Глава 8, в которой все по порядку

— Итак, мой брат Виктор писал монолог ведущей — маленькой Парижанки, которая любит природу. Мол, Парижанка очень любит животных, у нее дома живут кролики и белая пантера, но все боятся пантеру и никто не хочет с ней дружить. А еще у нее на балконе цветут кентерберийские колокольчики, и от них так много меда, что он заливает соседский балкон, и поэтому пришлось завести малалелукских пчел, чтобы собирать мед. А вслед за пчелами прилетели пеликаны и фламинго, и, вероятно, многие видели не раз, как на рассвете к Сене на водопой спешат лани и буйволы, так вот, это тоже ее питомцы.

Писал Виктор, естественно, ночью, потом отправил творение своему патрону мсье Рейно по электронной почте и лег спать. А утром выясняется, что Рейно не получил ничего. Видимо, от усталости Виктор неправильно набрал его адрес. Не долго думая, Виктор исправил адрес и послал монолог туда, куда надо. А вечером, ожидая уже текстов от других привлеченных авторов, Виктор вошел в сеть и обнаружил странное послание.

«Поздравляем! Вы успешно прошли отборочный этап. Для дальнейшей координации наших совместных действий просим срочно прийти по такому-то адресу в такие-то часы», — причем послание — ответ на монолог Парижанки, отправленный моим братом не туда.

Брат с женой посмеялись над таким забавным явлением, но как люди творческие и авантюрные решили сходить вместе по указанному адресу, тем более что это недалеко от той клиники, где наблюдают за беременностью Софи, его жены.

Пришли. На дверях табличка: «Доктор Марамбель». И пустая приемная, действительно напоминающая приемную врача. Но тогда при чем здесь отборочный этап? Постучали в дверь. Женский голос: «Войдите!» — что они и сделали.

Сидевшая за столом дама лет пятидесяти изумленно уставилась на них и спросила:

— Чем могу быть полезна? — недвусмысленно глядя на огромный живот Софи.

Софи сказала, что они получили такое-то послание про отборочный этап. Дама расхохоталась:

— Так ведь мы — брачное агентство, а у вас, мадам, мсье, похоже, все в порядке! Странно, зачем вы послали нам письмо? Ведь на нашем баннере сказано открытым текстом: «Одинокая принцесса! Рыцарь ждет вас в замке!» — и ссылка на сайт, где наши правила и Е-мэйл.

И тут мой находчивый братец возьми да ляпни, что написала про белую пантеру его сестра, а сейчас она в отъезде и они пришли в ее интересах. Дама подобрела и сказала, что в общем-то у них так не положено, но уж очень, видимо, незаурядная личность ваша сестра — обычно все пишут про рост и вес, а тут такая романтика! — поэтому она разрешает брату заполнить анкеты за сестру. Что Виктор с Софи тут же и сделали, чуть не помирая со смеху, который оба сдерживали с великим трудом.

Естественно, я не пришла в восторг от поступка моих веселых родственников. Да и узнала я об этом не сразу, потому что в то время была в Жолимоне по делам наследства тогда еще живой миссис Уоллер, которая через мистера Брунсберри попросила меня сделать фотографии всех картин и художественных коллекций, имеющихся в замке, в права наследства которым она вступила через мое посредничество как представителя «Гранд Жюст». Фотографировать я толком не умею, тем более речь идет о таких серьезных вещах, как картины. И я позвонила брату, чтобы он нашел мне хорошего фотографа — Виктор работает на телевидении и знает весь Париж. Но брат сказал, что получится гораздо лучше, если снять все не на фото, а на видео, американская дама сможет рассмотреть картины в интерьерах и, может быть, не захочет увозить ценности из Франции, чтобы не портить дизайна. Мой брат очень патриотичен. И буквально на следующий же день примчался сам с видеокамерой в руках. Вот тогда-то Виктор и поведал мне о Парижанке с белой пантерой, о мадам Марамбель и обо всем остальном. И, повторяю, никаких восторгов по этому поводу я не испытала.

— Конечно, сеструха, тебе решать, — виновато начал выкручиваться мой брат, — будешь ты или не будешь знакомиться с женихом через брачную контору, но, видишь ли, дело в том… — И рассказал, что агентство доктора психологии мадам Марамбель сотрудничает исключительно с очень богатыми людьми, преимущественно заокеанского происхождения. — Жених оплачивает пребывание свое и потенциальной невесты в течение минимум недели в неком, — тут брат хитро усмехнулся, — неком живописном замке. Если все проходит хорошо, пара может арендовать этот замок для брачной церемонии и даже для медового месяца. Удовольствие не для бедных.

— Как называется замок? — холодея, спросила его я.

Брат подмигнул.

— Угадай с трех раз.

Я была дико оскорблена! Как брат посмел торговать мною! Я тоже патриотка, мне не нужны заокеанские миллионеры!

— Никто не заставляет тебя с ходу ложиться под этого миллионера, — грубовато обрезал мои возмущения брат, — но на твоем месте я бы не отказался пожить здесь недельку за чужой счет, а там… кто знает?

От последнего аргумента я просто взвилась!

Виктор принялся убеждать меня, что и среди богатых парней тоже встречаются хорошие, что как раз-то в бедности ничего хорошего нет, что все браки распадаются именно из-за того, что мужчина не способен обеспечить семью. Я же напирала на любовь как основу семейных взаимоотношений. В результате мы чуть не поссорились, а потом сошлись на том, что мадам Марамбель уже начала поиск кандидатуры и отказываться неудобно.

— Ты же ответственный человек, сестричка.

Этот довод оказался решающим для меня, и я пообещала Виктору, что загляну к доктору Марамбель, когда вернусь в Париж.

Наконец все формальности с замком по поводу наследства миссис Уоллер были завершены, я стала собираться в Париж, но неожиданно позвонил мистер Брунсберри.

— Скончалась миссис Уоллер, — сообщил он мне, а также о том, что, естественно, она оставила завещание, где среди прочих пунктов есть и пункт про Жолимон, а среди наследников упоминается некая Ииркии Крийспулайнен или ее потомство, которую или которое следует разыскать срочно, так как без передачи ей «одной любой картины по ее же собственному выбору» основной наследник — мистер Уоллер, внук миссис Уоллер, — не может вступить во владение замком.

На поиски этой самой Крийспулайнен, а она, по мнению покойной, проживает в Европе, отводится неограниченное время, в течение которого управление Жолимоном возлагается на фирму «Гранд Жюст», представляемую мадемуазель Элен Пленьи, которая, фирма, по своему усмотрению может возобновить гостиничную деятельность в замке, так как расходы на содержание замка в нынешнем состоянии ложатся на «Гранд Жюст». Если же поиски загадочной наследницы «одной любой картины» или же ее потомства ни к чему не приведут — в случае ее смерти или смерти всего потомства, что должно быть юридически подтверждено, — то замок вместе со всеми картинами достается мистеру Уоллеру или его старшему сыну. Если же Крийспулайнен или ее потомство будут обнаружены после смерти Уоллера и его старшего сына, то она наследует «одну любую картину» плюс замок. Если факт смерти Крийспулайнен будет установлен после смерти мистера Уоллера и его старшего сына, то замок достается «Гранд Жюст», если у Уоллера нет других детей.

Видимо, Уоллеры богаты настолько, что потеря замка — сущий пустяк, изумлялась я, слушая информацию из-за океана.

Тем временем мистер Брунсберри выразил сожаление по поводу того, что мисс Пленьи теперь предстоит задержаться в Жолимоне, чтобы уже от имени фирмы вступить в наследство, и заверяет, что это ненадолго, потому что он сегодня же наймет частного детектива для поисков этой Крийспулайнен, а гонорар детектива будет зависеть обратно пропорционально от затраченного на поиски времени.

Надо сказать, что при этом телефонном разговоре присутствовал Брунар — он зашел проститься со мной перед моим отъездом в Париж. Он почувствовал мое состояние и вежливо спросил, что случилось. Мы не самые близкие друзья с Брунаром, но тогда я так расстроилась, что придется опять начинать всю эту волокиту с описями имущества и прочей канцелярщиной, что кое-чем поделилась с ним.

— Умерла Кэролайн Уоллер. А я должна теперь уже от имени «Гранд Жюст» управлять замком до тех пор, пока не будет найдена некая Ир… Ииркии Крийспулайнен! — на одном дыхании — кстати, лучший способ для запоминания сложных имен, а хороший юрист просто обязан уметь их запоминать — выпалила я.

Брунар изумленно покачал головой — он не первый, кто завидует этому моему профессиональному умению, — криво усмехнулся и сказал, что он был уверен, что рано или поздно эта особа — Брунар никогда не употребляет слов «женщина» или «дама», всегда только презрительное «особа» — выплывет и что частный детектив вряд ли понадобится.

— Мадам Флер никогда не теряла из виду эту особу и всегда переписывалась с ней, а лет эдак двадцать пять назад, затрудняюсь назвать точнее, эта Ирен, — мадам Флер, кстати, звала ее Ирен, — даже приезжала сюда в гости со своей дочерью. Ее, кажется, все тоже называли Ирен или как-то в этом роде, потому что финские имена просто не произносимы! Удивляюсь, как вам удалось запомнить имя этой особы.

— Дело техники, — скромно сказала я.

— Если мне не изменяет память, младшая Ирен родилась в сорок седьмом, значит, ей сейчас под шестьдесят.

— Пятьдесят шесть, — моментально сосчитала я.

— Да, несомненно. — Брунар кивнул и брезгливо добавил: — Надеюсь, она в добром здравии, может быть, и старшая Ирен жива. В рабочем кабинете мадам Флер есть записная книжка, так что мы с вами, дорогая мадемуазель Пленьи, без труда разыщем адрес этих финских особ.

Мы нашли книжку, а в ней — адрес. Я позвонила Брунсберри, тот радостно заверил, что его патрон мистер Уоллер обязательно отблагодарит мсье Брунара. Брунсберри записал финский адрес — я диктовала ему по буквам — и пообещал, что срочно свяжется с наследницей «любой картины» и сообщит как о результатах, так и о плане дальнейших действий расторопной мисс Пленьи.

«Расторопная мисс Пленьи» достаточно быстро возобновила, к радости управляющего гостиницей Жолимона, бизнес и вернулась в Париж ждать известий от мистера Брунсберри. Мэтр Ванвэ остался очень доволен моей деятельностью.

— Отдыхайте пока, вы хорошо поработали, мадемуазель Пленьи, — сказал он. — Далеко не любому влиятельные клиенты окажут такое доверие, даже встречаясь лично, а тут по телефону да плюс некоторый доход от гостиницы экстра-класса! Доведите это дело до конца, моя дорогая Элен, а там посмотрим. — И разулыбался совсем по-отечески.

Так что теперь у меня появилось время навестить доктора Марамбель, и, к моему изумлению, сваха оказалась симпатичной! Во всяком случае, даже если «жених» не придется мне по вкусу, я была уверена, что протеже доктора Марамбель не затащит меня в постель против моей воли.

— Я уже подобрала вам жениха высшего класса! Он готов оплатить неделю пребывания в Жолимоне — естественно, у вас и у него будут отдельные номера! — и он прибыл бы уже, но в замке были какие-то технические проблемы, гостиница не работала, сдвинулись все заказы. Клиенты очень недовольны, — доверительно жаловалась мне мадам Марамбель. — Потерпите немного, моя милая, я уверена, из вас получится отличная пара!

Естественно, сваха даже не подозревала о связи между мной и замком Жолимон, и я сочла, что целесообразнее так и оставить ее в неведении.

И вот однажды, а вернее вчера утром, когда мы завтракали с Софи и Виктором, позвонила возбужденная мадам Марамбель.

— Мадемуазель Пленьи! Ваш жених прибывает в Париж завтра и в три часа дня будет счастлив встретиться с невестой в аэропорту! Самое удобно место для встречи двух незнакомых людей — а как доктор психологии я вас уверяю, что никаких фотографий не нужно, словесный портрет благоприятнее, — это место рядом с эскалатором на втором этаже. Там никто не задерживается и одиноко стоящий человек сразу привлечет внимание! Но неплохо, если вы напишете на бумажке свое имя и будете держать ее в руках! Время встречи — три часа дня ровно! Жених прилетит около часа, но наверняка будет задержка с багажом и с очередью на таможенный досмотр.

— Рандеву в аэропорту — то, что надо! — одобрил Виктор и очень уместно, по его мнению, напомнил, что они с Софи познакомились именно рядом с самолетами, а это важно, потому что все браки свершаются на небесах.

Мы переглянулись с Софи — мы хорошо ладим с женой брата, она всегда на моей стороне, — но зазвонил телефон, и Виктор, как обычно, первым схватил трубку.

— Это тебя. Некоторый Брунсберрри! — с тремя «р» провозгласил он.

Мистер Брунсберри радостно сообщил мне, что завтра мы наконец-то покончим с этим затянувшимся делом. Завтра мисс Финляндия — понятно, что у мистера Брунсберри тоже проблемы с финскими именами, — прибудет в Париж. Сам же Брунсберри вылетит сегодня, и он был бы счастлив сегодня же вечером поужинать со мной в любом ресторане по моему выбору, но он тяжело переносит разницу во времени, и вот еще какие проблемы:

— Финка очень заинтересована в том, чтобы предварительно осмотреть картину, это первое. Она сразу сказала, что хочет «коровок», поскольку с ними связано много их семейных воспоминаний, и подробно описала картину, которая, судя по вашим видеоматериалам, висит в спальне мадам Флер. Во-вторых, вполне вероятно, что для вывоза картины из страны потребуется специальное разрешение, лучше бы узнать об этом заблаговременно, мисс Пленьи, и, в-третьих, естественно, желательно покончить со всем этим в Париже сразу, поскольку отпала необходимость возить мисс Финляндию для выбора картины в замок. Поэтому я вас очень прошу, мадемуазель Пленьи, не могли бы вы сами привезти эту картину в Париж? А завтра часиков в пять вечера мы бы с вами встретились в моем номере, отель «Павильон де ля Рен».

Но завтра в три у меня свидание!

— Может быть, Стоит попросить мсье Брунара привезти картину? — предложила я.

Честно говоря, мне совершенно не хотелось тащиться сегодня в Сен-Мало — шесть-семь часов за рулем в один конец, — даже если бы на завтра не было назначено рандеву в аэропорту.

На что Брунсберри очень вежливо, но очень жестко ответил, что доверенным лицом является мадемуазель Пленьи, а мсье Брунар уже давно сдал свои полномочия, и что у него, Брунсберри, сложились очень плодотворные дружеские взаимоотношения с мадемуазель Пленьи, и ему бы не хотелось передавать это поручение через ее руководство, и что он очень надеется, что завтра ровно в семнадцать ноль-ноль мадемуазель Пленьи позвонит ему в номер из холла отеля, он спустится за ней, затем они поднимутся в его номер вместе с картиной, чтобы продемонстрировать ее финке в присутствии двух свидетелей. Финка ведь пока не является собственницей полотна.

— Я еще свяжусь сегодня с вами, мисс Пленьи, и сообщу номер моих апартаментов.

И тут до меня с опозданием дошло, что насчет того, чтобы попросить Брунара привезти картину, я сморозила глупость и, кажется, попортила отношения с Брунсберри… Брунар ведь живет вовсе не в Сен-Мало, он специально приезжал тогда в замок для передачи наследства, исполняя последнюю волю покойной как ее доверенное лицо.

Что ж, дело превыше всего, и я позвонила мадам Марамбель в надежде перенести рандеву. Сваха очень разобиделась — она и так пошла навстречу мадемуазель Пленьи, из личных симпатий нарушила очередь, а на такого хорошего жениха и без мадемуазель Пленьи полно претенденток!

— Жених уже настроен на вас, у него куплен билет в Европу, все оплачено! Я что, должна платить неустойку клиенту из Америки, и вообще, может быть, ваша семейка просто морочит мне голову?

Я окончательно растерялась.

— Виктор вполне мог бы поехать вместе с тобой, — предложила Софи. — Вы бы по очереди вели машину и смогли бы вернуться уже сегодня к ночи.

— Нет, Софи, — запротестовала я, — в любой момент у тебя могут начаться роды, а Вики не будет рядом. Это неправильно.

Я села в свой «пежо» и поехала в Сен-Мало одна, твердо решив в тот же день вернуться обратно, пусть даже глубокой ночью. Потом я высплюсь, в три встречу «жениха», объясню ему ситуацию, затем — деловой визит в «Павильон де ля Рен» к Брунсберри, а уж что касается «жениха», как он воспримет мою обязательную деловую встречу, — будь что будет.

В начале шестого вечера я въехала во двор замка, где бурно кипела возобновленная гостиничная деятельность. Управляющий гостиницей бросился ко мне с благодарностями — если бы я не приняла решение, гостиница бы до сих пор не работала, — и предложил пожить сколько угодно за счет заведения в самых лучших апартаментах с видом на море.

— А пока не пообедать ли вам, мадемуазель Пленьи? — И принялся расписывать кухню вкупе с живой музыкой.

— Пообедаю с удовольствием, мсье Грижон, но остаться, к сожалению, не смогу, нужно обратно в Париж срочно, — сказала я и попросила принести ключи от апартаментов покойной хозяйки.

— Если вы передумаете насчет отъезда, — разулыбался он, — то можете пожить в ее апартаментах. — И добавил: — Вы ведь ночевали там уже не раз.

— Если не сложно, мсье Грижон, принесите мне еду в апартаменты, я поем там, так будет быстрее.

Управляющий начал кокетничать — мол, сложно, и уговорил меня пообедать в ресторане за его личным столиком. Я согласилась, чтобы попусту не тратить на спор время, и пошла в апартаменты мадам Флер — и только тут, глядя на эту чудовищную картину, сообразила, что не прихватила никакой тары для нее. Расторопный управляющий отправился искать что-нибудь подходящее в кладовке покойной мадам Флер, а я рассматривала картину и недоумевала: мало того что мазня заключена в колоссальную толстенную раму, снабжена стеклом, так еще сзади прикрыта фанеркой, прибитой ржавыми гвоздями к раме. Ну, допустим, стекло и фанерка с обратной стороны, потому что картина написана гуашью на бумаге, которая боится, например, воды. Но что в этой картине особенного? Почему наследница «одной любой картины» выбрала именно ее, тогда как в замке полно подлинников настоящих мастеров, есть даже несколько холстов импрессионистов и Гоген! Почему ей понадобилась эта фривольная мазня без подписи? Или это шутка какого-нибудь гения, за которой охотятся все коллекционеры мира? Недаром же «коровки» висели в хозяйской спальне? И почему, кстати, миссис Уоллер завещала картину приятельнице мадам Флер, а не мадам Флер сама? Какая связь между этими тремя женщинами и одиозной гуашью в золоченой дубовой раме?

Управляющий вернулся из кладовки и снабдил меня огромным древним кожаным чемоданом и каким-то одеялом — упаковать сокровище, дабы не попортить стекло и вычурную раму. Затем он собственноручно отнес чемодан в машину «благодетельницы», напомнив, что его личный столик давно ждет меня.

Думаю, нет нужды описывать изыски замкового повара, особенно с учетом того, что в последний раз я ела утром. Но вот по поводу гостей замка высказаться стоит: все речи мадам Марамбель об исключительной нравственности и аристократизме клиентуры заведения — сплошная болтовня. Дамы разодеты вызывающе и ведут себя вовсе не как леди, да и кавалеры им под стать — развязные расфранченные мужланы, которые определенно приехали в Старый Свет в поисках сексуально-гастрономических развлечений, а вовсе не за подругами жизни. Сытая и одновременно напряженно-нервная атмосфера ресторана напомнила мне кадры «светской жизни» из фильмов про времена «сухого закона» в Америке.

Приложив усилия, я все-таки отыскала два-три приличных человеческих лица, но в основном — ужас! Очень мало шансов на то, что «жених» от мадам Марамбель окажется приемлемым, в обществе же большинства из здешних гостей я бы не согласилась провести и часа, и уж тем более — жить тут за их счет. Такие «женихи» не потерпят возражений!

Вся эта публика и торжественность готических сводов зала, выверенная роскошь отеля, ухоженный сад, вид на залив, на Мон-Сен-Мишель, наконец… Да как посмела эта американка Джессика превратить французский замок в международный вертеп! — негодовала я, поднимаясь в бывшие хозяйские апартаменты, где оставила свою сумочку. Я смотрела на сад, на море и очень отчетливо понимала, что уже никогда не вернусь сюда. А как же мне было хорошо тут всего лишь несколько дней назад — я просыпалась по утрам и видела море, слушала тишину и пение птиц… Но вместо того, чтобы наслаждаться всем этим малодоступным простым смертным богатством, я еще злилась на прихоть покойной миссис Уоллер, заставившей меня «проторчать» в замке лишнюю неделю.

В бывших апартаментах мадам Флер было тихо и сейчас, сюда не долетал шум. Может быть, все-таки в последний раз переночевать в замке и уехать рано-рано утром? — подумала я. Завтра я конечно же встречусь с «женихом» — Просто не явиться в аэропорт неприлично, человек ведь прилетит ради меня, — я посмотрю на него, и, если он вдруг не выглядит как не понравившиеся мне гости замка, я расскажу честно, что нас ждет в замке. А если он точно такой же бонвиван, что скорее всего, я просто извинюсь, мол, так и так, у меня изменились планы. Например, я вернулась к мужу! Ведь может же быть такое? Сколько угодно. Вполне достойная причина и понятна любому. А мадам Марамбель найдет ему другую «невесту», она же говорила, что у нее очередь!

И я осталась. Гуляла по вечернему пустынному пляжу, а потом на балконе допоздна смотрела на звезды над морем, думая, как проснусь завтра и увижу весь этот пейзаж в утреннем освещении, хорошо бы опять пела та птичка… И я уже больше не сожалела о том, что попала на последнее рандеву с замком…

Неудивительно, что я проспала, и утром мне было вовсе не до любования окрестностями, и даже не до завтрака! Времени, чтобы к трем часам оказаться в аэропорту, в обрез. Я выжала из своего «пежо» все, что можно, но в сорока километрах от Парижа все-таки решила перекусить в придорожном кафе и хоть как-то привести себя в порядок перед свиданием с «женихом». Остановка заняла не более двадцати минут, но — о, ужас! — мотор категорически не желал заводиться — сел аккумулятор.

Все сочувствовали мне, заглядывали под капот, рассказывали про замечательного механика — всего в двух километрах отсюда! — приводили примеры из собственной жизни. Механик в двух километрах, это, конечно, очень хорошо, но зарядка аккумулятора или установка нового требует времени. Я стала просить господ сочувствующих отвезти меня в Париж — чемодан с картиной жутко тяжелый! Заодно ругала себя за то, что не вытащила картину из рамы, хотя я ведь еще не знала в тот момент, что решу остаться ночевать в замке. Сделать это сейчас и отправиться в путь с картиной, свернутой в трубочку? Тоже не самая удачная идея. Может, как раз вся ценность и заключается в этой неподъемной раме?

Сочувствие сочувствием, но все спешили по своим делам, и мне потребовалось изрядное время, чтобы найти транспорт. Наконец повезло: какой-то трейлер ехал не просто в сторону Парижа, но именно в ту, в какую мне надо! А хозяин кафе милостиво согласился приглядеть за моей «колесницей».

Загрузка...