Дэниелу пришлось закрыть Молли и Дигера в гараже: в погоне за кроликом они перетоптали весь огород. Опустились сумерки. Он стоял в конюшне, глядя в маленькое оконце. Лошади накормлены, куры, козы тоже. Насыпал корму и невесть откуда взявшемуся черному котенку, который устроил себе жилище на тюках сена. Единственное, чего он опасался, чтобы это не оказалась кошка: принесет котят, а что с ними делать?
Мэг еще не приехала… Он уселся на тюки с сеном. Подошел Хантер и сел рядом; Дэниел принялся чесать его черно-белое ухо. Кругом тишина, только лошади время от времени всхрапывают да переступают копытами.
Вдруг Хантер повернул голову. Мэг?.. Дэниел подошел к окну: она, в тех же джинсах и том же темно-красном свитере. Но что-то в ее облике другое: волосы немного всклокочены, глаза как-то неестественно блестят, а тушь на ресницах растеклась… Дэниел вышел из конюшни и направился к Мэг. Подойдя поближе, остановился: только сейчас увидел, что она беззвучно плачет… Вид уставший, измученный, будто прошла много миль пешком.
— Дэниел, — тихо начала она, глядя ему прямо в глаза, — ты должен… так нельзя… Я никогда тебя не брошу, Ковбой! Зачем ты хотел, чтоб я уехала?
Он не мог говорить, только кивнул. Обнять бы ее, поднять на руки, унести домой… в дом… Нет, без Мэг это не дом! Пусто, скучно… Его дом оживет, только когда она будет жить здесь! Она, кажется, не в силах сдержать эмоций.
— Я не знаю… — прошептала она. — Бруно сказал мне… как ты ко мне относишься. Я видела, что у тебя влечение ко мне как к женщине. И у меня тоже… Но я не знала, что…
— Не уверен я, получится ли, Мэг. Ты можешь попробовать остаться, но… Я не знаю…
Она запустила пятерню в волосы; капельки пота выступили у нее на лбу.
— Ты слышал, что случилось в магазине?
— Да.
— Я, я немного странная, Дэниел…
— Что ты, нисколько! — Ему трудно было говорить, в горле пересохло. Он подошел к ней. — Нет, ты вовсе не странная, Мэг.
— Дэниел, это все неправда, что они говорят обо мне.
— Да я знаю. Я очень горжусь тобой.
— Да? — Она засунула руки в карманы, потом вытащила одну руку, стала крутить пальцы. — Спасибо.
Он хотел сказать, что больше всего на свете хочет, чтобы она осталась с ним, но она опередила его, прошептав еле слышно:
— Ты знаешь, Дэниел, я, наверно, не смогу уйти от тебя.
Дэниел потерял дар речи — смотрел на нее и молчал. И опять она опередила его:
— Я очень одинока, Дэниел. Все думают, что я так здорово провожу время в Лос-Анджелесе, наслаждаюсь жизнью… На самом деле мне иной раз так тошно и одиноко, что я ничего не могу делать. Иногда просто выхожу на улицу в надежде познакомиться с каким-нибудь мужчиной и не могу. Потому, что единственный, с кем я хочу быть, ты. А ты не хочешь, чтоб я осталась у тебя.
Он закрыл руками глаза — боялся, что слезы потекут. Наконец овладел собой, опустил руки. Теперь ничто их не разделяет!
— Дэниел… — прошептала она, делая несколько маленьких шагов, которые все же разделяли их; почти дотронулась до него… и опустила глаза.
Эти пряди ее русых волос, такие беззащитные…
— Дэниел, ты должен сам попросить меня, я должна знать! — шепотом, но настойчиво проговорила она.
Он понял, о чем надо ее попросить, и молчал, разрывался: одна часть его хотела это произнести, вторая приказывала молчать. Слишком долго уже длится это тяжкое молчание. Она стояла не двигаясь; минута, другая… Затем повернулась и пошла.
— Мэг! — Он не узнал своего голоса.
Завыл Хантер. Мэг остановилась, не поворачиваясь.
— Мэг, я… Пожалуйста, Мэг…
Он видел, что она идет через силу, приказывает себе уйти. Все ее существо стремится остаться здесь. Но она все равно уйдет, если он будет молчать, он знал это.
— Не уходи, Мэг!
Она наклонила голову, и он увидел эти прелестные ершистые волоски под затылком, которые так любил целовать.
— Мэг! — Он подошел и положил руку ей на плечо.
Она стояла, отвернув от него лицо; плечи ее тряслись. Вдруг повернулась, легкая, как тростинка, уперлась кулачками ему в грудь.
— Говори! Я хочу это слышать!
Он обнял ее так крепко, что сам испугался.
— Оставайся со мной! — прошептал он, и слезы потекли у него из глаз.
Она, молча обняла его за шею, и он лицом утонул в ее волосах.
— Будь моей женой! — выдохнул он. Она несколько раз кивнула:
— Да, да!
— Не оставляй меня, Мэг!
— Никогда, Дэниел!
Поздно ночью, осторожно выскользнув из-под одеяла, она подошла к книжной полке у камина, достала свою книгу и быстро вернулась в постель, под теплое одеяло. Нащупав ручку на тумбочке, включила настольную лампу: на самую слабую яркость. Открыла титульную страницу… Она уже знала, что написать: «Дэниелу. Я люблю тебя давно — всю жизнь. Я так благодарна судьбе, что мы снова вместе». Закрыла книгу, тихо положила на тумбочку. Прижалась к Дэниелу, положив ему голову на плечо, и он, не просыпаясь, обнял ее. Она знала: теперь это ее место, она будет просыпаться здесь до конца своей жизни. Потянулась выключить настольную лампу и только тут заметила, что глаза его чуть приоткрыты.
— Я тебя разбудила?
Он отрицательно помотал головой.
— Дай-ка мне книжку!
Он прочел надпись, и, как ни старался скрыть свои чувства, она ясно видела: очень взволнован. Дэниел выключил свет, и она опять пристроилась у него на плече. Теперь слышно было, как бьется его сердце.
— Хочу, чтобы ты знала, — шепнул он ей на ухо, — что я бережливый мужчина. Скопил кое-какие деньги, так что мы можем завести экономку, чтобы у тебя оставалось побольше времени для твоей работы.
— Дэниел…
— Не спорь со мной, Синеглазка. — Он взял ее руку и стал перебирать пальцы. — Я хочу, чтобы эти пальчики печатали… Писали.
— Меняли пеленки…
Он замер; включил свет, посмотрел на нее. По выражению его темно-серых глаз она поняла, что говорить ничего не надо, кроме…
— По одному, — опередила она его, — мальчика и девочку. — И посмотрела на него озорным взглядом. — Возможно, будут близнецы. У моих предков по материнской линии это заведено. Ты не знал?
Дэниел откинулся на подушку и засмеялся.