Разорвать паутину лжи

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Намерение Лорен скрыть свои чувства от Коула потерпело первое поражение, когда она подъехала к своему дому и увидела на своем крыльце…

Коул и Джим сидят на качелях, трое братьев Трэвис — на широких ступеньках, а Шэрри, прислонившись к перилам крыльца, пьет кофе. Все они оживленно разговаривают, смеются и улыбаются. Когда Лорен затормозила, все повернулись к ней почти с хореографической синхронностью. И в этот момент предательская мысль пронеслась в ее мозгу: это моя семья. Мой сын, мой муж, мои девери, моя почти мама. Наконец-то у меня появилась семья.

Но Лорен быстро вернулась к реальности. У нее нет настоящей семьи, и никогда еще ей не было так горько от этой мысли, как сейчас.

Она вышла из машины, Джим спрыгнул с качелей и подбежал к ней. Они вместе пошли к крыльцу. Лорен терпеливо слушала, как Джим представляет ее братьям Коула. Взгляд Коула преследовал ее. Ей стало жарко, мурашки побежали по коже, оставаться спокойной и холодной становилось все труднее.

Кто-то попросил разрешения посмотреть на шалаш Джима, построенный на дереве, и, смеясь и болтая, все ушли, прежде чем Лорен успела остановить их. Она осталась с Коулом наедине.

Черт. Сообщники. Лорен выпрямилась во весь рост и направилась мимо Коула к парадной двери. Она не была готова остаться с ним наедине.

— Лорен, — сказал он тихо, но решительно. — Может быть, нам пора прекратить избегать друг друга?

Она остановилась на полпути к двери. Ей хотелось сказать, что это он уехал из города, но такой ответ был бы лицемерием. Она убегала всю свою жизнь, начиная с пятилетнего возраста и заканчивая… сегодняшним днем, наверное. На самом деле она не была бы сейчас здесь, в этом городе, если бы не сбежала от бывшего любовника. Даже ее программа воздержания была фальшивой. Она убегала, как лиса от собак, скрывая свою ранимость и боязнь отказа.

Лорен вздохнула. Он прав. Пора остановиться.

Она обернулась. Прошло всего три дня с тех пор, как она видела его в последний раз, а ей казалось, что три года.

«Прислушивайтесь к своему сердцу», — повторяла она про себя.

— Хорошо. Я не буду убегать, раз ты так хочешь.

— Может, сядешь? — предложил он, слегка улыбнувшись.

Лорен заколебалась. Ее сердце рвалось к нему, а разум отталкивал. Она послушалась сердца. И осторожно села рядом с ним, пытаясь скрыть волнение.

— Лорен, — начал Коул. — Я знаю, что должен был сказать тебе, кто я, в самый первый день. Но я боялся. Не хотел потерять Джима снова и из-за этого своего страха натворил много глупостей.

— Да, это так, — согласилась Лорен, передернув плечами. Сколько раз она должна выслушивать, что заставила его сделать что-то, чего он не хотел! — Но я могу это понять, — сказала она, проглотив подступивший ком. — Я тоже не хочу его терять.

Он покачал головой.

— Никому из нас не придется терять его. Поэтому я и переехал сюда, чтобы мы с тобой могли быть его родителями.

Лорен посмотрела на него с надеждой и недоверием. Она хотела знать точно, что стоит за его словами.

— Ты приехал сюда только для того, чтобы мы оба могли быть с Джимом?

— Мы оба ему нужны, Лорен. Он тебя очень любит.

При этих его словах подбородок ее задрожал, на глаза навернулись слезы, но она сдержала их. «Прислушивайтесь к своему сердцу», сказала она себе твердо.

— Коул, я тоже должна тебе что-то сказать. Мне известно, что ты не бросал его, мало того — даже не знал, что у тебя есть сын. Я была не права, когда говорила, что ты недостоин его. Ты достоин.

Коул положил руку на спинку качелей, дотронувшись кончиками пальцев до ее волос. И ничего не сказал. Но у Лорен было такое ощущение, что она могла бы сидеть вот так с ним вечно.

Но нет, хватит с нее этих «американских горок».

— Слушай, — сказала она как можно равнодушнее, — нам надо решить, что делать с нашим браком.

Коул был не в состоянии отвести от нее взгляд. Отрицать больше невозможно — он любит ее, любит страстно.

Последние несколько дней были для него каким-то кошмаром. Он уехал домой, в Сиэтл. Получил нагоняй от родителей, которые, узнав, что он натворил, поклялись, что откажутся от него и удочерят Лорен. Потом, все обдумав, он упросил братьев поехать с ним.

Но приехал он сюда не только для того, чтобы закончить работу над магазином Лорен и быть рядом со своим сыном. Приехал потому, что любит ее и не может без нее жить. Хочет быть с Лорен каждый день, каждую ночь, каждую минуту.

Он безумно скучал по ней. И готов был перевернуть небеса, если потребуется, чтобы заставить ее признаться в том, что она тоже скучала по нему.

— Я никуда не отпущу тебя, Лорен. Я хочу снова жениться на тебе. На этот раз в кругу наших друзей и родственников. И чтобы Джим стоял рядом со своими родителями.

Лорен снова почувствовала себя на жестком сиденье «американских горок». Она круто взмыла вверх, как только взглянула в его глаза. Надежда не умирает никогда, как кто-то сказал однажды, но она смотрела на это реальней. Ей нужно быть абсолютно уверенной в том, что она все правильно поняла.

— Коул, я…

Но он, не слушая ее, опустился перед ней на колени.

— Лорен, — начал он, и серьезность в его глазах грозила уничтожить остатки то ли злости, то ли недоверия, которые она все еще испытывала к нему. — Я знаю, что недостоин тебя. Но, по-моему, Джим заслуживает того, чтобы у него была семья. Мы все этого заслуживаем.

«Американские горки» подняли ее еще выше, но ей все еще казалось, что пройдет немного времени — и она опрокинется вниз, в пропасть, где муки и боль.

— Но у тебя есть семья, которую ты можешь ему предоставить, Коул.

— Они будут и твоей семьей тоже, — сказал он слегка дрогнувшим голосом. — Если только ты сможешь меня простить.

Ей хотелось сказать, что она уже давно простила его. Но она сдержалась. Откуда ей знать, что все это не очередная ложь, чтобы отобрать у нее Джима? Если бы он только сказал, что любит ее, она забыла бы о своих страхах и принадлежала бы ему одному.

Коул поднес ее руку к своим губам и поцеловал.

— Не могу представить себе ни одного дня своей жизни без тебя, — он протянул ей старинное золотое кольцо с бриллиантами. И, не скрывая лукавой улыбки и хитрого блеска в глазах, сказал: — История у него такая. Сначала оно принадлежало моей бабушке. Досталось это кольцо ей от матери, которая, как говорит предание, зашила его в подкладку своей юбки, когда ехала в крытой повозке из Оклахомы в Вашингтон. А теперь оно твое… если захочешь. — Его взгляд потеплел. — Я люблю тебя. Скажи, что ты выйдешь за меня.

Лорен заглянула ему в глаза. Мастер на все руки, пылкий любовник, прекрасный отец — о чем еще можно мечтать? Если она согласится, у нее будет то, о чем она мечтала всю жизнь, — семья, настоящая, дружная семья.

— Скажи, что выйдешь за меня, — прошептал он.

— Я согласна, я выйду за тебя, Коул.

— Но этого мало, — отозвался он. — Я еще не слышал волшебных слов. — И он подсказал ей шепотом: — «Я люблю тебя».

Она засмеялась:

— Я люблю тебя, Коул, дурень ты эдакий. Я уже давно люблю тебя.

Он порывисто поцеловал ее, поставил на ноги, взял ее левую руку и надел на палец кольцо.

Потом обнял ее и уже крепко, страстно поцеловал.

— Ты готова пойти и сообщить об этом нашей семье?

У Лорен закружилась голова. Какие волшебные слова: «Нашей семье».

Она провела пальцем по его подбородку.

— Ты и представить себе не можешь, насколько я готова.

Обнявшись, они пошли к дереву.

Коул поцеловал ее снова, прежде чем прокричал в зеленую спокойную листву:

— Она сказала «да»!

Громкие ликующие крики раздались из шалаша. Братья Коула, Джим и Шэрри, смеясь, спустились на землю.

— Коул, а бабушка Шэлли сказала, что ты будешь моим папой! — Лицо Джима сияло.

— Верно, сынок, — сказал Коул, сделав ударение на последнем слове.

Джим самозабвенно запрыгал вокруг него. А потом Лорен и ее семья — сын, муж, девери и почти мама — направились к дому.

И когда Лорен поднималась по ступенькам, она поняла, что ее самое заветное желание исполнилось.

Она наконец обрела дом.