Я подбежала к узкому высокому окну своего кабинета и выглянула наружу.
Казалось, кто-то резко приглушил свет — небо потемнело, будто развернули чёрную пелену. И эта пелена… она шевелилась. Медленно спускалась к земле, становясь всё гуще, темнее, словно чернильная дымка или тяжёлые, плотные тучи.
На стене замка резко стало многолюдно. Воины заняли свои позиции. Внизу уже выстроилось подкрепление.
И всё же я не увидела ни одного дракона в небе. Никто не взмывал вверх.
Я удивилась. Почему?
Но уже через мгновение поняла. Небо стало таким низким, что не оставляло ни единого шанса для манёвра.
А потом всё вокруг словно заволокло дымом. Стало серым. Казалось, вся пепельная взвесь той черной Пустоши взмыла в воздух и перекрыла обзор.
Я не понимала, как в таком можно что-либо разглядеть. Но вдруг эту мёртвую, глухую тишину разорвал клич.
Дикий, протяжный, словно тысячи воинственно настроенных индейцев закричали во всю глотку, сообщая о своем нападении.
Кочевники. Так кажется их называл генерал.
Я не видела их, но этот клич вонзился в грудь, пробежал по коже острыми иглами. Мне стало по-настоящему страшно. Казалось, их тысячи стоят под стенами замка. И нам конец.
Я затаила дыхание, сжала окоченевшими пальцами каменный подоконник. Из казарм выбегали воины один за другим — отряд за отрядом, спешно занимали позиции. Может, их было сотня. Может, чуть больше.
Это много или мало?
Для меня — ужасающе мало.
Мой взгляд метался от воина к воину. Все они ощетинились мечами. Были готовы принять бой.
Но тут я заметила его. Торна.
Он стоял прямо по центру стены, фигура отчётливо выделялась среди других. Мощная, широкая спина. Он был как страж, как опора для всего замка. Волосы были собраны в тугую косу. Рука покоилась на эфесе меча.
Вид спокойного генерала, его непоколебимость, мощь и уверенность дало мне хоть какую-то опору — эмоциональную защиту.
Я знала: пока он на ногах, мы не сдадимся.
Он медленно достал меч из ножен. Затем поднял руку — высоко над головой. В ладони мелькнул слабый огонёк, едва различимый сквозь мглу. Он вспыхнул, словно импульс, потом потух. И снова загорелся и снова потух.
Этот сигнал кто-то повторил чуть дальше, и ещё, и ещё…
Я поняла — это не просто жест. Это молчаливая команда. Сигнал.
Дикий, визжащий вой нарастал. Всё сливалось в один зловещий рев.
Но генерал не спешил.
Он держал руку с огнём поднятой, как будто выжидал.
Вся крепость ждала команды генерала.
Я не могла оторваться от окна.
А потом резко всё стихло, и генерал дал другую команду, которая быстро разнеслась по стене.
А потом воины быстро сформировали огненные пульсары и слаженно запустили их.
Генерал поднимал и опускал руку с огнём. Огонь лился с ладони воинов вниз.
После этого раздался пронзительный, почти на ультразвуке крик.
Кажется, там горели заживо какие-то насекомые. Вспомнились все фильмы ужасов, что я видела в моём мире…
Было дано около десяти мощных залпов, когда команда генерала изменилась. Это я заметила по количеству огней в его руке и поднятой ладони. А потом воины ощетинились мечами. Туман на стене уплотнился. А дальше началось самое страшное.
Противники полезли на стены. И бой начался.
Я увидела кочевников своими глазами.
В изодранных туниках, обмотанных шерстяных плащах, в высоких кожаных сапогах — одежда их была до боли знакомой, такой, какой можно было бы ожидать от степняков, торговцев или охотников прошлого моего мира. Старые поношенные ткани, ремни через плечо, бурые капюшоны. Вот только лица под этими капюшонами были не человеческие.
Продолговатые, вытянутые черепа без волос. Лоб уходил вверх.
А глаза… Боже мой. Глаза были не глазами. Это были два сияющих изумрудных факела, светящихся изнутри, нечеловечески ярко.
Рты были слишком широкими. Почти от уха до уха. И обнажали частокол тончайших, будто иглы зубов. Некоторые торчали наружу, даже когда рты были сомкнуты, пробивая тонкую кожу губ.
Ноги будто вывернуты коленями назад.
Руки доходили почти до колен, и сражались они только ими. Длинные когти разили наших воинов.
Господи… Я видела их тут и там.
Они падали спиной назад, когда их сталкивали, но другие продолжали лезть и лезть, как муравьи, на стену.
Сколько же их там…
А потом резко был дан клич. Но другой. Отличный от этого.
Тонкий, едва слышный, но пронизывающий.
И кочевники попятились назад и прыгали в сторону Пустоши. Кто-то отзывал их.
Сразу начало проясняться.
Туман исчезал, чёрные свинцовые тучи поднимались выше и выше, растворяясь в светлом голубом небе.
Раз — и ничего, кроме крови и уставших воинов, не напоминало о том, что сейчас произошло.
Тишина была оглушающей.
Я стала искать глазами генерала. Нашла его. Он опирался на меч и смотрел вперёд.
Воины всё ещё стояли в боевой стойке, ощетинившись клинками.
И только когда генерал дал отмашку — раненых стали уносить.
Во дворе я заметила мужчину с белой повязкой на плече. Он командовал, куда кого нести и кому оказывать помощь.
Раненых было много. Очень много.
Я побежала вниз. Спешила. Огромные дубовые двери замка как раз открылись.
Во дворе пахло кровью, пеплом и потом.
Я проталкивалась сквозь воинов. Генерал потерялся из виду, но я надеялась — с ним всё в порядке.
На его чёрной форме было сложно рассмотреть ранен ли он.
Я подошла к лекарю, который разрезал форму на полусознательном солдате и пытался добраться до его груди.
— Я могу чем-то помочь? — сказала я.
— А вы кто? — он лишь на миг взглянул на меня, и снова принялся за воина, который лежал на брусчатке. Седовласый, но крепкий мужчина был сосредоточен на работе.
— Я Элеонора. Меня нанял генерал. Я буду заниматься закупками для замка. Но… я могу обрабатывать раны. Если вы расскажете, чем и как.
— Не откажусь от помощи, Элеонора. Меня зовут Райнер. Старший целитель замка. Раненых очень много. Смотрите за мной и повторяйте.
Я запоминала.
Благо — перед тем, как лечить магией, рану нужно было очистить и обработать. Да и магия, как я поняла, — ресурс не вечный. Её тратили только на смертельно раненых. А так старались справляться зельями и настоями.
Уже через час я знала, что и как называется. И в какой последовательности нужно действовать.
Благо — каждая мать немного доктор.
Сколько же ран в своё время я обрабатывала…
Навык оказался нужным.
Я помогала мужчине. Райнер работал уверенно и быстро, отдавая короткие команды. Несколько раз он одобрительно кивнул мне — значит, справляюсь.
Мы обрабатывали очередного воина, когда я, обернувшись, заметила: на противоположной стороне двора стоял генерал.
Он отдавал приказы. Нераненые воины уже высыпали за пределы замка — в сторону Пустоши. Другие несли остроконечные пики, направляясь за внешнюю черту стены. Как мне пояснил воин, которому я обрабатывала бок, там были установлены ловушки. И теперь их нужно было срочно проверить.
Генерал стоял посреди двора, указывал, кого куда направить. Один его кивок — и люди разбегались, подчиняясь без единого слова. Все было под его чётким контролем.
Но я заметила… при каждом шаге Торн морщился. Лекари пытались подойти к нему, но упрямый генерал отмахивался резко, почти раздражённо.
Тогда я больше не колебалась.
Закончила с раненым, вымыла руки и, собрала всё необходимое — зелья, бинты, ножницы, горькую настойку.
— Райнер, я отойду. Кажется, генерал ранен.
— Как обычно… — хмуро проворчал мужчина, даже не обернувшись. — Помощь принимает последним. Или вообще не принимает.
Старый целитель бросил быстрый взгляд на меня.
— Элеонора… может, хоть тебе он доверит обработать раны. Попробуй.
Генерал уходил в замок. Шёл медленно, не показывая боли, но плечи выдали его усталость.
Я пошла за ним. В груди скручивалось негодование.
Но как же так можно пренебрежительно относиться к своему здоровью?
Так нельзя!
Я быстро взяла с ящика самое необходимое: бутылочку спиртовой настойки, чистую повязку, успокаивающий эликсир и пару зельев восстановления. Всё это положила в кожаную сумку, что мне выдали, и направилась в сторону замка.
Я спешила. Но когда забежала в холл замка, генерала уже не было.
Отчего-то я была уверена, что генерал не пошёл в спальню на втором этаже, а направился в кабинет. Такие упрямые мужчины, как он, будут до последнего всё контролировать. А потом — об отдыхе даже думать не станет. Пойдёт в кабинет.
Я знала, где он благодаря Хельму.
Дверь была приоткрыта. Я тихо вошла.
Генерал Равенхольт стоял у окна. Он успел только снять с себя камзол, оставаясь в белой рубашке. Рука сжимала подоконник, а вторая была прижата к окровавленному боку.