Разожги мой огонь

Глава 21

Арвир себя никогда дураком не считал и уж точно не чувствовал. Никогда. До тех пор, пока с хозяином вулкана не повстречался. И чувство это совсем ему не пришлось по нраву.

Он не дурак!

Он самый завидный жених в Ильштаре, — а может статься, почитай, что и в остальных восьми селениях! — богач, силач, весельчак и просто парень хоть куда. Его уважают, его боятся, парни даже из дальних селений на него во всем походить хотят!

Вон как на празднике поначалу хорошо было: Арвир и выступать вызвался, и сам сценку эту придумал, и в Алом Танце за право с ним пройтись аж три девицы соперничали — а ведь должно-то было быть наоборот!

По правде-то говоря, он и вовсе в Алом Танце участия принимать не должен был, поскольку сговорен уж был с Аланой. Да как тут откажешь, когда девицы тебя едва ль не силой тащат? Как им, проказницам сладкоголосым и быстроглазым, отказать? К тому ж Алана сама виновата, что на Ночь Костров не пошла. А ему, что, с ней рядом горевать сидеть? Он на нее обижен был, ведь не смогла увидеть, как Арвиром все восхищались, пока…

Улыбка с лица сползла, едва про вторую часть празднества вспомнил. Все хорошо шло, пока сам хозяин вулкана не явился! Да как он посмел на праздник прийти и снова его — теперь уж перед всеми — посрамить!

Одно радовало — ежели можно было во всем этом радость сыскать — последний позор, когда хозяин вулкана его в кольцо огня заключил, никто не видел. А уж что Арвир в состязаниях первым не стал, он потом и то себе на пользу обернул. Как из огненной клетки выбрался, сапоги свои новые сафьяновые попортив, одному подвыпившему шепнул, другому, вот и пошел слух, что Михей-жулик с незнакомцем этим и Арвиром сговорился, чтоб ювелир поддался, ведь так побольше золотишка получится собрать с поставивших на Арвира. Тот не отрицал. Вот только когда к нему один из выпивох подошел и начал ссору чинить, в нос ему дал, да так, что тот едва в костер не полетел. После уж никто к Арвиру не совался.

Знал Арвир, что уж он-то все одно сильнее хозяина вулкана. И хоть старуха Ирда рассказала, что был смельчак, вызов хозяину вулкана бросивший да так и сгинувший, Арвир сметливее того глупца будет. На празднике-то вон вчера хорошо люд слова Арвира принял. Знать, не все потеряно. Главное — продолжать в том же духе, все и поверят, а там, глядишь, пойдут на чудовище из-под горы всем миром. А вот ежели б еще как-то с другими селениями договориться… Подумать надобно, у знающих поспрашивать, как колдовства хозяина вулкана лишить. Тому сам огонь помогает, а ему, Арвиру, никто. Так-то.

«— Никакое колдовство мне не нужно, чтоб над тобой верх одержать».

Арвир с чувством сплюнул, едва слова эти припомнил.

— Ну ничего, ничего, — бормотал, шагая к дому старосты, — долги-то я раздавать умею. Лисса вон, девка безродная, ночь мне задолжала, так я ей сторицей отплатил — отправилась на брачное ложе к самому чудовищу из-под горы. А хозяин вулкана мне задолжал и того пуще. Ну ничего, ничего. Ни один, кто на пути моем встал, от возмездия еще не ушел…

Сейчас, однако, раненая гордость требовала, чтоб ее медом восхищения и обожания полили. Вот и шел следующим утром после Ночи Костров в дом старосты, к Алане. Та завсегда им восторгаться готова была и влюбленными глазами смотрела. А ему только того и надо после вчерашнего.

— Алана в светелке своей, проходи к невесте, — пробасил Деян, едва Арвир в дом старосты ступил. Доволен старый жук, стоит, усы оглаживает.

Арвир хмыкнул только. Еще б ему недовольному быть — уж наверняка в сундучок с дарами усы сунул.

— Ты уж не обессудь, занемогла вчера Алана, но сегодня-то лучше ей.

Выходит, вон как родителям объяснила, что на Ночь Костров не пошла, Арвир подумал.

— Что-то невеста моя здоровьем слаба, все болеет да болеет, — не удержался, а сам с удовольствием наблюдал, как улыбка у Деяна под усами исчезает, а щеки помидорным румянцем наливаются.

— Да ты уж не подумай чего, Арвир, дочка у меня здоровьем крепка, а тут просквозило ее малость. С кем не бывает. Месяц тяжкий выдался. Вот и перенервничала девица.

— Ладно уж, — милостиво кивнул Арвир, — со мной не забалует.

Лестница под ногами скрипела, пока поднимался. Впереди девка выскочила. Та самая, что каждый раз в кулак прыскала, когда Арвира в доме старосты видела. Коса рыжая по спине змеится до самых округлых бедер. Нагнал девку, шлепнул пониже спины, та взвизгнула довольно и к стене прижалась, наглыми глазами на него глянув. Арвир усмехнулся. Надо будет Алане сказать, чтоб после свадьбы девку с собой в мужний дом взяла. Прислуживать.

Ухмыльнулся шальным мыслям, толкнул дверь в светелку Аланы, вошел.

— Ну, здрава будь, невестушка, — сказал весело, увидев Алану в кресле около окна. На коленях рубаха из беленого полотна лежит, в пальцах игла зажата — не иначе как Арвиру подарок к свадьбе всю ночь вышивала, да о нем замечталась. Осознала, видать, свою вчерашнюю ошибку.

Подняла на него глаза, кивнула.

— Проходи, Арвир. Ждала я тебя.

Арвир довольно усмехнулся. Еще б не ждала. Только вот не поднялась Алана навстречу, чтоб поцелуем его одарить. Арвир губы скривил, когда понял, что она опять за свое взялась.

— Что ж, Алана, не предложишь жениху своему ничего? Ни капли медовухи наваристой, ни крошки пирога мясного. Плоха та невеста, что жениха своего не привечает. А жена из такой, видит Отец-Солнце, и того хуже будет.

Получилось пристыдить. Отложила рубаху, — Арвир приметил, что там вышивки не прибавилось, — поднялась, к нему шаг сделала, руки вдоль тела вытянула, в кулаки сжала и выпалила:

— Я за тебя, Арвир, пойти не смогу.

Решение Алане непросто далось. Арвира она любила крепко. С детства, почитай, за ним собачонкой бегала: куда он, туда и она. На поддразнивания подруг внимания не обращала. Насмешки друзей Арвировых мимо ушей пропускала. Укоры родителей молча терпела. А став старше, только и мечтала, как за Арвира замуж пойдет, да станут они вдвоем жить, деток растить: мальцов с льняными кудрями да девчушек с глазами цвета весенней травы.

— Это у тебя пройдет, — отмахнулся Арвир, обошел Алану, в кресло плетеное сел. — Все невесты перед свадьбой такие. Парни сказывали. Ты девку-то кликни, чтоб медовухи принесла, горло промочить, потом уж поговорим. Расскажу, как на Ночи Костров в состязаниях всех победил.

Алана с досады носом шмыгнула. Не поверил. Да и где ему. Шутка ли, столько лет за ним хвостом ходила, влюбленными глазами смотрела, а тут — раз! — и передумала.

— Нет, Арвир, ты послушай… Я… я… — Злилась, что слов подобрать не могла, а ведь всю ночь думала, что скажет. — Я не передумаю. Твердо решила.

— Передумаешь, передумаешь, — произнес уверенно и потянулся лениво, как сытый кот. Алана так и замерла, глядя, как рубаха сильные руки облепила. А ведь сколько раз эти руки обнимали ее…

Тряхнула головой, прогоняя видение, что назойливой мухой перед глазами кружило.

— Я все знаю, — проговорила, стараясь на руки его не смотреть.

— Ты про вчерашнее, что ли? — мигом Арвир насторожился. — Так ты сплетни-то не слушай. А ежели хочешь знать, это Михей все придумал, а я подыграл. Неплохо получилось, как по мне.

Видела Алана, как глаза у ее жениха бегают. Да только дела ей не было до того, о чем Арвир говорил.

— Я про Мелиссу.

— Опять ты о ней, — возвел глаза вверх Арвир. — Сколько ж можно-то об одном и том же: Мелисса, Мелисса… Ушла твоя Мелисса к хозяину вулкана, да там и сгинула! Только и из могилы покоя не дает! — рявкнул.

Алана тряхнула головой, подошла к креслу, где Арвир сидел, ближе.

— Знаю, что ты ее извел. Знаю, что ты с лекарем сговорился.

Арвир с кресла вскочил, сверху над Аланой, как коршун, навис. Зубы сжал, отчего лицо перекосилось.

— Знаешь, говоришь? А чья рука-то ей чашу с настоем этим подала, тоже знаешь? — прищурился и прошипел вдруг, схватил Алану за худенькие плечи, тряхнул с силой. — Батюшка твой ее настоем этим и напоил. А когда Мелиссе хуже стало, тогда уж Ульх ее этим же настоем и «полечил».

Отшатнулась от него. Смотрела и не узнавала. Неужто незнакомец этот и есть ее Арвир, тот, кого с самого детства любила, по ком слезы лила, когда видела, как другим девицам улыбается?

— А принес настой кто? — прошептала почти. Губы не слушались. — Придумал все это кто?

— Так ведь ради тебя, Алана, неужто не понимаешь? Мелисса ж вдовствовала, детишек ей, опять же, боги не послали. Ни отца, ни матери.

— Сестра у нее была! — выкрикнула так надрывно, что горло обожгло. — Я!

— Мелисса сама вызвалась заместо тебя идти, никто ее не неволил. Ее это выбор был и только ее, — заговорил Арвир мягко, а сам к Алане руки протягивал. — Ну же, невестушка, иди ко мне, поцелуй подари. Ежели по нраву придется, так уж и быть, забуду, что на Ночь Костров со мной не пошла.

Алана смотрела настороженно, хотя сердце неразумное нашептывало с каждым ударом: «Иди к нему. Это ж он, любимый твой, на кого приворот хотела сделать, когда два лета назад соседка шепнула, что с дочкой плотниковой его под деревом раскидистым на окраине селения видела». Тогда-то Мелисса всю ночь с Аланой просидела, слушая о неверном Арвире. Успокаивала ее, как дитя малое.

С утра сегодня та же соседка сказывала, как вчера Арвир у Старшего Костра в Алом Танце с тремя девицами веселился. А одну даже и поцелуем одарил в конце. Но то Алана и своими глазами видела.

Как Арвир один на Ночь Костров ушел, металась по светелке взад-вперед, — и как только ковер узорчатый до дыр не стерла! — грызла ноготь да думала, думала… А потом набросила плащ на плечи, натянула капюшон на голову да пошла к Старшему Костру. Не хотела на Ночь Костров идти, память не давала, ведь с Мелиссой ни года не пропускали с тех пор, как им шестнадцать сравнялось. Мелисса-то после замужества своего в Алом Танце участия не принимала, а вот она, Алана, всегда с Арвиром танцевала. Вот и вчера будто что вело туда, где дым к небу тянулся да искры во все стороны летели.

Ахнула, когда добралась до Старшего Костра и мотыльков огненных увидела. А второй раз ахнула, когда Арвира приметила, что девицу хохочущую сначала в щеку, а потом и в губы крепко целовал. И хоть оба в масках были, жениха своего она б в каком угодно наряде узнала.

Глотая слезы, убежала домой. И Мелиссы рядом больше не было, чтоб ее утешить. А вот сейчас стоит Арвир перед ней как ни в чем не бывало, в глаза смотрит и вновь ее, Алану, в чем-то винит.

Отошла еще на шаг, руки его не приняла. Сглотнула жгучий ком в горле и твердо сказала:

— Уходи, Арвир. Слово твое тебе возвращаю. Дары свадебные тоже. Женой я тебе не стану.

Видела, как краска заливает его лоб и скулы, а рот злой змеей усмешка кривит.

— Хорошо подумала?

— Хорошо, Арвир. Я вчера у Старшего Костра все увидела, что надобно. Добрым мужем ты мне не станешь.

Дернул плечом, фыркнул.

— Смотри, Алана, ты-то передумаешь, а я — нет, — сквозь зубы произнес. — Просидишь в девках до седых волос, а там уж никому не нужна будешь. Не поглядят, что дочь самого старосты.

— Ты за мое будущее не волнуйся, Арвир. Оно тебя больше печалить не должно.

— Пожалеешь еще. Ой, как пожалеешь. Представляю — аж страх берет, — покачал головой. — Я-то женюсь, благо, в девицах нехватки нет, а вот ты счастье свое сама оттолкнула, собственными руками. А все почему? Из-за девки безродной. Из-за нее одинокой и останешься. Без мужа, без детей, без своего очага.

— Лучше уж одной, чем с тобой у одного очага до конца жизни, — ответила. Думала, больно будет, а как сказала, поняла, что будто каменная глыба с души упала.

Арвир на Алану смотрел и поверить не мог, что она такие речи завела. Это Алана-то! Которая никогда ему и слова поперек не могла вымолвить. Эх, зря он ее вчера на Ночь Костров силком не потащил. Правду говорят: стоит девку одну оставить, такого понадумает, аж боги ужаснутся.

По упрямо вскинутому подбородку Аланы понял, что сейчас и впрямь лучше уйти.

— Тьфу, дура! — сплюнул в сердцах, прихватил со стола шкатулку со свадебными дарами и вышел из светелки.

На лестнице Арвир Деяна встретил. Тот улыбался, будто после долгой разлуки. Старый пень.

— Арвир, сынок, куда ж торопишься? Я медовухи распорядился подать, посидим, про свадьбу поговорим, а то ведь…

Арвир не ответил, плечом его оттеснил и дальше по лестнице понесся.

— Да что с тобой, Арвир? — неслось вслед растерянное.

— У своей дуры-дочери спроси! — рявкнул ювелир и выскочил из дома старосты.

В своей светелке Алана подняла с пола рубаху, которую для Арвира к свадьбе вышивала. Прижала к груди на миг, слушая, не отзовется ли сердце, не екнет ли что. Нет. Теперь молчало сердце. Саднило только где-то глубоко внутри, так еще бывает, когда старую рану случайно заденешь. Но да то быстро пройдет.

Провела пальцами по вышивке на рубахе. С ней сразу не задалось, хотя вышивать Алана любила и делала это умело, а тут то нитку порвет, то стежков кривых наляпает, а то и вовсе палец иглой уколет да ткань беленую перепачкает.

Вскинула голову, когда скрип лестницы заслышала, а вслед за тем и гулкий голос батюшки:

— Дочка, ну-ка объяснись: это почему Арвир со своими дарами свадебными ушел?

Алана только губы упрямо сжала и поспешно распахнула окно.

Снаружи Арвир услышал, как ставня наверху скрипнула. Вскинул голову, увидел, что в светелке Аланы. Самодовольно усмехнулся. Передумала. Он и не сомневался. Ну уж он Алану проучит, заставит переживать. Она у него попляшет, да так, что Алый Танец шуткой покажется! Чтоб урок выучила, как перед женихом своим нос задирать. Чтоб запомнила, как с ним, будущим мужем, обходиться следу…

Додумать не успел, как мелькнули ее руки, а потом сверху вспорхнуло что-то светлое, будто крылья расправились, только не полетело, а ему под ноги упало. Рубаха. Та, которую Алана вышивала. Дар ему свадебный. Злость разобрала, когда увидел, что вышивка не закончена, а та, что есть, и вовсе вкривь да вкось идет.

Сверху хлопнули ставни. Арвир поддал рубаху ногой и направил стопы к своему дому.

— Пожалеешь еще, Алана, крепко пожалеешь, когда я над хозяином вулкана верх возьму, — зло цедил слова. — Вот тогда поглядим, как ты нос от героя воротить станешь!