- Роман Викторович, можно вас на минутку? - голос Анны Павловны, классной руководительницы Ильи, звучал восторженно. - Я хотела лично поблагодарить вас за вклад в нашу школьную библиотеку! Это просто невероятная щедрость.
Я стояла чуть в стороне, наблюдая, как Роман включает свою публичную улыбку ту, что никогда не достигает глаз, но выглядит безупречно на фотографиях.
- Это мелочи, Анна Павловна, - его голос звучал мягко, с ноткой скромности. - Образование - самое важное вложение в будущее. Особенно для таких способных детей, как в вашем классе.
Мы находились на родительском собрании в первом классе Ильи. Первое полугодие подходило к концу, и Анна Павловна собрала всех родителей, чтобы обсудить успехи детей и планы на следующий семестр.
Роман, как всегда, был в центре внимания. Неделю назад он сделал крупное пожертвование в школьную библиотеку: целую коллекцию дорогих книг и интерактивный стол для чтения. Сегодня он принёс персональные подарки для каждого ученика в классе: развивающие наборы, подобранные с учетом интересов каждого ребенка.
Я смотрела, как другие матери бросают на него восхищенные взгляды, а отцы - уважительные, с ноткой зависти. Роман Виноградов - идеальный отец. Щедрый, заботливый, вникающий в каждую мелочь, касающуюся образования сына.
- Лея, - окликнула меня Анна Павловна. - Вам так повезло с мужем! Не каждый отец так вовлечен в учебный процесс. Вы с Ильей в надежных руках.
Я улыбнулась и кивнула. Привычная реакция. Никто здесь не знал, что эти «надежные руки» всего два дня назад сжимали мое горло так, что я едва могла дышать. Из-за того, что я забыла заказать костюм для выступления Ильи на школьном концерте.
«Ты хочешь, чтобы наш сын выглядел хуже других? Чтобы над ним смеялись? - шипел Роман, прижимая меня к стене. - Ты хоть понимаешь, что для ребенка значит быть унижением перед классом?»
Я хотела сказать, что обычный костюм вряд ли стал бы причиной насмешек, но промолчала. Это только усилило бы его гнев.
- О чем задумалась, дорогая? - голос Романа вернул меня в реальность. Его рука легла мне на плечо - заботливый жест для всех вокруг, предупреждение для меня.
- О том, как нам повезло с такой хорошей школой, - ответила я, повернувшись к Анне Павловне. - Илья с радостью ходит на занятия каждый день.
- Он очень способный мальчик, - кивнула учительница. - Особенно в математике. Весь в папу, наверное?
- В папу, - улыбнулась я.
На самом деле Илья совсем не был похож на Романа характером: он рос тихим, вдумчивым, с мягким сердцем. Любил рисовать, читать истории о животных, собирать гербарии. От меня, наверное. Но Роман упорно пытался сделать из него «настоящего мужчину» - водил на карате, настаивал на занятиях плаванием и шахматами, запрещал «сопливые книжки».
Втайне я продолжала покупать Илье книги, которые ему нравились, прятала их под подушкой в детской. Маленький акт сопротивления в нашей золотой клетке.
***
- Что это? - я смотрела на экран своего телефона, где появилось новое приложение с иконкой в виде карты.
Я только что вернулась домой после короткого шоппинга. Роман встретил меня в прихожей, словно ждал.
- Небольшая мера безопасности, - он пожал плечами с обманчиво непринужденным видом. - Теперь я всегда буду знать, где ты находишься.
- Ты… хочешь начать следить за мной? - я не могла поверить своим ушам, хотя удивляться, наверное, было нечему.
- Не драматизируй, - Роман поморщился. - Это для твоей же безопасности. Если что-то случится, я сразу буду знать, где тебя искать.
- А если я не хочу, чтобы меня отслеживали? - слова вырвались прежде, чем я успела подумать.
Роман замер. Сделал шаг ко мне. Я инстинктивно отступила назад, затем ещё и щё немного, пока не почувствовала спиной стену.
- А почему ты не хочешь? - его голос звучал мягко, что всегда было опаснее, чем крик. - Тебе есть что скрывать, Лея? Куда-то ходишь, о чем я не знаю?
- Нет, конечно, нет, - я быстро покачала головой. - Просто... это странно. Как будто ты мне не доверяешь.
- Я доверяю тебе, - Роман взял меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. - Я не доверяю миру вокруг. Ты слишком наивна, Лея. Слишком доверчива. Кто-то должен о тебе заботиться.
Этот аргумент: «я делаю это для твоего блага» - был его любимым. И самым эффективным, потому что часть меня всё еще хотела верить, что в глубине души он действительно заботится обо мне. Что все эти ограничения, правила и наказания, лишь извращенное проявление любви и страха потерять.
Я опустила взгляд на телефон. Маленькая иконка смотрела на меня, как всевидящее око.
- И на всякий случай, - добавил Роман, словно прочитав мои мысли, - не пытайся удалить приложение. Я узнаю.
- Я не собиралась, - солгала я севшим голосом.
Но, конечно, я попыталась. Не сразу - через несколько дней, когда Роман уехал на деловую встречу. Я удалила приложение, заставила себя улыбнуться от внезапного, пусть и ложного чувства свободы. А через три часа получила его сообщение:
«Что случилось с твоим телефоном? GPS не работает».
У меня перехватило дыхание. Я быстро придумала оправдание: телефон завис, пришлось перезагрузить, наверное, сбились настройки.
Вечером Роман вернулся домой с новым телефоном для меня.
- Твой старый явно глючит, - сказал он, протягивая коробку с последней моделью iPhone. - Я уже всё настроил. Перенес твои контакты.
Все контакты, которые он считал приемлемыми, - подумала я, но улыбнулась и поблагодарила.
Новый телефон оказался настоящей золотой клеткой. Я не могла удалять приложения, не могла отключать определение местоположения. Не могла установить пароль, которого бы он не знал.
А через неделю я обнаружила, что в доме появились камеры.
- Для безопасности, - объяснил Роман, когда я наткнулась на маленькое устройство в углу гостиной. - После той серии ограблений в соседнем районе. Нужно защищать нашу семью.
Камеры были везде: в прихожей, гостиной, на кухне, в коридорах. Только в спальнях и ванных комнатах их не было. По крайней мере, я надеялась, что их там не было.
Я начала замечать, что Роман часто проверяет записи. Однажды я увидела, как он просматривал видео с кухни, где я разговаривала по телефону с матерью. Другой раз видео, где Илья тайком кормил своим обедом нашу собаку, потому что не любил брокколи.
- Ты постоянно за нами следишь? - спросила я, не выдержав.
- Не за вами, а за порядком в доме, - отрезал он. - И правильно делаю. Теперь я знаю, почему Илья не ест овощи. Ты слишком мягкая с ним. Позволяешь отказываться от полезной пищи.
Илье тогда попало - не физически, нет. Роман никогда не поднимал руку на сына. Но его холодное разочарование, выверенные слова о слабости и недостаточности могли ранить сильнее любого удара.
***
- Мам, это тебе, - Илья протянул мне рисунок - цветные карандаши, детская улыбающаяся фигурка, солнце и дом.
- Это прекрасно, милый, - я обняла его, рассматривая рисунок. - Это ты?
- Да, - он показал на фигурку. - А это наш домик. Маленький, но счастливый.
Я удивленно посмотрела на рисунок. Дом действительно был крохотным, не похожим на наш особняк.
- Почему он такой маленький?
Илья пожал плечами:
- Не знаю. Просто... маленькие домики кажутся уютнее. Как у бабушки в деревне.
Я кивнула, чувствуя комок в горле. Дом моей матери был простым, старым, с потертой мебелью и скрипучими половицами. Но в нем я всегда чувствовала себя в безопасности. По крайней мере, до того, как Роман стал частью моей жизни.
- Что за художества? - голос Романа раздался из дверного проема. Он вошел, бросив взгляд на рисунок в моих руках.
- Илья нарисовал нас, - я протянула ему листок, надеясь, что он не заметит маленький «счастливый домик».
Роман изучил рисунок с той же внимательностью, с которой обычно читал деловые отчеты.
- Почему дом такой маленький? - спросил он, и у меня внутри всё сжалось. - У нас большой, красивый дом. Ты должен гордиться им, а не фантазировать о какой-то лачуге.
- Я просто… - начал Илья, но Роман перебил его.
- И почему меня нет на рисунке? Где папа?
Илья побледнел, опустил глаза:
- Я… я забыл. Прости, папа.
- Забыл? - Роман поджал губы. - Своего отца забыл нарисовать?
- Он просто не закончил, - быстро вмешалась я. - Правда, милый? Ты ведь собирался дорисовать папу?
Илья благодарно взглянул на меня и кивнул:
- Да, конечно. Я сейчас же добавлю.
Роман смягчился, потрепал сына по волосам:
- Вот и хорошо. Семья должна быть вместе. Всегда.
Когда он вышел, Илья схватил карандаш и торопливо начал рисовать еще одну фигуру - повыше, в костюме.
- Мам, - прошептал он, не поднимая глаз от рисунка. - А почему ты всегда соглашаешься с папой?
Вопрос ударил меня под дых своей внезапной честностью. Я не знала, что ответить. Не могла сказать правду, что боюсь, что сломлена, что давно перестала быть собой.
- Потому что мы с папой стараемся быть единой командой, - наконец выдавила я.
Илья поднял на меня глаза - темные, как у Романа, но с совсем другим выражением. В них была тревога. Понимание, слишком глубокое для шестилетнего ребенка.
- А если папа ошибается? - спросил он тихо.
- Папа редко ошибается, - автоматически ответила я, оглядываясь на дверь. - Впрочем, многие люди ошибаются. Даже взрослые.
Илья задумчиво наклонил голову, продолжая рисовать:
- Максим в садике сказал, что его папу забрали в полицию. Потому что он бил маму.
Моё сердце остановилось на мгновение. А потом забилось так быстро и громко, что казалось, Илья должен слышать этот стук.
- Это… очень грустно, - осторожно сказала я, пытаясь сохранять спокойствие.
- А наш папа может? - Илья поднял глаза, и в них было что-то такое пронзительное, что я почувствовала, как внутри всё сжимается. - Тебя ударить?
Я не знала, что ответить. Ложь застряла в горле, правда была слишком страшной. Оглядевшись еще раз, присела рядом с сыном и взяла его ладошки в свои.
- Папа очень любит нас, - мягко сказала я. - Он просто бывает… строгим. Но всё, что он делает, он делает для нашей семьи.
Илья смотрел на меня так, будто пытался найти в моих словах что-то большее, какую-то скрытую правду, которую я не решалась произнести.
- Я знаю, - наконец сказал он и внезапно обнял меня крепко-крепко. - Я люблю тебя, мама. Очень-очень.
- Я тоже люблю тебя, малыш, - прошептала я, прижимая его к себе и чувствуя, как к глазам подступают слезы. - Больше всего на свете.
В тот вечер, укладывая Илью спать, я долго сидела у его кровати. Когда он уже засыпал, я услышала его сонный голос:
- Мама, если папа будет на тебя злиться, я тебя защищу.
Я закусила губу, чтобы не расплакаться. Мой маленький рыцарь. Которому не должно быть дела до таких вещей. Который должен быть защищен сам, а не пытаться защищать меня.
- Спи, родной, - прошептала я, целуя его в лоб. - Всё будет хорошо.
Той ночью мне приснился сон. В нем я бежала по темному лесу, крепко держа Илью за руку. Мы искали выход, какую-то невидимую тропинку к свету. И где-то вдалеке был дом - маленький, но тёплый. Такой, как на рисунке сына.
Я проснулась с бешено колотящимся сердцем. Рядом спал Роман, его рука привычно лежала поперек моей груди - не объятие, а удержание. Я осторожно отодвинулась и тихо пошла в ванную.
Глядя на своё отражение в зеркале, вдруг поняла, что не узнаю женщину, смотрящую на меня оттуда. Бледная, с потухшими глазами и напряженным, постоянно настороженным выражением лица. Где та юная, полная мечтаний и энергии Лея, которая когда-то спорила о современном искусстве и планировала выставки?
Она исчезла. Растворилась в этом доме, в этом браке, в этом страхе, который стал неотъемлемой частью каждого дня.
Но что-то во мне еще билось. Что-то упрямое, яростное. Что-то, что не позволяло полностью сдаться. И это что-то сейчас шептало:ради Ильи. Ты должна быть сильной ради него. Ты должна показать ему другую модель взаимоотношений. Другой мир. Чтобы он не стал таким, как Роман.
***
- Лея, милая, все ли хорошо? - голос Елены Михайловны, соседки по дачному участку, вырвал меня из задумчивости. - Ты так побледнела.
Мы сидели в беседке на нашей загородной даче, пили чай. Роман уехал с Ильей на рыбалку - редкий случай их совместного времяпрепровождения без моего присутствия. Елена Михайловна, пожилая профессор литературы, часто заходила к нам, когда мы приезжали на выходные. Роман не одобрял этого общения, но и не запрещал открыто - видимо, потому что она была женой влиятельного чиновника и к тому же достаточно пожилой, чтобы не представлять в его глазах «угрозы».
- Просто устала, - я попыталась улыбнуться. - Плохо спала.
- Кошмары? - спросила она, внимательно глядя на меня поверх очков.
Я замерла, не зная, как ответить. Кошмары? Да, каждую ночь. Только они не прекращались с пробуждением.
Елена Михайловна вдруг накрыла мою руку своей сухой, теплой, с выступающими венами.
- Знаешь, - сказала она тихо, - когда я была в твоем возрасте, я тоже жила во сне. В смысле, настоящая я та, что думала, чувствовала, мечтала - существовала только в моих снах. Наяву же была лишь тень, исполняющая роль.
Я потрясенно посмотрела на нее. Эта элегантная, уверенная в себе женщина… тоже?
- Моя мама часто говорила: «Молчание - золото», - продолжала Елена Михайловна. - Особенно для женщины. Не спорь, не возражай, не имей своего мнения. И я поверила. На двадцать лет поверила, представляешь?
Она покачала головой, глядя куда-то вдаль:
- А потом он умер. Мой первый муж. И знаешь, что я почувствовала? Не горе. Не утрату. А свободу.
Я не могла пошевелиться. Не могла дышать. Её слова проникали прямо внутрь, разбивая что-то, что я тщательно строила годами: стену отрицания, стену «так надо».
- Почему… почему вы мне это рассказываете? - прошептала я.
Елена Михайловна мягко улыбнулась:
- Потому что иногда нам нужно услышать чужую историю, чтобы признать свою собственную.
Она помолчала, потом добавила еще тише:
- И потому что вчера я видела, как ты дернулась, когда он поднял руку, чтобы поправить тебе волосы. Это не нормальная реакция, Лея. Это реакция человека, ожидающего удара.
Я почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Как внутри что-то ломается, не от боли, а от облегчения. От того, что кто-то видит. Кто-то знает. Кто-то называет это вслух.
- Я не знаю, что делать, - слова вырвались прежде, чем я успела подумать.
- Сейчас - ничего, - Елена Михайловна сжала мою руку. - Просто знай, что есть выход. Всегда есть выход. И моя дверь всегда открыта для тебя. Что бы ни случилось.
Когда я услышала звук подъезжающей машины, я быстро отдернула руку и вытерла глаза. Елена Михайловна с пониманием кивнула и начала говорить о своих розах, как будто мы всё это время обсуждали садоводство.
А я впервые за много месяцев почувствовала что-то, похожее на надежду.
***
- GPS на твоем телефоне глючит, - сказал Роман вечером, просматривая что-то на своем ноутбуке. - Иногда пропадает сигнал.
Я замерла посреди комнаты, сжимая в руках блокнот, в котором составляла список покупок на неделю.
- Правда? - я сделала удивленное лицо. - Наверное, что-то с новой системой обновления.
- Наверное, - Роман кивнул, не отрывая взгляда от экрана. - Странно, что это случается именно тогда, когда ты ходишь в супермаркет. Или когда гуляешь по парку.
Мое сердце пропустило удар. Я недавно выяснила, что в некоторых местах: внутри торгового центра, например, или в определенной части парка GPS-сигнал становился слабее. И я начала пользоваться этими «слепыми зонами» для коротких периодов свободы. Иногда просто сидела на скамейке, наслаждаясь тем, что на время стала невидимой для всевидящего ока Романа.
- Я… - начала я, но Роман перебил.
- Сядь, - он кивнул на кресло напротив себя.
Я медленно опустилась, чувствуя, как пальцы холодеют от страха.
- Ты хочешь что-то мне сказать, Лея? - его голос звучал спокойно. Слишком спокойно.
- Н-нет, - я покачала головой.
- Хорошо, - Роман закрыл ноутбук. - Потому что у меня к тебе только один вопрос: ты что, считаешь меня идиотом?
- Нет! - воскликнула я. - Конечно, нет.
- Тогда объясни мне, - он наклонился вперед, - почему ты прячешься? От меня. От человека, который дал тебе всё.
- Я не прячусь, - во рту пересохло. - Я просто... иногда хожу по магазинам...
- Три часа в парке - это «хожу по магазинам»? - его глаза сузились. - Без покупок? Без встреч с подругами? Просто сидишь на скамейке?
Я не знала, что ответить. Правда звучала бы безумно: «Да, я просто хотела побыть одна, без твоего наблюдения, без твоего контроля, хотя бы на час».
- Я думала, - наконец сказала я. - Просто сидела, думала...
- О чем? - его голос стал еще тише.
- О… своем детстве. О родителях. О живописи, - я судорожно подбирала слова, которые могли бы его успокоить.
Роман смотрел на меня долго, оценивающе, будто пытался прочитать мысли. Наконец он откинулся на спинку кресла.
- Знаешь, что я думаю? - произнес он тоном, который использовал в деловых переговорах. - Я думаю, ты выдумываешь проблемы. От скуки. От безделья. У тебя есть всё: дом, деньги, сын, муж, который обеспечивает вас. А тебе всё мало.
- Нет, я…
- Тебе нужно чем-то заняться, - перебил он. - Чем-то полезным. Может быть, благотворительностью? Ты могла бы организовать сбор для детского дома. Что-нибудь с искусством, раз уж тебя всё еще тянет к этой теме.
Я молча кивнула, испытывая странное чувство облегчения. Он объяснил моё поведение скукой. Не заподозрил попытку вырваться, попытку найти помощь. Просто решил, что мне не хватает занятий.
- Хорошая идея, - сказала я, стараясь, чтобы голос звучал воодушевлённо. - Я могла бы помочь с организацией выставки детских работ.
Лицо Романа смягчилось. Он подошёл ко мне, взял за руку:
- Вот видишь? Тебе просто нужно направление. Я всегда знаю, что для тебя лучше.
Я улыбнулась, чувствуя, как внутри всё сжимается. Он верил в свою версию. В то, что он заботливый муж, а я - немного потерявшаяся, нуждающаяся в руководстве женщина. Может быть, он искренне не видел истинного положения вещей? Не осознавал, как его «забота» превратилась в тюрьму?
Той ночью я долго не могла уснуть. Слова Елены Михайловны звучали в голове: «Есть выход. Всегда есть выход». Но какой? Куда бежать с ребёнком? На что жить? И главное - как убежать от человека, который контролирует каждый твой шаг, который может использовать всю мощь своих связей и денег, чтобы найти тебя?
***
- Мама, почему у нас в комнатах нет камер? - спросил Илья за завтраком. Роман уже ушёл на работу, и мы были только вдвоём на кухне.
Я чуть не подавилась кофе:
- Что?
- Ну, камеры, - Илья показал на маленькое устройство в углу кухни. - Они везде, кроме ванных и спален. Почему?
Я не знала, что ответить. Как объяснить шестилетнему ребёнку, что даже его отец понимает: есть границы, которые нельзя переступать? Что личное пространство должно оставаться личным?
- Потому что есть вещи, которые должны оставаться приватными, - наконец сказала я, тщательно подбирая слова. - Спальня - это место для отдыха и сна. Туда не должны заглядывать чужие глаза.
- А камеры на кухне - это глаза папы, да? - Илья смотрел на меня серьёзно, не по годам вдумчиво.
- В каком-то смысле, - осторожно ответила я. - Папа хочет знать, что с нами всё в порядке, даже когда его нет рядом.
- Но разве это нормально? - Илья нахмурился. - У Миши дома нет камер. И у Саши. И вообще ни у кого из моих друзей.
Я замерла, не зная, что сказать. Мой сын задавал вопросы, которые я сама боялась себе задать. Он видел ненормальность нашей ситуации с той ясностью, которая свойственна только детям.
- Разные семьи живут по-разному, - выдавила я наконец. - У нас… особенный дом. Папа очень заботится о безопасности.
Илья помолчал, размешивая ложкой остатки каши в тарелке.
- А от кого он нас защищает? - спросил он вдруг. - От плохих людей?
Ни от кого, он просто чёртов параноик и тиран, - пронеслось у меня в голове, но я только кивнула:
- Да, милый. От плохих людей.
- А как понять, кто плохой, а кто хороший? - не унимался сын.
Я посмотрела на него, такого маленького, но проницательного. Мне захотелось обнять его крепко-крепко и никогда не отпускать.
- Хороший человек заботится о тебе так, чтобы тебе было хорошо, - сказала я тихо. - А не так, чтобы ему было спокойно.
Илья кивнул, будто это объяснение имело для него смысл. А потом задал очередной непростой вопрос:
- А папа какой? Хороший или?..
Я не смогла сдержать резкий вдох. Камера. Она всё записывает. Если Роман услышит этот разговор…
- Папа очень любит тебя, - сказала я, вставая и начиная убирать посуду. - И делает всё, что считает лучшим для нашей семьи.
- Ты не ответила, - заметил Илья, но больше не стал настаивать.
Когда я укладывала его спать вечером, он вдруг сказал, глядя куда-то в потолок:
- Знаешь, мама, я думаю, что хорошие люди не заставляют других бояться.
Я застыла, окаменев от его слов.
- С чего ты взял, что я боюсь? - осторожно спросила я.
Илья повернулся ко мне, его глаза были серьёзными:
- Я вижу. Когда папа приходит, ты всегда становишься другой. Как будто надеваешь маску. И дышишь по-другому. И голос у тебя меняется.
Я не знала, что сказать. Мой маленький сын видел меня насквозь. Видел то, что я пыталась так тщательно скрыть.
- Иногда взрослые отношения бывают сложными, - произнесла я наконец. - Но я всегда буду рядом с тобой. Всегда буду защищать тебя. Обещаю.
Я поцеловала его в лоб, выключила ночник и пошла к двери.
- Мама, - позвал Илья, когда я уже была на пороге. - А ты не можешь просто уйти? Мы бы вдвоём где-нибудь жили. Без камер.
Моё сердце сжалось. Я обернулась, смутно различая его силуэт в темноте:
- Спи, малыш. Давай обсудим это завтра.
- Ты всегда так говоришь, - пробормотал он сонно. - А потом никогда не говоришь.
Я вышла из комнаты, прикрыла дверь и прислонилась к стене, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Мой сын… Он видел всё. Понимал всё. И уже проецировал эту модель отношений на свою будущую жизнь.
Что я делаю? Какой пример подаю ему, оставаясь? Показываю, что любовь - это контроль? Что нормально бояться человека, с которым живёшь?
В ту ночь мне снова приснился сон. В нём мы с Ильей бежали. Но теперь я точно знала, куда: к тому маленькому домику, который он нарисовал. К месту, где нет камер, GPS-трекеров, постоянного напряжения и страха.
К свободе.
И когда я проснулась, что-то изменилось. Внутри меня появилась решимость: тонкая, хрупкая, но настоящая. Я больше не могла продолжать в том же духе. Ради себя. Ради Ильи.
Пора было что-то менять.