Послышался щелчок в замке входной двери и скрип. Мгновение разлетелось, оставляя на своем месте обоюдную растерянность.
— Мама, — практически одними губами прошептал Юра, отворачиваясь к окну, одергивая майку и запуская руку в растрепанные после сна волосы.
На пороге кухни застыла женщина. Уставшая, под глазами пролегли тени цвета неба за окном, в сером свитере и джинсах, которые подчеркивали ее худощавость. Черные длинные волосы, тронутые сединой, еще хранили в себе тот блеск, что передался ее сыну. Юра удивительно точно унаследовал черты ее лица и глаза, лишь морщинки у него отсутствовали.
Она удивленно смотрела на Ярославу, которая заправила прядь волос за ухо и пыталась понять: ей самой представиться или сейчас ее представят.
— Мама, это… — наконец произнес Юра, останавливая на ней взгляд. Она уже напряглась. Чтобы услышать свой статус, требовалось все ее мужество. — Ярослава.
“Выкрутился”.
— Здравствуйте…
— Роза Эдуардовна, — любезно подсказала она, внимательно сканируя ее взглядом.
— … Роза Эдуардовна, — эхом откликнулась Яра. — Простите за беспокойство, просто произошло недоразумение, и я не смогла попасть домой, а Юра мне помог. Я рада знакомству и вот блинчики напекла, — улыбнулась она, теребя край рукава толстовки от такого пристального внимания к своей персоне.
— И я рада. А еще я очень голодная, — в уголках ее глаз появились лучистые морщинки, что могло лишь означать одобрение. — Сейчас переоденусь и приду.
Юра поставил чайник, и они молча посмотрели друг на друга под шум нагреваемой воды. Оба не знали, как себя вести после произошедшего, оба снова тянулись друг к другу, а неловкость, что образовалась между ними, тяготила.
— Садись, я чай налью, — наконец он прервал их немой диалог, так ни до чего и не договорившись.
Роза Эдуардовна вернулась к ним в домашнем костюме, состоящем из голубой рубашки и широких брюк, что ей очень шло. А еще Яра отметила, что она сразу помолодела и посветлела, но что сказалось на такой разительной перемене, понять не могла. Она начала что-то весело рассказывать, разряжая обстановку, хвалить блины и даже попросила Ярославу написать рецепт в ее “кулинарной книге” — обычной тетрадке с собакой на обложке и пятнами от жира. Было видно, что в ней хранятся целые сокровища, которые она накапливала весь свой сознательный возраст.
Так они перешли на обсуждение разных блюд. Яра с удовольствием делилась тем, каким бы рецептам хотела научиться, ведь, к своему стыду, умела готовить только блинчики и вафли, остальное у нее редко получалось. Роза Эдуардовна зачитывала свои записи в тетради, мило улыбалась и довольно покачивала ножкой под столом.
Юра все это время молчал и иногда удивленно поднимал брови, забывая о боли, которая раз за разом заставляла его хмуриться.
Ярослава пошла в ванную, чтобы помыть руки от жирной выпечки, немного постояла, разглядывая себя в зеркало. Без привычного макияжа казалась себе еще младше, так ей нельзя было дать больше пятнадцати. Ресницы слишком короткие, волос таких шикарных, как у Влады, нет, кожа бледная с небольшими красными пятнышками, которые без крема стали заметны.
Возвращаясь обратно, она услышала голоса, доносившиеся с кухни. Любопытство родилось раньше всех девушек на земле, поэтому было грех ему не поддаться.
— Мама, что это вообще такое? Ты сама-то знаешь, чем отличается соус бешамель от болоньезе? Да? А я вот не знаю, потому что не ел никогда, но по твоему рассказу, мы только ими и питаемся, — он старался говорить шепотом, но ворчливые интонации все-таки пересиливали.
— Мне она нравится, — еле различила она.
— Мне вас поздравить? Совет да любовь.
— Перестань ерничать, ведешь себя, как подросток. Мне нравится, что она такая простая и не старается мне понравиться.
— Зато, кажется, ты стараешься, — послышался звон собираемой посуды.
— А что в этом плохого? — дальше было неразборчиво. — Я хочу лишь одного, чтобы ты и твоя сестра были счастливы. Хочешь услышать мой материнский совет? Если она тебе нравится, не упусти ее и дров не наломай, — послышались шаги, и Ярослава юркнула в комнату Юры. Вот теперь щеки пылали так, что ими можно вместо запрещающего сигнала светофора регулировать дороги. Она приложила к ним ледяные ладони, чтобы немного остудить.
— Яра, пошли! На репетиции пора, — Юра окликнул ее в коридоре. — Савелий меня уже ждет.
— Я как раз проверяла, ничего ли я не оставила, — подала голос, оглядывая комнату грустным взглядом.
“Сердце оставила”.