Бесшумно пробираясь по длинному коридору, заполненному серым светом начинающегося утра, к своему номеру, Ева едва сдерживалась, чтобы не дать волю жегшим глаза слезам.
Все кончено, стучало в ее висках. Надеяться больше не на что…
Вплоть до вчерашнего вечера она тешила себя мыслью, что Себастьян непременно заговорит с ней о продолжении отношений дома, в Шотландии, что попросит дать ему номер телефона, адрес, попытается выведать, не замужем ли она. Но он упорно молчал и, казалось, абсолютно не интересовался ни ее семейным положением, ни наличием у нее свободного времени, ни тем, хочет ли она встретиться с ним по возвращении из Африки.
Когда вчера за ужином он предложил провести оставшееся время в Кении как можно веселее, чтобы потом, воспроизводя его в памяти, улыбаться, она поняла, что и о ней, вернувшись домой, он предпочтет лишь вспоминать.
В это мгновение у нее возникло такое чувство, будто в сердце скорчилось от боли какое-то нежное, зародившееся в момент знакомства с Себастьяном бесплотное существо. И эта боль тут же передалась ей и быстро распространилась по всему телу. Она безумно захотела плакать, но сумела удержать себя в руках.
Прийти в чувства ей помогли танцы. Август часто возил ее на разные вечеринки и в клубы — тогда-то она и научилась в движении избавляться от скапливающихся в душе отрицательных эмоций. Появление деликатного Арчибальда, наговорившего ей во время медленного танца кучу изысканных комплиментов, успокоило ее. Вернувшись за столик к Себастьяну, она уже могла держаться непринужденно и решила после ужина спокойно и с достоинством распрощается с ним.
Наверняка на том их знакомство и закончилось бы, если бы Себастьян столь неожиданно и столь выразительно — молящим взглядом, изменившимся голосом, всем своим видом — не изъявил бы отчаянного желания перевести их отношения в более интимный план…
Придя в свой номер, Ева скинула с себя платье и только тогда вспомнила, что ее платок так и остался висеть на кресле в спальне Себастьяна.
— Что ж, — пробормотала она, — пусть и у него обо мне останется напоминание…
Браслеты, которые купил ей Себастьян, лежали на столике, тускло поблескивая в неярком свете раннего утра. Ева коснулась прохладного металла подушечками пальцев, медленно опустилась у столика на колени и тихо и безутешно расплакалась.
Он женат, пришла ей вдруг в голову ужасающая догадка. Поэтому и не предложил продолжить отношения. Развлекся со мной, набрался новых впечатлений, и я ему больше не нужна.
Ей представилось, что где-то в Шотландии Себастьяна ждет другая женщина, его жена, и на душе сделалось так тошно, что горло сдавило, а перед глазами поплыли бело-желтые круги.
Она долго еще плакала, прижимаясь горячей щекой к деревянной поверхности столешницы и крепко сжимая пальцами латунные браслеты.
Потом медленно поднялась с пола и, ничего не видя перед собой, побрела в ванную.
Продолжительный прохладный душ не раз в минуты сильнейших душевных страданий оказывая ей неоценимую помощь. Помог он и сейчас.
Освеженная, с прояснившимся рассудком спустя полчаса сидела Ева перед зеркалом, расчесывая мокрые волосы и мысленно беседуя сама с собой.
Я должна забыть о нем, забыть обо всех мужчинах на свете и о своих глупых мечтах тоже, думала она, изо всех сил пытаясь отделаться от воспоминаний о восхитительной ночи. Так надо. Так спокойнее, надежнее, лучше. Личная жизнь у меня не клеится, я давно это поняла и надо прекратить искушать судьбу…
В Найроби их группа должна была отправиться сегодня вечером на поезде. А завтра утром, после завтрака, лететь домой, в Великобританию. Ева решила до самого отъезда бродить по городу, а в поезде и завтра в ресторане расположиться по возможности дальше от Себастьяна. Чтобы не бередить кровоточащую рану в сердце и уже сейчас начать привыкать к мысли, что этот человек для нее навсегда остался в прошлом.
Этот завтрак в отличие от всех предыдущих трапез здесь, в кенийских ресторанах, показался Себастьяну невыносимо невкусным. Обстановка зала — кричащей, а общество тучной дамы с белыми волосами, уложенными в тортообразную прическу, — дама опоздала на завтрак и уселась на первое свободное место, — изрядно действующими на нервы.
— Где вам понравилось больше всего? — спросила она, обведя довольным взглядом красно-желто-зеленый салат в восьмиугольной тарелке. — В Найроби, Самбуру, Масай-Маре или здесь, в Момбасе?
— В Масай-Маре, — буркнул Себастьян, не задумываясь.
Дама разразилась веселым смехом, и многочисленные складки на ее теле — на подбородке, животе, под мышками — заколыхались.
— Догадываюсь, почему не здесь, — выдавила она из себя.
Себастьян сердито нахмурился и непонимающе взглянул на нее исподлобья.
— В Масай-Маре, насколько я помню, вы были неразлучны с одной красавицей. — На секунду дама о чем-то задумалась, но ее водянистые светло-голубые глаза продолжали смеяться. — Как же ее зовут? Если не ошибаюсь, Ева?
Себастьян, внутри кипя от ярости, ничего не ответил.
Дама, не только не расстроилась, а, как ему показалось, даже сильнее воодушевилась его упрямым молчанием. Ее блеклые глаза блеснули, как у хищника, приготовившегося сожрать умирающую жертву, уголки губ еле заметно дрогнули. Она вдруг подалась вперед, и ее здоровенный бюст чуть не улегся в тарелку с салатом.
Себастьян невольно отпрянул, откидываясь на спинку стула.
— Я все видела вчера, — проникновенно произнесла дама.
— Что видели? — Себастьян, практически все мысли которого занимало сейчас отсутствие Евы, не желал слушать болтовни этой бегемотицы с тортом на голове, и сильно тяготился ее обществом.
— Как это что? — воскликнула дама, театрально всплескивая толстыми, как две гигантские сардельки, руками. — Я видела, как ваша Ева нашла себе вчера другого. — Ее лицо, напоминающее круглую луну, расплылось в улыбке. — Должна признать, довольно видного. А как они танцевали вдвоем — просто загляденье!
Себастьян стиснул зубы, чувствуя, что, если эта «доброжелательница» произнесет еще хоть слово, он не сдержится и отнюдь не самым учтивым образом попросит ее замолчать.
Дама, будто прочтя его мысли, резко изменилась в лице. Ее тонюсенькие брови взлетели вдруг вверх, принимая форму треугольников, у рта пролегли скорбные складки. Она сокрушенно покачала своей беловолосой головой-тортом.
— Представляю, как вам было неприятно наблюдать за их танцами, как обидно завтракать сегодня без Евы, — произнесла она с глубоким сочувствием. А через мгновение вдруг опять расхохоталась.
Себастьян уставился на нее в полном ошеломлении, не понимая, чем вызван этот дурацкий смех, не зная, как на него реагировать и как себя вести.
— Но воспользуйтесь моим советом, — произнесла дама, давясь от смеха. — Поскорее забудьте о Еве и найдите себе какую-нибудь Джозефину или Мирабеллу.
Она прекратила смеяться и окинула Себастьяна изучающе-кокетливым взглядом.
— Вы ведь на редкость интересный и представительный молодой человек. Признаюсь честно, будь мне лет на двадцать поменьше, я бы… — Она сжала пухлые пальцы, словно перетянутые в суставах нитками, в кулак и потрясла им в воздухе.
Себастьян моргнул, мысленно благодаря судьбу за то, что его собеседница давно вышла из юношеского возраста, и повернул голову в сторону двери — надежда на появление Евы еще теплилась в его душе. Но Евы все не было. А в дверь не входили, а выходили уже позавтракавшие, совершенно спокойные и довольные на вид туристы.
Все счастливы и безмятежны, подумал Себастьян с раздражением. Никому и дела нет до того, что Ева на этот проклятый завтрак не явилась. А я сижу как на иголках, и аппетита совсем нет. Черт знает что такое! Еще эта толстуха навязалась! Так и хочется послать ее куда подальше.
Он повернулся и метнул в даму, с удовольствием приступившую к завтраку, сердитый взгляд. Та, увлеченная поглощением салата, ничего не заметила.
Себастьян же есть не мог. Лишь потягивал маленькими глотками минеральную воду из высокого стакана, не столько из-за жажды, сколько из желания усмирить волнение хоть каким-нибудь занятием.
Прошло еще несколько минут, зал ресторана опустел наполовину. Себастьян сознавал, что ждать Еву дольше не имеет смысла, но продолжал сидеть на стуле как приклеенный, гадая, где же она.
— Здорово, старик! — раздалось вдруг откуда-то справа, и, отвлекшись от тревожных дум, он повернул голову.
В двух шагах от его столика стояли в обнимку Родди и та молоденькая девушка. Родди многозначительно смотрел на тучную даму, восседающую на месте Евы, изогнув брови и старательно показывая, что очень рад подобному повороту событий.
— Привет! — ответил Себастьян, прикидываясь, будто не замечает его злорадства.
— Кто-то плохо ест. — Родди кивнул на тарелку бывшего приятеля, повернулся к подруге, подмигнул ей и заулыбался во весь рот.
Девушка в ответ хихикнула.
У Себастьяна от злости и желания заехать негодяю в физиономию зачесались руки, но он произнес самым что ни на есть беспечным тоном:
— Плохо ест, потому что не хочу. Вчера вечером слишком плотно поужинал.
— Ах, вот оно что! Ну-ну… — Родди еще раз подмигнул подруге и под аккомпанемент ее хихиканья оба направились к выходу.
Себастьян проводил их раздраженным взглядом и опять глотнул минеральной воды.
— Замечательный завтрак! — воскликнула дама, очевидно даже не заметившая, как к столику подходили двое. — На редкость замечательный!
Она вытерла рот салфеткой, сузила глаза, пристально посмотрела на Себастьяна и улыбнулась.
— Можно дать вам еще один совет? Никогда не увлекайтесь всерьез красавицами. Красавицы слишком непостоянны.
«Красавицы слишком непостоянны…» «Никогда не увлекайтесь всерьез…» Слова дамы с тортообразной прической звучали в голове Себастьяна вновь и вновь, когда он бродил по пляжам, тщетно пытаясь разыскать Еву.
Его скверное настроение каждые несколько минут приобретало какой-нибудь иной оттенок. То ему становилось невыносимо грустно, то охватывал непонятный страх, то брала верх злость — на Еву, на красавиц, на даму с белыми волосами, на всех женщин вообще, на самого себя.
Он то и дело мысленно повторял, что и не думал всерьез увлекаться Евой, что, даже если бы у них не было вчерашней ночи, забыл бы о ней по приезде домой, что принимать близко к сердцу слова безвкусной особы смешно и нелепо… Однако понимал, что лишь пытается обмануть себя. От осознания этого в его душе воцарился полнейший хаос, и отделаться от мерзостных ощущений не представлялось возможным. Утешала лишь мысль: что дома жизнь войдет в привычную колею.
На пляже Евы не оказалось. На обед она тоже не пришла. Истерзанный мучительными раздумьями, волнением и невообразимыми предположениями, Себастьян увидел ее только вечером, когда их группа садилась в автобус перед отправлением на железнодорожный вокзал.
Ева уже сидела в переднем ряду, у окна, рядом с женщиной лет сорока, когда Себастьян вошел в автобус и осмотрелся по сторонам.
Всю дорогу до вокзала он не сводил с нее глаз. Ему хотелось, чтобы она почувствовала на себе его взгляд, чтобы, повинуясь сверхъестественным силам, к которым он взывал, повернула голову и поняла по выражению его лица, что ему довелось пережить за сегодняшний день.
Но Ева так и не повернулась. Просмотрела в окно до того момента, пока автобус не остановился возле кишащего людьми вокзала.
Их взгляды встретились, когда группа уже направилась к нужной платформе. Ева, все это время будто нарочно непрерывно и с большим увлечением о чем-то разговаривавшая с женщиной, с которой сидела в автобусе, вдруг словно сжалилась над Себастьяном, шедшим за ней по пятам, и повернула голову.
Он успел заметить, как за считанные секунды в ее бархатных глазах отразилась мозаика эмоций — отчаяние, смешанное с болью, страдание и, как ни странно, благодарность.
Да-да, благодарность — Себастьян ясно это увидел.
Потом все вмиг исчезло и лицо Евы приняло то отстраненно-дружелюбное выражение, с каким смотрят на человека, отношения с которым ограничиваются набором вежливых, ничего не значащих фраз: «здравствуйте», «до свидания», «как поживаете?».
— Привет, — сказала она улыбаясь.
Если бы Себастьян не изучил за проведенное вместе время все ее интонации, привычки, манеру вести себя, то, возможно, и не увидел бы в этой ее улыбке фальши.
Но он знал, какая она, знал так хорошо, как если бы они были неразлучны со студенческой поры, и прекрасно понимал сейчас, что улыбкой Ева маскирует какие-то совсем другие чувства.
Какие именно, определить было сложно. Ева таила в себе много секретов, представляла собой само воплощение загадочности.
— Ева… — начал Себастьян, в неосознанном порыве протягивая к ней руку и не зная, что сказать дальше.
Она шире и еще более неестественно улыбнулась и спросила:
— Как твои дела?
Себастьян растерянно опустил руку и на секунду закрыл глаза. Ее столь обыденный, но так не соответствующий всем тем эмоциям, что теснились в его душе, вопрос выбил его из колеи. Он предпочел бы его не слышать.
Ева рассмеялась деланно веселым смехом, вновь повернулась к собеседнице и продолжила с тем же оживлением с ней разговаривать.
Себастьян же замер, будто его внезапно ударили по затылку чем-то тяжелым, и некоторое время не моргая смотрел Еве вслед. Затем медленно продолжил путь в самом хвосте группы.