.
Так их маленькая игра продолжалась минут тридцать, пока не отвлек голос.
— Воронцова, ты что, записалась в кружок “Очумелые ручки”? — удивленно спросила культорг юридического факультета. Со светлыми крашеными длинными волосами, завитыми в кудри, голубыми глазами и белой кожей, которая под искусственным светом казалась чуть ли не прозрачной. Одета она в черную толстовку с эмблемой факультета и персональной подписью ее должности. Девушка не сердилась, но Юра мысленно напрягся. Они спокойно могли помогать друг другу, но именно между их институтами всегда шла война. Савелий к ней сам лично приложил немало усилий, втянув и их с Германом.
— Да, вот видишь, — Яра театрально взмахнула кистью. — Хочешь жить — умей вертеться, как говорится.
— Богданов, ты что, у меня девочку переманиваешь?
— Что ты. Она сама, кого захочешь, переманит. Типа знаешь, как гамельнский крысолов с флейтой. Стоило ей появиться, у меня чуть все пацаны за ней не ушли, пришлось вот занять работой.
Девушка засмеялась, отчего ее кудри, как спиральки запрыгали вверх-вниз, и махнула на него рукой.
— Надо Савелию предложить тебя в КВНщики определить. Я что пришла то, — обратилась она уже к Яре, которая слегка покраснела. — Ты не знаешь, где Руслан? Химфак просит, чтобы он с их парнями порепетировал. Хотела узнать его ответ.
— Он отпросился на сегодня.
— Ааа, у него ведь суд? И как?
— Не знаю, сама вся извелась. Уже час как прошел, а он всё не звонит!
“Значит, действительно, ждет звонка. И не трудно догадаться, о каком Руслане идет речь”.
— Хорошо, завтра с ним поговорю, пусть отходит. А тебя жду через двадцать минут на репетиции. Юр, пока!
С этими словами культорг удалилась, аккуратно перешагивая через доски. Юра подумал, что она нормальная, и странно, что Савелий так на нее взъелся, тем более гран-при всегда, по его мнению, они получали заслуженно.
— Серьезно? Гамельнский крысолов? — Ярослава вопросительно изогнула бровь.
— Считай это за комплимент, — обронил он, все еще обдумывая ее отношения с тем парнем.
— Сомнительный какой-то… впрочем, я не удивлена, — пробурчала Яра себе под нос, но он ее расслышал. Мысленно дал себе подзатыльник и напомнил слова Германа, который говорил, во что бы то ни стало, не говорить комплименты. — Пойду я потихоньку, мне еще надо девочкам помочь реквизиты принести. Дай, пожалуйста, что-нибудь, чем я могла бы руки протереть?
Юра протянул влажные салфетки, сожалея, что времени оказалось так мало.
— У тебя здесь краска… — шершавые мозолистые от постоянной работы пальцы на мгновение притронулись к ее нежной коже на щеке и сразу же отпрянули. Он не знал, насколько ей понравится его прикосновение, поэтому заставил себя одернуть руку и достать еще одну салфетку.
Ярослава попрощалась с ними и упорхнула, словно весенний ветерок. Вот она была, и вот ее нет, и лишь сладковатый запах кокоса остался в напоминание, как это было зимой.