— Пустишь? — почти натужно, на выдохе.
— Конечно, проходи. — отходит в сторонку, пропуская вперёд. Закрывает за мной дверь, бежать некуда. — Ужин? Чай?
Радушный хозяин, как всегда. Отрицательно качаю головой. Снимаю обувь, кидая на сумку. Стёпа молча проходит в гостиную, ожидая, что я проследую за ним. Мешкаю, но всё же скидываю с себя и пиджак. На цыпочках крадусь к нему, и застываю в дверях. Решимость поутихла. Собираюсь с духом.
— Ого, какой он стал. — не скрывая удивления, замечает Стёпа, гладя на мой живот. — Большой, такой.
Чего? Не такой и большой. Даже опешила, от такой наглости. Животик то совсем маленький, что тогда он скажет, когда я на девятом месяце буду.
— Не такой и большой. — мужчина переводит взгляд на моё лицо, и явно читает на нём недовольство, от чего широко улыбается и качает головой.
— Красивый, невероятно красивый животик. Тебе идет быть беременной.
Не отвечаю, молчу, не знаю с чего начать разговор. Оглядываю большую комнату, ищу, что непонятно даже мне самой. Просто спроси себя, чего тебе хочется, верить или сомневаться, быть счастливой или страдать. Тебе всё по плечу, просто решайся, как с этим справляться.
— Дашка, соскучилась, хочет тебя видеть. Мы хотели пригласить тебя в гости, возможно, на выходные.
— Ммм, я с удовольствием. Тоже очень соскучился. — в голосе Стёпы звучали нотки радости и разочарования одновременно, путая и сбивая мои настройки. — Только в эти никак не получится, небольшой завал на работе, я разгребусь и освобожу для вас следующие, обещая.
— Проблемы? — зачем спрашиваю.
— Да, так, небольшие, не бери в голову.
— Это как-то связано с твоим запоем?
— Хм, немного удивляет твоя осведомлённость, моей жизнью.
— Как есть. — как можно беззаботнее жму напряжёнными плечами. Давай, переходим в наступление, а то так и будем до утра куковать. — Ты следишь за мной почти месяц, уходишь в запой, бросаешь дела, клуб, избиваешь моего шеф-повара, встречаешься с бывшей… или настоящей, не знаю уж.
Глаза Стёпы расширяются, изумлён, а как была потрясена я, когда она заявилась ко мне. Мужчина даже открывает рот, пытаясь что-то сказать, но так ничего и не произнеся закрывает его. «Ты уже вынесла мне приговор» вертится в моей голове брошенные им слова, теперь никаких приговоров, без выступления адвоката.
— Рассказывай, всё с самого начала. — растерянность на его лице говорит, что он не догадывается где это начало, милостиво подсказываю ему. — Тот вечер, когда… когда был в душе с другой. — намерено избегаю слово измена, никаких преждевременных приговоров.
— Ххххх, утром врач дал добро на наш интим, — краснею от его слов. Да, чтоб тебя, а как дальше слушать. Заметив мои порозовевшие щёки, Стёпа продолжил увереннее. — секса у нас не было, сама помнишь сколько. И я тебе не врал когда говорил, что кроме тебя, у меня никого, с той самой ночи. Я закрывал клуб, а в голове только одна мысль, как разложу тебя, там, где поймаю. Как вылежу, твои тугие сосочки, как буду наслаждаться твоими стонами, как погружусь в тебя глубоко, до самого дна.
Скотина! У меня и так либидо зашкаливает, а тут ещё он со своими подробностями. Так ты их и просила. Хе, хе. Оттягиваю ворот платья, душно, щеки краснеют ещё больше. А этот невыносимый гад, продолжает более уверенно.
— В душе само собой, думал об это, уже не стесняясь быть замеченным в своих извращённых фантазиях. И только наставление врача без фанатизма, заставляли поумерить свой пыл. Гениальность идеи, была проста, под*чить и сбросить первое напряжение, чтобы не наброситься на тебя прямо в машине. — Стёпа обходит кресло, и облокачивается руками о его спинку, защитная реакция. — одурманенный похотью, и воспоминаниями как это делала ты, я даже не сразу замечаю, что кто-то пристроился сзади и поглаживает мой член.
Сука! Рука сама по себе, хватает, ерундовину, стоящую неподалёку и запускает её в Степана. Мужчина успевает уклониться, присесть, спрятавшись за кресло.
— Чёрт! — сжимаю, разжимаю пальцы, я ж его прибить могла.
— Можно, продолжать? — раздаётся откуда-то, из временного укрытия. Меня разбирает смех, и удивительная прозорливость мужчины, в моих возможных действиях. — Я кончил. — рассказ продолжается из-за укрытия. — А когда сообразил, что не один выставил, девицу вон. У меня и запись с камер есть, во сколько она вошла в душевую, как вышел я, как дождался, пока она оденется, как волок её к выходу. Могу показать, если не веришь.
Последнее он произнес, полностью выбравшись из-за кресла. Действительно, почему не верить? Другой вопрос, почему меня не смутила оборванная запись? Ведь я так ничего и не увидела, ну подошла она к нему, обняла и всё, секунда, две. И даже в голову не пришло, что он мог Ритку оттолкнуть. Увидела то, что хотела видеть. Знала же какой сучий характер у Маргариты, и поверила ей.
Ни на секунду не сомневалась в ней, сомнения были только в нём. Ждала предательства и получила его, нет даже не так. Сама это предательства и организовала.
— Будешь смотреть? — очнулась уже сидя на диване, с ноутбуком наперевес.
— Нет. — захлопнула крышку. — хватит с меня подобных фильмов. Это я поспорила с Риткой, что она тебя соблазнит.
— С кем?
— С Маргаритой, с девушкой из душа. Я с ней поспорила, что она тебя соблазнит и переспит. Не знаю зачем, не спрашивай. Сомневалась в твоей верности, не думала, что ты на самом деле можешь быть кому-то верен. Другого варианта, что ты мне не изменишь, даже не рассматривала. Прости.
Тишина. Тишина между нами всегда не к добру. Такое молчанье наступает перед последним, прощальным словом. Я не люблю эту тишину.
Его глубокий и печальный вздох, опускаю ресницы. Крепкие мужские руки заключают меня в объятья, веки подрагивают, защищая глаза от реальности.
— По классике жанра, сейчас я должен вспылить, наорать на тебя, и убежать в слезах, бросив на прощанья, на любимых не спорят.
— Ни когда не любила любовные романы.
— А зря, у мамы было и есть очень много книг. Я их читал, в детстве, как бесплатные уроки интима. — тихонько смеюсь, спрятав лицо на его широкой груди. — В финале, герой, всегда признавал свои ошибки и признавался героине в любви.
— А героиня? Признавала свои ошибки. — он легонько отстраняет меня и скептически заглядывает в глаза.
— Это женские романы, когда женщина была в чём-то виновата.
— Действительно. — вжимаюсь в него ещё сильней.
— Я люблю тебя Светлячок, и не представляю своей жизни без тебя. Прости, что был таким дураком и не понял это раньше. Я хочу будущее только с тобой, всё будущее, и десять, и двадцать, и тридцать лет. Я просто не смогу больше без тебя. — он кладёт руку мне на живот. — Без вас.
Что там по классике жанра, героиня должна упасть в объятья героя и признаться в ответных чувствах, сказав, как долго она его ждала. Ну что ж не будем нарушать традиций.
— А я без тебя могу. Могла всё это время и смогу прекрасно справляться дальше. — каждая мышца на теле, обнимающего меня мужчины напряглась, руки прижали сильней. — Я смогу жить без тебя. Просто я не хочу такой жизни. Не хочу.
Для убедительности своих слов, отрицательно качаю головой. Стёпа, легко, как перышко подхватывает, маня, и пересаживает к себе на колени, впиваясь в приоткрытые губы. Запускаю руку в его отросшие волосы, с наслаждением перебирая их. Замечательный конец. Она его простила, он признал, как был не прав. Но… героине тоже пара бы раскрыть карты, и больше не жить во лжи с героем.
— Стёпочка, понимаешь… тут такое дело. — отстраняюсь, но пальцев с его волос не убираю, перебирая их, нервничая. Если не сейчас, то никогда.
— Давай, жги. — безмятежно улыбается мужчина, ещё не догадываясь какую бомбу я ему приготовила, сейчас зажжёт, спалит все к чёртовой матери.
— Стёпочка, как трудно в таком признаться. Ты только не обижайся и не кричи… по возможности… я ведь люблю тебя, честно, честно люблю.
— Светлячок, я обещаю тебе, ни буду кричать, ни по возможности, ни как по-другому. — ага, охотно верю. Встаю на всякий случай с его колен, и отхожу на шаг назад. Он настораживается, но вид по-прежнему безмятежный, блаженный я б сказала.
— Стёпа, этот ребёнок, — кладу руки на свой выпирающий животик. — от тебя, твой. — по глазам видно информация дошла и находиться в обработке, но смысл до конца не уловлен. — Ты отец моего ребёнка, вот этого вот ребёнка. — решаюсь внести понятные коррективы, и добить окончательно.
Губы сжаты и вытянуты в тонкую линию, всё существо борется внутри мужчины. Даже кончики ушей покраснели, то и гляди сейчас дым попрёт. Он держится на одном данном мне обещании не кричать. Медленно встаёт, выпрямляясь во весь свой рост. Клянусь, даже не знала, что он настолько высокий, в свете происходящего, кажется ещё выше, ещё мощнее. Стёпа делает шаг на меня, я назад.
— Ты… — тычет в меня пальцем.
Зажмуриваюсь. Тяжёлое дыхание опаляет лицо, как огнедышащий дракон, ей богу. Отстраняется. Держу глаза по-прежнему закрытым. Дам любимому несколько минут пообвыкнуть с новостью, он же уже смирился, что станет отцом этого ребёнка, теперь узнал, что ещё и кровный, прекрасная же новость. Где-то слышится короткая возня, и хлопок дери, скрежет замка и тишина.
Он запер меня, сам ушёл, а меня запер. Даже не знаю смеяться или плакать. Брожу по квартире, беспардонно заглядывая во все шкафы, ищу улики, опять не знаю какие. Урчащий живот напоминает, что я не одна, и нам нужно хорошее питание.
Да, в холодильнике шаром покати. Нет, не так конечно всё печально, но явно не в стиле Степана Дмитриевича. А это что тут у нас, в фольге припрятано. Мясо. Кусок, зажаренного, в духовке, мясо, явно в наивкуснейшем маринаде. Сожру половину. Да что там, сожру весь. В конце концов, это его троглодит растёт во мне и просит кушать. По мере нагревания блюда, кухня наполняется умопомрачительными запахами. Ни в чём себе не отказываю и нарезаю к нему овощи.
Балдёж. Что, заходит папкина еда, толи ещё будет, он тебе ещё блинчики не готовил. Надеюсь, завтраком в этом отеле кормят. Блин, Дашка. Ночёвка отменяется. Не ссы мы папку с собой умыкнём, нечего без нас ночевать, жить без нас не может, вот, за язык его никто не тянул.