Так понимаю, работа на сегодня отменяется. Да. И романтический ужин тоже. Да. А вместе с ним и разговор. Нет. Вот разговор, у нас намечается, очень интересный. Второй раз, господи, второй раз в одну и ту же грязь. В грязь по имени Стёпа. За что мне это. Ведь знала, что его подпускать близко к себе нельзя, нет же. А ты глупое, что так стучишь, больно. Ты же этого хотело, вот она твоя любовь, нужна такая. Больно тебе. Мало тебе больно. Надо, чтоб сильней, чтобы ты раз и навсегда запомнило, как это любить, его любить. Хочу, чтобы ты замолчало, хочу, чтобы ты перестало, не стучи, не стучи, не стучи.
Закусываю губы изнутри, дышу глубоко и часто, не моргаю. Если моргу, польются слёзы. Ногти впиваются в ладошки, оставляя красные лунки. Обвожу глазами кабинет, по-прежнему не думая прикрывать веки. Глазные яблоки горят, раз, два, три. Ресницы сжимаются, пуская по щекам две тонкие, мокрые дорожки. Всхлип.
Ну и чего разнылась. Из-за мужика. Из-за кабеля паршивого. У тебя дети, Светка. Ты мать. Соберись, когда ты была размазнёй. Опускаю руку на живот. У меня теперь не только Дашка, во мне маленькая жизнь, которую даже мой организм пытается вывести. Нет, маленький, мы ещё поборемся, мы победим.
Решаю все важные и срочные дела, и уезжаю домой. Стёпе пишу, что уже дома, и жду его. Как назло, заморосил дождь, становясь всё сильней, вскоре капли быстрым потоком стекали с оконного стекла. Небо оплакивало со мной так и не состоявшиеся отношения, небо плакало вместо меня, себе слёз я не могла позволить. Мелкая дрожь, волнами, проходила по напряжённому телу. Руки были холодными, их я грела о чашку с чаем. Казалось вместе с холодными руками, леденеет моя душа.
Я ждала и не ждала, этого трудного разговора. Опять закралась крамольная мысль, может ничего не говорить, сделать вид, что ничего не знаю, гульнул мужик, не хватала секса, с кем не бывает, с ним тем более. Зато любить, любит же, так он говорил. Не узнай я этого, так и жила бы себе спокойно.
Нет, не жила, мучилась. Всегда мучилась, тяжёлыми мыслями, и постоянными подозрениями, что его кобелиная натура вылезет. Сидела бы дома с младенцем на руках, уставшая, замученная, и думала, думала, думала.
Он говорил, что всё будет не так, что он будет помогать, что делегирует обязанности к родам.
Он обещал, что всё по настоящему, только ты, и только он.
— А почему меня не встречают мои девочки? — вздрагиваю, пришёл, назад пути нет.
Если сейчас скажет что любит, и хочет жениться, х
очет семью, я промолчу. Промолчу и забуду, всеми силами постараюсь забыть и быть счастливой.
— У Дашки онлайн английский, а я вот. — показываю чашку в руках. Он опускает пакеты на пол, и притягивает меня для поцелуя.
— А я принёс твои любимые заварнушки. — посасывает мочку, и нежно шепчет. — такие же сладкие как ты.
Шумно дышу, вцепившись в его рубашку. Раз, два, три.
— Что вчера было, в тренерской душевой, твоего клуба?
Замирает, тяжёлый выдох, руки медленно сползают вниз по моей спине, лоб опускается на моё надплечье.
— Скажи это, произнеси это проклятое слово!
Перехожу на повышенный тон. Хвала всем святым, Дашка занимается в наушниках. Толкаю его в грудь, но рук от рубашки так и не отнимаю.
— Ничего не было…
— Хааа ммм… — с силой отталкиваю его от себя и заглядываю в глаза. — Ты хочешь сказать, вчера, посторонняя девица, голышом, не присоединялась к тебе в душе, она не трогала тебя, не ласкала. Скажи, что такого не было, соври мне.
Он молчал, опустил глаза в пол, и пальцами растерял виски.
— Я не могу это сказать. Так и было, но и не совсем так…
— Хааа, только ты и только я. Можешь засунуть своё обещание, знаешь куда…
— Знаю Светлячок, но позволь мне хоть объясниться…
— Что тут можно объяснять. Я видела, запись видела, своими глазами, а после этого ты, как ни в чём не бывало, поехал ко мне и после неё… со мной… — стало мерзко.
— Запись? Эта извращенка ещё и снимала… тогда тем более…
— Оооо, тем более… скажи, а ты получил удовольствие, пока тебя снимали? — Он опустил голову и потряс её, как будто скидывая нахлынувшее наваждение. — Ответь!
— Получил, — так тихо и так обречённо. — но всё не так, как кажется.
— Господи, я не верю в это. Ты слышишь сам себя, Стёпа. Голая девица в твоём душе, трогала и, лаская тебя, ты кончил, но всё не так, как кажется. Браво. — хлопаю в ладоши его упёртости.
— Ты можешь мне поверить, а не этой… — после затяжного молчания, начал мужчина. — поверь мне Светка, выслушай меня, дай оправдаться. — он подходить пытаясь обнять, я отстраняюсь, вырываясь из его рук. — Давай поговорим, сядем и обсудить случившееся. Позволь и мне рассказать свою версию.
— Не хочу, не хочу, не буду, тебя слушать. — быстро верчу головой. — Ты сейчас наговоришь всего, я поверю, а потом буду каждый день прокручивать у себя в голове злополучные кадры, и сомненья будут снедать изнутри. Каждый мой, не отвеченный, звонок, каждая твоя задержка, будет опять возвращать меня к этим проклятым воспоминаниям, где другая хватает своими руками твоей член. Или где две полуголые девицы, вьются вокруг тебя в випке ночного клуба. — Стёпа округляет глаза, и вопросительно поднимает бровь. — Я искала тебя, в день своего отъезда, тогда два года назад. И нашла. На свою голову. Четвёртая випка, ты сидишь на диване, а девица с голой грудью трётся на твоих коленях, другая стоит за спинкой этого дивана, и обсасывает твои губы. — прерывисто вздыхаю. — Поэтому, нет Стёпа, я не хочу тебя слушать.
— За тот случай, два года назад, оправдываться не буду, я считал себя свободным мужчиной. — саркастично хмыкаю. — А за этот… хмм, ты уже вынесла мне приговор, без суда и следствия. Положено мне хоть последнее слово?
— Говори. — он молчит, скользит по мне взглядом, обводит глазами фигуру, долго смотрит на живот, наконец поднимает их к моему лицу. — Говори и уходи, Стёпа.
— Я люблю тебя Светлячок, ядовитая моя злыдня. Люблю впервые, так сильно и так больно. — прикусываю нижнюю губу, сдерживая всхлипы, глазами не моргаю, только слёз уже не сдержать, они катятся по горящим щекам нескончаемым потоком. — Я буду ждать тебя, ждать сколько потребуется. Год, два, десять лет, пусть так, ты стоишь того, Светка, тебя стоит ждать. — он протягивает ко мне руку, но так и не решается дотронуться. — Жаль что я дурак, понял это так поздно.
Он покидает кухню, оставляя мне горечь от сказанных слов. В нашей спальни слышится, возня, собирает вещи. Я не пойду его провожать, не хочу запечатлеть в своей голове и эти воспоминания. Жду лишь звука захлопывающейся двери.
— Стёпа, привет. А ты куда собираешься? — Дашка, чёрт, урок уже закончился, а я так надеялась, что она не выйдет до его ухода.
— Я уезжаю, кукла… — мнётся с ответам. — по делам, в командировку.
Отлично, пока так, я не готова сейчас и с Дашей разбираться. Быстро умываю лицо и спешу к ним.
— А зачем тебе так много вещей, в командировке? — сообразительная девчонка, вот иногда это мешает. Вхожу, она пристально, прищурив свои маленькие глазки, смотрит мне в лицо.
— Я надолго, Дарья, понадобиться много вещей.
— Мам Лам. — она качает головой, переводит взгляд с мужчины, на его чемоданы и на меня, так по кругу.
— Дашенька. — зову дочь.
— Нет, нет, вы мне врёте. Он уходить, он уходит от нас. Мам! — хочу подойти, но девочка пятится назад, как только недавно делала я. — Ты обещал, ты мне обещал, ты врун, врун. — Дашка подбегает и бьёт своими маленькими кулачками в живот Степану. — Ты говорил, что останешься навсегда, будешь с нами навсегда, ты обещал научить нас с сестрёнкой готовить завтрак, ты обещал, что мы поедем к бабе Вере. — она уже захлёбывается слезами, но не останавливается.
— Дашенька, я обещаю, я вернусь, я обязательно буду к тебе приходить, и к бабе Вере, поедим. — обнимает ребёнка, пытаясь успокоить, поднимает глаза ища у меня поддержки. Шагаю к ним. Но Дашка вырывает из его рук и отбегает в угол комнаты.
— Вы врёте, вы всегда врёте. Мама тоже говорила, что скоро вернётся, а сама не вернулась. И я осталась одна, у тёти Наташи. И ты не придёшь, а этот дурацкий Миша придёт.
Дашка, оббегая нас по дуге, выбегает из моей комнаты и закрывается в своей. Из-за закрытой двери слышны истошные детские рыданья. Пытаюсь открыть, чтоб успокоить дочь, но она заперлась на замок. Господи, как это всё далеко зашло и как страшно.
— Дашенька, милая моя, любимая. Открой, и поговорим, я всё, всё тебе расскажу. — бесполезно, завывания становятся лишь сильней.
— Дай ей немного времени.
Оседаю на пол, возле злосчастной двери, опираюсь о дверное полотно виском. Горестный вздох. Удаляющиеся шаги. Скрежет замка. Хлопок двери. И давящая тишина, фоном ложится, на рвущий душу, детский плачь.
Степан
Сорок два дня, ровно столько я живу без своих девочек. Пытаюсь жить. Дашка звонила мне один раз, сказать, как сильно соскучилась, и что врун. Не знаю, где взяла мой номер, но предполагаю, что у матери. Значит, Светлячок номер мой не удалила, хотя эта злыдня могла.
За эти сорок два дня я превратился в настоящего сталкера. Потому что разовое желание взглянуть на свою любимую, трансформировалось в зависимость следить за ней. Иногда я делал это вполне открыто, и то ли Светка стала вконец рассеянной, то ли делает вид, что не замечает меня.
Зал я почти забросил, Данил, молодой пацан, вытягивает дела сам, пока справляется. Мне звонит только в самые напряжённые моменты. Серёга звонит через день, о разрыве со Светкой ему не говорю. Но друг что-то подозревает, недаром настоящий, что ни на есть. Подключил даже Анжелику, та на правах подруги пыталась влезть мне в душу, ни фига, там всё закрыто на амбарный замок, благо пока не мертво.
Секса не хватает жуть как. Гулящие по залу в обтягивающем или же вообще полуголые девицы, не способствуют моему воздержанию. Член встаёт как по приказу, только мозг и сердце с ним не согласны. Они ждут, мы все ждём, пока Светка одумается и позвонит.
Не пойди я в спорт или армию, стал бы маньяком фетишистом. Каждый вечер моё возвращение домой сопровождается одним и тем же ритуалом. Я долго лежу в постели, вдыхая любимый запах с украденной Светкиной футболки. Лежу долго, пока накатившая похоть, не заставляет меня встать и пойти в душ, где я, с удовольствием, вспоминая подростковые годы, удовлетворяю себя, под нескончаемый поток воспоминаний.
Сорок третий день. Сегодня у Светлячка приём у врача, я истинный сталкер, раз владею такой информацией. Сегодня я не думаю скрываться, а жду почти у парадного входы в ресторан. Жду, когда подъедет её такси, отменю его и повезу в клинику сам. Она должна понять, детей я бросать не собираюсь.
Такси всё не подъезжает, а девушке пора бы уже выходить. Немного нервничаю. Дважды проверяю запись и сегодняшнее число, совпадает. Вот, наконец, выходит она. Под ручку с мужиком, как видимо тем самым Мишей. Очухался, папаша. Светка бросает мимолётный взгляд на мою машину, и садиться в его, авто трогается, увозя, от меня последнюю надежду на семью. Моя семья стала чужой.
— Да… — беру трубку не глядя, и лишь потому, что хочу, чтобы она прекратила трезвонить.
— Степка, ты там совсем ох*л! — рык Серёги, давит на кисельный мозг, морщусь.
— Очень громко Серёжа, убавь.
— Я тебе сейчас убавлю. Что происходит Стёпа, почему мне звонит, твой помощник, и говорит, что не может тебя найти два дня. На звонки ты не отвечаешь, дверь не открываешь. — точно, что-то подобное припоминаю, кто-то в квартиру ломился. — Стёпа, что с тобой. Ты решил пустить по пи*де, всё к чему стремился?
— Нет.
— Что, нет.
— Не решил.
— Ты бухой что ли?
— Возможно.
— … Ох*еть! Как давно?
— Какое число?
— … Ох*еть! Двадцать шестое сентября.
— Шесть дней.
— Да, чтоб тебя… у меня у самого тут аврал. Пу пу пу… Жди гостей Стёпа.
Ритмичные гудки бьют по барабанным перепонкам, сильней, чем вопль Серёги, отбрасываю трубку. Ждать гостей, ок, я подожду. Всегда рад гостям. За это и выпьем.