Развод. В клетке со зверем

Глава 1. Глянцевая жизнь

Я расправила складку на платье цвета топлёного молока, сделала глубокий вдох и улыбнулась своему отражению. Улыбка вышла идеальной — ровно с той степенью теплоты, которая требовалась для благотворительного вечера.

Спина прямая. Подбородок чуть приподнят. Взгляд мягкий, но не заискивающий. Улыбка - не слишком широкая. Роман не любит, когда я слишком много улыбаюсь незнакомым.

Я провела пальцем по изящной линии ключицы, коснулась жемчужного колье. Роман выбрал его специально для сегодняшнего мероприятия. «Сдержанно, но с намеком на роскошь», - сказал он, застегивая замочек на моей шее. Его пальцы задержались чуть дольше необходимого, и я почувствовала, как внутри все сжимается от этого прикосновения.

Я ненадолго спряталась тут, в дамской комнате, под благовидным и даже традиционным предлогом - попудрить носик, прежде чем выйти в зал, полный людей.

До меня донёсся звон бокалов и приглушенный смех гостей. Благотворительный приём набирал обороты: журналисты, бизнес-партнеры Романа, влиятельные люди города. Все они собрались здесь, чтобы сделать пожертвования в фонд поддержки одарённых детей, который был новым проектом Виноградовых. Точнее, Романа Виноградова. Меня в этих кругах всегда представляли как «супругу Романа».

- Дорогая, гости ждут, - голос мужа донесся из-за двери.

- Иду, - отозвалась я, еще раз взглянув на свое отражение.

В зеркале на меня смотрела красивая женщина с безупречной прической, идеальным макияжем и едва заметной, но неизменной тревогой в глубине карих глаз. Тревогой, которую я научилась прятать за столько лет брака.

— Лея, ты как всегда очаровательна, — Сергей Петрович, давний деловой партнер Романа, поцеловал мне руку.

— Спасибо, — я улыбнулась и почувствовала, как Роман сжал мой локоть.

Слишком крепко, — пронеслось в голове. —Но не настолько, чтобы остался синяк. Он умеет рассчитывать силу прикосновений на публике.

— Сергей Петрович, как ваши внуки? — спросила я, плавно переводя разговор на нейтральную тему. — Старший, кажется, поступал в музыкальную школу?

— Да-да, мой Миша! — просиял мужчина. — Представляете, его приняли, хотя конкурс был огромный. А ваш Илья...

— Илья делает успехи в математике, — перебил Роман, не позволяя мне ответить. — В этом весь в меня пошел. Хотя, я надеюсь, в нем будет меньше мягкости, чем в матери, — он обнял меня за плечи, поцеловал в висок, демонстрируя идеальную пару для вспышек фотокамер.

Во взгляде, который он бросил на меня, сквозил лёд. Фотограф запечатлел этот момент: счастливая семья, успешный бизнесмен и его прекрасная супруга, воплощение гармонии и достатка.

Я автоматически поддерживала беседу, перемещалась по залу, благодарила гостей за щедрые пожертвования. Мое сознание словно раздвоилось: одна часть безупречно играла роль хозяйки дома, другая наблюдала за происходящим со стороны, подмечая детали.

Софья Викторовна сегодня без мужа. Опять скандал дома? Эта привычка теребить серьгу выдает нервозность. В прошлом году она уходила с вечера с тем же потухшим взглядом. Почему я вижу это так отчетливо?

— Лея! Не может быть! — голос из прошлого вырвал меня из задумчивости.

Ко мне шла Татьяна, моя бывшая однокурсница. Мы не виделись, наверное, лет пять.

— Таня! — я обняла подругу, искренне обрадованная встрече.

— Не думала встретить тебя здесь, — Татьяна окинула взглядом зал. — Хотя, о чём это я... Весь город знает, что это ваш прием. Выглядишь потрясающе.

— Спасибо, — я позволила себе лёгкую улыбку. — А ты как здесь оказалась?

— Мой муж — новый партнер инвестиционного фонда Виноградова. Так что теперь, видимо, будем часто видеться на таких мероприятиях, — Татьяна наклонилась ближе. — Честно говоря, я не большая любительница светских вечеров. Но ты, я смотрю, прекрасно вписалась.

Я почувствовала нотку... Зависти? Я не могла точно определить, но что-то в тоне бывшей подруги заставило меня напрячься.

— Как твои картины? — спросила вдруг Татьяна. — Помню, ты собиралась поступать в магистратуру по искусствоведению...

— Я... — я замешкалась. Когда я в последний раз говорила о своих мечтах?

Роман возник рядом так неожиданно, что я вздрогнула. Его рука легла на мою талию властным, собственническим жестом.

— Лея нашла свое призвание в семейной жизни, — произнес он, награждая Татьяну своей фирменной улыбкой, от которой у меня всегда холодело внутри. — Благотворительность, воспитание сына... Не так ли, дорогая?

— Да, конечно, — автоматически ответила я.

— Кстати, мне нужно поговорить с вашим супругом, — обратился Роман к Татьяне. — обсудить с ним детали нового проекта.

Я осталась одна и перевела дыхание. Я уже знала, что потом, наедине, Роман выскажет мне всё, что думает о том, как я держалась с Татьяной. Слишком открыто. Слишком близко. Слишком много собственного мнения.

Мой взгляд снова поймал Татьяну в толпе. Она разговаривала теперь с Романом и другими мужчинами, непринуждённо улыбаясь, но на мгновение наши глаза встретились. И в этот момент я увидела в ее взгляде то, что не заметила сразу.

Жалость.

***

Я обхватила себя руками, хотя в машине было тепло. Роман сидел рядом, молча глядя в окно. Водитель невозмутимо вел автомобиль сквозь ночной город, и только размеренный шум мотора нарушал гнетущую тишину.

Вечер закончился триумфально. Фонд собрал рекордную сумму, журналисты получили свои фотографии для статей о великодушии бизнесмена Виноградова и его очаровательной супруги, деловые связи были укреплены.

Идеальное мероприятие. Идеальная пара.

Конец ознакомительного фрагмента

Ознакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна - то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту.

Выбирайте место для окончания ознакомительного фрагмента вдумчиво. Правильное позиционирование способно в разы увеличить количество продаж. Ищите точку наивысшего эмоционального накала.

В англоязычной литературе такой прием называется Клиффхэнгер (англ. cliffhanger, букв. «висящий над обрывом») — идиома, означающая захватывающий сюжетный поворот с неопределённым исходом, задуманный так, чтобы зацепить читателя и заставить его волноваться в ожидании развязки. Например, в кульминационной битве злодей спихнул героя с обрыва, и тот висит, из последних сил цепляясь за край. «А-а-а, что же будет?»

Я краем глаза наблюдала за профилем мужа, пытаясь предугадать его настроение. Напряжение нарастало с каждой минутой, становясь почти осязаемым. Я знала это ожидание, как затишье перед бурей.

— Ты разговаривала с Татьяной о своих картинах? — наконец спросил Роман, не поворачиваясь ко мне. Его голос звучал обманчиво спокойно.

— Нет, — тихо ответила я. — Она сама спросила. Я не...

— Заметила, как она смотрела на тебя? — перебил Роман. — С жалостью. Будто ты какая-то несчастная домохозяйка.

— Она просто вспомнила университет...

— А ты сразу растаяла, — его пальцы постукивали по подлокотнику, отмеряя секунды до вспышки. — Готова была вывалить ей все. Как ты несчастна с таким ужасным мужем.

— Я этого не говорила!

— Не нужно говорить, — Роман наконец повернулся ко мне. — Достаточно твоего взгляда побитой собаки. Весь вечер ты выглядела так, будто мечтаешь сбежать.

Я сглотнула ком в горле:

— Это неправда. Я была...

— Ты была отвратительна, — тихо произнес он, и от этого тона у меня по спине пробежал холодок. — Уставилась на мужа Татьяны, как девочка-подросток. Ты думаешь, я слепой?

— Что?! Я даже не...

Машина остановилась у ворот нашего дома. Водитель невозмутимо смотрел вперед, делая вид, что не слышит разговора.

— Приехали, — сухо констатировал Роман и вышел, не дожидаясь меня…

Я поднялась в спальню, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Медленно сняла серьги, отстегнула колье, стараясь не делать резких движений. Роман наблюдал за мной, как кобра за мышью, сидя в кресле у окна. На журнальном столике перед ним стоял бокал с виски.

— Иногда мне кажется, — произнес он задумчиво, — что ты забываешь, кому ты обязана всем этим, — он обвел рукой комнату. — Кто дал тебе эту жизнь.

— Я помню, — тихо ответила я. — И благодарна.

— Благодарна? — он усмехнулся. — А по тебе не скажешь. Строишь из себя жертву перед старыми подругами.

— Я не строила...

Он поднялся одним резким движением, и я невольно отшатнулась. Роман мгновенно оказался рядом, его пальцы сомкнулись вокруг моего запястья.

— Не перебивай. Меня, — процедил он. — Никогда. Не перебивай.

— Прости, — прошептала я, чувствуя, как его пальцы сдавливают все сильнее. — Я не хотела...

Его свободная рука взметнулась, и я зажмурилась в ожидании удара. Но Роман лишь заправил прядь моих волос за ухо жестом, который со стороны мог показаться нежным.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — его голос звучал почти ласково, но пальцы на моём запястье сжались ещё сильнее.

Я открыла глаза и встретилась с его взглядом. Холодным, оценивающим.

— Ты должна понимать, — медленно произнес он, — что я могу дать тебе всё. И могу всё забрать.

Его ладонь скользнула по моей щеке, шее, плечу и резко сдернула тонкую бретельку платья. Я вздрогнула, но не отстранилась. Страх сковал мое тело, делая безвольной куклой в его руках.

— Иди в ванную, — внезапно скомандовал он, отпуская меня и отворачиваясь. — Ты сегодня разочаровала меня. Я устал.

— Да, — прошептала я, поспешно отступая назад.

Я закрыла дверь ванной и привалилась к ней спиной, постепенно сползая на пол. Только сейчас я позволила себе дрожь. Вдох. Выдох. Только не плакать. Нельзя, чтобы утром были красные глаза.

Я поднялась и начала механически снимать макияж. На запястье уже наливался синяк - фиолетовый браслет поверх следов, которые едва успели побледнеть. Я открыла шкафчик, достала тональный крем.

Завтра нужно надеть блузку с длинными рукавами.

Я посмотрела на свое отражение: кожа бледная, глаза пустые. Наполнила ванну горячей водой, добавила ароматическую соль. Погружаясь в воду, почувствовала, как начинает жечь свежая ссадина. Но боль была почти желанной: что-то настоящее, что-то, что нельзя спрятать за улыбкой.

Я закрыла глаза. Мысли вернулись к сегодняшнему вечеру, к Татьяне. К ее вопросу о картинах.

Когда я в последний раз рисовала? Кажется, за месяц до рождения Ильи...

Я вспомнила, как Роман однажды похвалил мои работы. В самом начале, когда мы только познакомились. Он даже предложил устроить мне выставку. Но потом каждый раз находил недостатки в новых картинах. «Слишком простовато». «Не хватает глубины». «Ты же не думаешь, что это действительно талантливо?»

А потом, когда родился Илья, искусство как-то само собой отошло на второй план. Мольберт, краски, кисти - всё отправилось на чердак. «Временно», - сказала я себе тогда.

Временно. Шесть лет назад.

Я вытерла слезу, скатившуюся по щеке. Вода в ванне остывала, но я не спешила выходить. Здесь, за запертой дверью, было единственное место, где я могла позволить себе снять маску.

Из спальни донесся звук телевизора. Роман, вероятно, смотрел новости. Завтра он будет вести себя так, словно ничего не произошло. Возможно, подарит мне что-нибудь. Браслет или новые серьги, чтобы скрыть следы.

Я глубоко вздохнула, заставляя себя подняться. Машинально нанесла крем на запястье, скрывая синяк. Расчесала волосы, надела шелковую пижаму.

Он устал. Это был напряжённый день. Завтра всё будет хорошо.

Слова, которые я повторяла себе каждый раз. Слова, в которые давно перестала верить.

Я осторожно покинула своё временное убежище. В спальне было темно, лишь мерцал экран телевизора. Роман уже спал, или делал вид, что спит. Я неслышно скользнула к своей стороне кровати, бесшумно откинула одеяло.

— Ты слишком долго, — его голос прозвучал в темноте.

Я замерла.

— Прости, — прошептала я. — Я не хотела тебя будить.

Роман не ответил. Я осторожно легла, стараясь сохранять дистанцию между нашими телами, но при этом не показывать, что избегаю его. Искусство невидимых границ, которому я научилась за годы брака.

— Завтра повезу Илью на соревнования, — наконец произнёс муж. — Тебе не нужно ехать.

— Но я думала...

— Тебе. Не нужно. Ехать, — отчеканил он. — У тебя синяк на запястье. Не хочу лишних вопросов.

Моё сердце сжалось. Илья ждал этих соревнований по плаванию три месяца. Он каждый день спрашивал, придем ли мы оба.

— Хорошо, — выдохнула я, сглатывая комок в горле.

Роман повернулся ко мне, его рука легла на мою талию - собственнический жест, не нежность.

— Ты же понимаешь, что я делаю всё для нашей семьи, — произнес он тоном, которым обычно разговаривал с бизнес-партнерами. — Для тебя. Для Ильи.

— Да, — прошептала я.

— И это ты вынуждаешь меня... расстраиваться, — его рука скользнула выше, к моей шее. Не сжимая, просто обозначая возможность. — Когда ты ведешь себя... неподобающе.

— Я знаю, — еле слышно ответила я. — Прости меня.

Его пальцы на секунду сжались на моем горле — легко, предупреждающе, а затем он отвернулся, снова включив телевизор.

— Спи, — бросил он через плечо. — Утром поговорим.

Я лежала неподвижно, вслушиваясь в монотонный голос ведущего новостей. Я не закрывала глаз, боясь увидеть во сне лицо Татьяны с тем самым выражением жалости. Как будто бывшая однокурсница заглянула за фасад и увидела настоящую меня: ту, что давно научилась быть невидимой даже для самой себя.

Ради Ильи, — подумала я. —Всё ради него.

Эта её жалость заставила что-то глубоко внутри меня шевельнуться. Что-то, похожее на гнев. Такое крохотное, что его легко можно было и не заметить.

И все же оно было. Искра, которую я давно не чувствовала. Которую так долго заглушала, убеждая себя, что все правильно. Что так и должно быть.

Когда я потеряла себя?- вопрос возник внезапно, обжигая своей ясностью. Сколько лет прошло с тех пор, как я в последний раз спорила с Романом? Когда в последний раз настаивала на своём или просто высказывала собственное мнение?

Перед внутренним взором снова встал образ Татьяны. Её глаза, в которых читался немой вопрос: «Что с тобой случилось?»

Когда-то давным-давно мы вместе спорили о современном искусстве, говорили о книгах, мечтали о путешествиях. Я была уверенной, с планами, с желаниями и мечтами.

А теперь? Роман так часто говорил за меня, что я разучилась говорить сама. Даже в собственной голове.

Телевизор всё ещё работал. Супруг смотрел экономические новости, делая вид, что не замечает меня. Я повернулась на бок, спиной к нему.

Я почти задремала, когда ощутила его руку на своем плече. Прикосновение было осторожным, почти нежным. Таким, каким оно часто бывало в начале нашего знакомства. До того, как всё изменилось. До того, как начался этот цикл: напряжение — вспышка — извинения — затишье.

— Лея, — прошептал Роман. — Не спишь?

— Нет, — ответила я тихо.

— Я знаю, что бываю резким, — его рука скользнула вниз, к моему запястью, где наливался синяк. — Просто я не выношу, когда ты выглядишь несчастной. Когда создаёшь впечатление... будто тебе плохо со мной.

Я молчала. Что я могла сказать? Что он сам делает меня несчастной? Что я боюсь его? Что каждый день думаю о том, как было бы, если бы я могла просто уйти?

Нет. Некоторые мысли нельзя произносить вслух. Не в этом доме.

— Завтра у меня важная встреча, — продолжил он, — по новому контракту. Если всё пройдет как надо, то в следующем году мы сможем провести лето в Ницце. Илье там понравится.

— Звучит замечательно, — я старалась, чтобы мой голос звучал искренне заинтересованно. — Илья так давно просил поехать на море.

— И ты сможешь... — он сделал паузу, — может быть, начать рисовать снова. Если хочешь.

Я повернулась к нему, удивлённая этими словами. Впервые за много месяцев он заговорил о моём увлечении не с язвительностью, а с неким подобием поддержки.

— Правда? — я не смогла скрыть надежду в голосе.

Он кивнул, проводя пальцем по моей щеке:

— Конечно. Если это сделает тебя счастливой. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Лея.

И я почти поверила ему.

Почти.

Такое случалось и раньше: моменты просветления, когда Роман вдруг становился тем человеком, в которого я когда-то влюбилась. Когда он говорил правильные слова, делал правильные жесты.

А потом что-то происходило, и круг замыкался снова.

— Спасибо, — прошептала я, потому что он ждал ответа.

Роман притянул меня к себе, и я податливо прильнула к его груди, вдыхая знакомый запах дорогого одеколона. Физическая близость всегда была его способом завершить ссору, поставить точку, заявить свои права. И мне так было проще - подчиниться, чем сопротивляться. Проще здесь и сейчас.

Но в глубине души, там, где зародилась та крошечная искра, я знала: что-то изменилось. Во мне самой. Что-то треснуло, сломалось, освободилось.

Я только не знала, к добру это или к беде.

Утро встретило меня солнечным светом, пробивающимся сквозь щель в тяжелых шторах. Роман уже встал: я слышала, как он разговаривает по телефону в соседней комнате.

Я тоже поднялась. Механически умылась. На запястье отчётливо виднелся новый синяк.

Нужно надеть блузку с длинными рукавами.

Дверь вдруг распахнулась, и от неожиданности я вздрогнула. В спальню шагнул Роман, уверенным, широким шагом прошёл к прикроватной тумбочке и достал из неё маленькую бархатную коробочку:

— Это тебе.

Он открыл коробочку: внутри лежал тонкий серебряный браслет с мелкими бриллиантами. Элегантный, дорогой, идеально подходящий к моему стилю. Стилю, который он сам для меня выбрал.

— Примерь, — Роман взял меня за руку, ту самую, на которой был свежий синяк.

Я позволила ему надеть украшение, стараясь удерживать полагающееся выражение на лице. Холодный металл коснулся поврежденной кожи. Неприятно. Браслет был идеальной ширины, чтобы скрыть следы.

— Как будто создан для тебя, — произнес Роман с удовлетворением.

— Спасибо, — я выдавила улыбку. — Он прекрасен.

Сценарий, который повторялся десятки раз. Ссора, синяки, ювелирное украшение. Драгоценные кандалы, которыми он приковывал меня к себе, к этой жизни.

— Иди сюда, — Роман потянул меня к себе, и я поддалась, как всегда. Его объятия были знакомыми и чужими одновременно. Я закрыла глаза, представляя, что я где-то далеко. На берегу моря. Одна. Или с сыном. Только вдвоем.

— Ты самое ценное, что у меня есть, — прошептал Роман в мои волосы. — Я бы никогда не позволил никому забрать тебя у меня. Никогда.

И вот оно — не признание в любви, а заявление о собственности! Разница тонкая, почти неуловимая. Раньше я не замечала ее. Теперь же слышала в каждом слове.

Его рука скользнула под пижаму, и я вздрогнула, не от желания, а от воспоминания о боли, которую он так легко мог причинить. Но сегодня он был нежен. Или делал вид, что нежен. Как в самом начале.

— Лея, — его голос звучал почти умоляюще. — Посмотри на меня.

Я открыла глаза и встретилась с его взглядом. Темным, настойчивым. В такие моменты я почти могла поверить, что он действительно любит меня. Что всё остальное просто кошмар, дурной сон.

— Я люблю тебя, — сказал он, впервые за долгое время. — Ты же знаешь?

Я кивнула, не в силах произнести ответ. Когда-то я бы сказала это без колебаний. Когда-то я верила внас.

— Скажи это, — потребовал он, и в его голосе мелькнула знакомая сталь. — Скажи, что любишь меня.

— Я люблю тебя, — прошептала я, и эти слова, когда-то полные смысла, прозвучали пусто.

Но Роману этого было достаточно. Он улыбнулся, той улыбкой, которая почти никогда не достигала глаз. Уложил меня на постель, и я позволила ему. Как позволяла всегда. Моё тело реагировало на прикосновения — механически, привычно. Разум же был где-то далеко.