Развод. В клетке со зверем

Глава 14. Правда в суде

Зал суда казался мне слишком маленьким для всего того горя, страха и надежды, что наполняли его. Я сидела прямо, расправив плечи, глядя перед собой. Три месяца подготовки, сбора доказательств, бессонных ночей, и вот мы здесь, в суде, который решит нашу судьбу.

Роман сидел по другую сторону зала: безупречно одетый, с выражением благородного терпения на лице. Он всегда умел создавать нужный образ. Его адвокат, известный своими победами в самых безнадежных делах, что-то тихо говорил ему на ухо.

София положила руку мне на плечо:

— Помните, мы хорошо подготовились. У нас есть все доказательства.

Я кивнула, глядя на толстую папку перед ней. Там были записи угроз Романа, свидетельские показания, документы о переводах денег наемникам, заключения экспертов о моем психологическом состоянии и состоянии Ильи.

Но самое ценное доказательство появилось неожиданно. Три недели назад, когда Роман уже находился под домашним арестом в ожидании суда, в офис Софии пришла Вероника. Нынешняя, а точнее уже бывшая девушка Романа, та самая, что предупредила меня. Она принесла с собой дневник, который вела последние полгода, с подробным описанием манипуляций, контроля и угроз со стороны экс любовника. А еще — запись, где он обсуждал со своими «специалистами» план похищения Ильи, еще до нашей встречи в Дубае.

За ней пришли другие: Карина, его бывшая ассистентка, с историей харассмента; Лариса с синяками на запястьях и страхом в глазах. Роман оставил за собой шлейф страданий, и теперь эти свидетельства собирались против него.

— Суд идет! — объявил секретарь, и все встали.

Заседание началось с формальностей. Потом настал черед адвоката Романа. Он говорил гладко, убедительно, рисуя образ успешного бизнесмена, любящего отца, заботливого мужа, который стал жертвой нестабильной женщины, поддавшейся влиянию радикальных феминисток.

— Мой клиент лишь хотел воссоединиться со своим сыном, которого незаконно удерживали, — вещал адвокат. — Да, он действовал эмоционально, возможно, не всегда в рамках закона, но что бы сделал любой отец на его месте?

Роман кивал с выражением благородной скорби на лице. Я видела, как некоторые в зале смотрели на него с симпатией. Он всегда умел располагать к себе, когда ему это было нужно.

Потом слово взяла София. Она говорила спокойно, методично, без эмоциональных всплесков. Представляла доказательства одно за другим: медицинские заключения о моих травмах, психологические отчеты о состоянии Ильи, финансовые документы о переводах денег наемникам.

— А теперь, — сказала она, подходя к кульминации, — суд заслушает аудиозаписи, сделанные в доме в Гурзуфе, где господин Виноградов отдавал приказы о похищении своего сына. Напоминаю, что на тот момент действовал судебный запрет, запрещающий ему приближаться к ребенку.

Запись включили. Голос Романа, искаженный гневом, но вполне узнаваемый, заполнил зал: «Найдите мальчика немедленно! Активируйте план эвакуации прямо сейчас!»

Я видела, как лицо Ромы каменеет. Его адвокат что-то лихорадочно писал, готовя возражение.

Но самый сильный удар был впереди.

— Ваша честь, — сказала София, — мы вызываем следующего свидетеля, Веронику Орлову.

Вероника вошла в зал: бледная, нервная, но решительная. Она села на место свидетеля и принесла присягу дрожащим голосом.

— Госпожа Орлова, — начала София, — расскажите суду о ваших отношениях с Романом Виноградовым.

Вероника заговорила тихо, но вскоре ее голос окреп. Она рассказывала о постепенном нарастании контроля, о запретах общаться с друзьями, о проверке телефона, о слежке.

— А потом он ударил меня, — сказала она, и в зале повисла тишина. — В первый раз — за то, что я опоздала на ужин с его партнерами. Потом за то, что неправильно ответила журналисту. Потом за то, что «смотрела» на официанта в ресторане. Это стало… обычным.

Я видела, как Рома напрягся. Его лицо исказилось от ярости, но он все еще контролировал себя.

— А что вы можете сказать о планах господина Виноградова относительно его сына? — спросила София.

— Он был одержим идеей вернуть мальчика, — ответила Вероника. — Говорил, что использует любые средства. Что уедет с ним в другую страну, где бывшая жена никогда их не найдет. Он…

— Это ложь! — Роман внезапно вскочил, лицо его исказилось от гнева. — Она лжет! Они все лгут!

Судья ударил молотком:

— Господин Виноградов, сядьте немедленно!

Но Роман не слушал. Ярость, которую он так тщательно скрывал, прорвалась наружу.

— Ты, неблагодарная дрянь! — он указал на меня. — Я дал тебе все! Всё! А ты предала меня! Украла моего сына! Никто не смеет…

Судебные приставы подошли к нему, пытаясь усадить на место. Рома сопротивлялся, продолжая кричать. Его лицо, искаженное злостью, стало почти неузнаваемым, маска благородства слетела окончательно.

Я сидела, не двигаясь, глядя прямо перед собой. Не от страха. От осознания, что суд видит его настоящим. Не успешного бизнесмена с безупречными манерами, а человека, который не может справиться со своей яростью, когда его контроль над другими ставится под угрозу.

Судья объявил перерыв, чтобы восстановить порядок. Когда заседание возобновилось, Роман сидел на своем месте — мрачный, с печатью поражения на лице. Он знал, что проиграл. Его собственный характер предал его.

Заседание продолжалось еще несколько часов. Были другие свидетели, эксперты, документы. Но ключевой момент уже произошел. Судья видел настоящего Виноградова, и это не был образ любящего отца, несправедливо лишенного сына.

Когда суд объявил перерыв до следующего дня, София сжала мою руку:

— Мы на верном пути. Он проиграл, даже если еще не понимает этого.

Я смотрела на бывшего мужа, которого уводили приставы. Он обернулся, наши взгляды встретились. И впервые за все годы я не отвела глаза первой. Не опустила голову. Не съежилась от страха.

Я выдержала его взгляд, ощущая странное спокойствие. Он больше не имел власти надо мной. Больше никогда.