Сбиться с ритма (ЛП)

ГЛАВА 1

НАШИ ДНИ…

ДЖЕЙД

— Что, черт возьми, ты делаешь? Убери от меня свои руки! — Отбрасываю руку водителя грузовика от своих ног и отшатываюсь в поисках спасения, прежде чем вспоминаю, где я заснула.

— Эй, полегче там. — Старик, чье имя я узнала вскоре после того, как поймала попутку, Роджер, протягивает ладони, немедленно вызывая у меня чувство страха. Почему его руки не на руле? — Я только добрался до второй базы, милая.

Двигатель полуприцепа выключен, единственный звук исходит от генератора, нагнетающего тепло в кабину. Вытираю пар с окна и вижу снежную бурю.

— Где мы находимся? — Мой голос звучит очень тихо, и я молюсь, чтобы мужчина не понял, как я напугана, застряв в кабине грузовика с распускающим руки незнакомцем.

— В метель дорогу почти не видно, поэтому я съехал на обочину. Думал, мы сможем поспать, пока не взойдет солнце или не прояснится погода, в зависимости от того, что наступит раньше.

Роджеру должно быть за шестьдесят, и он выглядит как милый старый дедушка. Это причина, по которой я попросила его подвезти. Я и представить себе не могла, что он будет лапать меня, пока я сплю. Больной сукин сын!

И вот я застряла с ним в… где мы находимся?

Я прищуриваюсь мимо его поникших плеч и вижу слабый свет огней сквозь снегопад.

— Ты же не думала, что тебя подвезут бесплатно, не так ли?

Перевожу взгляд на него, как раз в тот момент, когда старик снова тянется ко мне. Я прижимаюсь спиной к двери, только теперь замечая, что его джинсы расстегнуты, а его трусы с желтыми пятнами представляют собой небольшую палатку.

— Ты сказал, что женат.

Снова всматриваюсь сквозь запотевшие окна в поисках любой надежды на спасение, которая не включает в себя то, что я замерзну до смерти.

Я могла бы убежать. Не знаю, что это за огни. Может быть, это открытое придорожное кафе или заброшенная стоянка. Первое защитило бы меня от стихий достаточно, чтобы остаться в живых, а второе может продлить неизбежное с Роджером, если тот решит гнаться за мной.

— То, чего не знает жена, ей не повредит. — Он снова хватает меня, и я отпихиваю его руки. — Не будь такой недотрогой. — Старик наклоняется над центральной консолью и с силой, несоответствующей его возрасту, хватает меня за куртку и притягивает к себе. Его сальные седые волосы торчат во все стороны и падают на остекленевшие от похоти глаза.

— Подожди, стой. — Я борюсь с его хваткой. — Позволь мне просто… снять куртку.

Его опухшее лицо краснеет, а желваки ходят ходуном от ярости, когда старик дергает меня так сильно, что я чувствую боль в шее. Он дергает вверх подол моей куртки, чтобы просунуть руку под нее, и сильно сжимает мою грудь.

Я вскрикиваю и замахиваюсь. Мой сжатый кулак соприкасается с его ухом.

— Ах, ты сука! — Старик бросается через центральную консоль и прижимает меня к двери, дергая руками мою одежду. — Вы, цветные девки, должны знать свое место!

Он отшатывается и дает мне пощечину. Но я почти не чувствую боли, потому что в то же самое время нахожу дверную ручку и нажимаю на нее.

Падение спиной назад из кабины полуприцепа кажется вечностью, пока я не оказываюсь в снегу. Высвобождаю одну руку из рукава куртки. Старик высовывается из грузовика, отчаянно хватаясь за рукав, в то время как я выскальзываю из куртки и бегу.

Молюсь, чтобы там, в безопасном месте, были другие люди, и я могла спрятаться, пока Роджер не сдастся и не уедет. Даже если я заблужусь и умру, сейчас это кажется гораздо лучшей судьбой, чем то, что планировал этот расистский мудак.

Мои ботинки утопают в глубоком снегу, пока я бегу к свету. Знаю, что должна чувствовать холод, но моя кровь бурлит так сильно, что я на самом деле потею.

В поле зрения появляется свет и окно, за которым следует стеклянная дверь. Остановка для грузовиков! Мне хочется упасть на колени и разрыдаться от благодарности, но я не знаю, следует ли Роджер за мной по пятам, поэтому бегу из последних сил и бросаюсь к двери. Мои ботинки скрипят на мокром линолеуме, когда я, пошатываясь, вваливаюсь внутрь.

Заведение почти пустое, но я встречаюсь взглядом с женщиной за кассой, которая смотрит на меня так, словно видит привидение.

— Дорогая, с тобой все в порядке?

Я заставляю свой учащенный пульс замедлиться и отряхиваю снег с мокрых джинсов.

— Там ужасная буря, — говорю я так небрежно, как только могу, учитывая, через что только что прошла. — Где туалет?

— Там, сзади. — Она указывает на стену с автоматами для напитков.

— Спасибо.

Улыбаюсь и наблюдаю, как выражение лица женщины немного смягчается, как и у всех людей, которым я улыбаюсь. Затем отворачиваюсь и закатываю глаза. Мои руки и губы дрожат от прилива адреналина и страха, что Роджер может последовать за мной.

Я предполагаю, что туалетная комната будет пуста, но все равно проверю кабинки, прежде чем запереть дверь. Не думаю, что старик будет настолько глуп, чтобы ворваться в женский туалет, но после того, что тот только что сделал, я бы ничего не исключала. Он, наверное, думает, что я его уже сдала. Но на всякий случай я проверяю замок, а затем снова запираю его.

Огибаю кафельную стену с раковинами и включаю сушилку, чтобы согреть руки и ноги.

— Вот придурок, — бормочу я и представляю, как накачиваю его вены фентанилом, пока он не перестанет дышать. И задыхаюсь от направления своих мыслей. — Я не убийца, — напоминаю себе уже в десятый раз за последние несколько дней.

Непредумышленное убийство все равно остается убийством.

Я зажмуриваю глаза, надеясь остановить нисходящую спираль своих мыслей, прежде чем они засосут меня. Снимаю вязаную шапку и встряхиваю волосами, мельком взглянув на свое отражение в зеркале. Съежившись, опускаю глаза в пол.

Я не принимала душ с тех пор, как попала в приют для бездомных. Сколько прошло дней? Неделя?

Изо всех сил стараюсь высушить свою шапку и снова проклинаю Роджера, стряхивая снег со своего поношенного свитера. Без куртки я точно не выживу на улице.

Заправляю волосы за уши, и мою руки теплой водой, прежде чем ополаскиваю лицо. Я ощущаю боль в щеке и, рискнув взглянуть на свое отражение, вижу, что кожа под глазом становится фиолетовой. Должно быть, старик ударил меня сильнее, чем я думала.

Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть, и мой пульс, который наконец-то немного успокоился, снова ускоряется.

— У тебя все в порядке?

Выдыхаю с облегчением при звуке женского голоса.

— Да, я в порядке. — Распахиваю дверь и вижу теплые, обеспокоенные глаза женщины, которая была за стойкой. — Я просто пыталась обсохнуть.

— Почему бы тебе не выйти и не выпить кофе, чтобы согреться? — На бейдже женщины написано имя «Данни». Круглые щеки делают ее моложе, но несколько седых волосков, пробивающихся в каштановых кудрях, заставляют меня думать, что ей за пятьдесят, может быть, даже за шестьдесят.

— Я, э-эм… — Я слегка мнусь. — У меня украли бумажник, — не ложь, — вчера, — ложь. — У меня нет денег на кофе.

Данни хмурится и окидывает меня взглядом, подмечая мой дырявый свитер, грязные джинсы и разбитое лицо. Гнев шевелится у меня внутри. Мне не нужна ее жалость. Я уже собираюсь вспылить и сказать именно это, когда что-то щелкает у меня в мозгу, напоминая о том, в каком отчаянии я нахожусь.

— Если бы я могла просто выпить чашку горячей воды и немного лимона, было бы здорово.

— Почему бы тебе пока просто не присесть. — Женщина направляет меня к ряду столиков у окна.

Сажусь и пытаюсь вспомнить, в каком направлении я бежала, пытаясь разглядеть что-то в метель, чтобы посмотреть, там ли еще Роджер. Предполагаю, что он пережидает бурю и, возможно, дожидается меня, зная, что мои возможности ограничены. Дрожь пробегает по моему телу, и я прикладываю ладонь ко лбу, надеясь, что у меня не поднимается температура. Я не могу позволить себе болеть. Черт возьми, я сейчас ничего не могу себе позволить.

— Вот, держи. — Огромная чашка дымящегося черного кофе появляется передо мной вместе с миской куриного супа с лапшой быстрого приготовления. — Это должно тебя согреть.

Я смотрю на Данни, удивляясь, почему она так добра ко мне. Женщина меня даже не знает. Я совершенно чужой человек, и все же…

— Это за счет заведения, — поясняет она, пожимая плечами, должно быть, прочитав вопрос в моих глазах. — Это будет долгая ночь. Мне бы не помешала компания. — Данни кивает в сторону супа. — Ешь. Ты выглядишь так, словно тебе не помешала бы горячая еда.

Не могу смотреть ей в глаза, когда женщина смотрит на меня, как на хорошего человека, поэтому смотрю на дымящуюся миску с едой. Я не ела теплой еды с тех пор, как принимала душ.

— Спасибо… — Прочищаю горло. — Спасибо большое.

— Пожалуйста. — Данни оставляет меня, чтобы я могла спокойно поесть.

Я благодарна за то, что у меня нет зрителей, потому что ем ужасно быстро. Поднимаю миску, чтобы выпить то, что осталось от бульона, и провожу пальцем по внутренней стороне, чтобы убедиться, что не оставила ни малейшего кусочка. Кофе горький и теплый, но он помогает мне оттаять и взбодриться, снова напоминая, почему так опасно засыпать.

С полным животом и чувствуя себя более бодрой, чем за последние несколько дней, я откидываюсь на спинку стула и наблюдаю за снегопадом, на секунду притворяясь, что живу своей прежней жизнью.

Блаженно счастливая, в безопасности, и не зная, что мне лгал единственный мужчина, которого я когда-либо любила.

РАЙДЕР

Не собираюсь лгать.

У меня были предвзятые представления о том, каково будет отправиться в тур с единственным и неповторимым Джесси Ли. Я ожидал безостановочных вечеринок, бесконечных переездов из города в город, ночей, полных крутых шоу на аншлаговых аренах, что придется отбиваться от красивых женщин, постоянно пить пиво и ложиться спать поздно только для того, чтобы просыпаться и писать музыку, которая должна изменить мир. Есть, спать и грезить музыкой три месяца подряд.

Я думал, что будет так.

И оказался неправ.

Конечно, мы играем крутые шоу, срывая аншлаги. Есть красивые женщины, но ими можно любоваться издалека. И для Джесси никакого пива. Его новая зависимость — его невеста Бетани. После каждого шоу он возвращается с ней в свой автобус, или, если она в Лос-Анджелесе, мчится обратно в свой автобус, чтобы пообщаться с ней по FaceTime. Итан, Крис и я выпиваем немного пива и развлекаемся, играя музыку, но Джесси едет в собственном автобусе, так что он редко участвует.

Несмотря на то, что гастрольная жизнь совсем не такая, какой я ее себе представлял, я не жалуюсь. Зарабатывать на жизнь музыкой — моя мечта, и я бы ни за что не отказался от концертов.

Даже ради женщины, которую я люблю.

Лежа в темноте на своей койке в гастрольном автобусе, я смотрю в потолок, который всего в футе над головой, и обдумываю последнее текстовое сообщение от моей девушки Рейчел.

2:35 утра.

«Настоящий мужчина отдал бы все, чтобы быть с женщиной, которую любит».

Это правда?

Неужели нет никакого компромисса?

И «настоящий мужчина»? Ух.

Это закончится еще одним текстовым сражением, в котором я не выиграю. Сегодняшняя ночь закончится не лучше, чем любая другая за последнюю неделю.

В первый месяц тура нам с Рейчел удавалось отлично ладить. Расстояние не было для нас особой проблемой, с тех пор как я переехал в Лос-Анджелес. Она же все еще оставалась в Лас-Вегасе. Нам удалось наладить наши отношения. Главным образом потому, что я возвращаюсь в Вегас при каждом удобном случае. Но жизнь в туре насыщена, и есть определенные проблемы, которые могут оказать давление даже на самые крепкие отношения. Так что, как и любой зрелый взрослый, Рейчел справляется с этим так, как умеет. Она затевает ссоры.

Отправлю свой ответ:

«Ты сказала, что трехмесячный тур не встанет между нами. ТРИ МЕСЯЦА, Рейч. Ты ведешь себя так, словно это целая жизнь».

«Ты переехал в Лос-Анджелес!»

Во мне поднимается знакомый гнев от одного и того же гребаного спора, и я ударяю пальцами по экрану.

«Это моя работа, и я возвращаюсь в Вегас, чтобы проводить с тобой время при каждой возможности».

«Не понимаю, почему ты так против того, чтобы я переехала к тебе».

Мой желудок наполняется свинцом. С тех пор как я переехал в Лос-Анджелес, Рейчел не раз намекала на то, что хочет переехать ко мне. Но как бы хорошо мы ни ладили, мы не готовы к сожительству. Что произойдет, если ничего не получится? Это будет непростой разрыв. Это будет физическое выселение из моей собственности.

«То, что ты переедешь ко мне, не изменит того факта, что я буду уезжать на несколько месяцев в турне».

Появляются точки. Но сообщение так и не приходит.

Бросаю телефон на матрас и перекатываюсь на бок.

— Меня уже тошнит от этого дерьма, — шепчу сам себе, а затем закрываю глаза, зная, что мой мозг ни за что не позволит мне заснуть. Я буду делать то, что делаю каждую ночь с тех пор, как начались эти повторяющиеся ссоры — буду обдумывать все, что я сказал, сожалеть о половине из этого и, наконец, извиняться.

К счастью, завтра у нас выходной перед следующим шоу в Чикаго. Я проведу день, наверстывая упущенное время во сне.

Слышится звук тормозов, и я смещаюсь, чего даже не заметил бы, если бы спал. Автобус останавливается.

Сдвигаю занавеску своего спального отсека и выглядываю в темный коридор, ведущий в гостиную. Итан храпит на койке напротив меня, а Крис на той, что под ним.

Вскакиваю с постели, решив, что нужно снять комнату или что-то в этом роде. Я не сплю, так что вполне могу помочь. Как только, пошатываясь, вхожу в общее помещение, сразу понимаю причину, по которой мы остановились.

— Мы застряли в буре? — спрашиваю я, пока наш водитель, Чарльз, набирает что-то в своем телефоне и смеется.

— Не буря, мальчик из пустыни, просто немного снега. Скоро расчистят. — Чарльз бросает свой телефон в огромный подстаканник рядом со своей кружкой для кофе. — Отправил Бренту сообщение, что мы остановились, подождать снегоочистителей. Проблем не должно быть.

Я опускаюсь в кресло сразу за креслом водителя.

— Он сделает это проблемой.

Чарльз хмыкает в знак согласия.

Наш тур-менеджер Брент — первостепенный придурок. Он относится к нам как к мусору, который мешает ему воплотить мечты в реальность. Единственный человек, с которым парень не обращается как с использованным презервативом, — это Джесси.

Чертов подхалим.

Я очень благодарен, что он не едет вместе с нами. Брент настаивает на том, чтобы лететь, а когда его вынуждают-таки присоединиться к нам, то едет на автобусе Джесси.

Чарльз встает и потягивается. Раздается щелчки от его спины и шеи. Этот человек уже тридцать пять лет водит гастрольные автобусы для богатых и знаменитых, и он все еще остается один из лучших в своем деле.

— Тебе следует немного поспать.

— Нет… Хотя я в настроении выпить приличного кофе. — Мужчина похлопывает себя по заднему карману в поисках бумажника. — Это хипстерское дерьмо, которое вы, мальчики, пьете, для педиков.

Порыв ветра и снега бьют в гигантское лобовое стекло.

— Уверен, что сможешь пересечь парковку?

Чарльз застегивает куртку и качает головой.

— Я вырос в Рочестере. Там выпадает до хрена снега в год.

— К черту это. — Я встаю и направляюсь обратно к своей койке. — Позвони, если тебе понадобится, чтобы я вытащил твою задницу из сугроба.

Забираюсь обратно в кровать и стону, когда вижу восемь новых сообщений от Рейчел.

Черт, это будет долгая ночь.

ДЖЕЙД

Стоянка мертва уже несколько часов. Это не означает, что вокруг здания не припарковано много грузовиков, но немногие водители заходили внутрь. Предполагаю, что все отсыпаются, и это место заполнится дальнобойщиками, как только взойдет солнце.

Вот тогда я и буду искать свою следующую попутку.

Моя теория о выборе мужчины, похожего на дедушку, была неправильной. Поэтому решаю, что на этот раз я буду искать кого-то помоложе, мужчину с обручальным кольцом, недавно влюбившегося, с женой и ребенком дома, которых он не захочет разочаровывать. Пока они направляются на запад или даже на юг, меня это устраивает.

Дверь со скрипом открывается, посылая свежую волну морозного воздуха внутрь. Страх подступает к самому горлу, когда внутрь входит пожилой мужчина. Он стряхивает снег со своей куртки, расстегивая ее, но в остальном выглядит так, будто буря его не затронула. Темный цвет его кожи заставляет меня мгновенно расслабиться по многим причинам, первая из которых заключается в том, что это не Роджер.

Он кивает головой в мою сторону.

— Доброе утро.

Я наклоняю голову, чтобы мужчина не увидел синяк на моей щеке, и просто киваю.

Его густые брови, усыпанные серебром, поднимаются над темными глазами.

— Кофе свежий?

— Я здесь не работаю.

Данни нет поблизости. Должно быть, она побежала в туалет или в подсобку, чтобы пополнить полки.

Мужчина кивает на мою пластиковую чашку.

— Вкусное?

— Делает свою работу. — Отворачиваюсь от него. Его доброта заставляет меня чувствовать себя неловко. Я не совсем понимаю, почему, кроме того, что он не должен тратить ее на меня.

Упорно смотрю в окно, хотя скрип его мокрых подошв уже доносится с дальнего конца помещения. Я бы подумала, что он водитель грузовика, но мужчина одет в красивую рубашку с воротником, жилетку-свитер и приличную пару джинсов и ботинок. У него свежий вид, словно после душа, и я улавливаю намек на его одеколон, который пахнет дорого. Ветер меняется и раздувает снег, открывая вид на гигантский черный автобус, припаркованный в дальнем конце стоянки.

Я оборачиваюсь как раз в тот момент, когда мужчина исчезает в мужском туалете.

Должно быть, он за рулем этой штуки.

Может быть, мужчина перегоняет его и будет не против подвезти меня так далеко, как только сможет.

Осматриваю себя. Он ни за что не пустил бы грязную бездомную девчонку в этот особняк на колесах. Я не видела ключей у него в руке. Возможно ли, что мужчина оставил дверь незапертой?

Я двигаюсь, прежде чем обдумываю какие-либо последствия, и вскоре бегу по глубокому снегу. Снегопад достаточно ослабел, поэтому я неплохо вижу, что передо мной. Чем ближе подбираюсь, тем больше становится автобус. Сбоку нет причудливых цветных завитков, а сзади нет велосипедов, как если бы он принадлежал семье, которая может спать внутри. Тянусь к ручке и дергаю ее. Не заперто.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной, — шепчу я, проскальзывая через щель и дальше по ступенькам внутрь.

Жар мгновенно ударяет в меня, и я проглатываю вздох удовольствия, когда тепло просачивается сквозь мою одежду и кожу. Закрываю дверь как можно тише, поднимаю ручку, когда она со щелчком закрывается, затем сажусь на корточки и прислушиваюсь.

Я ожидаю услышать укоризненный голос, может быть, женщину, кричащую мне, чтобы я выметалась, но единственный шум — это жужжание из вентиляционных отверстий, по которым циркулирует горячий воздух. Ползу на четвереньках вверх по лестнице в комнату. Она больше, чем гостиная в моей старой квартире. Святое дерьмо, для кого бы этот мужчина ни вел эту громадину, он при деньгах.

Запах настоящей кожи доносится от мягких диванов и кресел. Есть и другой запах, слабый, но он есть. Мыло или что-то свежее. У меня нет времени внюхиваться, поэтому я подползаю к столу рядом с мини-кухней, а затем спешу спрятаться под ним. Пол подо мной деревянный, но теплый. Заметив небольшое углубление на полу, сворачиваюсь калачиком рядом с ним. С сиденьями по обе стороны я чувствую себя защищенной и в безопасности, чего не чувствовала, кажется, целую жизнь. Используя руки в качестве подушки, я устраиваюсь поудобнее, надеясь наконец-то спокойно выспаться.

Есть хороший шанс, что эта громадина движется в правильном направлении. Пока он не едет на восток, так что, думаю, я сделала правильный выбор.