Пять невест и одна демоница

Глава 36 В которой зло встречает добро и приглашает в гости

«Иные говорят, что чихнуть в воскресенье – значит, в гостях будешь; в понедельник – прибыль будет; во вторник – должники надоедят; в среду – станут хвалить; в четверг – будешь сердиться; в пяток – письма или нечаянная встреча; в субботу – о покойнике слышать».

«Сборник верных примет народных».

Ричард смотрел на людей, заполонивших двор замка, и не мог отделаться от ощущения, что отцу не понравилось бы. Категорически не понравилось бы.

Отец…

При нем в замке стало тихо.

И пусто.

А ведь были люди. Давно. Раньше. При матушке еще. Теперь те воспоминания, казавшиеся еще недавно утраченными, вдруг ожили, всколыхнулись.

Вот кухня.

Здесь всегда жарко. И пухлая повариха двигается с воистину нечеловеческой ловкостью. Вокруг суетятся помощники и помощницы. Ричарду нравится наблюдать. И за тем, как мнут тесто, то скатывая в шар, то растягивая. И за тем, как подбрасывают в огромную печь дрова. Он сидит, прислонившись к ней. В руке стакан молока да булка. А голос поварихи мягкий, он журчит ручейком, и тянет слушать.

Он не помнил, о чем та рассказывала.

О чем-то.

Слуги.

Тогда в Замке слуги были живыми. А мертвецам позволяли делать только самую тяжелую работу.

Скотный двор. Лошади и коровы. Козы. Матушке носили козье молоко, ибо она часто простывала. А козье молоко полезно.

Птичник.

Всполошенное кудахтанье кур и голос птичницы, что сзывала их.

И двор этот, к которому Ричард уже привык, к пустоте его тоскливой, он тоже всегда был полон жизни. Купцы и торговцы.

Их свита.

Отец.

Его рыцари, правда, в черном доспехе, но сейчас Ричард увидел их столь ясно, что сердце закололо, заломило. Он покачнулся, но устоял.

– Что-то не так? – в глазах демоницы ему привиделось беспокойство.

Ложь.

Демоны не умеют беспокоиться о ком-то, кроме себя.

…но ведь были же, были рыцари! Иссиня-черный доспех. И череп на щитах. Шлемы, которые снимали тут же. Мальчишки-оруженосцы, что сновали, и Ричард еще завидовал им, ибо сам был слишком мал. Он стоял рядом с мамой.

На ступенях.

– Как ты вырос! – отец спешивался и шел к нему. Доспехи позвякивали, а сам он гляделся таким грозным, что душа уходила в пятки. Отец останавливался, подхватывал Ричарда и подбрасывал вверх, казалось, к самому солнцу. – Просто чудо! Смотрите!

И он сажал Ричарда на плечо.

Вспомнилось вдруг это ощущение разогретого железа, и страха, и восторга, и всего стразу. И то, как отвечали отцу слаженным ревом.

Куда они подевались? Не могли же просто взять и исчезнуть все?

Нынешний рыцарь был в белом. Правда, доспех его… словно оттуда, из воспоминаний он… нет, шлем у отца был немного другим.

И кираса.

На этой сияет золотое солнце.

– Отомри, – демоница сжала руку. – Хочешь, его выставим?

Рыцарь замер.

– Нет, – Ричард шагнул навстречу. Он ведь сам пригласил. И приглашение принято. И… и все смотрят. Он вспомнил, до чего это неловко, когда все смотрят. – Добро пожаловать.

Говорить получилось с трудом. Горло будто чья-то рука сжала.

– Благодарю, – рыцарь изобразил поклон.

И Ричард ответил.

А… дальше что?

Поднятое забрало.

Шлем, который принимает кто-то из людей. Их стало слишком уж много. А… Светозарного Ричард как-то иначе себе представлял.

Более… грозным, пожалуй?

Мрачным?

С печатью фанатизма на лице? На лице печатей не наблюдалась, ни фанатизма, ни иных. И выглядело это лицо, пожалуй… обычным.

Разве что черты тонкие.

И бледный какой.

Светлые волосы. Синие глаза. Смотрит внимательно. Настороженно. Будто… будто подвоха ждет. Наверное, и вправду ждет. И надо бы сказать что-то. А в голове вертится дурное, что, может, если бы у Ричарда был брат, он бы был похож на этого вот, стоящего перед ним.

Или не был бы?

И…

– Клянусь, – собственный голос прозвучал словно со стороны. – Клянусь, что в доме моем тебе и людям твоим не причинят вреда.

– Клянусь, – эхом отозвался Светозарный. – Что ни в мыслях, ни в деяниях моих не будет дурного замысла против дома и хозяев его.

– От и чудесненько! – раздалось такое веселое. И все повернулись. На ступенях стояла та самая страшная девица, которая, к счастью, не была одной из невест.

Она переоделась в длинное платье ярко-зеленого цвета, украшенное алыми цветами. На голове девицы обнаружилась странного вида сооружение, чем-то напоминающее солнечную эмблему Ордена.

– Так это… я чего тут пришла, – девица огладила тощую рыжеватую косицу. – Раз уж все ознакомилися, то, может, поедимо? А то ж как-то хочется, что ли?

Светозарный поглядел на Ричарда.

И как показалось, с немалым сочувствием.

Ну что сказать… за одним столом сидели царь, царевич… тьфу ты, раз принцесса, два принцесса… по ладхемкам сразу видно, что принцессы.

Переоделись.

И я заодно уж различать их стала. У старшей, вон, платье поширше будет. Из бледно-розовой переливающейся ткани, из-под которой выглядывает золотая. А у младшей поуже и наоборот – сверху золото переливается, а из-под него уже кружева розовенькие.

Красота…

Страшная.

Сами набелены. Напудрены. Волосы уложены в высоченные прически, в которые очень даже хочется пальцем ткнуть, потому как ну страсть до чего интересно, полые они внутри или так.

Из причесок торчат перья, кажется, страусовые, тоже переливаются, сияют.

И драгоценности сияют.

И от сияния этого страсть до чего тошно. И не только мне. Вон, Варвара-краса, длинная коса, на ладхемок поглядывает ревниво и хмурится.

На самом деле иначе её зовут.

Мудрослава.

Но на языке вертится это, дурноватое, про Варвару… а коса у нее и вправду длинная, толстая, толще моей руки. Я таких в жизни не видела.

Завидно?

Завидно.

И зависть нехорошая. Заставляет вглядываться, выискивать недостатки. Только нет их. Мудрослава Виросская сидит с прямою спиной. И драгоценный венец на её голове смотрится вполне себе естественно. Ей идут и венец, и полупрозрачное покрывало, что укрывает волосы, и платье это вот из мягкой струящейся ткани. Она смотрится не столь роскошно, но обе ладхемки оценили.

Не только они.

Сощурилась наша шамаханская царица, которая выделяется и хрупкостью и вовсе даже не восточной красотой. А вот Брунгильда задумчива. Осторожно опустилась на креслице, уставилась в тарелку и молчит.

И все молчат.

Тишина эта напряженная, давит на нервы. И не только мне.

– Что мы как на похоронах-то! – вот уж кто не испытывал смущения, так рябая девица. – Давайте, что ли, знакомиться? А то же ж как-то не по-людски это… меня вот Яркой люди кличут.

И привстала.

Поклонилась на все четыре стороны.

– Я к сестрице приставлена. Бдеть.

– Было бы кого бдеть, – раздраженно произнесла Летиция Ладхемская, качнув перьями.

– Бдеть всегда есть чего, – возразила Ярка, засовывая за щеку кусок пирога. Щека натянулась, будто от флюса. – А на кой вы перья в голову втыкаете?

– Мода.

– А, то понятненько. А то у нас только лошадям. Девки еще не додумалися, – она говорила и жевала, и порой совершенно вольно толкала родственницу в бок, отчего Мудрослава Виросская морщилась, хмурилась и выразительно таращила глаза.

Да без толку.

– Теттенике, – голос степнячки был тих и… словно хрустальные колокольчики зазвенели.

А Ричард на нее смотрит.

И… не только он. Этот вот, второй, Светозарный который, тоже смотрит. И взгляд у него туманный, видать, крепко проняло.

Вот ведь.

Не было печали.

Хотя… понимаю мужика. Он ведь рыцарь, вон, даже за стол в доспехе. А рыцарю что для полноты образа надо? Дама прекрасная, во имя которой подвиги совершать охота.

Степнячка же и прекрасная, и хрупкая. Такую самое милое дело защищать, беречь и вообще.

Я подавила тяжкий вздох.

– Брунгильда, – прогудела островитянка, тряхнув головой. И вплетенные в косы бубенчики зазвенели, но и звон их был надтреснутым, злым.

А взгляд и вовсе не обещал ничего хорошего.

Только подумала, и Ричард поднялся.

– Я, – вот он говорил спокойно и теперь, когда он справился с собственной робостью. И… и выглядит он хорошо. Слишком уж хорошо. Ему к лицу черный костюм, который кажется простым и даже скучным. Это Ксандр, сидящий рядом, переливается всеми цветами радуги. Но смотрят не на него. – Несказанно счастлив приветствовать в доме своем…

Речь я знаю.

Мы долго её писали. Готовили. Тренировали. И вот теперь каждое слово почему-то отзывалось в сердце болью. А на глаза слезы навернулись.

Я тихонько выбралась из-за стала.

Ксандр нахмурился.

– Музыка, – соврала я, одними губами сказала, но услышал. – А то ведь и вправду как-то…

Музыканты имелись, в количестве четырех штук, с рожами на диво характерными. Я бы таких и близко к дому не подпустила. Но костюмы из бледно-голубого атласа и кружевные воротники несколько сглаживали общее впечатление.

Инструменты они сжимали.

В глазах читалась мрачная решительность. И я, отыскав взглядом дэра Гроббе, несколько бледноватого, но все еще бодрого, сказала:

– Я на вас надеюсь.

– Несомненно, госпожа демоница, – дэр Гроббе поклонился. – Позвольте представить вам певца… кастрата, как вы и просили.

Он вытолкнул вперед хрупкого юношу, чей бледный вид внушал жалость. Юноша поклонился. Я улыбнулась, отчего он почему-то вздрогнул.

И запел.

Проникновенно так… на глаза опять навернулись слезы и я, махнув рукой, поспешно удалилась.

– Поверила, – выдохнул дэр Гроббе с немалым облегчением, да и не только он. Антонио смахнул дрожащею рукой пот со лба и кивнул.

Жалобно тренькнула струна.

И все четверо музыкантов, которым до того, конечно, играть доводилось, но все больше в припортовых тавернах, хотя Зных Кривой и клялся, будто однажды и в дворцовом оркестре побывал, тяжко вздохнули.

– Вы это, – дэр Гроббе сунул под нос Зныху кулак. – Глядите у меня.

– Так ить… душу бы поправить, – робко заметил Улаф, который весьма себе ловко управлялся с арезмской дудкой. – А то ж руки трясутся. Ишь. Худенькая. Махонькая. А чуется в ней… даром, что демоница. Сожреть и не заметить.

– Все не растрясутся, – дэр Гроббе оглянулся, но демоница отошла. Он же, оценивши нехарактерную бледность Улафа, на фоне которой слишком уж выделялся красный нос, вытащил из-под полы флягу. – Один глоток. А то знаю я вас.

К фляге Улаф присосался жадно.

Отбирать пришлось.

– И смотрите там… это же ж не просто так! Принцессы. Так что без пошлостей, ясно?

Новоявленные музыканты кивнули. А Антонио сунул руку под кружевной воротник.

– И руки при себе держать. Особенно тебя касается, Мышь.

Мышь прижал к груди мандолину. И взгляд его сделался весьма печален. Он, верно, представил, сколько на принцессах золота, и от понимания, что все-то оно недоступное, впал в тоску.

– Ничего, – дэр Гроббе похлопал старого щипача. – Будет и на нашей улице праздник. Вы только уж постарайтесь…

– Постараемся, – Улаф икнул и поднес к губам дудку. Тонкий дрожащий звук разнесся по замку.

– Постараемся, – отозвался Зных, вскидывая хилую скрипочку. Заплясал смычок, и музыка потекла, полилась. Вроде даже и неплохая.

Как дэр Гроббе надеялся.

А то ведь кто их, принцесс, знает…

Я сама не знаю, как очутилась на балконе. Просто вот шла, шла и вышла. И встала. Стою. Пялюсь невидящим взглядом в бездну. В голове пустота, на душе тоска неясного происхождения.

И охота то ли самой сигануть, то ли отправить в эту самую пропасть всех принцесс разом.

Свиту тоже.

– Демоница?

Я подпрыгнула и выматерилась. Последнее – от души.

– Извини, – прогудело из-под шлема. – Не хотел напугать.

Ну да. Только не понятно, как этакая груда железа может передвигаться столь беззвучно. Лассар стоял в проходе. И я чувствовала на себе его взгляд.

И то, что во взгляде этом не было ни осуждения, ни неприятия.

Хотя… он мертвый, а я вот вообще не пойми кто. И только хвост из-под юбок торчит, а рог левый опять чешется.

– Ты не напугал. Просто… как-то вот… я это иначе все представляла. Они красивые.

– Принцессы?

– Именно.

– Так ведь, – Лассар, как мне показалось, усмехнулся. – Древняя кровь. Чего ты хотела?

– Не знаю, – пришлось сознаваться. – А что это вообще значит? Древняя кровь?

– То и значит, – он помедлил. – Я войду?

– Пожалуйста, – я отодвинулась. Балкон был не сказать, чтобы велик, но места двоим точно хватит. Заодно, глядишь, узнаю чего нового.

И чувство это, непонятное, пройдет.

Хотя… чего тут непонятного. Влюбляюсь я. Вот… нашла время! И главное, что все это напрочь смысла лишено! Я ведь… я кто? И не человек, и не демоница, и кровь во мне самая обыкновенная. И… и Ричарду действительно нужен кто-то, кто будет рядом.

Надежный.

И воспитанный. Со связями, которые в любом мире лишними не будут. Ему политику делать надо. Отношения со внешним миром налаживать.

А я…

Я как-нибудь перебьюсь. В конце концов, это ведь несерьезно, вот так влюбляться. Это… это просто меланхолия играет. И еще тоска по собственному прошлому, которое не сложилось. И все сразу.

– Когда-то давно мир творили боги, – Лассар не стал ни о чем спрашивать.

А говорили, что у него характер дурной.

Милейший человек. Понимающий.

– И щедро напоили сей мир силой. А потом создали людей. И вновь же, было тех много, но были они слабы, не способны защитить себя и мир пред теми, кто обретается за гранью его. И тогда боги разделили меж людьми каплю своей крови с тем, дабы сии люди обрели силу и стали защитниками прочим. И миру.

– А защищали от демонов?

– Именно. Мир становился старше. Люди тоже множились. В ком-то кровь угасла, в ком-то её изначально не было, но имелись и те, кто сберегли дар и преумножили. От них-то и пошли маги.

Он замолчал.

А я… я осторожно коснулась доспеха. Надо же. Теплый.

– Извините, – я тотчас убрала руку за спину.

– Ничего. Не бойся. Я не стану убивать тебя.

– Спасибо.

Надо же, какой вежливый человек.

– Пожалуйста. Люди… они, как по мне, мало чем от демонов отличаются. И слабы, и жадны до всего, особенно до силы с властью. Вот и вышло, что вышло…

Понятно.

Точнее не очень.

– В тот день погибли многие. Маги в том числе. Самые знатные. Самые сильные. Их кровь манила тьму. И она собрала богатый урожай. Да, на прочих землях тоже имелись одаренные. Но, сколь знаю, случившееся повергло мир в ужас. И маги… магам пришлось нелегко. Знания были утрачены. Сила ушла. И осталось, что осталось.

Пять девиц, каждая из которых может стать невестой.

Древняя кровь. Эхо божественной силы, если я правильно поняла. А… а божественная сила – это ведь серьезно, так?

– Спасибо, – сказала я вполне искренне.

Вот так.

Все ведь идет по плану, верно? А значит, радоваться надо. И выбирать… с радостью, хотя бы внешнею. Присмотреться к девицам, пообщаться поближе и чтобы сам Ричард тоже пообщался. А там, глядишь, и без меня все решится.

– Одно не понятно, демоница, – Лассар повернулся. – На кой ляд они тут нужны, если ты есть?

– Я… я… вы ошибаетесь. И я…

– Я слишком долго живу, чтобы ошибаться, – усмехнулась тьма. – И вижу. Ты ведь не совсем и демоница…

– Я? – получилось тоненько и не совсем искренне.

– Са-ахаши, – закованный в металл палец коснулся моей груди. – Уж не знаю, как у него вышло. Думал, утратили и это. Но, видишь, вышло и к лучшему. Истинные демоницы – еще те отродья. С ними мало кто способен был справиться. А ты… ты другое дело.

– Что… я?

– Род Архаг и вправду усиливал свою кровь кровью демонов, но возлечь с истинной демоницей не всякий способен. Очень уж у них вид…

– Специфический?

– Специфический, – согласился Лассар. – Вот и придумали обряд. Вызывали демона. Женщина получала часть его крови. И силы. Пережить, правда, не всякая могла, да. Но если уж получалось, то и потомство она давала крепкое, с сильным даром.

Меня замутило.

– Не знаю, что он сделал, но ты точно са-ахаши. Я чую в тебе их силу, но в то же время в тебе нет их ярости. Это хорошо.

– Н-наверное.

– Хорошо. Ярость дурманит. И случалось, что невесты сходили с ума. А это как-то не то, что мальчику надо.

Определенно, не то.

– Может… – я с тоской поглядела на замок. – Как-нибудь так… без демонической крови обойдемся?

– Может, и обойдемся, – хмыкнул Лассар и мне почудилось, что он вновь улыбается. – Да только себя не обманешь. Поверь старику.

Я и не собираюсь.

Обманывать так точно и… и все это глупо.

Наивно.

– И будь осторожна, – теплая ладонь легла на макушку. – Кровь демонов – ценная штука. Особенно, для чернокнижников.

– Что?!

Вот только этого нам и не хватало!

– Я чую отмеченного тьмой, – Лассар руку убрал. – Но… и только-то. Кто – не скажу. Морочить они умеют знатно. Так что приглядывай.

– Пригляжу.

– И за этими остолопами тоже… повелители, чтоб их. Тьмы.

Он добавил пару слов покрепче. А я… я вдруг отчаянно захотела вернуться в зал. Даже не за стол, просто заглянуть.

Убедиться, что с ним все хорошо.

Что…

– Иди уже, – Лассар уступил дорогу. – И не тяните там, а то как дети малые, право слово…

Его ворчание утонуло во мгле, что поднималась из глубин пропасти. А я… я добралась до залы. И услышала веселую музыку. Пела скрипка, звенели колокольчики и тонкий голос кастрата – надо будет как-то сочувствие выразить, что ли? – вплетался в общую мелодию.

Я остановилась.

На пороге.

И… войти?

А если помешаю? И… и надо ли? Сердце защемило. От песни. Какая-то она совсем печальная, хотя… если кастрат… чего ему веселиться-то? Мысли опять запутались. И я тоже.

Стою вот.

Смотрю.

Подглядываю, выходит… Раз, два, три, четыре, пять… какая дурацкая считалочка. Принцессы о чем-то говорят, и не только они. Людей вдруг стало как-то очень много. И седовласый старик-викинг что-то втолковывает степняку, а молодец в отороченном мехом кафтане крутится перед ладхемскими фрейлинами, которые наряжены ничуть не хуже принцесс. И…

– Прячешься? – тихо поинтересовался Ричард, выступая из тени. А ведь не было его! Не было.

– Приглядываю, – соврала я. – А ты?

– А я прячусь.

– Они тебе не понравились? – сердце забилось радостно.

– Не знаю пока.

Мог бы и соврать для приличия.

– Просто… как-то всех слишком много.

Светозарный склонился над хрупкой девой степных кровей.

– Ничего, – я, пользуясь минутной слабостью, взяла Ричарда под руку. – Разберемся. Выберем тебе самую лучшую…

Почему-то он не обрадовался.

Так мне показалось.