Роза Спиркреста

Глава 3 Порванный фатин

Быть самой красивой девушкой — это не простое достижение. Это вечеринка "Молодых Королей", поэтому на ней присутствуют самые популярные девушки Спиркреста.

Это значит Кайана Килберн, сверкающая как бриллиант, пахнущая сладкой карамелью, ее смуглая кожа ловит любой свет в своем роскошном блеске. Это Теодора Дорохова, сама ледяная королева, неприкасаемая и недосягаемая с высоты своей красоты и ума. Это Камми, моя лучшая подруга, с ее изгибами и черными как ночь локонами.

И все же. Какими бы красивыми они ни были, ни одна из них не может сравниться со мной.

Я вхожу в Сад Мира под дружные возгласы. Когда я выходила из своей комнаты, мне даже не нужно было проверять свое отражение, чтобы понять, что я произведу такой эффект, но я все равно проверила его. Я украсила свой старинный корсет таким количеством роз, что моя грудь стала похожа на букет. Моя юбка — ярды розового тюля, собранного вручную, — развевается вокруг ног и стелется за спиной, как неземные венки тумана. Поскольку мой наряд так декадентски женственен, я дополнила его белыми сетками и черными боевыми сапогами.

Глаза следят за тем, как я грациозными шагами пробираюсь через сад мира. Я занималась балетом, пока не переехала в Англию, чтобы поступить в Спиркрест, поэтому я знаю, как ходить так, словно я не прикована к земле силой тяжести. Я знаю, как произвести впечатление.

Мне нужно произвести впечатление сегодня вечером.

От этого зависит мой план.

Камми находит меня, когда я наливаю себе фужер шампанского. На ней прозрачные брюки, расшитые сотнями крошечных кристаллов, головокружительные каблуки и черное бюстье. Ее волосы — самостоятельное украшение, на плечах — роскошный черный плащ. Она уже подвыпившая, и при виде меня она спотыкается, падая в мои объятия.

— Ну как? — прохрипела она мне в ухо. — Ты трахнула садовника?

Мои мысли сразу же устремляются к загадочному мальчику из оранжереи. Откуда Кэмми могла знать о нем?

— Ч-что? — спрашиваю я, нервничая без причины.

— Мистер Мортон! — восклицает она, хихикая. — Ты трахалась с мистером Мортоном?

Я закатываю глаза и отталкиваю ее от себя. — Неужели кому-то, кто выглядит как я, нужно опускаться так низко?

— Эй, не надо так наезжать на мистера Мортона, — полукричит она сквозь музыку. — Может, он и не промах, знаешь ли. — Она наклоняется, почти падая на меня, чтобы прошептать мне на ухо. — Я слышала, что бедняки трахаются жестче, чем рок-звезды.

И снова мои мысли возвращаются к мальчику в теплице — как же его звали? Я думаю о его больших руках, широких плечах, легкой силе и спокойном поведении. Как такой человек, может трахаться?

И тут краем глаза я замечаю знакомое лицо. Я поворачиваюсь и провожаю его взглядом. Эван выглядит как модель Calvin Klein, без особых усилий, в белой футболке и синих джинсах. Он рассеянным жестом откидывает со лба распущенные светлые локоны, пробираясь через Сад Мира.

Я пытаюсь поймать его взгляд, но он смотрит чуть в сторону. Он идет решительно, его взгляд устремлен в одну точку. Я прослеживаю прямую линию его взгляда, и у меня замирает сердце.

Стоя у кучи деревьев, префект Софи Саттон без гроша в кармане танцует со своей маленькой подругой Араминтой Уилсон-Синг. Араминта не бедная и не безымянная, как Софи. При желании она могла бы стать одной из нас, но я полагаю, что она более милосердная душа, чем я. Иначе зачем кому-то тратить столько времени на такую скучную особу, как Софи?

Судя по тому, как Эван смотрит на Софи, она могла бы быть самым прекрасным существом на свете. Но когда я смотрю на нее, то вижу лишь высокую, грузную молодую женщину с густыми темными бровями, серьезным лицом и в таком платье, которое можно надеть на похороны старого родственника.

Может быть, Камми была права насчет того, что бедняки трахаются сильнее, чем рок-звезды. Иначе с чего бы Эвану так смотреть на Софи? Ведь они даже не ладят друг с другом. Если уж на то пошло, они ненавидят друг друга.

И все же он идет к ней, словно его влечет к ней сила, с которой он не в силах бороться. Я не могу позволить ему добраться до нее. Мой план не предполагает участия Софи Саттон, а эта вредная маленькая дрянь префект разрушит все мои тщательные планы и труды.

Вырвавшись из объятий Кэмми, я отбросила купе с шампанским и бросилась через сад мира. Я не из тех, кто бегает — это очень вульгарно, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Я бегу по глянцевым лужайкам навстречу Эвану, а затем бросаюсь ему наперерез. Он наконец отрывает взгляд от Софи и с некоторым удивлением смотрит на меня.

— Ты не потанцуешь со мной, Эван? — спрашиваю я со своей самой невинной и соблазнительной улыбкой сирены. — Это моя любимая песня.

Я даже не знаю, какая песня играет в данный момент — я не собиралась этого говорить. Мой рот работает на автоматизме, мозг все еще догоняет, пока мой пульс медленно падает обратно.

— Я сейчас занят, — говорит он, пожимая плечами. — Может быть, позже?

Это типичное поведение Эвана. Он никогда бы не стал грубить никому, кроме Софи Саттон, но это все равно отказ. Это его милый, неконфликтный способ избавиться от меня.

Но я знаю, как обращаться с мужчинами. Эван не знает, чего он хочет, не совсем, но я могу ему это показать.

— О, ты занят? — Я придвигаюсь ближе и смотрю на него сквозь ресницы. — Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Если бы вокруг не было так много людей, я бы попробовала сделать что-то более смелое, но я не хочу оказаться в социальных сетях с надписью "Отчаянная светская львица хватает член звезды-спортсмена".

— Нет, — растерянно говорит он.

Затем он нагло обходит меня стороной и уходит. Вот так просто. Без единого слова или взгляда.

Так много для моих роз и фатина, для моего идеально накрашенного лица. Неужели я теряю хватку? Неужели Эван настолько отвык от красоты, что его могут очаровать только беззубые девушки с большими бровями и отсутствием чувства моды?

Стоя на холоде и уперев руки в бока, я наблюдаю за Эваном. Я слежу за языком его тела, когда он разговаривает с Софи, за тем, как каждая его часть, кажется, тянется к ней. Я наблюдаю и за ней, за тем, как она смотрит на него своими темными глазами, как она держит его взгляд, словно бросая вызов, словно осмеливаясь бороться с ним. Напряжение между ними, ненависть и желание, смешавшиеся воедино, почти невыносимы.

Но я все равно смотрю.

Я смотрю, и у меня сводит живот. Мой план провалился, не успев начаться. Если я и верила, что мы с Эваном окажемся вместе, то только потому, что была слепа. Я думала, что Эван одержим Софи только в том смысле, в каком человек может быть одержим чем-то сильным, что он отчаянно пытается сломать. Но Эван не одержим желанием сломать Софи.

Он одержим желанием обладать ею.

Не знаю, почему мне потребовалось столько времени, чтобы понять это, хотя сейчас для меня это так очевидно. И что же мне остается?

Мой отец хочет, чтобы я уступила ему, делала то, что он хочет, и шла по тому пути, который он определил для моей жизни. Но это все, что я сделала до сих пор. Я позволила ему отправить меня в Англию, подальше от всех моих друзей. Я осталась в Спиркресте, как он хотел — делала все, что он хотел. Я была идеальной дочерью. Но я устала от этого.

На этот раз я не смирюсь. Ему нужна марионетка, а не дочь, но я собираюсь оборвать ниточки.

И Эван был бы идеальным инструментом, чтобы помочь мне в этом.

Если бы только он не был таким идиотом.

Я подхожу к нему как раз в тот момент, когда Софи и Араминта уходят, и он подпрыгивает, когда поворачивается и оказывается лицом к лицу со мной. Но гнев, кипевший во мне, теперь бурлит, закипает.

— Правда, Эван? — спрашиваю я, мой голос дрожит от гнева. — Она?

Он вздыхает, и его плечи опускаются. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Вот трус. Он прекрасно знает, о чем я говорю, но если он хочет, чтобы я объяснила, то я это сделаю.

— Софи. Черт. Возьми. Саттон.

Он колеблется, его глаза смотрят на меня. Он ничего не говорит — даже не пытается отрицать. Возможно, потому что нас окружают люди, и он осторожен. Но я-то нет.

— Я даже не злюсь, — лгу я. — Я просто разочарована. Разве ты не знаешь, что мог бы добиться гораздо большего?

Он сжимает челюсть, и черты его лица приобретают выражение, которого я никогда раньше на нем не видел. Раздражение, злость, но и что-то еще.

Неприязнь. Сырая, обнаженная неприязнь.

Сердцебиение замирает в груди.

— Если бы я хотел услышать твое мнение о чем-либо, Роза, я бы спросил его. — Его голос жесткий. — Но поскольку у тебя нет ничего умного или значимого, чтобы внести свой вклад в разговор, ты можешь держать свой рот закрытым.

Слова, вылетающие из его рта, звучат так, словно они вырвались из головы Софи. Может быть, он — марионетка, и она дергает за ниточки, а он слишком глуп, чтобы это понять. Но если Эван больше не пытается скрывать свои истинные мысли и чувства, то почему я должна это делать?

— Не надо так защищаться, Эван. Это плохо выглядит. — Я смеюсь и отмахиваюсь рукой в пренебрежительном жесте. Он хочет сделать мне больно, а я хочу сделать ему больно в ответ, и я точно знаю, как это сделать. — Из-за Софи Саттон? То, что она ведет себя как зазнайка и одевается как подобает, не означает, что она одна из нас и что встречаться с ней было бы чем-то большим, чем гребаная благотворительность.

Он смотрит на меня, и внезапно он перестает злиться, жар гнева сменяется ледяным спокойствием, когда он говорит.

— Ты действительно чертовски жалкая, Роза, — говорит он низким голосом. Это самое искреннее, что я когда-либо слышала от него. И он еще не закончил. Он продолжает, пристально глядя мне в глаза. — У тебя могут быть самые красивые платья и самый дорогой макияж, но это не скрывает того, кем ты являешься на самом деле: каким-то слабым, безмозглым, ревнивым ребенком. Повзрослей, черт возьми?

И тогда, уже второй раз за сегодняшний день, он просто разворачивается и уходит от меня, от вечеринки, от сада мира. Он не оборачивается, и на этот раз я благодарна ему за это, потому что если бы он обернулся, то увидел бы, что я стою, застыв в шоке, с глазами, полными слез.

Нет ничего более постыдного и беспардонного, чем плакать на вечеринке. Никто не хочет быть пьяным и наблюдать за чьим-то срывом. Это дурной вкус и плохой этикет. Поэтому вместо того, чтобы стоять посреди сада мира и плакать, как идиотка, я убегаю, причем обязательно в противоположном от Эвана направлении.

Он — последний человек, которого я хочу видеть сейчас.

Это последний человек, которого я хочу видеть когда-либо еще.

Я бегу до тех пор, пока огни и звуки вечеринки не исчезают в темноте. Я бегу к южной части кампуса, держась небольших тропинок, где меньше шансов быть пойманной, крадусь в тени огромных деревьев.

Вытирая слезы тыльной стороной ладоней, я останавливаюсь и на секунду прислоняюсь к стволу дерева. Я знаю, что должна вернуться на вечеринку. Я должна обратить внимание на другого богатого мальчика и обвести его вокруг пальца.

Не то чтобы я не могла — у меня уже были другие Молодые Короли. У меня был аристократичный французский плейбой Сев Монкруа, и даже хладнокровный наследник Novus Лука Флетчер-Лоу, который привязал меня к своей кровати и душил ремнем. Но если они мне не нравились, это не значит, что я не могла их иметь, если бы захотела.

Я должна была поступить так, как поступала всегда. Проглотить свои эмоции и прогнать грусть с кем-то сильным, просто потому что я могу.

Но я не могу заставить себя это сделать. Сейчас я не хочу возвращаться. Не хочу видеть ни Теодору Дорохову, прекрасно контролирующую свои эмоции, ни Каяну Килберн, сверкающую, как многогранный драгоценный камень, веселящуюся с беспечным ликованием, потому что ее ничто и никогда не задевает. Я не хочу видеть "Молодых Королей" — этих богатых красавцев, которые считают, что могут делать все, что им заблагорассудится, только потому, что все остальные боятся бросить им вызов.

И самое главное, я скорее брошусь с часовой башни, чем увижу Софи Саттон в ее матросском черном платье, ничуть не заботящуюся о том, как она выглядит, и все же каким-то образом способную привлечь внимание самого желанного парня в Спиркресте.

Я не заслуживаю этого. Жизнь слишком жестока к красивым.

Я тихонько плачу в темноте, позволяя слезам течь и рыданиям сотрясать мою грудь. Плач — это катарсис, напоминаю я себе. Это просто способ организма переработать негативные эмоции и вывести токсины. Я должна позволить печали пройти через меня и выйти наружу. Завтра я займусь уходом за кожей, медитацией и детоксикацией, и вернусь к своей обычной жизни.

Возвращаясь по длинной тропинке к зданию для девочек шестого класса, я использую это время, чтобы выпустить слезы. Юбка задевает кусты и колючки, обрамляющие заросшую дорожку за Старой усадьбой, самым старым зданием кампуса.

Я вздыхаю. Разрушение юбки кажется мне сейчас уместным — это метафора моего плана.

Я поворачиваю за угол и издаю придушенный вопль от неожиданности, когда из тени деревьев внезапно появляется фигура. Я отшатываюсь назад, зацепившись ногой за торчащий корень. В животе заныло, я попятился назад, но твердая рука поймала мою руку, выпрямляя меня.

— О, это снова ты, — раздается спокойный, глубокий голос.

Мои глаза расширяются, приспосабливаясь к темноте. Я различаю детали: темные волосы, сильные черты лица и крепкую фигуру.

Парень из оранжереи.