Ночь прошла на удивление тихо. Утром на кухни заметил принесённую зелёнку и вспомнил, зачем она. Я ведь даже не видел, что бы Свете обрабатывали язвочки. Отыскал в ванной ватную палочку, со всей ответственностью принялся за дело. Лицо решил не трогать, а то зелёные пятна не скоро пройдут, и Светка меня убьёт. Откинул одеяло, в которое куталась девушка и обомлел. И без того коротенькая маечка задралась оголяя ее нежные полушарья, плоский животик подрагивал при каждом вздохе, Светлячка морозило, стройные ножки в коротких шортиках, искали одеяло и уходящее тепло. Верхняя голова меня явно предавала, управления брала нижняя.
Тряхнул головой, игнорируя стояк, приступил к делу. Язвочек было не так много, я быстро справился и перевернул её на бок, увидев попку сглотнул. Не об этом тебе надо думать, не об этом. Вот, а говорил Тамаре Петровне, что не маньяк, ещё какой, маньячище.
Температура по-прежнему держалась на уровне тридцать девять и трех. Надо накормит Светлану, и дать лекарства. Потопал на кухню. Помню, как она любила по утрам уплетать мои кукурузные блинчики с карамельным сиропом. Нажарил целую стопку. Допекал последний, когда в кухне появилась хитрая мордочка Дашке.
— Вкусно пахнет.
— Любимые блинчики мамы Ламы. Будешь. — улыбнулся кукле.
— Буду. — девочка поспешила усесться на стул.
— Зубы чистила, — она недовольно скривилась. Так, ясно. — У стоматолога, ты явно ещё не была. — Фыркнув, егоза соскочила и убежала в ванну.
Разбудил Светлячка, поставил перед ней поднос с завтраком.
— Как ты себя чувствуешь?
— Так же. Это все не по-настоящему. Всё вокруг ненастоящее. — усмехнулся.
— Настоящее Матрёшка, всё по-настоящему, поверь мне.
— Откуда тебе знать, если ты и сам ненастоящий. Ты так и должен мне говорить. Ты моё воображение.
Решил не смеяться над болеющей девушкой. Придвинул к ней поближе блинчики.
— Тогда ешь воображаемые блины. Прости, карамельного сиропа не было, нашёл только сгущенку.
Она откусила кусочек и зажмурила глаза, потом зажевала весь блин целиком.
— Вот, а если бы было всё по-настоящему, был бы и карамельный сироп.
Я спрятал улыбку, конечно, когда б она сдавалась в своих суждениях. Накормил, напоил, лекарства дал. Накормил, напоил Дарью. Принял душ, и почти на бегу, встречая Тамару Петровну, позавтракал сам. Ушел на работу с тревожным сердцем.
Много вопросов остались не решёнными, по открытию ассоциации. У меня важная встреча, а я ловлю себя на мысли как там мои болеющие девочки. И если кукла чувствовала себя как здоровый человечек, Света могла сильней затемпературить. Сижу на парковке здания спортивного комитета. Сейчас наберу Тамару Петровну, узнаю, что с девчонками всё в порядке и пойду. Успокою мысли и пойду работать. Как отцы большого семейства вообще на работу ходят. А как отцы, у которых дома только родившая жена и младенец. Тряхнул головой. Раньше закончу, раньше поеду к своим. Свои, какое интересное слово.
После трудового дня заскакиваю в тот же супермаркет. Первым делом бегу в игрушки, нахожу фургончик с мороженным, единственное из всего, что мне показывала Дашка. Дальше карамельный сироп, будет тебе всё по-настоящему. Созваниваюсь с Тамарой Петровной, уточняю, что ещё докупить и мороженое.
Дарья с радостным визгом забирает конструктор и несется в комнату. Тамара Петровна уносит пакеты с продуктами на кухню. От туда доносятся аппетитные запахи, мою руки спешу туда. На столе замечаю коробки из ресторана, кривлюсь. Нет, ещё одного шедевра от их шефа, я не переживу. Благо это осталось с обеда, а ужин приготовила женщина сама. Вот он как раз таки вкусно пах.
— Как Света?
— Лучше, сегодня температура уже не поднималась так высоко, но всё ещё держится.
— Отлично. Если хотите, можете идти, я сам уложу Дарью, не думаю, что это так сложно. — женщина мнётся, видно что идея уйти пораньше ей приглянулась, но боится огорчить Светку.
— Хорошо, подожду, пока ты поужинаешь, уберу посуду, и поеду. Даша покушала, только не давай ей много садкого.
Проводил Тамару Петровну, заглянул к кукле, которая уже с лёгкость собирала, фургончик, направился к Светлячку. Она спала, повернувшись набок, и зажав между ног одеяло, значит, морозить перестало. Взял зелёнку, принялся намазывать язвочки. Сегодня начал с самого трудного, сразу с попы. Успокаивал себя, как мог, почти получалось. Укрыл девушку одеялом и заканчивал с руками.
— Что ты делаешь? — шептала, пришедшая Дашка.
— Мажу язвочки зелёнкой, их надо обрабатывать, чтобы меньше чесались.
— Круто. — глаза девочек горели глядя на пятнистую мать. — Я тоже так хочу, а то у меня тоже всё чешется. — и даже демонстративно почесалась.
С куклой не церемонился, замазал ей зелёнкой и лицо, пятен на ней было больше. Потом мы попили чай с принесёнными мной пироженками, и егоза опять убежала играть в свой конструктор.
— Тамара Петровна… — услышал, слабый Светкин голос.
Светлана
Ммм, просыпаться было намного легче, но не так идеально как хотелось бы. Перед глазами не плывёт и на том спасибо. Полдевятого вечера, афигеть. Вот я дрыхнуть, весь день проспала. Бедная моя Тамарочка Петровна. Есть хочется. Надо ей за сверхурочные накинуть, ей с нами придётся ночевать.
— Тамара Петровна…
Дверь открывается и в полумраке моей спальни появляется Стёпа, так глюки продолжаются, значит, температура не спала.
— Ты звала? — звала я Тамару Петровну, или это и есть Тамара Петровна, не ну а чё, глючит меня.
— Да. — Что да, что дальше, я и забыла что хотела.
— Давай ка, температуру измерим.
Не задумаюсь, подставляю руку под градусник. Тамара Петровна, выглядела как Стёпа, говорила, как Стёпа и пахла как Стёпа. Какова вероятность, что у меня от высокой температуры отказали три органа чувств.
— Тридцать семь и семь, просто отлично.
— Быть не может, у меня муть в газах. — не, ну не скажу же я женщине, что она для меня мужчина.
— Муть, ты плохо видишь, блин, а могла ветрянка и жар дать осложнения на глаза?
— Да, вижу я хорошо, — ну как объяснить, что бы меня в психушку не упекли. Сдаюсь. — У меня что-то в виде галлюцинаций.
Брови Тамары Петровны-Стёпы ползут вверх, и он-она сдерживают смех. Я быстро растираю пальцами веки, давлю на них, может хоть так поможет. Но нет предо мной по-прежнему Тамара Петровна-Стёпа.
— Всё как будто не настоящее. — помниться я такое уже говорила и блинчики ела. Подождите. Хватаю, Тамару Петровну-Стёпу за руку, ощупываю, стальные мышцы рук, провожу пальцами по небритому подбородку, и контрольный удар в область живота. Тат успевает напрячь пресс, ослабленной руке больно.
— Это ты что ли. — недовольно соплю.
— Я конечно, а ты кого ждала.
— Тамару Петровну, думала уже чокнулась, а это ты. — вот зараза, так и до дурки недалеко, да и вообще какого лешего. — Ты что тут делаешь.
— За тобой ухаживаю. — Чего? — Кушать будешь.
— Буду.
Потягиваю затекшую от лежания спину, вытягиваю перед собой руки. Твою мать. Почему они зелёные, я гребанный Шрек. Стёпочка со счастливой улыбкой и моим ужином возвращается обратно в спальню. Ну, я сейчас тебя прибью.
— Ты кого наделал, ирод. Почему я вся зелёная. — только бы не громко орать и не напугать Дашулю. — Где Дашка?
— Играет Даша, в своей комнате. А зелёная ты, потому что я тебя намазал.
— Зачем зелёнкой то. — хнычу, представляя как буду оттираться.
— А чём? — вот ты сейчас серьёзно. — тебя Тамара Петровна вообще не обрабатывала.
— Я что псина, твоя очередная болонка, чтобы меня обрабатывать. Вот каламин лосьон, легко смывается, не оставляет следов. Им мажут везикулы.
— Откуда мне было знать, я заехал в аптеку, купил зелёнки,
— И что фармацевт не спросила, зачем тебе зелёнка, а ты сам не удосужился спросить.
— Не спросила она, я взял десять бутыльков и поехал вас обрабатывать. — Я завыла… кого это нас.
— Дашкааа. — дочь влетает ко мне в считанные секунды.
— Мама Лама, тебе уже лучше. — она зелёная, вся, и лицо. Как бы не орать при ребёнке, а лучше не убить этого муууд рого человека.
— Уже почто совсем хорошо, Дашка. А ты как.
— Тоже хорошо, можно не ходить на занятия. — да, это самый главный плюс. — А ещё мне Стёпа конструктор подарил, домик и фургончик с мороженым, я там ещё и кафе есть и площадка, мы такое купим, пожалуйста, мамочка.
— Обязательно купим. — обещаю дочке, пялясь на её пятнистое лицо. Хочется разорвать Стёпу, но мешает Дарья, которая составляет мне компанию пока я ем. Поит меня лекарством и убегает со Стёпой на кухню убрать, тарелки. Возвращается он уже один.
— Я тебя убью, клянусь, только сил наберусь. И где вообще Тамара Петровна.
— Дома, я отпускаю её домой на ночь, всё-таки возраст…
— На какую ночь Стёпа ты тут ночевать не будешь, марш домой.
— Я уже тут ночевал, и дёргать пожилого человека, туда-сюда, по твоей прихоти не хорошо. Я остаюсь…
— Как ночевал, — когда успел-то, уже даже не слушая, что там он бурчит.
— Вчера приехал, ты болеешь, Тамара Петровна вымоталась за день с тобой и Дашкой, я отпустил её домой и спал с тобой, следил за температурой.
Мне сейчас кажется или слова «Спал с тобой» он произнёс с невыразимой сладостью, как месть. Ах, ты засранец, я его в дверь, а он в окно. Бороться у меня сил все равно нет, нужна передышка, до завтра.
— Хорошо, оставайся, но спишь на диване, и только до завтра.
— Как скажешь моя повелительница.
— Вот пошёл.
— Удаляюсь.
Хоть дышать становиться легче. Аккуратно встаю и, пытаясь двигать непослушными ногами. Два дня в отключке, хорошо, что хоть это всё-таки не глюки были, и Стёпа и блинчики были нестоящими. Ммм, обожаю его блинчики, особенно с карамельным сиропом. Это будет наглостью, если я попрошу его ещё таких же напечь, только за сиропом пусть сгоняет. Нет, Светка, ты чего, его выпроваживать надо, срочно, пока делов, не наделал.
Бреду в туалет, обратно уже лучше. По пути прихватываю к себе тарахтящую Дашку, нужно минимизировать общение со Стёпой. Время половина одиннадцатого, что я за мать, режима у ребёнка нет, от слов совсем. Нахожу в себе остатки резервных сил и укладываю дочь сама, почти плачу намазывая сыпь лосьоном по зелёным пятнам. Дашка, морщится, недовольно сопя, она хотела быть зелёной. Чёртов Стёпа.
Мужчина тащится ко мне с градусником, демонстративно, сама мерю температуру, тридцать семь и две, отлично. Стёпа что-то бурчал про сорок, вот это меня колбасило. Пью очередную порцию, какой-то жижи, ну ему надеюсь виднее, надеюсь это хоть Тамара Петровна ЦУ, оставила, а не он решил меня в отместку отравить.
Не сплю, ворочаюсь который час, начало второго. Конечно, больше суток проспала, куда теперь. Стёпа тоже не спить, пока ходила на кухню за водой и обратно, слышала, как поскрипывал диван. Да, он не удобный, но ничего, нечего было выгонять Тамару Петровну и оставаться самому. Становиться стыдно, когда понимаю, что хотела заставить пожилую женщину спать на этом ужасе.
Закрываю окно, включаю кондиционер, на улице не жарко, стоит относительная ночная прохлада, меня раздражают уличные звуки, вот и не могу уснуть. Выключаю кондиционер, открываю окно, мало свежего воздуха, кондёр гоняет застоялый воздух по комнате, вот и не могу уснуть.
В коридоре слышатся шаги, замираю, уткнувшись носом в тонкий плед. Дверь тихонько открывается и так же тихо закрывается, претворяюсь спящей. Кровать прогибается под массивным телом, и сильная рука притягивает меня к крепкому мужскому торсу. Он осторожно вдыхает запах моих волос, да, аромат там, наверное, тот ещё, два дня без душа. Легкий поцелуй.
— Спи, Светлячок. — ну как скажите, спи так спи. Погружаюсь в сон. Три часа ночи.