Юра чувствовал себя отвратительно.
Целый день пытался сосредоточиться на делах, и они действительно помогали ему отвлечься. Но в клубе все навалилось в разы тяжелее, потому что снова увидел ЕЁ, и это было сущей пыткой.
Бокал за бокалом. Он даже не замечал, как крепкий виски поглощался им. Вита сидела рядом с ним, а так как докричаться возможно было только до рядом сидящего, она постоянно что-то болтала. Вот только сути половины он так и не понял. Беспокойство клевало его, словно коршун раздирал свою добычу, заставляя обращать внимание больше вглубь себя, нежели на окружающих.
Вита требовательно подергала его за рукав черной рубашки.
— Что?
Она что-то сказала, но Юра ее не расслышал, наклонился еще ближе.
— Я не слышу.
Вита повторила еще раз почти в самое ухо. Но алкоголь так сильно шумел в голове, что не давал услышанному добраться до мозга, чтобы переварить информацию. Он покачал головой, виновато улыбнулся и наклонился еще ниже.
— Не слы…
Но она не дала ему договорить и настойчиво поцеловала, отчего Юра растерялся. Вита схватилась за ворот его рубашки, привлекая к себе еще ближе, он покачнулся и схватился рукой за ее коленку, чтобы не упасть на нее совсем. Отметил, что ее нога совсем худенькая, а еще, что ничего не почувствовал. Реакций ноль. Сердце не забилось чаще, даже дыхание от поцелуя не перехватило, в то время, как с Ярославой ему казалось, что с планеты земля выкачали весь кислород. В голове лениво зашевелились мысли, которые до этого лежали в пьяном отрубе.
“Что если он больше никогда не почувствует влюблённость? Что если он навсегда ее в себе убил?"
Он наконец подался напору и ответил на поцелуй, неспешно, словно пробуя, каково это — целовать Виту.
“Что я творю?”
Она не заслуживала к себе такого отношения, а взволнованный стук ее сердца, который он чувствовал своей грудью, приводил в ужас и заставлял содрогнуться от своих же поступков. В этот момент он ненавидел себя.
Юра тихо, чтобы не расстроить Виту отстранился, пряча от друзей взгляд, встал, сказал, что ему надо проветриться, и направился к выходу. Мимо прошел Руслан почему-то без Воронцовой, отчего стало еще более не спокойно. Он видел, что она выпила, и теперь продолжал за нее переживать даже после того, как все открылось.
На выходе его нагнали Савелий с Германом. Клубы сигаретного дыма сразу закружились вокруг, не позволяя вдохнуть свежий воздух, за которым он сюда и пришел.
— Не надо так, Юра. Не надо так с ней, в первую очередь, — грубо произнес Савелий, прожигая в друге дырку.
— Не понимаю, о чем ты. Она первая меня поцеловала.
— А ты ответил! Самое отвратительное — это заменять одну девушку другой, только чтобы забыться. А это нефига не поможет, и ты все равно на её месте будешь представлять другую. Вита такого не заслужила, — внезапно распылился Савелий, даже Герман удивленно приподнял брови.
— Сав, ты так говоришь это, как будто знаешь…
— Знаю! — рявкнул тот. Юра опешил и замер. — Поэтому, пока не поздно, завязывай.
Юра развернулся и поспешил вернуться в зал. Ему не хотелось испортить отношения еще и с друзьями. С появлением Ярославы почему-то все стало переворачиваться с ног на голову, и он не понимал, как это можно предотвратить.
И вот он натолкнулся на нее. Она шла, опираясь на стенку, видимо, все же выпила много. Снова взыграла злость на Руслана, который почему-то бросил ее одну пьяной. Яра вскинула голову. Боль, печаль и тоска, вот что увидел он. От прежней девушки осталась лишь оболочка. Хотелось ее забрать себе и залечить раны, но рассудок напомнил, что теперь не все так просто, как в новогоднюю ночь или в прошлую.
Она начала засыпать его вопросами, на которые Юра не хотел отвечать. Он итак ненавидел себя, ненавидел ее, ненавидел Олесю, ненавидел Виту. Ненависть наползла темной тучей и пролилась жестокими словами. Ярослава стояла, прижатая к стенке, смотрела большими испуганными глазами, бледнела все больше, губы, как и голос ее, дрожали. А еще вид ее голой спины волновал его так, как не смог взволновать поцелуй с Витой. Одно лишь наблюдение об отсутствии на ней нижнего белья, заставило все его рецепторы заискриться. Она была такая маленькая, хрупкая, его. Хотелось обнять, успокоить, заткнуть себя. Яра обессиленно покачнулась, но не дала ему помочь, оттолкнула в сторону и убежала.
Эта задержка дала возможность друзьям нагнать его, и они вместе вернулись в зал в самом мрачном расположении духа. Хотя он все еще думал, что ей необходима его помощь.
— Поедем домой, — сообщил Герман, показывая экран, где такси уже приняло их заказ. Девушки разочарованно вздохнули, а Вита пыталась поймать взгляд Юры, который он старательно прятал.
На улице стояли другие кучки студентов, ожидающие машины. Ветер трепал волосы, но было не так холодно, как в прошлые дни.
Двери клуба распахнулись, выпуская Ярославу, она была еще бледнее, чем прежде. На мгновение они остановились, глядя друг на друга. Чистая злость, чистая ярость. А ещё боль, которая потушила её вечный огонек, залила искорки, и они с шипением погасли. Он почувствовал сгусток её энергии и понял, что сейчас произойдет взрыв.
Раз, два, три…
Пощечина прилетела с таким звоном, что заложило уши, а щеку разобрала обжигающая боль.
Все с интересом начали наблюдать за разворачивающейся сценой. Но она была коротка, так как Яра пулей заскочила в красную машину, которая сорвалась с громким скрежещем звуком шин об асфальт и исчезла за поворотом.
Она оборвала последний мостик, который все еще был проложен с ее стороны. А он разрушил их песочный замок, который они так упорно лепили. Осталась обоюдная обида, а еще осознание, что больше не будет времени, проведенного вместе. Она уехала уже безвозвратно и навсегда.
Юре казалось, что день без нее можно смело приписывать к прожитым зря. У него выработалась привычка в ее присутствии.
Ему было плевать на всех, он молча спустился с крыльца и пошел пешком в сторону дома, не обращая внимания на оклики друзей.
Ледяной воздух старался пронзить насквозь. Он и не догадывался, что внутри у Юры стужа более лютая, от которой даже холод отступал. Сердце продолжало бешено колотиться после пощечины, словно пыталось согреть своего человека, отогреть душу, но безрезультатно.
Серый неприветливый город с ковром жухлой листвы под ногами принимал его, как друга, будто говорил, что он может рассказать ему все, ведь он главный свидетель всех разбитых сердец. Город выслушает. Поймет. Проведет по лабиринтам своих улочек, помогая выбраться из лабиринта собственных мыслей. Город лечит. Каким бы серым и холодным он ни был бы, он всегда сможет зашить раны, правда такими же неровными швами, как и неровные тропинки протоптанные людьми вопреки тротуарам. Покажет путь к дому.
Был четвертый час ночи, когда Юра зашел в квартиру, тихо прикрыл за собой дверь и обессиленно сполз по ней. Пустота, которая образовалась за два дня, не заполнилась теплом дома, как до этого заполнялась каждый день по его возвращении.
Глаза сильно резало то ли от усталости, то ли от скопившейся боли. Руки обветрились и покрылись мелкими болезненными трещинками от холода — видимые ранки его души. Губы он все обкусал, отчего на них образовалась кровавая корочка. Но самое главное — его потухший взгляд выдавал с головой.
Из зала выбежала Эля. В ночнушке с персонажем из Наруто, в больших наушниках, видимо, ночь она снова проводила за компьютерными играми.
— Юра! — воскликнула она и внезапно замерла, поймав его взгляд.
— Эля, почему ты не спишь? Мама не дома, или ты ей мешаешь?
— У мамы бессонница, поэтому я ей показывала, как играть в Хонкай. Что случилось?
— Ничего, просто… устал.
Он нашел в себе силы подняться. Знал, что если мама не спит, то сейчас непременно выйдет к нему, а она не заслуживала видеть его таким. Разрушенным. Однако в первую очередь, он был ее сыном, а она — его матерью. Поэтому он сам не понял, как заглянул в зал. Эля крутилась где-то позади, не зная, что ей сделать. Мама сидела на краю разложенного дивана, как раз собираясь встать. Юра подошел к ней и присел рядом, упершись локтями в колени и запустив пальцы в волосы, чтобы скрыть свое лицо. Тонкие руки, пропахшие за день работы спиртом, тальком и резиной от медицинских перчаток, нежно обвили его шею, привлекая к себе. Ей не нужно было ни слова от него, чтобы все понять, хотя раньше никогда такого не было. Даже после предательства Олеси он предпочел закрыться в комнате и несколько дней никого не впускать.
Юра приобнял ее, такую маленькую, тоненькую, как тростинку, но при этом ужасно сильную. Он ею восхищался. Мама была его маленьким героем, которая спасала не только жизни людей, но и их семью.
Сполз на пол и положил голову ей на колени, пока она ласково перебирала его волосы. Почувствовал, как Эля молча обняла его сзади. Они всегда справлялись вместе. Втроем против всего мира.