С того яркого, беззаботного дня прошло три года и четыре месяца. Кафе Даффи гудело; в маленьком уютном баре аппетитно пахло пивом и жаренным на решетке мясом. В пятницу здесь всегда подают суп из ребрышек. Кафе сегодня снято для празднования встречи выпускников, но Билл Даффи оставил свое традиционное меню неизменным — оно уникально, больше нигде такого нет.
Никто особенно и не спорил, где проводить вечер встречи. Конечно, у Даффи: самое подходящее место для тусовки в таком маленьком городке, как Блу-Спрюс, штат Колорадо. Мэг Прескотт открыла дверь — в нос ударил густой дух сигаретного дыма. Она, вообще-то, давно уже не курила, да и привыкла в Лос-Анджелесе к таким ресторанам, где подают здоровую пищу, но все равно, Даффи — это родной дом. Воспоминания о счастливых деньках нахлынули на нее. Вскоре она, однако, нахмурилась. И Хитер и Лаура какие-то сегодня загадочные. Само по себе это, может быть, и нормально — такой уж день, но все равно — что-то не так. Утром, когда Мэг разговаривала с ними по телефону из номера отеля, в голосе и той, и другой, было что-то необычное. Инстинкт редко ее подводил, и сейчас она чувствовала, что надо быть… осторожной, что ли, внимательной.
Все три подруги были любительницы розыгрышей. Школьные учителя их жили в постоянной тревоге — опасались: вот-вот опять что-нибудь выкинут. Мэг готова поклясться, что слышала вздох облегчения, когда они втроем, — вместе, как обычно, — поднимались на сцену, чтобы получить выпускные дипломы. Это было десять лет назад.
А сегодня она беспокоится: уж не приготовили ли девчонки что-нибудь для нее самой? С них станется! Ничего плохого, конечно, особого ущерба эти шутки не нанесут. Что-нибудь такое… легонькое, чтоб все потом смеялись, и не один год. Как тот маленький отпуск, к примеру, и как те фотографии. Мэг окинула взглядом зал. Лаура прислала ей целую кипу — живо запечатленная неделя клоунад и шуток там, в Южной Калифорнии. Она от души смеялась, рассматривая их, особенно тот снимок, в отеле «Беверли-Хиллз», где она в чужом платье. Она даже прикнопила несколько фотографий на стенку над компьютером.
Осмотрев зал из конца в конец, она заметила, что все взгляды устремлены на нее. Так, спокойно… в чем дело? Одежда ее в порядке: на ней черные джинсы в обтяжку и черный топик, ботинки тоже черные. Этакая Линда Гамильтон из «Терминатора-2». Девушка не промах, а пришла просто потанцевать, повеселиться. Она и сама разыграет, кого хочешь.
Темные очки ей, конечно, к лицу в такой упаковке, но здесь, в полумраке, это уже перебор — снимем. Ей хотелось выглядеть сегодня очень эффектно и от души забыться, вернуться в прошлое вместе со своими одноклассниками. Ей так нужно быть уверенной в своей привлекательности! По меркам Блу-Спрюс она достигла грандиозного успеха: написала книгу, опубликовала и продала весь тираж. Один роман вышел, но что дальше? Кто может сказать, ждет ли ее удача на этом пути? Из всех сидящих здесь она одна понимает, что за десять лет после окончания школы ничего существенного не добилась, и даже не уверена, последуют ли за первой книгой другие.
Маме и это понравилось бы… Думая об Антонии Прескотт, Мэг не испытывала нежных чувств, нет. Мать всегда старалась подогнать ее под какие-то невероятные стандарты, постоянно повторяя, что она не такая, как все в Блу-Спрюс. Лучше — имела она в виду.
Время, проведенное в этом «городе бездельников», как Антония называла Блу-Спрюс, можно считать потерянным. Антония Прескотт не уставала утверждать, что ей крупно не повезло, когда судьба занесла ее в маленький колорадский городишко, да еще с дочерью. Просто у нее не было тогда никакой возможности уехать в более приличное место. Их старый «БМВ» уже отказывался служить, да и сама Антония выдохлась вконец. В Блу-Спрюс остановились, потому, что матери Мэг нужно было время, чтобы оправиться после очередного развода. Но как только она нашла себе нового кандидата на супружество — тут же, задалась целью переехать в Манхэттен. «Цивилизация!» — лаконично объясняла она, разводя руками.
Сейчас, в Блу-Спрюс, стоя в дверях кафе Даффи, Мэг оставалось лишь надеяться, что одноклассники прочно забыли ее мать. Но обычно в маленьких городках у людей цепкая память… Разнервничавшись от воспоминаний, она запустила пятерню в свои короткие светло-русые волосы. Дорого ей обошелся этот цвет шевелюры и укладка, но овчинка явно стоила выделки: прическа выглядит сейчас не как из парикмахерской, а будто ее обладательница, только что с пляжа, где лежала, глядя на волны, а ветерок трепал ей волосы.
Все еще нервничая, Мэг непроизвольно дотронулась до бриллиантовой серьги в мочке левого уха. Эти серьги с бриллиантами, по полкарата каждый, — единственная экстраординарная вещь, которую она позволила себе купить, когда вышла ее первая книга. Наверное, и последняя: ее писательская карьера в последние три года явно буксовала.
Когда она, упаковав в свой старенький джип все пожитки, включая двух котов и Слагго (помесь мопса с кем-то), катила в Лос-Анджелес, ей было страшно, но она рассчитывала на успех, собиралась сыграть по-крупному — сделать писательскую карьеру. Ей удалось издать одну книгу, — о чем многие только мечтают, — но она начинала осознавать, что перспективы на продолжение неважные.
Однако никто здесь не должен этого знать! Ее линия поведения — улыбаться, с ученым видом кивать головой и слушать, что ей расскажут о себе другие; скромно говорить: «Да, я распродала весь тираж» — и молиться Богу, чтобы никто не поинтересовался: а когда выйдет следующая книга?
Мэг опять стала играть серьгами — нервная привычка. «Успокойся, успокойся!» — мягко велела она себе. Сделала глубокий вдох, сосредоточилась и чуть не задохнулась от табачного дыма, слоями плавающего в воздухе…
Да, выглядит она восхитительно, роскошно! Так думал Дэниел Уиллет, стоя в полумраке у бара и наблюдая за Мэг Прескотт. Признаться честно, он пришел сюда только из-за нее — ведь, строго говоря, Дэниел не принадлежал к числу одноклассников, собравшихся здесь. Школу он окончил двумя годами раньше, сразу подался на ферму своего отца, там и работал все годы. И работает до сих пор, и живет там. Рассказывать ему, собственно, не о чем — ни занимательных историй, ни приключений. Впрочем, он выжил и неплохо сводит концы с концами.
А Мэг он просто хотел увидеть еще раз. Только увидеть и снова за работу. Тогда, давно, от одного взгляда на эту девушку внутри у него что-то переворачивалось, в горле вставал комок — особенно когда она улыбалась своей яркой, солнечной улыбкой. И этот ее лучистый, задорный смех… Она так и не смогла приручить свой смех, сделать его «как у леди». Он всегда вырывался из нее, откуда-то из глубины существа — словно живой родник чистой воды. Дэниел так любил, когда она смеялась. Слышал этот смех в коридоре, во время перемены, — и всегда улыбался сам себе. Смеялась она часто — открыто, беззаботно…
И вот после окончания школы двинула на Запад — за славой и карьерой. Чего, в конце концов и добилась — он краем уха слышал здешние разговоры. Дошли до него и слухи о каких-то ходивших по рукам фотографиях. Хотел посмотреть, но так был занят на своем ранчо — все как-то не удавалось. Он рад за нее, очень рад! Если кто и заслуживает успеха, так это Мэг: у нее такое доброе, отзывчивое сердце — приехала на десятилетие выпуска сюда, в маленький захолустный городок. Другие, кому повезло, как ей, сочли бы это событие незначительным, мелким и никогда бы не потащились в какой-то там Блу-Спрюс.
Подойти, заговорить с ней — нет, он не смеет. Неловко — на людях, в шумной компании. И вообще по складу характера он одиночка. У него к ней сильное, глубокое чувство, но об этом никто никогда не узнает. Когда его младший брат Алек стал встречаться с ней, это его убило. Все в его семье любили ее, даже мать, а ведь она была очень непростой по характеру. Мэг и Алека время от времени видели вместе, в течение почти двух лет. И все это время он как в агонии наблюдал за ними: как они встречались, флиртовали, смеялись, уединялись в конюшне целоваться, а может быть, кто знает… Больно вспоминать, но он… он любил их обоих. И потому только смотрел и ждал.
Мэг победила на весеннем конкурсе рассказов, проводившемся среди подростков, — первое место: пятьсот долларов и публикация в осеннем выпуске журнала. Для Блу-Спрюс эта новость стала действительно большим событием. Самым сенсационным, если не считать давнишнего случая с Мартой, женой Джейка Будайна, которая клялась, что ее похитили инопланетяне и держали у себя какое-то время.
Дэниел, узнав об успехе Мэг, понял, что, даже если Алек и Мэг расстанутся, он никогда не сможет с ней сойтись. Потому что она одна из тех, кто принадлежит всему миру. За два дня до того, как она уехала, он видел ее в магазине — она с кем-то разговаривала в нескольких шагах от него. Он только поздоровался кивком головы, а она подошла и стала рассказывать ему о своей мечте — до сих пор помнит он каждое слово этого разговора. Спросила тогда, есть ли у него мечта. Никого, кроме Мэг, это и не интересовало: все считали его счастливцем — ведь ему досталось хозяйство отца, которое тот оставил семье. Самое смешное, что он поделился с ней своей мечтой: рассказал об арабских скакунах — он без ума от этой породы, завести бы на своей ферме две-три лошади! Как они выбегают на пастбище: сильные, грациозные шеи, выгнутые дугой, точеные копыта звонко ударяют о землю… Только посмотреть — и можно умереть спокойно.
Она улыбнулась тогда ему своими прекрасными синими глазами — как только он в них не утонул, не растворился? Такие глаза способны преследовать мужчину до конца его дней. Взяв его за локоть, убедила, что верит: его мечта сбудется! И уехала.
Долго бродил он тогда в одиночестве, только собаки плелись за ним, как и хозяин, понуро наклонив головы. Все сокрушался: почему у него не хватило смелости сказать ей о своих чувствах? Потом понял, что у него нет прав на нее: она полна жизни, планов, проектов; она так талантлива! Ей ли быть женой фермера — он и просить не смел. Эти руки, умные, с хрупкими, артистическими пальчиками, станут красными, иссеченными, огрубеют. Возможно, и пыталась бы она писать в свободное время, — о своей тяжелой жизни, — но книги ее так никогда и не были бы закончены.
Позднее, в продуктовом магазине, он услышал об ее успехе, о том, что весь тираж разошелся. И тогда он, отложив дела на ферме, два с половиной часа гнал машину в Денвер, нашел книжный магазин, вошел — простой ковбой, явно не читатель, среди чистеньких, интеллигентных граждан. Конечно, ему было не по себе. Нашел ее книгу, внимательно рассмотрел фото на обложке: она сфотографировалась с мопсом Слагго в руках, — наверно, самая некрасивая собака в мире. Дэниел вез книгу домой так бережно, будто страницы были не из бумаги, а из чистого золота. Читал и перечитывал за эти годы столько раз, что сбился со счета; каждый раз глубоко переживал описанные события, каждый раз удивлялся, как много Мэг видела своими синими глазами.
Роман был о фермерской династии с несчастливой судьбой. Четыре брата, сестра, властная, деспотичная мать и мягкий, сострадательный умирающий отец. Персонаж, которого она назвала Мэттью, старший сын, принес свою жизнь в жертву остальным членам семьи. Он поступил так, как считал правильным, и нашел свое счастье. Сильные, берущие за сердце слова; живые, эмоциональные образы.
Его потряс этот роман. Перечитывая его вновь и вновь, он стал узнавать в образах этих суровых людей себя и своих братьев — Алека, Брэтта и Джо. Стал видеть свою ферму, своих собак и лошадей; чувствовать знакомые запахи, слышать привычные звуки. Его тяжелую, до хруста в спине, убивающую душу работу Мэг хорошо поняла. И как горы и земля становятся частью человеческой души. И как переживаешь одиночество, пустоту и безысходное отчаяние. А в самом конце приходит, и остается с тобой, и побеждает вера в жизнь.
Отпустить Мэг опять? Невыносимо больно! Он пойдет на вечер встречи — просто взглянуть на нее. Всегда ею гордился и будет жить дальше с тем же ощущением.
— Мэг! Не может быть! Это ты? — Крупная блондинка с матовыми, выжженными волосами вдруг появилась будто из-под земли. Мэг прочитала имя «Сьюзи», написанное неровными, жирными буквами, и только затем узнала Сьюзи Ландор, которая сидела в классе позади нее и стояла рядом в школьном хоре.
— Сьюзи, как здорово, что ты здесь! — Мэг была вполне искренна — они так часто смеялись вместе, стольких разыграли!
— Тебе надо прицепить значок со своим именем, — начала Сьюзи, — и еще…
Мэг вспомнила: ведь имя Сьюзен фигурировало в анкетах, разосланных всем участникам сегодняшнего вечера.
— Так это ты все организовала — поверить не могу! Вот молодец!
Сьюзи просияла.
— Да, Кев и я — мы решили собрать всю нашу компашку. Так здорово было в школе — помнишь?
— Ты и Кевин? Кевин Брекман?
— Я теперь Сьюзи Брекман.
— Как замечательно! Вы же в школе дрались все время!
— Мы и сейчас деремся. Отличное средство не стареть. — Сьюзи показала на конец бара.
За стойкой, уткнувшись в отпечатанный на компьютере список, сидел упитанный мужчина, осанистый, уже с пролысинами. Перед ним, на стойке — коробка с нагрудными именными карточками.
— Кев! — Сьюзи прямо лопалась от восторга. — Кев, смотри, кто здесь!
— Черт возьми, быть не может! — Кев протянул руку и дружески поздоровался с Мэг. Затем, как будто передумав, широко улыбнулся, притянул ее к себе и обнял. — Вот не думал, что ты у нас появишься!
— Почему бы и не появиться? — Мэг приняла от Сьюзи нагрудную карточку со своим именем и фотографией и, взглянув на маленькое фото, расхохоталась. Длинные прямые волосы, светящиеся восторгом глаза, лукавая, задорная улыбка. Такая она здесь юная…
— Ну… как бы… — Сьюзи, очень взволнованная, не находила слов, но быстро взяла себя в руки. — Я имею в виду — как ты там живешь, в Калифорнии?
— А-а-а… я и… мой большой дом?
Сьюзи восторженно взглянула на мужа, потом опять на Мэг.
— Знаешь, это здорово, что ты можешь вот так, запросто, шутить на эту тему. Я так рада… Когда услышала об этом… то подумала, ты, может быть, очень переменилась.
— Не-е-ет… Только не я!
Самое время, наверно, рассказать о книге, о том, как быстро она разошлась. Странно, как меняются люди вокруг, когда тебе удается издать и продать плод своего труда — книгу. Большинство собравшихся здесь, похоже, ожидали, что она превратится в ненароком разбогатевшую, высокомерную особу, станет грешить снобизмом. С самого начала Мэг дала себе слово, что этого никогда не случится. На чванство, она уже насмотрелась вдоволь — хватит с нее собственной матери! Были и такие, что млели от подобострастия — решили, видно, что первая книга приносит миллионы долларов. Хорошо бы, если б так… Не надо тревожиться о будущем, размышлять долгими ночами, как заработать на жизнь.
— Эй! — улыбнулась она и Кевину, и Сьюзи одновременно. — Я, вообще-то, когда надеваю джинсы, вставляю сначала одну ногу, потом другую. Как все нормальные люди.
Сьюзи рассмеялась. Мэг прицепила нагрудную карточку. Вечер встречи выпускников начался.
— Мэг нас убьет! — пробормотала Лаура, вглядываясь через лобовое стекло машины в мигающую неоновую вывеску: «Даффи», «Даффи», «Даффи».
— Да она поймет, — отозвалась Хитер, но голос ее звучал не очень-то уверенно.
— Она нас никогда не простит! — подвела итог Лаура.
— Ну и что же нам — торчать всю ночь в машине? — Хитер тяжело вздохнула, открыла дверь «тойоты» и так и осталась сидеть в машине с открытой дверью. — Да это как-то само собой вышло из-под контроля.
Девушки помолчали. Первой заговорила Лаура:
— Но это ее жизнь, Хитер. Может, она сочтет, что все не так уж смешно.
— Не думаю — Мэг поймет, она любит розыгрыши. — Хитер опять убеждала то ли себя, то ли подругу.
Лаура открыла дверцу со своей, водительской стороны.
— Ладно, идем — посмотрим, что будет.
Мэг с трудом протолкалась к бару, заказала пиво, повернулась — и увидела Дэниела Уиллета, направляющегося прямо к ней. Бурная, непосредственная радость охватила все ее существо. Он подошел и сел рядом с ней. Она улыбнулась, глядя в его серые глаза.
— Привет, Ковбой!
Хорошее прозвище — он на него никогда не обижался.
— Эй, Синеглазка! — откликнулся Дэниел.
А он неплохо смотрится! Серые, колючие, настороженные глаза — будто постоянно готов к неожиданностям, к опасности. Но сегодня в глубине этих глаз светится что-то доброе. Он ей всегда нравился, даже очень. И он счастлив ее видеть, да-да, она заметила это и рада этому. Когда-то, лет в тринадцать, она была сильно им увлечена, но он считал ее странной, чудаковатой. Она встречалась время от времени с его братом Алеком, два года, пока училась в последних классах. Дэниела она не интересовала, вот и стала встречаться с его братом, чтобы хоть так видеть его почаще. Ей хотелось знать его мир, его интересы, чем он живет, почему сразу после уроков вскакивает на подножку школьного автобуса и уезжает. Позднее сменил автобус на побитый, старый пикап, но все равно уезжал так же. Кожа у него, какая обветренная, — конечно, большую часть времени Дэниел проводит под открытым небом. Но, как ни странно, это ему идет, даже придает какую-то сексуальную привлекательность, как Роберту Редфорду. Морщинки в уголках глаз, — должно быть, от смеха. Волосы темно-каштановые, рост за метр восемьдесят. Про таких мужчин говорят: «Высокий, красивый брюнет». Тогда, в юности, он не выглядел так привлекательно.
— Так лошади-то, о которых ты мечтал, есть у тебя сейчас? — спросила она и сейчас же увидела удовольствие, даже радость в его глазах.
Он достал из бумажника несколько фотографий и молча протянул ей. Арабские скакуны на снимках были так грациозны, что у нее дух перехватило.
— Как красиво, Господи! — выдохнула Мэг. Он промолчал — не было необходимости говорить.
Она долго любовалась, и было на что: гордый изгиб шеи, чуть приподнятый хвост, большие, блестящие умные глаза.
— Ты, наверно, гордишься ими? — Она бережно сложила и вернула фотографии.
— Да. Горжусь. И тобой горжусь тоже.
— О! — только и могла произнести она: слова эти взволновали ее. Может быть, неискренность, лесть? Она не в силах даже начать второй роман, а ее считают знаменитой писательницей. — Не надо мной гордиться!
— А я горжусь — серьезно! И мы все — тоже.
— Спасибо. — Смущенная, Мэг отвела взор. Наступило неловкое молчание.
— Как поживает твоя мать? — спросила она, чтобы что-то сказать: ее, если честно, это не занимало. Эрна Уиллет, с ее злобным характером, обращалась с сыновьями властно, деспотично.
— Она умерла. Несколько лет назад.
— Мне очень жаль. — Слова застряли у нее в горле, потому что это была неправда.
— Время пришло, наверное.
Очень типично для Дэниела: какая-то сила в его взгляде, уверенность, что он готов встретить невзгоды, которые других свалят в один день.
— А Брэтт?
Это безопасная территория — его братья: он искренне любил их. Когда мать особенно им докучала, братья Уиллет собирались вместе.
— Летчик, летает из Денвера. Иногда заезжает навестить меня.
— Здорово! — Брэтт был любимец семьи — отчаянный парень. — А Джо?
— Женился, дети родились — две девочки. Живет в Нью-Мехико. Занимается компьютерами.
— Он всегда, еще с детства, интересовался компьютерами. А как у Алека дела?
— Помолвлен с девушкой из Атланты. Они живут во Флагстаффе.
Мэг заметила, что он ждет, как она отреагирует.
— Вот и славно!
— Сожалений нет? — Он чуть улыбался, глядя на нее сверху вниз.
— Алек? Я и Алек? — Мэг засмеялась и тотчас увидела по его глазам, что он доволен. — Не-е-ет… Правда, мы встречались, время от времени года два. Но… не-е-ет. Думаю, мы убили бы друг друга, если бы решились на что-нибудь более серьезное. Хотя… у меня иногда возникала мысль… стать вроде… членом вашей семьи: знаешь — суетиться по хозяйству, готовить, например, для вас обеды, испечь пирожное, ну и все такое.
— Мне это было бы по душе.
Она поняла — Дэниел не шутит. К горлу вдруг подступил комок, все слова куда-то исчезли. Опять они замолчали. На этот раз он пришел на выручку:
— Я прочитал твою книгу.
— Прочитал? — Она не скрыла, что это ей приятно.
— Даже некоторые главы читал вслух Хантеру.
Лицо ее приняло озадаченное выражение, и он пояснил:
— Это собака, овчарка. Ну, не совсем чистой породы… Он всегда за всем охотится[3], вот я и назвал его так. — Дэниел прокашлялся и опять стал застенчивым, как всегда. — Здорово у тебя получилось — как ты описала своих героев.
Непонятные чувства вдруг захлестнули ее.
— Спасибо. Я сама влюблена в этих людей… которых выдумала. Да и вся эта история мне очень нравится.
— Да, я имею в виду твоих героев. Хотя… они как настоящие люди.
— Понимаю… я знаю, что ты имеешь в виду.
— Мэг Прескотт! Только посмотрите на эту маленькую леди из Анджелеса! Дай-ка я тебя поцелую.
Чьи-то руки заключили ее в объятия, и, прежде чем успела опомниться, она получила чей-то громкий поцелуй прямо в губы. Она наверняка упала бы с высокого стула, если бы не сильная рука Дэниела — он поддержал ее за талию.
— Бруно! — Мэг глотала воздух, будто только что вынырнула из воды. — Бруно! Ну, ты и медведь!
Бруно Дельгадо весил не меньше центнера. Длинные черные волосы, как и десять лет назад, заплетены в косичку, словно хвост у пони; поверх линялых джинсов свешивается живот. Футболка с какими-то черепами, цепями и ножами…
Она обожала Бруно.
— Во! Мы и не думали, что ты приедешь! — заорал он. — А как же твои важные дела в Калифорнии?
Мэг мгновенно представила свою маленькую двухкомнатную квартирку с голыми оштукатуренными стенами — она снимала ее в квартале Лаурель, в Западном Голливуде, — и чуть не рассмеялась. Люди Бог знает что нафантазируют, если удается всего лишь продать роман.
— Да брось ты, Бруно, какие дела! Я такая же, как и все вокруг.
— «Как и все вокруг»? — Бруно отыскал глазами Билла Даффи и жестом позвал его. — Что, ребята, будете пить?
Мэг все еще чувствовала теплое прикосновение руки Дэниела на своей талии, и ей хорошо было оттого, что он не убирает ее. Ей нравилось тепло его руки, само его присутствие.
— Может быть, еще пива? — предложила Мэг.
— Немного можно, — поддержал Дэниел.
— А мне текилы[4]. Слушай, Мэг, если я доберусь до Калифорнии, можно мне переночевать в твоей усадьбе?
— В моей… в чем?..
— В твоей усадьбе. В твоем большом доме. Ну, в том, что на фотокарточках.
Она ничего не понимала. Бруно только ухмыльнулся недоуменному выражению ее лица и резко щелкнул пальцами прямо у нее перед носом.
— Привет! Бассейн… люстра… лужайки… Ну, сама знаешь.
Она машинально просунула руку обратно — туда, где была рука Дэниела, — и ощутила его ладонь — большую, теплую, мозолистую.
— Мой дом… В моем… большом доме?..
— Ну да, в том, что в Беверли-Хиллз, номер… сама знаешь какой.
Когда Билл Даффи поставил перед Бруно стакан с текилой, Мэг залпом выпила водку, со стуком поставила пустой стакан на стойку и, не выпуская своей руки из ладони Дэниела, — надежная опора, — медленно окинула взором всех, кто расположился у бара.
Хитер и Лаура притаились в углу, с опаской поглядывая на нее. Хитер, в шортах и розовом топе, сидела смирно, с озабоченным выражением лица. Лаура, с длинными волосами, собранными в высоко стянутый хвост на затылке, в выцветших джинсах и зеленой футболке, все время почему-то ерзала на месте. Вот Хитер еле заметно махнула Мэг рукой, быстро-быстро шевеля пальцами, — видимо, подавала какой-то знак. Вид у них обеих был очень виноватый.
— Джентльмены, — Мэг эти недомолвки уже довели до белого каления, — извините меня, я отойду на минуту — мне нужно поговорить с подругами.
Выяснение отношений состоялось в дальнем конце женского туалета, в просторной кабине для инвалидов.
— Мэг, ты извини нас, извини! — с искренним раскаянием повторяла Лаура.
Она и Хитер стояли у двери кабины, а Мэг сидела верхом на крышке унитаза, с локтями на коленях, спрятав лицо в ладонях.
— О-о-о, нет, только не это! — стонала она приглушенным голосом. — Как я выйду отсюда, как посмотрю им всем в глаза? Нет, я не могу, не могу!
Кем она только не работала в Лос-Анджелесе — если б они знали!
Официанткой, рассыльной в книжном магазине, барменшей… Даже клоуном была несколько лет на детских праздниках в Беверли-Хиллз. Все так же уткнув лицо в ладони, Мэг безучастно наблюдала, как Хитер и Лаура тихонько шепчутся, о чем-то договариваются.
— Деньги сводят людей с ума, — проговорила она, наконец тихо.
— Мэг, послушай… — обратилась к ней Лаура. — Все началось как шутка. Мы вернулись; ну, я взяла фотографии на работу и всем показала. Минни, маникюрша, спрашивает про отель, не твой ли это дом. Говорю — нет. А она опять и опять… Похоже, ей хотелось, чтоб это был твой дом, — понимаешь?
— Все правда, так и было, — поддержала Хитер. — Ну, а посмотрели фотографии — эта история сочинилась, как бы сама собой.
— Да, сама собой, — поддакнула Лаура.
— Всем, видно, доставляет удовольствие думать о тебе, что ты там, в Анджелесе… что у тебя слуги, большие телевизоры… все такое…
— Собственный бар у того бассейна…
— Вечеринки с Томом Крузом…
— С Томом Крузом?! — взвизгнула Мэг и опять закрыла лицо руками и завыла от отчаяния.
— И… и со Стингом. Ну, а я… познакомилась со Стингом… — Последние слова Хитер произнесла уже шепотом.
Мэг подумала, что ее подруги, как нашкодившие детишки: знают, что их ждет наказание, и трясутся.
— Ну, кто еще там был?
— Всякие знаменитости… ну, Сильвестр Сталлоне, например. В «Планете Голливуд», в Вегасе.
— В Вегасе? В Лас-Вегасе?
Молчание.
— А Элвис случайно с нами не тусовался? — Ей уже было жаль несчастных девчонок, но она хотела знать всю правду, до конца.
Лаура глубоко вздохнула и повесила голову.
— Говори!
— Ты повезла нас…
— В Лас-Вегас?
— В Лас-Вегас. Мы на самолете полетели. На премьеру. Сталлоне послал тебе билеты: прочитал твой роман и загорелся его экранизировать.
— Сильвестр Сталлоне собирался играть Мэттью? Моего Мэттью? Ковбоя из Колорадо? — Мэг не могла говорить — она была в ярости. Однако сумела погасить свой гнев. — Продолжай.
— Ты нас посадила на самолет и увезла в Вегас.
— В свой собственный реактивный самолет, так ведь?
— Нет, мы не такие уж глупые!
Мэг уставилась на них долгим злым взглядом. Обе смутились: одна стала разглядывать что-то на потолке, другая на полу под ногами.
— Я сказала… мы сказали, что ты одолжила самолет у одного актера.
— О Господи!
Все это было бы смешно, если б речь не шла о ее собственной жизни. Глупее ситуации и не придумаешь.
— Мне надо выбраться отсюда, — пробормотала Мэг, нервно запустив пятерню в волосы.
Она вспомнила, что накануне вымыла волосы специальным гелем. А теперь еще вспотела — волосы наверняка будут торчать, как у клоуна. Но ее это уже не волновало.
— Нет, подожди, тебе нельзя уходить…
— Мне надо выбраться отсюда! — Она распахнула дверь кабинки и размашистым шагом вышла из туалета.
Подруги благоразумно остались.
Дэниел видел, как Мэг вошла в женский туалет с подругами, и обратил внимание на ее вид, когда она вышла. Понял — она в смятении, произошло нечто невообразимое. По лицу Мэг всегда можно было читать, как по книге. Он направился к ней — спросить, что произошло, и, если надо, помочь. Она, будто прочитав его мысли, бросилась к нему и прыгнула, обвив его руками и ногами.
— Увези меня отсюда, Ковбой! — горячо прошептала ему в самое ухо.
— Да, мэм! — с великой готовностью он поднял ее на руки и, не оглядываясь, размеренным шагом направился к двери — на улицу, в летнюю теплую, ароматную ночь.