Светлана
— Это уже не смешно. Я сказал тебя поехали.
— Не поеду я с тобой никуда. — не смешно ему, мне тоже не смешно было, когда я увидела как он тренирует очередную болонку, а ведь обещал, клялся.
— Чего ты хочешь добиться, перестань себя вести как маленькая.
— Ты мне соврааал — ною, не понимая уже по какой именно причине.
— Светлячок, я не врал, эта жена, одно очень хорошего знакомого, он ревнив, и попросил меня лично её потренировать. — не дамся, отдергиваю руку не позволяя к себе прикоснуться.
— Нашел, кому довериться, последнему кобелинеее — не понимаю я плачу или смеюсь.
— Да, представь себе. Потому что знает, что у меня тоже есть жена, которую, я безумно люблю. — любит, он меня любит. Чему удивляться, он каждый день это говорит, как в первый раз ей богу. — Не смотря на то, что она… невменяемая.
— Я нормальная! — вообще страх потерял, скотина зажравшаяся.
— Матрёшка, поехали, я тебе сказал. Хватит тут цирк устраивать.
— Я не хочу с тобой никуда ехать. Это так больно, так больно, ты не представляешь как.
— У тебя схватки, Светка, конечно, это больно. И уж извини, я не могу, поменяется с тобой местами, тебе придётся как-то самой.
— Нет, — упрямо мотаю головой и отхожу от мужа дальше. — Я выпью обезболивающее и всё пройдёт, пусть сидит там.
— Ты в своём уме, Матрёшка. Из тебя человек выходит, этот процесс необратим, его нельзя остановить.
— Мне всё равно!!! — мать вашу, почему, мне никто не сказал, как это больно. На лице Стёпы, сейчас такой испуг нарисовался, я даже боюсь представить, как меня скорчило.
Муж быстро берёт себя в руки, в два шага преодолевает расстояние, разделяющее нас, подхватывает меня на руки, и быстрым шагом двигается на выход. Обнимая его за шею и тихонько поскуливаю.
— Сумка где, документы? И не говори, что дома оставила. — Ну чего так ругаться то, взяла я их, взяла.
— У девочек оставила, на ресепшен.
— Господи, за какие такие грехи ты послал мне эту женщину.
— Может за грехи перед другими женщинами. — Стёпа посылает мне красноречивый взгляд, садит в машину, и уходит за вещами.
Да, может, конечно, идея ехать к нему в клуб вместо больницы, была не самая гениальная идея, но одной, я мучится, не хочу. Делали вместе, вместе и отдуваться будем. И вхожу я такая вся из себя с радостной новостью, дитё его наружу просится, а он болонку обхаживает. Кобель.
— Светлячок, как ты, дотерпишь.
— Куда мне деваться. — он раздражённо вздыхает и на пределе допустимой скорости мчит в роддом.
Какой он всё-таки красивый. Вот бы сын на него похож был, отбоя от девочек не было бы. Ага, ещё один кобелина. Матушка его, мне успела про батю много интересного рассказать, надо прервать эту похотливую династию. Дочке тоже не сладко придётся, он, помня свои закидоны, всех потенциальных ухажёров, от неё отвадит. Надо было на последнем УЗИ, пол узнать, врач говорила, хорошо показывается. Нет, давай любимый до родов потерпим, будет сюрприз. Надо было сказать своё веское мужское слово, ну что за тюфяк. Какой он у меня все-таки красивый, и как умудряется меня терпеть.
— Степочка, а ты сильно на меня сердишься.
— Я совсем на тебя не сержусь, Светлячок. — врёт, скотина и не краснеет. По играющим желвакам на скулах, вижу, что врёт. — Я просто, расстроен, и очень переживаю за тебя.
— Ммммм, — вою, пока потихоньку. — А можно я буду, сильно кричать, ругать тебя и возможно даже бить. Если сил хватит.
— Хм, хы, хы. Можно, Светлячок, если тебя станет от этого легче, то можно.
А дальше всё как в тумане. Коридоры, палаты, переодевания, осмотры, уколы. И боль, много боли. Я не кричала и не ругалась, как планировала. Лишь висела на Стёпе, и при каждой схватке шептала, «больно, больно, больно, очень больно». А дальше потуги, и долгожданный крик, затмивший собой все плохие воспоминания.
— Мальчик, 8 по Апгар.
Сын, кричащей комочек счастья, действительно мой сын. Его уносят, обтирают, мерят, пеленают, и первый кто берёт его на руки, отец. Огромный мужчина, медведь, стоит с крошечным свёртком в руках, целует его, что-то шепчет, а подойдя поближе, я замечаю мокрые глаза. Это слезы счастья, умиления, безграничной любви. Я тоже хочу на него посмотреть. Тяну руки к малышу.
Копка носик, с мелкими пятнышками, темные глаза, не понятно какого цвета, которые он постоянно прикрывает, недоволен. Рот чмокает, губёшка трясётся. И он так похож на своего отца.
— Спасибо родная, спасибо большое, за сына. — муж наклоняется и целует нас поочерёдно.
Я это сделала, я всё это пережила. Быстрей хочу в палату, отдыхать, ждать Дашку, которая все уши прожужжала, что первая должна увидеть брата. Принимать поздравленья, подарки, выписка, суета. Я всё это хочу, пусть будет тяжело, пусть не просто, но ведь это только первое время. Всё быстро пройдёт, забудется, останется лишь сюжетными воспоминаниями. Как сейчас, глядя на двух самых дорогих и любимых мужчин на земле, я уже и не помню, как корчилась от боли буквально час назад. Пишу сообщение Ириске, прикладываю фото, Стёпы с сынишкой на руках, «ты права, это того стоит».
Степан
Три года спустя
— И зачем ты это припёр. — господи за какие грехи… ладно это понятно за какие. Чем постоянно недовольна эта женщина.
— Дашка просила. — нагло вру и не краснею, я бы мог и на Федьку всё спереть, только он ещё толком просить не умеет, ну по крайней мери, то чего не видит.
— Тогда пусть, это, в Дашкий комнате и стоит.
— Чего в моей комнате. — доча, любимая, ты не вовремя, я ещё с твоей мамой не договорился. — О, нет, нет, мне это не надо. Это к Фёдору.
— У него уже вся комната завалина. А папа утверждает, что это ты просила.
— Я? — удивленный взгляд дочери, направлен на меня. Делаю, несчастно просящие глаза. — Да, что-то припоминаю… — начинает выгораживать меня кукла, недаром любимая дочь. — я говорила, папе, что было бы не плохо удлинить трассу, сделать её более… интересной.
Опускаю голову, мы палимся, нас вот, вот раскусят на вранье. Светлячок переводит взгляд с меня на Дашку и обратно, глаза прищурила. Положение спасает Фёдор.
— Папа! Ого, чего ты принёс. — сын счастлив, только нашу маму этим не проймёшь. — Пойдём играть, пойдём, пойдём. Даша, мама, пойдём.
— Иди Сынок, сейчас папа разденется, и придёт к вам. — ой не нравиться мне её тон, можно я одетый и с грязными руками к детям пойду.
— Светлячооок, — обнимаю жену, воинственно скрестившую на груди руки. — ну неужели, в нашей четырёхкомнатной квартире не найдётся место для ещё одной игрушки.
— Ты знаешь мои правила, Богатырёв, детские игрушки строго по своим комнатам. А у Федьки уже места нет.
— Ну, собери то, с чем он не играет, увезём к родителям. Там лето не за горами, будет, с чем играть.
— Ты ещё прошлые два мешка не увёз, до сип пор в шкафу стоят.
— Ну, вот собери четыре, увезу всё сразу, чтобы два раза не мотаться.
— Ты. Мне… — меня спасает звонок с неизвестного номера.
— Прости Светка, поругаешься на меня попозже, это по работе. — шлёпаю жену по попе, та бросает красноречивый взгляд, давая понять, что разговор не окончен. — Слушаю.
— Здравствуй, Богатырёв Степан Дмитриевич.
— Добрый вечер, с кем имею честь… — напрягся, вспоминаю, где мог накосячить, и главное с кем.
— Руслан Григорьевич, тебя беспокоит. — кто? Прова было Светка, когда говорила, что мне витамины пора, для памяти пропить. — Да, ты не напрягайся так, имя моё тебе не о чём не скажет, только вот должок за той есть.
— Когда же я успел, вам задолжать, неизвестный мне Руслан Григорьевич.
— А когда за свою девочку просил, вот тогда и успел. — нет, с памятью моей пока всё в порядке. Я ясно вспоминаю, события того летнего вечера, когда отстоял и Данила, который сейчас отличный тренер, и моя правая рука, и Светку.
— И что вы хотите, сейчас, спустя столько лет.
— Да вот, хочу, к тебе своего внучатого племянника отправить, на лето. Он всё нервы матери измотал, а заодно и бабке своей, сестре моей. Кроссфит, единственное, что его ещё держит. Забирай его на перевоспитание. — не просит, утверждает. — Даю тебе полный карт-бланш, на все действия.
— Сколько ему хоть лет то. — понимаю, что выбора у меня нет.
— А вот в аккурат, в мае, восемнадцать стукнет и к тебе поедет.
— Вы хоть заранее позвоните, предупредите, когда его ждать.
— Не переживай, лично привезу. Да скорой встречи, Степан Дмитриевич.
— Всего хорошего, Руслан Григорьевич.
Присаживаюсь на спинку дивана, кидаю на его телефон. И что мне делать с этим великовозрастным дитём? Даньки его отдать на съедения, пусть отмстит за деда. Его ж куда-то поселить надо. Так чтоб под присмотром был. Слышу, Светкин, возмущённый тон и бессвязную речь. Что ещё могло случиться.
— Нет… так нельзя… Сантур Багдасарович… я ещё не согласилась… нет… хмм… хорошо, жду.
Она швыряет телефон на кровать, тяжело дышит, в такие минуты, даже немного её побаиваюсь.
— У тебя, что случилось?
— Младший сын Багдасарыча жениться, какое могло бы быть счастье. Но нет, этот… этот… выбрал в жёны, дочь заклятого папенькиного врага. Багдасарыч в шоке, но девочка уже… того, свадьбе быть, и он ни придумал не чего лучше, чем сыграть свадьбу у нас в ресторане.
— И что? Ты та, тут каким боком. Свадьба это хорошо, здорово и весело. Счастья молодым.
— Пять дней Карл, пять. — посмеиваюсь, заключая жену в объятья. — Он сказал, всё должно быть так, как будто английская королева выдает замуж своего сына. И даже лучше.
— Хм, хм, хм… может, женит, а не выдает замуж.
— Может и женит, а он сказал, выдаёт замуж. Я ещё от прошлых его посиделок у нас не отошла.
— Бедная моя Матрёшка, я знаю, чем тебе помочь.
— Правда, знаешь. — люблю видеть в её глазах, столько доверия и надежды глядя на меня. Жаль через секунду от неё не останется и следа, и моя девочка будет опять злиться.
— Да, знаю, тебе просто нужно ещё раз уйти в декрет, тогда это тебя уже касаться не будет. — уже видно как на сетчатке любимых глаз, произошёл маленький атомный взрыв, гриб вознёсся в небо и сейчас пеплом осядет на мою голову.
— Ты совсем охр*нел. Я тебе сотни раз говорила, что больше рожать не буду. Если тебе так хочется, рожай сам.
— Я не могу, — посмеиваюсь над её гневной моськой. — у меня необходимые органы отсутствуют. Ириска твоя, вон уже второго родила.
— Вот и отлично, что тебе не нравиться, у них двое, у нас двое, всё по-честному.
— Я хочу обогнать напыщенного Игорёшу. — трусь о живот жены стояком, показывая всю степень готовности к зачатию.
— Убери его от меня. — дергается, но держу я крепко, так просто не вырвется. Как-то ей удаётся заехать мне в колено, охаю и ослабеваю хатку, чем она мигом пользуется.
— Стерва ты, Светка! Как будто я многого прошу!
— А ты, похотливый кобель! Бык осеменитель!
Смеёмся, она снова кутается в мои объятья. Прижимается крепко, крепко. Господи за что ты мне послал самую лучшую женщину на свете. Целую сладкие губки.
— Люблю тебя, Светлячок.
— И я тебя. Но рожать больше не буду.
Посмотрим, любимая. Ты просто ещё не знаешь, третьему ребёнку у нас Быть.
Больше книг на сайте — Knigoed.net