В душе Грэхема О’Коннора померк свет и наступил конец света. Он прислонился к деревянной белой изгороди, скользя взглядом по простирающимся землям своего поместья, но из-за слез и горя ничего не видел. Джона больше нет. Джона больше нет. Джона больше нет.
С того момента, как их позвала Кэрри и сказала, что их в доме ждет Ник, Грэхем знал. Когда на этот день назначено самое важное в карьере Джона голосование, лишь по одной причине мог приехать Ник. Грэхем знал, как всегда знал, что есть что-то постыдное для отца в том, чтобы любить одного ребенка больше других детей. Но Джон был необыкновенным. С самых первых часов после рождения сына Грэхем разглядел в нем нечто особенное, благодаря чему и многие другие любили Джона.
С мокрым от слез лицом Грэхем думал, как могло случиться такое несчастье.
– Папа?
Прозвучавший голос старшего сына наполнил Грэхема разочарованием и ощущением безнадежности. Помоги ему Боже, что он так думает, но почему, если уж ему было суждено потерять сына, это не мог быть Терри вместо Джона?
Терри сжал плечо отца:
– Чем я могу тебе помочь?
– Ничем, – и Грэхем смахнул слезы.
– Сенатор?
Тот повернулся и увидел Ника в сопровождении симпатичного детектива.
– Мы возвращаемся в Вашингтон, – сообщила она, – но прежде мне нужно подтверждение, где вы находились прошлой ночью. После десяти.
Каким-то образом старику удалось сдержать охвативший его взрыв ярости из-за подозрения, что он мог бы иметь касательство к смерти того, кого любил больше всех, за исключением Лейн, конечно.
– Я был здесь с женой. Мы принимали друзей, играли в бридж, в одиннадцать пошли спать.
Кажется, ее удовлетворил ответ, и она повернулась к Терри:
– А вы, мистер О’Коннор?
– Я был… э… с другом.
Терри стал совершенно отбившимся от рук бабником с тех пор, как вождение в пьяном виде поставило крест на его политической карьере за несколько дней до того, как старший сын собирался объявить о выдвижении своей кандидатуры в Сенат. И в сорок четыре Терри был столь же далек от того, чтобы остепениться, как и в двадцать два, что доставляло Грэхему душевную боль.
– Мне потребуется имя и номер, – заявила детектив.
Щеки Терри ярко покраснели, и Грэхем понял, что за этим последует.
– Я… хм…
– Он не знает ее имени, – вмешался Грэхем, бросив на сына взгляд, полный омерзения.
– Я могу поискать, – быстро ответил Терри.
– Отличная идея, – одобрила детектив.
– Это не совпадение, что все случилось накануне голосования? – спросил старший О’Коннор.
– Мы ничего не можем исключить, - ответила детектив.
– Проверьте лидера меньшинства Стенхауза, – посоветовал Грэхем. – Он всем нутром ненавидит меня и позавидовал бы любому успеху моего сына.
– За что он ненавидит вас? – спросила она.
– Они были ожесточенными соперниками несколько десятилетий, – ответил за отца друга Ник. – Стенхауз делал все, чтобы заблокировать закон об иммиграции, но он все равно прошел.
– Хорошенько присмотритесь к нему, – сказал Грэхем, клокоча от ярости, голос его сорвался. – Он способен на все. То, что я потерял сына, доставит ему несказанную радость.
– Кто-нибудь еще приходит вам на ум? – спросила детектив. – Кто связан с вашим сыном в личном плане или на профессиональном уровне?
Грэхем покачал головой.
– Джона любили все. Но я подумаю и дам знать, если что придет в голову.
Ник шагнул к Грэхему и обнял его.
Тот в ответ обхватил за плечи друга своего сына, которого любил как родного.
– Найди, кто это сделал, Ник. Найди.
– Найду. Обещаю.
Когда Ник и Сэм уходили, Грэхем отметил, как поникли плечи советника его сына и поверил его словам. Терри же отец сказал следующее:
– Достань имя своей красотки и сделай это сейчас же. И не показывайся на глаза, пока не исполнишь.
– Да, сэр.
***
На обратной дороге в Вашингтон Ник проверил «блекберри» и просмотрел заявление, которое составила их контора.
«С огромным прискорбием сообщаем, что наш коллега и друг сенатор Джон Томас О’Коннор найден сегодня утром мертвым в своем доме в Вашингтоне. После того как сенатор О’Коннор не явился на работу, руководитель его предвыборного штаба Николас Каппуано, поехал проверить сенатора к нему домой. Мистер Каппуано обнаружил сенатора мертвым. По требованию Городской полиции мы не разглашаем подробности смерти сенатора, только заверяем, что сделаем все, что в нашей власти, чтобы помочь расследованию. Последующая информация о расследовании будет исходить от полиции.
Мы продолжим усиленную работу по продвижении нового закона, над которым так много трудился сенатор О’Коннор, чтобы вынести закон на обсуждение в Сенат, и продолжим работу сенатора по вопросам помощи детям, семьям и старикам.
Наши сердца и молитвы с родителями сенатора, сенатором и миссис О’Коннорами, его братом Терри, сестрой Лизбет, зятем Ройсом, племянниками Эммой и Адамом. Похоронная церемония еще не утверждена, но о ней будет объявлено в ближайшие несколько дней. Мы просим проявить уважение к частной жизни семьи О’Конноров в эти трудные для них времена».
Ник одобрительно кивнул, прочел еще раз и повернулся к Сэм:
– Можешь послушать и сказать свое мнение?
– Конечно. – Она внимательно слушала, пока он читал заявление вслух. – На слух предусмотрели все.
– Насчет расследования все нормально?
– Да, отлично.
Ник перезвонил Кристине.
– Эй, заявление одобрено. Давай, выпускай.
Кристина ответила глубоким мучительным вздохом:
– Тогда все станет официально.
– Скажи, чтобы Тревор прочел еще разок, и выпускайте в свет. И никаких сомнений.
– Хорошо.
– Вы, ребята, проделали отличную работу. Спасибо.
– Самое трудное дело в моей жизни, - охрипшим голосом заметила она.
– Я понимаю.
– Итак, э-э, как прошло с родителями?
– Ужасно.
– То же самое с командой. Люди с трудом принимают новость.
– Мы возвращаемся в город. Скоро приеду.
– Мы будем здесь на месте.
Ник отключился.
– Ты в порядке? – спросила Сэм.
– Со мной все хорошо, – сухо ответил он, все еще обозленный, что она так скоро заговорила об алиби с О’Коннорами.
– Я просто делаю свою работу.
– Работа у тебя отстой.
– Да, по большей части.
– Ты уже свыклась, что тебе то и дело приходится говорить людям, что их близкие убиты?
– Нет, и надеюсь, никогда не привыкну.
Им начало овладевать глубокое опустошение, и Ник откинул голову на спинку сидения.
– Я признателен, что ты сказала за меня. Я просто не мог собраться.
Сэм глянула на него.
– Ты правильно себя с ними вел.
Удивленный неожиданному комплименту, Ник выдавил слабую улыбку:
– Для меня это в новинку, уж точно.
– Ты близок с ними.
– Они мне как семья.
– А что думает по этому поводу твоя настоящая семья?
Когда они впервые встретились, у них не было времени обменяться историями жизни. Слишком были заняты тем, что срывали друг с друга одежду.
– Я мало общаюсь с семьей. Я родился, когда мои родители еще учились в старших классах, меня вырастила бабушка. Несколько лет назад она умерла.
– А твои родители?
– Они периодически появлялись в моей жизни, когда я был маленьким.
– А сейчас?
– В общем, моя мать уже третий раз замужем и жила в Кливленде, когда я имел от нее известия последний раз, а это было пару лет назад. Отец женат на женщине младше меня, и у них близнецы-трехлетки. Он живет в Балтиморе. Я вижусь с ними время от времени, но его с трудом можно назвать отцом. Он ведь всего на пятнадцать лет меня старше.
Поскольку она молчала, Ник понял, что Сэм ждет продолжения рассказа.
– Я помню первые выходные, которые провел у О’Конноров. До этого я думал, что такие семьи существуют только в телевизоре. Они всегда казались слишком хороши, чтобы быть настоящими. Хотя все не так. Они реальные люди с настоящими проблемами и ошибками, но у них сильная вера в то, что нужно платить добром, в чувство долга перед обществом, так что невозможно, общаясь с ними хоть какое-то время, не пропитаться всем этим. Они полностью изменили мои жизненные планы.
– А чем ты собирался заниматься?
– Я подумывал о бухгалтерии или финансах, но после нескольких трапез за столом О’Конноров меня укусил политический жучок.
– Какой он? Грэхем?
– Он человек сложный, думающий и требовательный. Любит семью и предан стране. Неистовый патриот и верит в закон.
– Ты его уважаешь.
– Больше всех мужчин, которых когда-либо знал. Кроме его сына.
– Расскажи о Джоне.
Ник задумался на секунду, прежде чем ответить.
– Если его отец человек сложный, думающий и требовательный, то Джон - простой, забывчивый и бездеятельный. Но, как и его отец, он любил свою семью, был предан стране и с гордостью служил народу Вирджинии. Взвалил на себя серьезные обязанности, но слишком серьезно они его не занимали.
– Тебе нравилось с ним работать?
– Мне нравилось быть с ним рядом и помогать достичь успеха. Но, с точки зрения политической перспективы, с ним было хлопот полон рот.
– Как так?
Ник помедлил с ответом, подумал и сказал:
– В настоящий момент моя главная цель – защитить его наследие и обеспечить, чтобы ему сохранили достоинство и положение, которое он заслужил как покойный сенатор.
– А моя цель – понять, кто его убил. Раз уж я собираюсь этим заняться, мне понадобится откровенность твоя и твоей команды. С вашей помощью я смогу действовать быстрее и эффективной. Мне нужно знать, каким он был.
Нику хотелось бы, чтобы тут не пахло ей, чтобы он не осознавал так ее присутствие. А больше всего желал, чтобы в памяти так ярко не всплывала ночь, которую он провел, потерявшись в Сэм.
– Я был в бешенстве, - тихо произнес Ник.
– Когда? – озадаченно спросила она.
– По дороге, когда ехал к нему сегодня утром. Если бы он не был мертв, когда я добрался туда, то мог бы сам его прикончить.
– Ник…
В ее тоне звучало предостережение, напоминание, чтобы он не забывал, с кем говорит.
– Если ты хочешь знать, кем был Джон О’Коннор, то тот факт, что руководитель его штаба уже в который раз ехал вытащить его из постели, должен сказать все, что тебе нужно знать.
– Абсолютно все это мне не скажет, но хотя бы кое-что для начала.