Разделенные

Глава 8

То, что музей расположен в каком-то необычном здании, Акайо, единственный, кого Таари взяла с собой, понял еще по дороге. Вроде бы они не покидали город, во всяком случае, дома не становились постепенно реже и ниже, и деревья не появлялись, но вдруг, будто прямо посреди жилого района, стало пусто. Машина зарычала сердитым зверем, преодолевая крутой холм, покатила дальше по черной земле, не похожей на нормальное дорожное покрытие. Акайо, впервые со времени памятной поездки с Лааши сидящий на переднем сидении, оглянулся и несколько секунд смотрел, как удаляется город, растворяясь в легкой пыли, взлетающей из-под машины.

— Мы едем по пеплу? — неуверенно спросил Акайо, снова садясь прямо, и замер. С трудом заставил себя закрыть рот, но стереть с лица выражение детского изумления так и не сумел.

Перед ними вздымалось огромное круглое здание, темное, словно обгорелое, местами ржавое, но макушка его все еще блестела на солнце. За шаром возвышалось несколько похожих сооружений поменьше.

Акайо сморгнул, пытаясь понять, где видел подобное, но Таари не дала ему времени вспомнить самому.

— Это место Высадки. Музей сделали из наших кораблей, даже землю и копоть убирать не стали. После дождя здесь лучше пешком не ходить, утонешь в грязи.

Акайо снова оглянулся, пытаясь прикинуть, сколько бы пришлось идти пешком не от дома даже, хотя бы от земляного вала, окружавшего выжженную площадку. Выходило не так уж далеко для солдата, привыкшего мерить свою страну дневными переходами, но очень много для эндаалорцев. Неужели кто-то все-таки ходит сюда пешком?

Таари, догадавшись о причинах его недоверчивого молчания, рассмеялась.

— Сюда даже из ближайших домов на машинах приезжают, но между корпусами все-таки проще ходить своими ногами. Хотя вообще так хранить свои достижения — глупость. Если сухо, пеплом надышишся, если влажно, весь в грязи будешь.

Акайо промолчал. Ему нравилось то, как здесь почитали предков и казалось, что сделать музеями корабли, в которых эндаалорцы прибыли на планету, правильно и красиво. Как сохранить сломанный меч погибшего деда, уже не могущий служить оружием, но ставший напоминанием о его доблести.

Таари остановила машину у крутого ската, ведущего к дверям.

— Пошли, найдем нашу провожатую и прогуляемся.

Однако искать никого не пришлось, их уже ждали у дверей. Провожатой оказалась старуха, круглая, как сам музей, но едва достающая Таари до плеча, кажущаяся совсем крохотной на фоне величественного корабля.

— Добрались наконец-то! Таари, детка, как ты изменилась! Я всегда говорила, что СК — это не то, что нужно такому живому уму, как твой. О, и мальчика завела! Настоящий кайн, да? Конечно, ты у нас вся в отца!

Таари покраснела, Акайо, мало что понявший из монолога, вежливо поклонился старухе — и как старшей, и как той, которая давно знала его хозяйку. Та, разглядев наконец ошейник, всплеснула руками.

— Ну надо же! Раб. Таари, ты все-таки завела гарем?

— Да, для диссертации. Вы же знаете, бабушка П’Ратта, без тех, кто зависит от соискателя...

— Знаю, знаю! Я еще в свое время кандидатскую хотела защитить на тему того, как это мы до сих пор живем по корабельным правилам. Так и сижу с тех пор дура дурой, без степени.

И рассмеялась, будто не было на свете ничего более веселого, чем не защищенная диссертация.

Таари натянуто улыбнулась в ответ, тепло и печально — она тоже только что не защитилась, и не видела в этом ничего смешного. Акайо опустил взгляд. Он мог понять оба чувства, потому что еще помнил, как больно было проигрывать. Как страшно даже не умереть, а очнуться под белым потолком и понять, что все было зря. Но в то же время сейчас, спустя столько времени, он мог лишь удивленно качать головой, вспоминая, каким был тогда. Сегодня то желание умереть казалось глупым, а мысль о том, что с проигрышем и пленом кончилась его жизнь, выглядела абсурдно.

Наверное, еще через десять или двадцать лет он сможет смеяться над той неудавшейся осадой, как П’Ратта смеется над своей защитой. Потому что она знает, к чему это привело, и ей странно даже думать, что могло быть иначе.

П’Ратта тем временем протянула мягкую коричневую ладонь, будто собираясь погладить Таари по голове, но вместо этого вдруг дернула за неубранную в прическу прядь.

— А ну не раскисай! Вот дело сделаешь, и тогда хоть рыдай, хоть мальчику своему показывай, как прекрасны и страшны нервные эндаалорки. Идемте уже, нечего на пороге время тратить. И так нам, чувствую, дня не хватит.

Она провела их через огромный зал, где потолок, терявшийся где-то в вышине, перечеркивали мосты, трубы и еще множество непонятных конструкций. Стройными рядами стояли витрины, Акайо с трудом удерживался, чтобы не вертеть головой — какие-то огромные костюмы, непонятные то ли детали, то ли машины, экраны, на которых собирались и разбирались корабли.

П’Ратта шла быстро и наглядеться он не успел. Мелькали перед глазами осколки мира, из которого вырос Эндаалор, складывались, как стеклышки в калейдоскопе — вроде бы случайно, но итог прекрасен и гармоничен.

Они пересекли один зал, другой, спустились по узкой лестнице.

— Моя сокровищница, — довольно сообщила П’Ратта, распахивая дверь. Таари вошла первой, Акайо, повинуясь улыбке старухи, последовал за ней.

Замер. Медленно подошел к одной из витрин, коснулся пальцами стекла. Вчитался в уже давно привычные буквы. Нахмурился.

— Это не просто парадный, это свадебный пояс. И женский, а не мужской.

Захихикала П’Ратта, сказала — тут все с ошибками, не надейся, что мы вас так хорошо знаем. Вот Таари вернется, тогда...

Акайо почти не слушал. Он смотрел на знакомые с детства одежды, чашки, сандалии, и не мог понять, что чувствует. Было больно, было обидно — здесь живет столько кайнов, почему никто не исправил ошибки в описаниях? Почему вообще эти вещи хранятся в музее, сделанном из корабля, словно их империю тоже привезли сюда эндаалорцы? Это было неправильно. Это было слишком похоже на неуважение.

Впрочем, они имели на него право. Акайо с горьким удивлением подумал, что не понимает, каким образом империя вообще еще существует. По всем признакам выходило, что Эндаалор легко мог завоевать все их земли. Здесь с легкостью отбились от армии, которую он привел, взяли в плен почти две трети имперских солдат и не потеряли, кажется, ни одного эндаалорца. Это было все равно что драться со стеной — или даже со сладким киселем, затягивающим внутрь любого, кто его коснется.

Но тогда почему?..

Акайо вспомнил растерянного врача, нервно протирающего очки. Тому было искренне жаль солдат, которые все-таки умерли.

Тогда свобода империи — результат милосердия Эндаалора?..

Он сглотнул. Моргнул, отводя взгляд от свадебного пояса, на который смотрел все это время. Одернул себя, подумал нарочито спокойно: "Ты еще в квартире у Лааши понял, что вы для них — зверята, по глупости вредящие сами себе. Так что такого нового ты узнал? Почему стоишь каменным истуканом?"

Спросил — и ответил.

Просто тогда он был в отчаянии. Он был зол и напуган. Позже он был уверен, что ошибался, что на самом деле к ним относятся иначе. Хотя бы просто никак, как к людям, с которыми у здешних обитателей нет ничего общего. Глядя на Таари, невозможно было в это не поверить.

А оказалось...

Акайо коротко мотнул головой, представил мысленную библиотеку. Тут же стало спокойней. Здесь лежали свитки с записями о том, что такое рабы для эндаалорцев, об их культуре, об их манерах. В них ничего не изменилось. Просто не стоило считать весь Эндаалор небесным садом. Тогда и разочаровываться бы не пришлось.

Решив так, он наконец смог отвернуться от витрины, обратить взгляд на Таари и П’Ратту, которая как раз заваривала чай. Акайо с удивлением понял, что не видит ошибок в церемонии.

П’Ратта заметила его внимание, засмеялась. Кажется, она смеялась почти всегда.

— Что, не ожидал, что кто-то в Эндаалоре умеет прилично делать чай? Ты же тут все-таки не единственный кайн! А я хоть и не могу самовольно исправить все ошибки в надписях без задокументированных подтверждений, но запретить мне толково варить чай никто не может. В конце концов, это было бы невежливо по отношению к Сакуре.

— Спасибо, — улыбнулась Таари. — Маме было бы приятно знать, что вы все еще завариваете чай так, как она показывала. Акайо, садись рядом со мной.

Он послушно подошел, опустился на пол возле ее кресла. П’Ратта фыркнула, Акайо даже не стал поднимать глаза. Вместо него пояснила Таари:

— Ему так удобней, — запустила пальцы ему в волосы, чуть сжала на затылке, еще не вынуждая откинуть голову, но уже заставляя невольно напрягать шею… Отпустила. Глубоко вдохнула, успокаиваясь. Засмеялась. — Ну все, отмирай давай. У нас все-таки дела.

Он опустил взгляд, взял поданную старушкой чашку. По спине пробегали мурашки от близости знакомой, приятной, но все равно пугающей беспомощности.

— Хороший мальчик, — тепло похвалила П’Ратта. — Вы с ним друг друга стоите — он будто бы не для того садится на пол, ты будто бы не для того ему ладонь на голову кладешь. Ты не думала?..

— Да, — Таари быстро кивнула. — Просто не сейчас. Я все-таки надеюсь защитить диссертацию.

— Ну как знаешь, — немного разочарованно вздохнула П’Ратта. — Ладно, давайте правда про дело. Тебе нужно десять костюмов, да? Один женский, девять мужских, я правильно поняла? Давай тогда хотя бы для женского с тебя мерки снимем, объяснять будет проще.

— Не совсем так, — улыбнулась Таари. — Для меня один из мужских, женский для Тэкеры. У меня, понимаете ли, среди девяти купленных рабов много сюрпризов оказалось. В том числе трансгендер.

— Бедная девочка! — ужаснулась П’Ратта. Похоже, для нее вопроса, в каком роде говорить о человеке, который все еще биологически остается мужчиной, но считает себя женщиной, не возникало. — Как она в Кайне выживала? Еще и солдатом небось была, кошмар какой. Железная выдержка у бедняжки. Но вот с костюмом будут проблемы, вряд ли она сейчас выглядит так, как можно выглядеть в женском кимоно…

— Да нет, у нее вполне женственная внешность. Потом она и оперироваться хочет, а пока пьет гормоны. К отправлению вряд ли кто-то заподозрит в ней биологического мужчину.

Акайо слушал, дополнял недописанный в свое время свиток и отчаянно пытался уместить все это в голове — не факты даже, отношение. То, что он должен был повторять себе каждый раз, глядя на Тэкэру, то, к чему так и не привык Джиро, для этих женщин было нормой.

Это было… Пожалуй, красиво. То, насколько уважительно здесь относились к тому, кем человек сам себя чувствует, кем себя считает.

На этом фоне появилась странная мысль — а есть ли у Эндаалора армия? И если есть, то, выходит, здесь взрослые, сами за себя решающие люди просто выбирают это? Не потому, что это долг и традиция, а потому, что это их собственное желание?

Акайо смотрел на чай, колышущийся в крохотной чашке в его руках. На поверхности отражалось привычно спокойное, без следа внутренних терзаний, лицо.

Интересно, каким бы он был, если бы родился в Эндаалоре?

Он вздохнул, опустошил чашку несколькими долгими глотками. Успел оценить — чай очень хороший, лучше, чем покупала Нииша. Жаль такой напиток пить так быстро. Зато удалось выбросить из головы бессмысленные размышления.

Он был тем, кем был. Это была его жизнь, и это было хорошо. Во всяком случае, правильно.

— Смотри, выкроек у меня немного, и в основном мужские, — озабоченно говорила тем временем П'Ратта. — Мало кто занимался, сама понимаешь, народ больше собой увлечен или в лучшем случае Праземлей. У нас и выставка-то раз в десять меньше, чем могла бы получиться, если бы кто-то взялся разобрать запасники. Меня одной для этого совершенно недостаточно.

— А может ты нам вместо выкроек что-нибудь из запасников дашь? — предложила Таари.

П'Ратта, к удивлению Акайо, не отказала, а рассмеялась.

— Умеешь ты уговаривать! Ладно, почему нет, там многому даже номера не присвоены. Но ты все-таки постарайся вернуть эти тряпки и порадуй меня положенным запросом. Я, конечно, признанный эксперт по кайнам, мне и не такую пропажу простят, но все-таки не хотелось бы расстраивать О'Лвани. Он, знаешь ли, даже улыбнулся, когда нам все эти сокровища привезли.

— Ради него я постараюсь не только одежду вернуть, но и самой из Империи вернуться, — притворно серьезно отозвалась Таари. — Нельзя такие редкие вещи, как улыбка дяди О'Лвани, пропускать.

— Ну не такая это уже редкость, на самом деле. Ты же его лет пять не видела, да, девочка? Все-таки замечательная из тебя вышла затворница, знала бы — поспорила бы с Авани хоть на пару кредитов. Она-то думала, ты быстро в институт вернешься — всю жизнь же среди людей была, мало кто может работать дома. А ты...

Акайо слушал, как они обсуждают вперемешку общих знакомых, экспедицию, покрой костюмов и цены на планшеты, постепенно теряя нить разговора. В конце концов смирился, разложил по полочкам полученную информацию. Поморщился. Представил, как вытаскивает из сердца застрявшую в нем иглу, выкинул щелчком на дальние пределы самого себя, жалея только, что не может избавиться от нее насовсем.

Все-таки ему очень хотелось, чтобы Эндаалор был чуть-чуть более идеальным. Если уж они ко всем относятся с таким уважением — почему не сделать то же самое для Империи? Да, наверное, и сам Акайо, и все его соплеменники были в глазах эндаалорцев дикарями, но если уж они не стали переделывать их всех — можно же относиться хоть чуть серьезней.

Спустя несколько часов, когда Акайо с удивлением понял, что отвык сидеть на пятках, П'Ратта всполошилась:

— Вам идти давно пора! Ну мы и засиделись, наверняка заперли уже все. Ай, ладно, охрана меня знает, пропустит.

Когда они поднялись по лестнице, огромные залы в самом деле оказались темными и пустыми. Не горели экраны, только сияли фонарями витрины. Акайо пожалел, что у него снова нет времени изучить хотя бы часть лежащих здесь предметов. Подумал вдруг — а ведь мог попросить. Он не был нужен во время разговора, его, скорее всего, отпустили бы бродить по музею.

Это было новое ощущение. Запоздалое, но полезное, даже если он никогда не сможет вернуться сюда.

— И не вздумайте использовать машины! — напутствовала П'Ратта, до того подробно рассказывавшая, какие именно ткани им нужны и где их купить. — Кайны шьют только вручную, вот такусенькими стежками. У тебя же не только этот мальчик, а целый гарем? Вот и обеспечь их работой. Они же трудолюбивые, как муравьи.

Акайо не смог быстро решить, нравится ли ему такое сравнение, и решил отложить эту мысль на потом. Она не имела большого значения, а вот необходимость шить...

— Не умеешь? — спросила Таари, когда они уже ехали домой.

Он покачал головой.

— Умею, но не так, как показывали в музее. Проще. Когда рвется форма, важно сделать ее целой. Не обязательно для этого использовать "вот такусенькие" стежки.

Таари рассмеялась. Акайо смотрел, удивленный, как она хохочет, жмурясь и смахивая наворачивающиеся слезы, как бросает на него короткие взгляды и снова заливается смехом, как утопающий захлебывается водой. Это было страшно.

— Прости, — выдохнула наконец она. Сунула руку в сумочку, попыталась вслепую нащупать пачку бумаги, которую здесь использовали вместо платков. Не нашла, раздраженно передала сумку ему. — Найди салфетки, пожалуйста.

Он нашел. Отлепил прозрачный край, протянул ей один. Отвернулся, пока она приводила себя в порядок — не потому, что не хотел смотреть, а потому, что ей это было неприятно. Он чувствовал ее смущение, как собственное.

— Я очень устала, — сказала вдруг Таари. — И от людей, и от ожидания, и вообще от всего. Даже от самой себя.

Акайо обернулся к ней, посмотрел на профиль, подсвеченный уличными фонарями. По ее лицу вовсе нельзя было сказать, что она только что плакала и признавалась в таких странных мыслях.

Таари только искоса глянула на него, улыбнулась уголком губ.

— Что, думал, я совсем железная? Стальная, как ваши катаны?

— Нет, — он опустил глаза. Он прекрасно знал, что железных людей не бывает. Даже если кто-то кажется несгибаемым, внутри он может быть совсем иным. Не так давно он ощутил эту разницу на себе. Но...

— Думал, — уверенно повторила Таари. — Ты правда похож на нас, знаешь? Типом мышления. Разумом понимаешь очень многое, но все равно часто думаешь глупости.

Помолчали. За окном витрины сменились темными окнами, а затем — деревьями. Показался впереди знакомый забор, Таари нажала кнопку на потолке машины. Ворота открылись.

Когда-то Акайо посчитал бы это чудом, а сейчас вещи, которые сами делают то, что от них требуется, стали почти обыденностью.

Ему будет легко отвыкнуть от них в путешествии. А Таари?

Она тем временем успела подъехать к дому, вышла, хлопнув дверью, пошла к главному входу. Акайо, выбравшись из машины, замер, не уверенный, что нужно делать. Она увлеклась какой-то мыслью, и ее не стоит отвлекать? Или она уверена, что он последует за ней без всяких указаний?

Долго колебаться не пришлось — Таари обернулась на пороге, окликнула раздраженно:

— Что ты стоишь? Идем.

Он поспешил за ней. Прошел через прихожую, все еще почти пустую. Зимой тут, наверное, будут висеть теплые вещи, но они этого не увидят. Во всяком случае, не в этом году.

Таари уверенно поднялась в свою спальню, распахнула маленькую дверь в углу. Акайо, поколебавшись, заглянул.

Он будто оказался в огромном платяном шкафу. Целая комната была заставлена вешалками, вместо полок тут и там висели странные конструкции, вроде бы тряпичные, но достаточно жесткие, чтобы держать форму. Таари в дальнем углу перебирала коробки: заглядывала в каждую, отставляла в стороны, так что ровные стопки, стоявшие вдоль стены, быстро превращались в хаотические баррикады.

— Помогай давай, — потребовала она. — Кимоно ты же узнаешь, если увидишь в упаковке? Вот и ищи.

Акайо осторожно перебрался через уже разворошенные ящики, отошел к дальней стене. Отставил сразу несколько коробок — слишком маленькие, в них кимоно не поместилось бы. Заглянул в одну, в другую, развернул бумагу в третьей. Наткнулся на что-то странное — кожаное и жесткое, похожее на обувь, но почему-то очень высокое, наверное, даже выше колена.

Фыркнула Таари, заметившая его недоумение.

— Это ботфорты. Красивые, но ноги натирают ужасно и машиной управлять в них неудобно. Отложи, пригодятся.

Акайо отставил в сторону коробку, догадываясь, при каких условиях Таари может пригодиться эта обувь. Заставил себя выбросить из головы ее образ в этих ботфортах, перестать думать о тонкой шпильке, о гладкой черной коже…

Не время!

Телу на уместность реакций было наплевать, но Акайо мог его игнорировать. К тому же новые находки были интересны и очень помогали, привлекая внимание, заставляя думать о том, что давно замечал, но ни разу не формулировал, даже в магазине, где им купили так много разноцветной одежды. Он открывал коробки, находил то солнечно-желтую шляпу, то огненно-красную сумку, то сандалии, ремни которых были украшены ракушками. Он видел такие вещи на людях в городе, но впервые мог прикоснуться к ним, почувствовать бархатистые и гладкие ткани, почти с удивлением обнаружить, что даже самые яркие цвета не оставляют следов на пальцах. У Таари все-таки был куда более сдержанный вкус, а здесь все было цветным.

Для Акайо, большую часть жизни знавшего, что он никогда не сможет носить крашеную одежду, это было странно.

В империи цвета значили многое — принадлежность роду, богатство, личное положение. Здесь же они были просто чем-то, приятным глазу. Здесь любой мог носить хоть золотые одежды, и никто не обвинил бы его в том, что он носит цвет императорской семьи. "Разве что в отсутствии вкуса", — вдруг мысленно добавил Акайо и улыбнулся. Кажется, он научился понимать, что здесь считается красивым.

— Нашла, — прошептала Таари с таким благоговением, что Акайо сначала удивился, но, обернувшись, сам забыл, как дышать.

Из простой коробки, из вороха тонкой шуршащей бумаги поднималось подлинное чудо. Белоснежный шелк, расшитый облаками, журавлями и ветвями сакуры, алая, цвета крови подкладка — кимоно струилось в руках Таари, как живое существо, давно позабытое и скучавшее в одиночестве.

— Свадебное, — выдохнул он, когда из коробки выскользнул, развернулся полукругом тонкий тяжелый валик на краю подола. Таари посмотрела вопросительно, и Акайо, тоже наконец придя в себя от нахлынувшего восторга, указал на красный полумесяц. — Такие пришивают только на свадебные кимоно. Чтобы юбка идеально скользила по полу, даже если невеста не очень хорошо умеет ходить в парадных одеждах.

— Думаю, Тэкэра тоже не умеет ходить в парадных одеждах, — улыбнулась Таари, рассеянно гладя шелк. — Но свадебные кимоно ведь не носят просто так? Значит, мы не будем его брать. Просто сошьем на его основе новые, без этого хвоста.

— Нельзя шить такие яркие, — предупредил Акайо. — Лучше одноцветные.

— Да, я знаю. Завтра получим все, что П'Ратта обещала прислать, и закажу ткань, — она замолчала, странно потерянная. Тихо велела: — Уже поздно. Иди спать, Акайо.

Он поклонился, прощаясь, вышел. Осторожно притворил дверь.

Он понимал — это было кимоно матери Таари. Женщины, которую звали Сакура. Кайны, которую упоминала смешливая старушка П'Ратта.

Как она сюда попала? Какой она была? Почему умерла, здесь ведь лечат любые раны... Но, наверное, не любые болезни.

Хотелось вернуться. Хотелось обнять Таари и просто молчать рядом, надеясь, что она расскажет, отчего смотрит на белый шелк с такой страшной, горькой нежностью.

Но нужно ли это Таари?

Он не знал.

***

На следующее утро на пороге гарема обнаружилась огромная коробка. Акайо встал далеко не первым, но посылка все еще стояла закрытой, хотя записка "Приведите это в порядок" явно относилась ко всем. Множественное число в эндаалорском письменном уже даже Джиро с единственным не путал.

Сначала, с некоторым удивлением выслушав сбивчивое объяснение Юки, Акайо с тоской подумал, что опять оказался тем, кто должен принимать решения за всех. Однако, присмотревшись к коробке повнимательней, понял, что ему скорее торжественно вручили проблему, чем сомнительный повод для гордости. Она заключалась в том простом факте, что коробку запечатали прочной липкой лентой, как обычно здесь делали, а в комнатах гарема до сих пор не было ничего острого. Разве что в комнату для сессий пробраться по примеру Джиро. Или...

— Тэкэра, ты не могла бы помочь?

Она подошла, присела рядом, скользнула острым ногтем по прозрачной ленте. Та не поддалась, Акайо вздохнул, собираясь поблагодарить и признать, что все-таки переоценил возможности женского маникюра, но Тэкэра сдаваться не собиралась. Покрутила коробку так и эдак, нашла, где кончается лента. С трудом, но все-таки подцепила край, с довольным возгласом оторвала вместе кусками коробки, которая, по сути, представляла собой прессованную бумагу. Акайо улыбнулся:

— Спасибо, без тебя я бы...

И осекся. Осторожно откинул крышку, коснулся темно-синей ткани, серебряного шитья. Сжал пальцы, позволяя грубым волокнам врезаться в ладонь.

Единственная оформившаяся мысль, "Так вот куда они дели нашу одежду", пронеслась сквозь разум шальным фейерверком. Взорвалась, ослепив. Оставила после себя темноту. Музейные кладовые. Где-то там, наверное, лежал и его меч.

Акайо медленно встал, не выпуская из рук находку, и та развернулась, открыв рваную дыру на животе. На миг он почти поверил, что видит кровь, но нет. Они все-таки постирали свои трофеи.

“Таари не могла знать, что именно прислала П’Ратта, — отстраненно подумал Акайо. — Иначе она бы не стала просить нас это разобрать. А та могла не догадаться, чьи это вещи…”

Не могла. Да даже если бы это и не была его собственная одежда — он бы точно так же стоял, глядя невидяще на костюм Харуи, или Тетсуи, или любого из тысяч своих солдат.

Тогда зачем?..

— Это логично, — тихо сказал он вслух. — Ей просто нечего было прислать. Вся кайнская одежда, которая у них есть — военные трофеи. Мы же не торгуем.

Глупо. Может, Эндаалор в самом деле ничего не мог выиграть от такой торговли, а вот империя — более чем. “Если бы мы все видели дальше собственного носа, — с неожиданным раздражением подумал Акайо. — В том числе я сам. Экспедиция впереди, из нее вернуться надо, а для начала — хотя бы в нее уйти”. Для этого надо было не смотреть неподвижно на тряпки, ставшие свидетелями его самой большой глупости, а радоваться, что у них есть хорошие примеры, по которым можно шить. Не военную форму, конечно, но повседневные одежды отличались в основном цветом и отсутствием нашивок. И этой, дыра ее побери, вышивки-инструкции для неумелых самоубийц.

Он уронил куртку рядом с ящиком, наклонился, выловил из него штаны. Кажется, тоже его собственные, сейчас кажущиеся просто поразительно широкими.

— Это же... — подал голос онемевший было Рюу.

— Наша военная форма, — кивнул Акайо. Объяснил, как самому себе: — Конечно, откуда еще может взяться наша одежда в Эндаалоре? Только с раненых солдат. Хорошо, что хотя бы она есть, так нам будет гораздо проще шить.

На него смотрели удивленно. Даже Иола секунду глядел так, словно не мог поверить в то, что слышит. Акайо почти видел, как перелистываются в его голове страницы книги, сами собой появляются строки о том, что к неприятным находкам можно относится вот так, извлекая из них максимум пользы, а не переживаний.

И это было правильно. Пожалуй, это был вообще единственный правильный способ относится к чему бы то ни было. По крайней мере, сейчас.

— Для начала нужно зашить дыры, — подал голос Кеншин. Акайо наконец запомнил его имя, хотя сначала тот молчал так упорно, что можно было всерьез поверить, что красивый, но изуродованный страшным шрамом в половину лица юноша нем. — А потом посмотрим, где швы, измерим длину подола, глубину складок, разберемся, как они закладываются. Я все запишу, и мы получим расход материала. Иначе как госпожа будет его заказывать?

Дела, как обычно, пошли Акайо на пользу — вскоре он с удивлением заметил, что больше не приходится прикладывать усилия, чтобы не думать о том, что именно они измеряют. Голову заполнили цифры и типы тканей, он ползал по расстеленной на полу одежде, громко проговаривал результаты для Кеншина, перемерял и перепроверял их, помогал другим. Когда Нииша пришла звать гарем на завтрак, который они чуть не пропустили, Акайо был почти разочарован.

Он никогда раньше не занимался ничем подобным. Пожалуй, сильнее всего эти расчёты походили на разработку тактики на карте.

Когда он об этом думал, одновременно было горько и хотелось смеяться. "Захватываем правый рукав, пятьдесят сантиметров от плечевого шва до манжета!" Приходилось сосредотачиваться на еде, чтобы не сделать ничего странного.

Он вдруг подумал, что никогда раньше не играл в игры, разве что в совсем далеком детстве. А это больше всего походило на игру. Важную, но все равно скорее веселую, чем серьезную.

— Акайо, не спи, — засмеялась над ухом Нииша. — Автопилот у тебя отличный, кашу съест и добавки попросит, но вкус ты сам должен различать!

— Не попросит, — отозвался Акайо, но в самом деле вернулся в настоящий момент. Каша мало чем отличалась от вчерашней, такая же сладкая и вязкая, но он постепенно учился любить вкус здешней еды. Скоро это надолго перестанет иметь значение, скоро он снова будет есть рис... Но все-таки казалось важным к моменту отъезда хоть о чем-нибудь из здешней кухни сказать "мне будет этого не хватать".

Он начинал понимать, что из таких мелких деталей и строится жизнь.