— Так-так-так, Юрий Александрович, какие новости? — лукаво спросил Герман, усаживаясь на нижнюю часть конструкции, которую они уже успели собрать.
Юра покосился на друга. Тот сидел с таким выражением лица, с каким кот в ожидании смотрит на сметану.
— Ни-ка-ких, Герман Игоревич. Видишь, люди пытаются работать, не мешай, — он немного оттеснил его с того места, куда собирался вкрутить шуруп.
— Тут птичка на хвосте принесла, что тебе Воронцова помогает.
— Птичку, случайно, не Вита зовут?
— Да все об этом уже знают. И что ты будешь делать?
— Ни-че-го.
— Ну почему?! — Герман в сердцах саданул рукой по доске, на которой сидел, отчего та жалобно заскрипела и прогнулась.
— Так, тут надо еще укрепить, — пробурчал себе под нос, представляя, что с доской вообще случится, если на ней будут стоять человека три, а не тощий Гера. — Я не хочу привязываться и отношений тоже не хочу… — завел свою шарманку, мысленно подсчитывая, сколько раз им это говорил.
— Да-да-да, именно поэтому ты купил два синнабона. Для себя и для себя любимого, — Герман ткнул на его рюкзак, в котором виднелись две коробочки с булочками.
— Именно.
— Ну-ну.
В этот момент подошел Савелий и хлопнул Юру по плечу.
— Ну и как наша персона нон-грата?
— Тут наоборот grata-person, — с английским акцентом изобразил Гера.
— Да не пошли бы вы оба…
Как бы Юра их не любил, в этот момент он готовился проклясть друзей и провалиться вслед за ними сквозь землю.
— Он ей сладости таскает, — шепотом сообщил на ухо Савелию Герман, прикрывая ладонью рот и косясь на Юру, но так, чтобы тот услышал.
Юра, и правда, утром до репетиций зашёл в кафе и купил два синнабона. Он знал, как Яра любит сладкое, и хотел отблагодарить за то, что она поделилась с ним едой.
Однако в обычное время она не пришла. Он в надежде каждый раз, когда кто-нибудь проходил, оборачивался, но это были другие, ненужные ему люди. Юра мельком услышал её голос где-то внизу, но Ярослава так и не поднялась.
Настроение испортилось. Он хотел выкинуть выпечку, которая источали аромат корицы на весь этаж. Вита неизменно сидела рядом, причём ей явно нравилось отсутствие Воронцовой, отчего она, не замолкая, что-то болтала. Юра не выдержал и нагрубил ей. Он хотел побыть один и подумать, что вообще с ним происходит.
Вита обиделась и замолчала, даже украдкой стёрла слезинку, поэтому, долго не думая, отдал ей синнабон в знак извинения. Юра никогда не признавал своих ошибок и тем более не просил прощения, и такой знак её удивил. Она тепло улыбнулась, отчего на душе заскребли кошки, продираясь когтями до самого сердца. Он знал, что ей не безразличен, и каждый раз ему получалось её задеть, хоть того и не желал.
На улицу опустился вечер, когда они сели перекусить. К ней вновь вернулось хорошее настроение, и она продолжала рассказывать, кто из факультетов что делает.
— Всем привет.
Юра даже вздрогнул от неожиданности, отчего кусочек булочки упал ему на колени. Ярослава устало кинула сумку на свое место и плюхнулась вслед за ней, прикрывая лицо и всем видом показывая, чтобы её не трогали.
Она взяла кисть и принялась докрашивать облака, которых осталось всего пять.
— Ярослава, что-то случилось? — внезапно задала вопрос Вита, и он понял, что лицо Яры немного припухшее, а глаза красные. Сомнений не могло быть. Она плакала. Юра и представить не мог, что кто-то может её обидеть. Такую яркую звёздочку хотелось лишь прятать в объятьях. Внезапно он вспомнил, что когда-то сам довёл её до слез.
— Всё в порядке, спасибо. Тяжёлый день просто. И приятного аппетита.
Она надела наушники и, закрывшись ото всех, продолжила занятие. Скоро забежал Руслан.
— Ярик, я побежал. Люду надо забрать от подруги. Он так и не берет телефон? — Руслан кивком указал на смартфон, который Ярослава положила перед собой.
— Я в чёрном списке, кажется, — ответила она, гипнотизируя черный экран.
— Не переживай, — он ласково потрепал её по волосам и поцеловал в макушку. — Он отойдет, вот увидишь, и поймет, что натворил. Так что сам приедет, позвонит, напишет или ещё что. Не грусти и держи хвост пистолетом. Мы ведь через два дня тусим, ты не забыла?
Она слабо улыбнулась, и он ушёл.
Юра смотрел на Ярославу и пытался как-то уместить в голове две вещи: она не одна, и этот кто-то причинил ей боль. От какой из этих двух мыслей ему стало так паршиво на душе, он не мог сказать.