С огнем не шутят

4

Спустя полчаса они встретились у домика администрации. На Еве теперь было светлое платье до колена, довольно простого покроя.

На ее точеной фигуре оно смотрелось превосходно, но его неброскость сильно смутила Себастьяна. В женской одежде он разбирался неважно, но дорогую фирменную вещь от изделия массового пошива отличал без особого труда.

В годы студенчества Ева всегда была разодета в пух и прах — девчонки постоянно обсуждали ее наряды, драгоценности, сумки, перчатки, обувь, зонтики. Поверить в то, что за несколько лет она стала совершенно другим человеком, Себастьян не мог, так как считал это невозможным. По его твердому убеждению лишь до пятилетнего возраста люди меняются, а потом характер уже окончательно сформировывается и любые попытки что-то исправить ни к чему не приводят. К переменам в родных и знакомых он всегда относился с недоверием, воспринимая их как обман или временное явление, и всегда оказывался прав.

Но когда Ева, приблизившись к нему, остановилась и обезоруживающе искренне улыбнулась, он тут же забыл обо всех своих подозрениях.

— Идем? — спросила она с воодушевлением и некоторой робостью.

— Идем.

Они направились туда, где за бунгало располагался, как им объяснил администратор, бар под открытым небом. В нем до глубокой ночи пел и играл для туристов профессиональный гитарист.

Большинство столиков в баре были заняты.

Звучный тенор музыканта наполовину заглушали раздающиеся отовсюду разговоры на английском, немецком, итальянском и других неизвестных ни Еве, ни Себастьяну языках.

Они сели за один из свободных столиков и заказали свежевыжатый сок «пэшн».

В глазах Евы сияли серебряные огни, похожие на недосягаемые звезды в черном небе. Себастьян смотрел на эти звезды, и ему казалось, что именно в них прячется ее колдовская сила.

А, будь что будет, думал он. Пусть на время каникул эта умопомрачительная ведьмочка околдует меня, если ей того хочется. Только на кой черт я ей сдался? О том, состоятелен я или нет, она не имеет понятия, о том, что я не граф и не герцог наверняка догадывается.

Впрочем, какая мне разница? Я сижу сейчас с ней за одним столиком, мне хорошо как никогда, зачем ломать голову над чем-то еще?

— Завтра опять будем ездить по Самбуру, — мечтательно протянула Ева, отпив через длинную трубочку немного сока, только что принесенного чернокожей девушкой в цветастом топе и короткой оранжевой юбочке. — Здорово! Мы ведь еще не видели ни самбурского леопарда, ни черношеего сомалийского страуса, ни орлов.

— Завтра обязательно увидим, — ответил Себастьян, глядя на ее повлажневшие от сока и сделавшиеся от этого еще более соблазнительными губы.

Он сознавал, что не должен так откровенно на них смотреть, что это неприлично, что о поцелуях с Евой может даже не мечтать, но, как это ни странно, не мог себя перебороть.

Ее губы выглядели сейчас, в свете вечерних фонарей, такими, будто были сделаны совместными усилиями нескольких творцов-художников, задавшихся целью создать самые аппетитные губы в мире.

Ева, перехватив его взгляд, заметно напряглась и опустила глаза.

Сдается мне, она со мной заигрывает, подумал вдруг Себастьян не без вожделения. Притворяется невинной, чтобы сильнее разжечь.

Точно! По-другому объяснить ее поведение просто невозможно, ей-богу… Что ж, я должен чувствовать себя счастливцем. Целовать такую женщину, пусть даже колдунью, исполненную коварства, — да об этом можно только мечтать!

Сердце у него в груди забилось вдруг так часто и громко, что он испугался, как бы Ева и сидящие за соседним столиком немцы не услышали его оглушительных ударов.

Только не надо так сильно волноваться, а то наделаю глупостей, мысленно предупредил себя он. И потом, все это слишком странно, слишком подозрительно. Буду действовать крайне осторожно, а там — посмотрим.

Выдержав значительную паузу, Ева вновь поднесла к губам стакан и взяла в рот трубочку, а сделав глоток, опять заговорила о продолжении сафари. Сначала как будто нерешительно, потом все с большим и большим воодушевлением. Рассказывая то, что ей известно о саванне, о гиенах, о добряках слонах, она в своей увлеченности становилась еще прекраснее и желаннее Себастьяну.

Он смотрел на нее, и ему казалось, что все в ней — и то, как плавно понижается и повышается голос, и то, как двигаются губы, и то, как покачиваются при малейшем движении головы лежащие на плечах локоны, — манит его, говорит о ее желании с ним сблизиться. По прошествии минут двадцати — тридцати Себастьян уже чувствовал себя возбужденным донельзя и не мог дождаться возможности выйти вместе с Евой из этого чертова бара и, положив руку ей на талию, увести куда-нибудь в тень росших между бунгало деревьев.

Ева замолчала, о чем-то вдруг задумавшись.

Себастьян встрепенулся, сознавая, что, затерявшись в мире своих эротических фантазий, не услышал ничего из сказанного ею за последние несколько минут.

— Пожалуй, пора уходить, — пробормотала Ева. — Звуков засыпающей природы отсюда все равно не услышишь. — И она посмотрела на запевшего очередную песню гитариста, обвела взглядом болтающих людей вокруг и устало улыбнулась.

Себастьян кивнул и неожиданно почувствовал несвойственную ему робость, не зная, как вести себя дальше и не понимая, что в действительности имеет в виду его спутница.

Они рассчитались за сок, вышли из бара и медленно побрели к своим бунгало, расположенным по соседству. Себастьян шел чуть позади и с удушающим волнением смотрел на игру теней, отбрасываемых ветвями деревьев на прекрасный профиль Евы. Она выглядела спокойной, но задумчивой, даже немного печальной. В эти мгновения ни обнимать ее, ни целовать Себастьяну уже не хотелось. Вернее, казалось, что если он сделает это, то осквернит ее недосягаемое великолепие, ее несравненную чистоту. Даже мыслей о колдовстве, об актерстве, о странности всей этой ситуации не приходило сейчас ему в голову. Он не думал ни о чем, просто любовался Евой с благоговением грешника, взирающего на изображение мадонны.

Ева остановилась у высокого дерева с развесистой кроной и медленно повернула к замершему на месте Себастьяну голову. Ее лицо, освещенное тусклым светом фонаря у ближайшего бунгало, выражало сейчас столько неподдельных эмоций, что усомниться в их искренности не посмел бы, наверное, самый безнадежный скептик.

Себастьян смотрел на нее затаив дыхание секунду, другую, третью…

Волшебство момента нарушил странный звук. Ева встрепенулась, расширила глаза, сделавшиеся вдруг настороженно-восхищенными, и приложила палец ко рту. Звук повторился.

— Слон, — прошептала она, задыхаясь от волнения. — Ты слышал? Это фыркнул слон!

Столь резкое превращение из таинственной и недоступной феи в восторженного ребенка так поразило и умилило Себастьяна, что, поддавшись внезапному порыву, он обвил руками ее тонкую гибкую талию, привлек к себе, нежно поцеловал в лоб и засмеялся. А по прошествии мгновения, осознав, что сделал, растерялся и замолк.

Ева тоже притихла, но не оттолкнула его и не попыталась высвободиться.

Себастьян чувствовал, как учащенно бьется ее сердце, как ароматное теплое дыхание становится громче и прерывистее, как вздымается и опускается до умопомрачения соблазнительная грудь. От разгоревшегося с новой силой желания его разум затуманился, горло сдавило, а глаза застлало белой пеленой.

— Ева… — прошептал Себастьян на выдохе, — что ты со мной делаешь, Ева? Я схожу с ума, честное слово. Я не в состоянии себя сдерживать…

Он закрыл глаза, немного опустил голову, и его губ вдруг несмело коснулись губы приподнявшейся на цыпочки Евы. У Себастьяна как будто земля ушла из-под ног, а все, чем он жил еще сегодня, вчера, десять лет назад, всю свою жизнь, сжалось вдруг до ничтожно малых размеров и растворилось в море света, хлынувшего на него стремительным потоком.

Начав целовать Еву, он моментально забыл о своих предубеждениях, опасениях, намерении быть крайне осторожным, обо всем, что когда-то о ней слышал.

Их поцелуй продолжался очень долго. Сторонний наблюдатель решил бы, что это двое страстно влюбленных, не видевшихся лет десять по независящим от них обстоятельствам и наконец-то встретившихся.

Прекратила поцелуй Ева. Судорожно переведя дыхание, она стыдливо уткнулась лицом Себастьяну в грудь и замерла, будто совершила что-то предосудительное и боялась смотреть ему в глаза.

— В чем дело, Ева? — недоуменно прошептал он. — Я… я не должен был этого делать? Ты обиделась на меня?

Ева, не отрывая лица от его груди, покачала головой.

— Тогда… — начал он.

В этот момент со стороны бара раздались чьи-то оживленные голоса — очередная компания расходилась по номерам.

Ева испуганно отстранилась от Себастьяна и, пробормотав «все в порядке, ни о чем не переживай», зашагала вперед. Он в полном недоумении последовал за ней.

Пройдя через террасу в свою комнату, Ева в смятении остановилась. Ее губы горели от поцелуя, душу разрывали на части радость, сомнения и страх.

Она не знала, правильно ли поступила, отважившись на этот поцелуй, и не могла отделаться от смутного ощущения, что совершила страшную ошибку.

Других любовников, помимо Августа, у нее не было. Она даже не целовалась ни с кем, кроме него. А он и в интимных отношениях, как и во всем остальном, всегда диктовал ей свои правила, проявления инициативы с ее стороны не терпел и не допускал. Долгое время Ева просто подчинялась ему, потому что была слишком юной, неопытной и несмелой, потом привыкла к существующему положению вещей. И лишь когда повзрослела, а беспочвенная ревность Августа достигла немыслимых пределов, задумалась о том, что не получает ни от секса, ни от общения с любимым человеком и части того удовольствия, которого в глубине души так желала.

Поцелуй с Себастьяном коренным образом изменил ее представление о близости с мужчиной. И она, вкусив это счастье, тут же испугалась быть не правильно понятой, отвергнутой.

Вдруг он решил, что я и с любым другим парнем так запросто согласилась бы целоваться? — подумала Ева, и тьма, царящая в комнате, стала медленно прокрадываться и в ее душу. Вдруг принял меня за легкодоступную, ветреную женщину? И потерял ко мне всякое уважение, начал презирать… Хотя кто сказал, что до нашего с ним поцелуя он уважал меня?

Что с того самого момента, когда я подошла к нему в ресторане, не видел во мне лишь объект сексуального желания?

Ева вся съежилась, медленно, на отказывающихся сгибаться ногах подошла к креслу, опустилась на него и закрыла глаза. Мрачные мысли продолжали одолевать ее.

О том, что она ему нравится, он ни разу даже не намекнул. И возможно, считает, что она по-прежнему с Августом. Ведь в ту пору, когда Ева училась в университете, Август из кожи вон лез, чтобы убедить всех и каждого в своем праве находиться с ней рядом постоянно, распоряжаться каждым ее шагом.

Ева тяжело вздохнула, зажмурилась и, чувствуя себя прескверно, постаралась отделаться от тяжелых дум.

Некоторое время у нее перед глазами было черно. А потом настолько живо предстало перед мысленным взором все случившееся с ней несколько минут назад, что мрак в душе тотчас же сменился мягким серебристым светом, а губы расплылись в блаженной улыбке.

— Как это было здорово, — прошептала она, качая головой и не открывая глаз. — Здорово!

Мимо приоткрытого окна прошли люди, судя по звуку шагов и голосам, мужчина и женщина. Их слов Ева разобрать не могла, но по нежным интонациям сразу поняла, что разговаривают они о чем-то интимном.

Все это естественно, подумала она, порывисто поднимаясь и направляясь к окну, словно желая взглянуть на ту дорожку, по которой только что прошли влюбленные, и увидеть в ней нечто особенное. Женщины сходятся в этом мире с мужчинами, целуются, занимаются любовью, получают от этого удовольствие… И я такая, как все. И мне не стоит бояться своего увлечения Себастьяном. Быть может, он вовсе не думает обо мне плохо. Быть может, и ему наш поцелуй понравился не меньше, чем мне…

Ее сердце неожиданно наполнило желание жить полнее и ярче, а от предвкушения чего-то необыкновенного и радостного слегка закружилась голова.

Себастьян, как обычно, проснулся в начале седьмого и больше уже не мог заснуть. С четверть часа пролежал на кровати, вспоминая со смешанным чувством радости, недоумения и глубокого удовлетворения события вчерашнего дня.

В автобусе во время поездки по Самбуру он сидел рядом с Евой. Она радовалась всему как ребенок и называла его «ты». Потом, осознав это, растерялась. Вечером, в баре, он решил, что ей хочется его соблазнить, а когда они направились к своим бунгало, увидел в ней уже не искусную обольстительницу, а воплощение чистоты и естественности… Потом они поцеловались, да так жарко и продолжительно, что в голове у него вообще все перепуталось.

— Интересно, почему она так странно повела себя, прервав поцелуй? — пробормотал Себастьян, почесывая взъерошенные после сна волосы. — Неужели это тоже игра? С трудом верится, хотя по-другому объяснить ее смущение затруднительно… А впрочем, для чего мне нужны эти объяснения? По окончании каникул мы с Евой разойдемся в разные стороны, останутся лишь воспоминания друг о друге. Так пусть же эти воспоминания будут как можно более светлыми и радужными, пусть согревают меня, когда, состарившись, я стану вспоминать долгими зимними вечерами об оставшейся в прошлом молодости.

От этой мысли на душе у Себастьяна сразу сделалось спокойнее и умиротвореннее.

Какая мне разница, есть ли у Евы где-то в Шотландии или в какой-нибудь другой части земного шара богатей любовник, продолжал размышлять он, поднимаясь с кровати, принимая душ, бреясь и чистя зубы. И воздействует ли она на меня какими-то сверхъестественными силами. Конечно, околдованным быть не особенно хочется, но ко мне-то ей для чего применять магию? Я и без этого от ее красоты и непосредственности — реальна та или обманчива — просто балдею, и она об этом наверняка знает. Короче говоря, я должен наслаждаться ее обществом, пока имею такую возможность. А когда вернусь домой, опять заживу нормальной, размеренной жизнью и все станет на свои места.

В дверь постучали в тот момент, когда, вытершись, Себастьян вышел из душа и только успел надеть на себя трусы и шорты.

Кто это надумал пожаловать ко мне в такую рань? — подумал он с оттенком раздражения, открывая дверь.

На пороге стоял Родди. Его губы казались теперь не такими толстыми, как раньше, потому что были сильно сжаты, а их уголки опущены вниз. В глазах его светилась вражда.

— Здорово, — сказал Себастьян, сразу догадавшись, чем недоволен приятель, и напуская на себя безразличие. — В чем дело?

— Войти можно? — угрюмо произнес Родди, не отвечая на приветствие.

— Пожалуйста.

Усевшись в гостиной в кресло, Родди посмотрел на прислонившегося к комоду и сложившего на рельефной обнаженной груди руки Себастьяна исподлобья и с явной угрозой.

Тот чуть не рассмеялся, настолько комичной показалась ему эта воинственность.

— Ты поступаешь подло, — процедил сквозь зубы Родди после продолжительной паузы.

— Подло? Ты это о чем? — спросил Себастьян невозмутимым тоном, перенося тяжесть тела на одну ногу и опираясь локтем на поверхность комода.

— Об этой женщине, естественно. — Родди повел сутуловатыми плечами. — О Еве.

Себастьян удивленно вскинул брови, изображая полное непонимание. Этот разговор, устрашающее сопение Родди, его лицо, напоминающее сейчас физиономию печального клоуна, забавляли его все больше и больше.

Он мог быстро прекратить эту комедию: всего лишь раз показал бы затеявшему ее храбрецу кулак, и тот мигом исчез бы отсюда. Но развитие событий обещало быть довольно смешным, а Себастьян, несмотря на склонность чересчур многие вещи подвергать тщательному анализу, любил посмеяться.

— На твой взгляд, я повел себе с Евой подло? Это ты имеешь в виду?

— Подло ты повел себя со мной! — заявил Родди, уморительно раздув ноздри.

— Еще интереснее! — Себастьян присвистнул. — И каким же образом?

— Я первый занял место рядом с этой женщиной! И она была согласна…

Чем Родди закончил свою фразу, Себастьян не услышал, так как громко расхохотался, больше не в состоянии сдерживаться.

— Ты еще и смеешься? — взревел Родди, и его лицо стало красным, как переспелый помидор. — Тебе весело? Да… да за такое знаешь, что бывает?

— Что? — поинтересовался Себастьян, все еще смеясь и опять складывая на груди руки.

Взгляд Родди скользнул по мускулистым плечам соперника, поблескивающим в свете утреннего солнца, по мощным бицепсам, на которые раньше он, очевидно, не обращал внимания, и его пыл заметно поугас.

— Ну, так что за такое бывает? — снова спросил Себастьян, смеясь теперь одними глазами.

— Да это я так, сгоряча брякнул, — пробормотал Родди, нервно сглотнув. — Если честно, я вовсе не хочу с тобой ссориться. Давай поговорим спокойно.

— Давай, только, честное слово, я так и не понял, чего ты от меня хочешь.

— Ева была готова повеселиться в этой поездке со мной и, если бы не ты, уже вчера вечером мы «оторвались» бы с ней по полной программе, — произнес Родди с видом оскорбленной добродетели.

Себастьян представил, как его необыкновенная, загадочная Ева — то задумчивая фея, то восторженный ребенок, то робкая девочка — предается в объятиях этого ливерпульца низменным утехам, и на смену радости в его душе пришла вдруг такая злость, что пальцы рук сами собой сжались в кулаки. Ему вспомнились фальшивые улыбки продажной девки, которая с готовностью пошла тогда ублажать Родди. Нет, по сравнению со светлыми искренними улыбками Евы они вызывают лишь омерзение.

Ишь о чем размечтался, чертов кретин, подумал он, глядя на Родди немигающим взглядом и стискивая зубы. Еву ему подавай! Пусть довольствуется уличными красавицами, ведь они ему по карману!

— Ева сама тебе сказала, что готова… — Повторять слова Родди «повеселиться» и «оторваться по полной программе» он не захотел.

Слишком неуместны они были рядом с ее именем. — Что не прочь терпеть тебя рядом с собой на протяжении всей поездки?

Родди моргнул — не то, потому что вопрос Себастьяна прозвучал для него неожиданно, не то, потому что его покоробили слова «терпеть тебя рядом с собой».

— Нет, ничего такого она мне не говорила, — проворчал он. — Но ты же сам видел, как ей приятно было сидеть рядом со мной в автобусе, слушать мои истории. Она смеялась и выглядела очень довольной…

— Лишь потому, что хорошо воспитана и не могла позволить себе послать тебя вместе с твоими историями куда подальше, — жестко перебил его Себастьян, от гнева чуть выдвинув вперед челюсть.

— Что?! — Лицо Родди исказила гримаса гнева. — Какая чушь!

— Ты слишком самоуверен, — произнес Себастьян, одаривая непрошеного гостя уничижительным взглядом. — Ты и мизинца такой женщины, как Ева, не стоишь, понял?

— А ты? — воскликнул Родди визгливым голосом, забыв о том, что его соперник гораздо сильнее. — А ты стоишь? Считаешь, тебе все позволено, а мне нет? — Он вскочил с кресла и зло оскалился. — Я ведь видел, как вчера вечером ты хватал Еву за задницу! Я все видел!

Лицо Себастьяна сделалось каменным. Несколько секунд он смотрел на Родди в мрачном молчании. За то, что вчерашний поцелуй с Евой, поцелуй, слаще и волшебное которого он не знавал за все тридцать лет своей жизни, тот посмел окрестить «хватанием за задницу», ему хотелось разорвать мерзавца в клочья.

В то мгновение, когда в глазах опомнившегося Родди мелькнул страх, Себастьян быстро шагнул к нему, схватил за грудки и хорошенько встряхнул.

— Не смей об этой женщине выражаться столь непочтительно! И заруби себе на носу, болван: мы целовались с ней, потому что оба этого желали. А на тебя и ей, и мне наплевать!

Все понял?

Он разжал руки, и перепуганный Родди осел назад, в кресло.

— Проваливай отсюда поживее, пока я по-настоящему не намылил тебе шею, а о Еве даже не мечтай. Отрывайся по полной программе с кем-нибудь еще.

Родди не двигался с места. Сидел будто приклеенный к креслу, ссутулившись и испуганно тараща глаза.

— Я что сказал? — рявкнул Себастьян, немного подаваясь вперед.

Родди подскочил как ошпаренный и суетно выбежал из комнаты.

Когда дверь за ним захлопнулась, Себастьян опустился в то же кресло и обхватил голову руками.

— С ума сойти можно, — пробормотал он, тяжело вздыхая. — Я только что чуть не врезал человеку, желая заступиться за честь Евы Корнер. Евы Корнер!

Он усмехнулся, поднялся на ноги и принялся нервно расхаживать по комнате взад-вперед.

Если бы здесь оказался сейчас кто-нибудь из приятелей его студенческих лет — например, Эмили, — то посчитал бы, что я спятил, решил Себастьян, обдумывая ситуацию, в которую попал. Водить дружбу с самой Евой Корнер, болтать с нею о своих увлечениях, целоваться прямо на улице… Черт возьми! Все это звучит как самая нелепая фантазия!

И почему, интересно, Родди так смело признался, что хотел закрутить с ней романчик?

Неужели и впрямь настолько высокого о себе мнения? Или…

До него вдруг дошло, что ливерпулец о Еве ровным счетом ничего не знает. То есть видит в ней лишь женщину, несомненно красивую, женственную и грациозную, но довольно просто одетую, приехавшую без спутника, охотно вступающую в беседу и на редкость естественную.

— Вот в чем все дело! — взволнованно воскликнул Себастьян, продолжая мерить комнату шагами. — Одна она совершенно беззащитна и для таких, как Родди, кажется желанной и легкой добычей. Надо постоянно быть с ней рядом, нельзя давать ее в обиду разным придуркам.

Он резко остановился и сильно наморщил лоб.

— А кто эта Ева такая, чтобы я пекся о ней, как о сестре или… или как о невесте? Имеет ли смысл тратить на нее столько времени и душевных сил? Стоит ли она этого?

Перед глазами возник образ Евы — ее губы, от одного прикосновения к которым чудится, что вселенная перевернулась, нежные, розовеющие от смущения щеки, блестящие глаза с белыми, как у непорочного младенца, белками, стройное, удивительно пропорционально сложенное тело…

— Стоит, — уверенно ответил он самому себе. — Пока мы здесь, в Кении, и пока действительность не перестала казаться мне сказкой, я буду тратить на Еву столько времени и душевных сил, сколько потребуется.

Он довольно улыбнулся, приняв это решение, причесал перед зеркалом взлохмаченные волосы, надел футболку и вышел из номера.