С огнем не шутят

1

Одно ее имя таило в себе гремучую смесь греха и соблазна. Ева. Себастьян узнал эту красавицу сразу, как только увидел среди членов туристической группы, подтягивающихся к гиду с табличкой на груди. В эту самую секунду и огромный международный аэропорт Найроби, и африканская экзотика, познать которую Себастьян мечтал на протяжении долгих лет, и предстоящее сафари вдруг показались ему отнюдь не настолько привлекательными, как еще несколько секунд назад.

Ева Корнер приближалась к месту сбора с грациозной неторопливостью пантеры: шаг, полусекундная пауза, следующий шаг. Ее губы, аппетитнее которых было невозможно себе вообразить, покрытые сейчас не ярко-красной помадой, а просто блеском, как и всегда прежде, трогала едва заметная, будто так и норовящая ускользнуть от взглядов окружающих улыбка. Ее густые жгуче-черные волосы, некогда поражавшие невероятной длиной, были острижены теперь до плеч, но обрамляли белокожее лицо своей обладательницы так же эффектно.

Встречающий группу гид, коренастый мулат в светлом легком костюме, взглянув на нее и сообразив, что она тоже направляется к нему, на мгновение застыл в изумлении, а секунду спустя его круглое лицо расцвело белозубой улыбкой. Остальные собравшиеся, заметив его восторг, повернули головы в сторону Евы. По изменившемуся выражению их физиономий Себастьян сразу понял, что равнодушным ее внешность не оставила никого.

Подойдя к продолжающему сверкать крупными ослепительно белыми зубами гиду, Ева остановилась, тоже улыбнулась, и что-то сказала ему. Что именно, Себастьян не расслышал, так как пришел сюда первым и немного отошел в сторону, чтобы не загораживать собой от остальных членов группы табличку на груди невысокого гида. Тот в ответ оживленно закивал и сделал странный жест рукой, значение которого, судя по ставшему еще более довольным выражению его лица, Себастьян определил как чрезвычайное восхищение.

Ева приложила к полной округлой груди, обтянутой тонкой тканью футболки, руку, одарила гида еще одной сногсшибательной улыбкой и шагнула туда, где стоял, пристально за ней наблюдая и не давая себе в том отчета, Себастьян.

Их взгляды встретились в тот момент, когда Ева поднесла к голове руку, очевидно намереваясь поправить сбившуюся прядь блестящих волос. Но ничего подобного так и не сделала, потому что, увидев Себастьяна, вдруг замерла, о чем-то задумавшись.

Он поймал себя на мысли, что вот уже несколько минут пялится на нее как какой-нибудь маньяк, мысленно чертыхнулся и с несколько наигранным безразличием отвернулся.

Спустя пять минут, когда все члены группы были в сборе, гид повел их к выходу.

Ласковое кенийское солнце, синее-синее небо, разнообразие ярких красок, словно ожившие картинки из любимой с детства книжки, мгновенно заключили Себастьяна в свои теплые объятия, как только вместе со всеми остальными он вышел на улицу. Но отдаться полностью сладости этих объятий у него не получилось: к удовольствию от пребывания в стране своей мечты примешивалось отчетливое и с каждой секундой растущее тревожащее ощущение от присутствия Евы Корнер.

Он нарочно немного отстал от группы, чтобы Ева находилась в поле его зрения даже тогда, когда его взгляд был устремлен не прямо на нее. Она шла, плавно покачивая бедрами, будто влитыми в узкие брюки капри сантиметров десять не доходящие до изящных лодыжек, и крутила головой, рассматривая праздничную пестроту, окружающую аэропорт.

Войдя в автобус с надписью «Хайвей тоурс энд сафарис», она села у окна справа в третьем от водителя ряду. Себастьян — в пятом, но слева, у прохода, чтобы иметь возможность видеть ее.

Автобус тронулся, и Ева, опершись на ручку сиденья локтем и положив подбородок на ладонь, уставилась в окно. Создавалось впечатление, будто восторженные взгляды водителя, то и дело рассматривающего ее отражение в зеркале заднего обзора, и других мужчин, которые имели возможность видеть ее со своих мест, не представлялись ей достойными внимания. Она словно не замечала их.

Наверное, уже устала от всеобщего интереса, проявляемого к ней, подумал Себастьян, глядя на Еву из-под полуопущенных ресниц. А скорее, считает, что все здесь собравшиеся просто недостойны ее.

Его губы скривила презрительная улыбка. В следующую секунду он с удивлением открыл глаза шире и перестал улыбаться. Ева, увидев что-то за окном, вскинула голову, развела руки в стороны, будто собралась хлопнуть в ладоши, и подалась вперед, чтобы лучше рассмотреть то, что ее поразило. Причудливо развесившее свои могучие лапы-ветви диковинное дерево, тут же понял Себастьян, посмотрев в окно на ее стороне.

Выходит, и ей не чужды прелести природы, отметил он про себя, ощущая странное и приятное покалывание где-то в области переносицы. А впрочем, что в этом удивительного?

Даже среди закоренелых преступников встречаются ценители прекрасного.

Себастьян закрыл глаза, сделав вид, что устал в полете и хочет отдохнуть. На самом же деле ему сделалось вдруг ужасно неловко и неуютно от сознания того, что первый час своего долгожданного отпуска он посвящает вовсе не отдыху, а размышлениям об особе, которая не должна была занимать и части его мыслей.

Гостиничный номер в Найроби, кипучей бурной деятельностью, засаженной цветами и зеленью кенийской столице, пришелся Себастьяну по вкусу. Две просторные уютные комнаты, выложенная плиткой цвета морской волны ванная, огромный телевизор, радиотелефон. Ему, хоть и привыкшему за последние годы к достатку и удобствам, но умевшему довольствоваться малым, это временное жилище показалось пределом мечтаний.

Быстро приняв душ и переодевшись в свежую футболку и шорты, он тут же взял телефонную трубку, уселся в удобное кресло в гостиной и набрал номер своего заместителя, оставшегося в «Новом веке» за главного.

— Смит вас слушает, — послышался из трубки низкий, по обыкновению серьезный голос.

— Вальтер, привет, это Себастьян.

— Себастьян, вот здорово! — оживившись, воскликнул Вальтер. — Откуда звонишь? Уже из Африки? Успел поглазеть на слонов и мартышек?

— Эй-эй! Не столько вопросов сразу! — Себастьян заулыбался, представив, как заблестели глаза сурового на вид приятеля. — Мартышек я еще не видел, нас только что привезли из аэропорта в отель в Найроби. Сейчас немного передохну и отправлюсь осматривать местные достопримечательности.

— А как же сафари? — разочарованно спросил Вальтер. — Ты же говорил…

— Сафари завтра, — смеясь ответил Себастьян. — Не могут же мне подать все сразу!

— Гмм… согласен. Только сделай побольше фотографий. Приедешь, покажешь. Я, может, тоже следующий отпуск проведу в Африке.

Вместе с Сибиллой.

— Конечно, с Сибиллой. Ты ведь без нее дня прожить не можешь, — добродушно поддел заместителя Себастьян.

— Представь себе, не могу. И ни капли этого не стыжусь, — проворчал Вальтер.

— Ладно, ладно, не брюзжи. В плане личной жизни я даже немного завидую тебе. Но об отдыхе и удовольствиях потом поговорим.

Сейчас расскажи, как прошел вчерашний день.

Соммерфилд всем остался доволен?

— На этот раз да, — ответил Вальтер. — Купил все сорок компьютеров и двадцать пять принтеров, как вы и оговорили в контракте.

Никаких изменений не внес.

— Отлично. — Себастьян откинулся на спинку кресла, избавившись от остатков напряжения, в которое ввергали его мысли о незавершенной крупной сделке. — Теперь буду отдыхать со спокойным сердцем.

— Повеселись там как следует! — воскликнул Вальтер. — Может, подыщешь себе какую-нибудь негритяночку. Хотя бы на время отпуска…

— Сомневаюсь, — ответил Себастьян, вспомнив о своей ненормальной увлеченности красавицей Евой. — Я в Африке вот уже полтора часа, а думать могу только об одной женщине… о соотечественнице. Мы случайно оказались с ней в одной группе. Она училась в Глазго в те же годы, что и я…

— Вы вместе учились? А теперь оба приехали в Кению? Ну и дела! — Вальтер присвистнул. — И что это за птица? У вас с ней тогда что-нибудь было?

Себастьян прыснул, настолько нелепым показался ему последний вопрос приятеля.

— Это очень важная птица, Вальтер. И у нас с ней никогда ничего не было и быть не могло.

— Ты безнадежно в нее влюблен? — с оттенком сочувствия в голосе полюбопытствовал Вальтер.

— Нет, что ты! Сам не знаю, почему так долго об этой фифе думаю. Наверное, просто оттого, что никак не ожидал встретить ее здесь.

Она вряд ли вспомнила меня, мы даже не разговаривали с ней ни разу.

— Советую тебе развлекаться на полную катушку, — сказал Вальтер опять посерьезневшим тоном. — Не зацикливайся на том, что не заслуживает твоего внимания, Себ, а то потратишь драгоценное время совершенно напрасно и сам того не заметишь.

— Спасибо, Вальтер. Постараюсь последовать твоему совету.

Попрощавшись и положив трубку, Себастьян подошел к раскрытому окну и взглянул на шумный цветущий Найроби.

Красота, мелькнуло в его сознании. Верно сказал Вальтер, что я должен наслаждаться этой прелестью, ни на что не отвлекаясь. Ведь я так долго стремился в эти края, так часто видел их во сне…

Несколько минут Себастьян просто любовался видом города на первый взгляд такого же, как любой другой современный мегаполис, которому от роду чуть больше века, и все же во многом отличного от огромных городов Европы и Штатов, пропитанного своим, африканским духом, наполненного иными звуками. В этой своей расслабленности он и не заметил, в какой момент вернулся мыслями к красавице Еве.

Ева Корнер в ту пору, когда оба они учились в университете Глазго, считалась едва ли не самой популярной личностью среди студентов. Нет, водить с ней дружбу имели право далеко не все, точнее, лишь строго ограниченный круг людей. А разговаривать о событиях ее жизни, предпочтениях и капризах считал своим долгом каждый, кто хоть раз видел эту красотку, пусть даже издалека. Болтали, будто знакомиться с простыми смертными она считает ниже своего достоинства, будто девицы вздорнее и высокомернее ее не сыщешь во всем университете, будто милой и дружелюбной у нее получается быть лишь с теми, у кого куча денег… Будто она вскружила голову Августу Уэстону вовсе не благодаря своей необыкновенной красоте, а посредством колдовства, которому якобы обучена с ранней юности, а до встречи с Уэстоном успела разбить сердца множеству добропорядочных молодых людей.

Себастьян, естественно, не поверил бы ни единой из распускаемых о ней сплетен, если бы не слышал подтверждения этим сплетням от Эмили, своей подруги детства, учившейся с Евой в одной группе. А Эмили, как никакой другой женщине на свете, он верил всегда.

Воспоминания понесли его по реке памяти, возвращая в восемьдесят девятый год, год поступления в университет. В ту осень ему и довелось увидеть Еву Корнер впервые. Он стоял тогда на остановке, ждал автобус — в невзрачном пиджачишке с отцовского плеча, брюках, хоть и купленных совсем недавно, но буквально за последние месяцы ставших ему коротковатыми, со стопкой книжек и тетрадей под мышкой.

Ева вышла из университетских ворот в окружении привычной, появившейся у нее, наверное, с первого дня студенчества, свиты — единственного чада и наследника герцога Уэстона, будущего владельца баснословного богатства и двух красивейших в Шотландии замков, и трех его друзей.

Не то чтобы Себастьян влюбился в эту девушку в ту секунду, когда увидел ее, но почувствовал себя тогда так, будто вмиг лишился способности говорить и мыслить. Даже с того расстояния, которое их разделяло, белизна ее кожи, бархатистость взгляда, блеск густых длиннющих волос сразу бросились ему в глаза.

Он ощутил острее, чем несколько минут назад, что стыдится носить свои короткие брюки и что пиджак, который в тот момент, когда отец предложил ему, вполне его устраивал, никак не назовешь даже отголоском нынешней моды.

Только Еве ни до его брюк, ни до пиджака, ни до самого него не было никакого дела.

Она шла своей легкой размеренной походкой и беспрестанно улыбалась, слушая о чем-то наперебой рассказывающих ей кавалеров в щеголеватых костюмах и начищенных туфлях.

Впоследствии Себастьян видел ее еще множество раз — постоянно с теми же парнями, неизменно на расстоянии. Они окружали ее и в перерывах между лекциями, и на устраиваемых для всех праздниках, и в любом другом месте за пределами университета. Ходили слухи, будто она с согласия Уэстона спит с его друзьями по очереди, во что в глубине души Себастьяну почему-то очень не хотелось верить.

На третьем году обучения он начал встречаться с хорошенькой первокурсницей Мэри, вошел в сборную университета по футболу, заработал славу одного из лучших студентов, нашел подработку. А свой благоговейный восторг перед красотой Евы Корнер научился маскировать под видом полубезразличия-полупренебрежения и, видя ее, уже не ощущал себя ничтожным и онемевшим.

С Мэри они долго встречались и после окончания университета, а потом мирно разошлись, поняв в один прекрасный момент, что у них совершенно разные цели в жизни. О Еве с поры студенчества Себастьян ничего не слышал.

Теперь она совсем другая, подумал он, окидывая рассеянным взглядом опустившегося на скамейку в скверике перед отелем сухонького чернокожего старика в белой шляпе. Совсем не такая, как раньше. И главное отличие ее нынешней от ее прежней — отсутствие титулованной свиты. Где, хотелось бы знать, Уэстон? А его верные дружки? Устали сопровождать свою драгоценность везде и всюду? Пресытились ею? Или она сама послала их куда подальше, найдя компанию поинтереснее? Но кто для тщеславной красотки может быть интереснее, чем богач герцог? Какой-нибудь королевской крови?

— Гмм… не исключено, — пробормотал Себастьян, отвечая вслух на заданный себе вопрос. — Но как так вышло, что сюда она явилась совершенно одна? Не понимаю…

Послышался громкий стук в дверь. И Себастьян вздрогнул, испугавшись, что его размышления могут стать известны кому-то постороннему.

Поправив густую не расчесанную после душа челку рукой и придав лицу скучающее выражение, он вышел в холл и открыл дверь.

На пороге стоял один из туристов его группы, сутуловатый парень примерно того же, что и Себастьян, возраста, с веселым любознательным взглядом и дружелюбной улыбкой на полных губах.

— Привет, меня зовут Родди. Я из Ливерпуля. Можно войти?

— Да, конечно. — Себастьян шире открыл дверь и отступил в сторону, давая дорогу.

Они прошли в гостиную, в которой, несмотря на открытое окно, было довольно душно, но предававшийся размышлениям Себастьян не замечал этого. Молодые люди сели в кресла, стоящие по обе стороны от журнального столика.

— Я Себастьян, живу в Эдинбурге. Будем знакомы, — представился он.

— Будем. — Родди в меру крепко пожал протянутую ему руку, приподнявшись с кресла и улыбаясь.

— Душно. — Себастьян покрутил головой, отыскал глазами кондиционер, поднялся, включил его и, овеваемый живительной прохладой, вернулся на место. — Вот так-то лучше.

— Согласен. — Родди энергично кивнул. — Я у себя в номере сделал это первым делом. Ну, как тебе Африка?

— Класс! — Себастьян поднял вверх большой палец. — Я давным-давно мечтал до нее добраться. И вот наконец-то моя мечта осуществилась.

— А я здесь уже третий раз, — чудно выгибая брови дугами, сообщил гость. — В прошлом году побывал в Египте, в позапрошлом — в Ливии. Теперь вот решил продвинуться дальше, взглянуть на экватор. — Он довольно рассмеялся. — Кстати, я пришел не просто познакомиться, а с одним предложением. На сегодня у нас не запланировано никаких поездок, ужин в ресторане, внизу, и все. Может, составим собственную программу? Прогуляемся по вечернему Найроби, посмотрим, как тут развлекается местный люд, что предлагается туристам, а? Заодно и поужинаем где-нибудь…

Себастьян и сам собирался пройтись по Найроби и был рад неожиданно подвернувшемуся попутчику — человеку явно общительному и веселому. В таком случае его не будут одолевать навязчивые мысли.

— Блестящая мысль! — ответил он, стараясь искусственно вогнать себя в столь же беспечно-праздничное расположение духа. — Когда идем?

— Да хоть прямо сейчас! — с готовностью ответил Родди.

— Тогда пошли!

Несколько минут спустя они уже шагали по широкому зеленому проспекту, с интересом рассматривая попадающихся навстречу темнокожих найробийцев в цветастых одеждах, небоскребы по обе стороны от дороги и многочисленные вывески с надписями на суахили и английском.

С того самого момента, как они вышли из отеля, Себастьян заметил произошедшую в своем новом приятеле перемену. Его глаза загорелись, время от времени он нетерпеливо потирал руки, как будто искал что-то конкретное и очень нужное и не мог дождаться мгновения, когда его заветное желание наконец-то осуществится. Вскоре причина его нетерпения стала Себастьяну ясна.

— Вот оно! — провозгласил Родди, дернув приятеля за рукав и устремившись через дорогу к украшенному несчетным количеством огоньков входу. — Прежде чем ехать сюда, я подробно расспросил об этом городе друзей.

Здесь такое можно отведать!

Себастьян за ту минуту, что они преодолевали расстояние до ресторана, вспомнил названия блюд, которые намеревался попробовать в Африке: черепаховую похлебку, мясо зебры, жирафа… И, лишь войдя в заведение, сообразил, что Родди упомянул вовсе не о еде.

По просторному залу залитые волшебным желто-красным сиянием между столиками прохаживались полуголые темнокожие красавицы в экзотических шляпах и с обворожительными улыбками на выдающихся вперед, как у всех негров, губах.

— Вот это да! — остановившись как вкопанный, пробормотал Родди. — Ну и пташки!

Повернувшись к Себастьяну и взглянув на него ошарашенными глазами, он нервно тряхнул головой, облизнул губы и с чувством произнес:

— Ребята рассказали, что эти местные развлечения вполне по карману европейскому туристу. Шикарные девочки, правда?

И, не дожидаясь ответа, он вместе с подошедшим к ним официантом направился к свободному столику, глазея, как голодный на заваленные полки булочной, то на одну, то на другую улыбающуюся негритянку.

Себастьян проследовал за ним, окинув девушек лишь непродолжительным взглядом.

Принесли меню, и Себастьян тут же отыскал в нем черепаховую похлебку, которую и заказал. Родди назвал первое блюдо, попавшееся ему на глаза, так как все его мысли были заняты совсем не едой.

— Смотри, смотри, вон у той, — то и дело шептал он своему спутнику, — какие полненькие крепенькие ноги! И как блестят, будто чем-то намазанные!.. А у этой, невысокой! Что за чудо-животик!.. Прямо глаза разбегаются, ей-богу! А когда можно выбрать одну из них прямо сейчас или попозже?

Себастьян жал плечами и криво улыбался.

Нетерпение приятеля, походившего сейчас на мартовского кота, начинало раздражать его.

— А ты какую выберешь? — спрашивал Родди, толкая его в бок. — С длинными волосами?

Или ту, стриженую?

Себастьян лишь отмахивался от него.

— Нет, я серьезно, — настаивал Родди. — Я же говорю тебе, это удовольствие здесь вполне доступно.

К любви за деньги Себастьян всегда относился с презрением. Сама мысль покупать живого человека на час, на ночь, словно брать напрокат какую-нибудь вещь, пользоваться ею и, когда она больше не нужна, возвращать обратно, претила ему. И, размышляя обо всем этом, он испытывал жуткий внутренний дискомфорт.

Родди, не дождавшись своего заказа, вскочил с места, прошел к негритянке с «полненькими и крепенькими», как он выразился, ногами, взял за руку и что-то сказал ей на ухо. Когда та рассмеялась, кивнула и повела его куда-то за красный занавес в дальнем конце зала, Себастьян почувствовал не зависть, а нечто, похожее на отвращение.

Принесли черепаховую похлебку, и, съев ее за каких-то несколько минут, он расплатился и поспешно вышел на улицу. Ему захотелось как можно быстрее удалиться от этого заведения на максимальное расстояние. Нет, он не осуждал Родди и подобных ему мужчин и не мог отрицать того факта, что темнокожие обольстительницы, торгующие своими чудесными телами, действительно выглядят для европейцев желанными и прекрасными. Но, думая о том, что девушка, которая увела Родди за занавес, за сегодняшнюю ночь обслужит десяток подобных ему идиотов и заработает на этом приличные деньги, Себастьян испытывал такие мерзостные ощущения, что хотел поскорее забыть об этом…

Номер встретил его прохладой — кондиционер исправно работал все это время — и тишиной, настолько приятными после посещения шумного заведения, что он тут же, не включая света, опустился в кресло, закрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул и просидел не двигаясь неопределенно долго.

Сначала мыслей в голове вообще не было — он приказал себе не думать обо всем, что его волновало. Но по прошествии нескольких минут, когда им овладело состояние полной расслабленности, перед глазами, возникая откуда-то из тьмы, поплыли разноцветные картинки, навеянные воспоминаниями о сегодняшнем вечере.

Чернокожие жрицы любви с манящими улыбками на губах, красновато-желтый свет, заливающий зал… Родди, нетерпеливо потирающий руки, его сделавшиеся масляными глаза…

Шумные проспекты, переполненный людьми аэропорт… Ева, плавно, подобно гибкой дикой кошке, приближающаяся к группе туристов…

По сути дела, эта штучка ничем не отличается от девиц из заведения, которое я только что покинул, невольно подумал Себастьян. Она тоже готова продаться. Не важно кому, главное, чтобы у этого типа были по-настоящему большие деньги, а еще непременно титул. В случае если он лишится богатства, она наверняка тут же забудет его, как эта негритянка с крепенькими ногами мгновенно выбросит из головы Родди, едва расставшись с ним.

Себастьян открыл глаза, поднялся с кресла, подошел к окну и хватанул ртом воздух, будто желал таким образом очиститься от грязи и греха, пропитывавших человеческое общество.

Мир несовершенен и гадок, подумал он, в необъяснимом отчаянии глядя на огни фонарей, зажегшиеся у отеля с приходом темноты.

Надо принимать его таким, какой он есть, и не мучиться раздумьями о том, почему все так устроено. Пусть и Ева, и эти женщины, и Родди живут, как им нравится, меня их пристрастия не должны интересовать, тем более волновать. Я придерживаюсь своих правил и ни при каких обстоятельствах от этих правил не отступлю, вот что самое главное.

Он еще долго стоял у окна, смотрел на фонари и мысленно пытался себя успокоить. Но когда часа в два ночи лег спать, его душу по-прежнему сжимало ощущение тягостной тоски и недовольства явлениями, так сильно отравляющими людское общество и столь ему непонятными.