Утренний туман поднимался над пригородом, солнце уже слепило глаза, вдали сиял океан.
Карли уверенно прошествовала мимо дверей трех магазинов к ресторану «У Педро». Вчера корпорация «Геркулес» официально уведомила арендаторов о смене владельца. Сегодня она собиралась убедить их в том, что она будет благожелательной и отзывчивой хозяйкой. Значит, Джонатан считает ее неопытной, думает, что она сразу наделает массу ошибок. Она изо всех сил постарается доказать, что он не прав.
Первым делом она собиралась поговорить с каждым из — арендаторов лично. Когда она встретится с Джонатаном в субботу, она должна иметь право сказать ему, что все с энтузиазмом приняли ее планы.
Карли уже виделась с Шейлой Вэйд. Оставались Педро Хименес, Фриц Хейнкель и Надин Ньюхарт. Надин, ровесница Карли, была не в счет, потому что они дружили. Из двух мужчин Педро был менее приятным, поэтому она решила нанести ему визит первому. С тех пор как Педро стал свидетелем происшествия с белым пуделем, он стал отпускать еще более язвительные замечания, когда выходил покурить во двор ресторана и встречался с Карли. Если ей удастся убедить его, с остальными хлопот не будет.
С решительной улыбкой, скрывавшей волнение, она толкнула дверь и вошла. Ресторанчик только что открылся, посетителей еще не было. Ее приветствовал молодой худощавый метрдотель в элегантных черных брюках с ярким желто-оранжево-зеленым широким поясом. Белая рубашка была так туго накрахмалена, что он походил на Мудреца из страны Оз.
Он без улыбки оглядел ее синий рабочий халат.
— Вы заказывали столик, сеньорита? — Молодой человек отличался сдержанностью и изысканными манерами.
— Нет, я пришла поговорить с мистером Хименесом. Он в задней комнате?
Карли двинулась по мозаичному полу между рядами столиков. Стены украшали густолиственные комнатные растения и яркая мексиканская живопись. Навстречу ей плыл дразнящий аромат жареного лука и мяса.
— Прошу вас минутку подождать, — настойчиво попросил метрдотель, — посетителям не положено входить в кухню. Что передать мистеру Хименесу?
— Передайте, что его хочет видеть Карли Мак-Донаф.
Она уселась за столик, покрытый белой льняной скатертью, в центре которого стояла ваза с ярко-желтой ромашкой.
Метр ответил легким поклоном.
— Не желает ли сеньорита кофе?
Карли с благодарностью кивнула. Она была слишком занята и еще не успела выпить кофе.
Несколько минут спустя он появился с подносом, на котором стоял кофейник, две чашки, сахар, сливки, салфетки и корзинка со сладкими булочками. С приветливой улыбкой он поставил на стол булочки и налил кофе в обе чашки.
— Мистер Хименес уже идет. — Он снова улыбнулся. — Сеньорите угодно что-нибудь еще?
— Спасибо, этого вполне достаточно. Метрдотель поклонился и занял свой пост у входной двери.
Карли налила сливки в кофе и отпила глоток. Горячий крепкий напиток отдавал пряностями. Когда она подняла глаза, у столика стоял Педро Хименес. У пятидесятилетнего Педро было заметное брюшко, а близко посаженные глаза придавали ему плутоватый вид. Его передник казался столь же неуместным в изысканной обстановке ресторанчика, как ее собственный рабочий халат. Он хмуро смотрел на нее сверху вниз.
— Если вы пришли для того, чтобы поднять арендную плату, ищите себе другого арендатора. — У него был высокий тенор, который мог звучать приятно, если бы был поставлен, но у Педро то и дело прорывались визгливые нотки. — У меня и так серьезные финансовые затруднения, — пожаловался он. — Я не могу платить ни цента больше.
Из бумаг, которые Джонатан показывал ей в пятницу, Карли было известно, что дела у Педро идут как нельзя лучше, но спорить она не стала. Она улыбнулась.
— Я не собираюсь повышать арендную плату. Он сразу расслабился, сел напротив нее и оперся о стол обоими локтями.
— Если вы хотите от меня отчета, было бы лучше подождать до ленча. Я сейчас страшно занят. — Он взглянул на часы. — Нельзя надолго оставлять помощника одного на кухне.
Карли подавила желание успокаивающе похлопать его по руке.
— Это займет всего несколько минут. Я хочу предложить помощь, — прибавила она, чтобы он окончательно успокоился.
— Помощь? — переспросил Педро подозрительно. — Какую помощь?
— Во-первых, с рекламой.
Он замотал головой и открыл было рот, но, зная, что Хименес собирается сказать, Карли остановила его жестом руки.
— Вам не нужно будет ничего платить. Я собираюсь сама дать рекламу, чтобы привлечь побольше посетителей.
— Вы собираетесь заплатить за рекламу? — Он испытующе посматривал на нее, как будто думал, что она хочет сыграть с ним злую шутку, Карли кивнула.
— Мне от вас нужны предложения. Чем, по-вашему, можно привлечь внимание людей к зданию в целом и к вашему ресторану в частности?
Его глаза превратились в узкие щелочки.
— Когда вам принести список?
— Когда угодно в ближайшие два-три дня. — Карли пожала плечами.
— Раз вы предлагаете помощь, так как насчет того, чтобы починить водопровод? — По его лицу скользнула саркастическая усмешка. — А то «Геркулес» все обещает, обещает… Но вы же знаете, каковы они, эти крупные компании.
Карли порылась в памяти. Джонатан ничего не говорил о неисправном водопроводе. Может быть, он забыл? Вспомнив безукоризненный порядок в офисе Джонатана и то, как он, ни на секунду не задумавшись, назвал имена арендаторов, Карли решила, что такой человек вряд ли способен что-либо забыть. Хотя, возможно, он не такой организованный, каким старается казаться.
— Пусть вам отремонтируют водопровод, а счет пришлите мне, — решительно проговорила она.
В первый раз за сегодняшнее утро лицо Педро озарилось широкой открытой улыбкой, которая сразу сделала его привлекательным. Он протянул Карли корзинку с булочками.
— Карли, из вас выйдет замечательная домовладелица, — пропыхтел он, подливая ей кофе.
Карли почувствовала, что теперь Педро на ее стороне.
Большую часть оставшегося до встречи с Джонатаном времени Карли провела, готовясь к разговору с ним.
Переговорив со всеми арендаторами, она поехала в агентство, чтобы обсудить рекламную кампанию, потом изучила эскизы витрины «Карусели», которые подготовил профессиональный дизайнер, и отобрала несколько лучших, собираясь показать их Джонатану.
Когда наступила суббота, Карли решила надеть обтягивающие ярко-красные лосины с белой блузкой и красное болеро. Костюм, похожий на одеяние тореадора, выгодно подчеркивал ее тонкую талию и крепкие бедра. Правда, она старалась убедить себя в том, что выбрала его только из соображений удобства, и, чтобы подтвердить это, надела не босоножки на высоких каблуках, а плоские черные замшевые тапочки. Волосы она собрала в пучок над шеей, чтобы придать себе более деловой вид.
Прихватив портфель, полный проектов и рисунков, она поехала в Инвернесс-Корт, где стоял дом Джонатана — оштукатуренный, под красной черепичной крышей, вытянутый по западной стороне тупика. Он был выстроен в колониальном стиле и с трех сторон огорожен толстой высокой стеной. С четвертой, западной стороны ограды не требовалось: под крутым обрывом лежал океан.
В меркнущем вечернем свете длинный дом с маленькими окнами показался Карли каким-то одиноким. Видно, Джонатан не пожалел сил, чтобы оградить от мира свою собственность. Был ли он и сам так же одинок, как его жилище?
Кованые ворота вели во внутренний дворик. Карли прошла но выложенной кирпичом дорожке между кактусами к крыльцу под нависающей кровлей и постучала в деревянную дверь массивным медным молотком. Через переговорное устройство ей ответил мужской голос. Она назвала свое имя, и дверь открылась.
На пороге стоял пожилой мужчина небольшого роста, опрятно одетый в свободные черные штаны и белую хлопковую блузу, застегнутую до подбородка. Кожа на его лице собиралась в складки, как у щенка шарпея.
Он отступил в сторону, давая ей пройти.
— Я доложу о вас мистеру Нашу, — проговорил он с легким испанским акцентом. — Вы можете подождать его в гостиной.
Карли последовала за ним по длинному коридору, освещенному естественным светом сверху. Высокие потолки, резные деревянные скамьи и картины на стенах создавали атмосферу испанского музея, а может быть, собора. Она поймала себя на том, что старается ступать как можно бесшумнее.
Они прошли направо в арку, и у Карли захватило дух — прямо перед ней за огромным французским окном лежал океан. Заходящее солнце превращало воду в расплавленное золото.
За ее спиной кашлянул слуга.
— Пожалуйста, располагайтесь поудобнее, мисс Мак-Донаф. Мистер Найт сейчас выйдет.
Карли неохотно отвернулась от окна.
Мебель в испанском стиле должна была бы создавать впечатление комфорта, но этого не получалось. Она выглядела как выставка в мебельном магазине, где все прекрасно продумано и расставлено профессионалом-дизайнером, но сразу было видно, что этими вещами редко пользуются.
Карли собиралась было сесть на большой диван, стоявший у огромного камина, но передумала. Положив на кушетку портфель и кожаную сумочку, она направилась по ярким коврикам к большому пианино, отделанному орехом. Инструмент был расположен у окна так, что перед человеком, сидевшим за ним, открывался великолепный вид на океан.
Решив узнать, совпадают ли музыкальные пристрастия Джонатана с ее собственными, она заглянула в раскрытые ноты.
— Вы играете? — услышала она голос Джонатана за спиной.
— Да, я люблю музыку.
Она повернулась на вращающемся табурете спиной к закату.
Джонатан взглянул на нее и вдруг побледнел, словно увидел привидение. Ошеломленное выражение лишь на мгновение мелькнуло на его лице, но этого было достаточно, чтобы Карли поняла, что он взволнован, и это волнение передалось ей. Она смотрела на него затаив дыхание.
Джонатан потряс головой. — Простите меня, в этой одежде вы на секунду напомнили мне человека, которого я очень хорошо знал.
Карли вскочила, вдруг почувствовав необъяснимую ревность. По-видимому, этот человек для него много значил. Она улыбнулась деланной улыбкой и двинулась к кушетке, чтобы взять портфель и сумочку. Джонатан оказался там раньше и взял портфель. Надевая сумочку на плечо, Карли чувствовала на себе его взгляд.
— Удивительно, что я раньше не обратил внимания на это сходство, — пробормотал он, изучая ее лицо. — Хотя теперь, на другом фоне, оно не так разительно. Вам надо почаще зачесывать волосы назад, у вас красивые уши.
Никто прежде не говорил ей, что у нее красивые уши. Карли улыбнулась. Вид Джонатана в свободных коричневых брюках и кремовой шелковой рубашке, расстегнутой у ворота, вызывал в ней возбуждение, в котором она сама не хотела себе признаваться. Рукава рубашки были закатаны, обнажая сильные мускулистые руки, покрытые черными волосами.
— Не могу представить, чтобы кто-нибудь был похож на меня, — призналась она, стараясь направить мысли в другое русло. — А кто этот человек? Раз уж вы сказали так много, скажите и все остальное.
— Я сделаю больше. Я покажу вам портрет. Джонатан провел ее через арку в столовую.
Приглушенный свет свечей, стоявших в медных подсвечниках, отражался пурпуром и золотом в орнаментальной вазе, украшенной изображениями райских птиц, которая стояла в центре длинного полированного стола. Приборов на столе не было, очевидно, обедать они должны были не здесь.
Он махнул рукой в направлении закрытой двери и мимоходом заметил:
— Там кухня. Слуги живут за гаражом по другую сторону бассейна.
Он проводил ее к бару, и Карли увидела круглый стол, накрытый на двоих. Здесь, в отличие от остальной части дома, все выглядело обжитым. Прежде чем Карли успела как следует рассмотреть встроенные книжные полки, кожаный диван и телевизор с огромным экраном, она заметила, что Джонатан смотрит куда-то мимо нее.
— Вон там, на стене. Картина, которую я обещал вам показать.
Карли немного помедлила, слегка побаиваясь оглянуться и посмотреть, потом взглянула.
Рядом с дверью, через которую они вошли, висел написанный маслом портрет женщины, одетой в настоящий костюм матадора. Карли не увидела в ней большого сходства с собой, но цвет одежды был почти одинаков, и женщина стояла в той же самой позе, в которой Карли предстала перед Джонатаном в гостиной.
Девушка на полотне — совсем молоденькая — излучала необычайную внутреннюю силу. Художнику удалось запечатлеть этот дух независимости и передать его в изгибе тела и повороте головы.
Искусное золотое шитье сияло на пурпуре шелка обтягивающих панталон и жилета, чулки кораллового цвета обрисовывали стройные икры, а на ногах у девушки были плоские черные тапочки. Темные волосы были убраны назад, на голове красовался черный берет, надвинутый на лоб.
Пока Карли рассматривала картину, в ней росло убеждение, что это нечто большее, чем портрет девушки в маскарадном наряде. Незнакомка явно многое значила в жизни Джонатана.
Карли обернулась к нему.
— Вы ее знали? — И, когда он кивнул, продолжала: — Она из вашей семьи?
Джонатан снова кивнул, а его губы медленно растянулись в усмешке.
Карли изучала портрет, стараясь установить время, когда он был написан. На заднем плане не было никаких атрибутов — просто пастельный фон, который концентрировал все внимание зрителя на лице девушки.
— Она действительно была матадором? Карли старалась не выдать внутреннего содрогания. В ее представлении бой быков попадал в ту же категорию, что вивисекция, браконьерство в африканских заповедниках, убийство тюленьих детенышей. Для нее это было то же самое, что топить в ведре новорожденных котят только потому, что легкомысленные владельцы не потрудились сделать простую операцию кошке.
Улыбка Джонатана стала шире. Казалось, он в восторге от реакции Карли.
— Это моя бабушка Монтано. К тому времени, как ей исполнилось двадцать, она стала кумиром Мехико.
Он расправил плечи. Судя по его поведению, Джонатан очень гордился бабкой.
«Отвратительно, — подумала Карли, прилагая все усилия, чтобы он не мог прочесть ее мысли. — Она убивала быков».
Но она понимала, что должна сказать что-нибудь лестное.
— Ваша бабушка настоящая красавица, но я на нее не так уж похожа.
Он перевел взгляд с лица Карли на полотно.
— Она была сложена точно так же, как вы, — задумчиво заметил он. — И, хотя на портрете этого не видно, почти не уступала вам ростом. Дед говаривал, что это единственная женщина которой он может смотреть в глаза не наклоняясь. Он считал, что в жилах ее предков текла кровь викингов.
Когда они возвращались к уютному бару, Карли уловила слабый хорошо знакомый запах. Из арки в противоположном конце комнаты выходил огромный мраморный дог.
— Кто это к нам пришел? — проворковала Карли, присев на корточки и протянув руки к собаке. — Если бы я не знала, что это датский дог, можно было бы подумать, что это Голубой Бычок собственной персоной. Иди сюда, девочка, дай я на тебя Посмотрю.
Не обращая внимания на Карли, собака подошла к Джонатану и села рядом как воплощение хороших собачьих манер. Джонатан потрепал ее по голове.
— Она не Голубой Бычок, а я не Поль Баньян, — скромно проговорил он. — Не могу позволить себе говорить за Шебу, но сам я польщен сравнением.
Карли оценивающе взглянула на собаку, которая спокойно сидела у левой ноги хозяина.
— Красивое животное, и она так прекрасно воспитана.
Улыбнувшись, Джонатан подошел поближе к Карли. Собака последовала за ним.
— Позвольте представить вам Шебу из Инвернесс-Корта. Шеба, поздоровайся с Карли Мак-Донаф.
Собака села перед Карли и протянула ей правую лапу. Карли серьезно пожала ее. Шеба завиляла хвостом. Тогда Карли присела, повернула голову, И ее щеки коснулся влажный собачий язык.
— Спасибо, дорогая. — Шеба прижала уши, хвост ее задвигался быстрее. Карли порывисто обняла собаку за шею. — Сколько ей? — спросила она, выпрямившись. — Если я хоть что-нибудь понимаю в собаках, в этом натренированном теле еще сидит щенок.
— Ей исполнилось три в марте. — Джонатан слегка нахмурился, потому что Шеба встала, все еще виляя хвостом. — Пойдем, — он махнул рукой. Собака пошла между ними.
— Давайте отложим деловой разговор на после обеда, — предложила Карли, которой не терпелось узнать побольше о семье Джонатана. — Расскажите мне о вашей бабушке. Она долго участвовала в корриде?
Джонатан снисходительно улыбнулся.
— Дедушку не прельщала перспектива иметь жену-матадора, поэтому бабушкина карьера кончилась сразу после того, как он увидел ее выступление на арене Мехико.
— Похоже, у вашего деда было все в порядке со здравым смыслом, — удовлетворенно заметила Карли, узнав, что бабушку Монтано заставили отказаться от экзотической профессии.
— Вы бы ему тоже понравились, — ответил Джонатан. — У него был нюх на женщин, которые не боятся заниматься мужским делом. — У него дрогнули губы.
Карли слегка опустила голову, услышав его замаскированный комплимент и не желая признавать, как это было приятно.
— Они живы? — спросила она.
— Нет, умерли, когда я был подростком. Джонатан усадил Карли за низкий столик и включил лампу под оранжевым абажуром.
— Могу я предложить вам что-нибудь выпить? У меня неплохо получаются мартини и дайкири.
— Лучше всего было бы белое вино.
Когда он вернулся с вином для Нее и коктейлем для себя, Карли отважилась продолжить расспросы.
— Раз ваши дед и бабка были мексиканцы, значит, и мать тоже? Вы выросли в Мексике, Джонатан? — Она внимательно изучала его лицо.
Воодушевление, с которым он говорил о деде и бабке, сменилось каким-то болезненным выражением.
— Да, — коротко бросил он и сделал большой глоток из высокого стакана.
— А где?
Глядя на его окаменевшее лицо, она уже ожидала услышать, что это не ее дело. Но он ответил:
— Мама жила в Байе, когда я был ребенком, но лето я всегда проводил с дедушкой и бабушкой в Мехико.
Когда он упомянул о деде и бабке, его тон, смягчился. Очевидно, они оказали большое влияние на жизнь внука.
— Бабушка обожала путешествовать, — продолжал Джонатан, — и мы каждое лето ездили то в Испанию, то в Португалию, то в Буэнос-Айрес.
— Замечательно повидать мир, — воскликнула Карли. Такой жизни она даже не могла себе представить.
Казалось, он не разделяет ее энтузиазма.
— Это если вам нравится жить в гостиницах. — Голос его звучал без всякого выражения.
— Отец с матерью когда-нибудь ездили с вами? — Может быть, он скучал по родителям и поэтому не любил ездить за границу?
— В путешествия? — Джонатан вопросительно взглянул на нее.
— Ну да, и когда вы уезжали на лето в Мехико. — Кажется, ему не хочется говорить о родителях.
— Время от времени они наезжали в Мехико. — У него дернулся мускул на щеке. — Но они никогда не ездили за границу. Отец был слишком занят делами.
— А чем он занимался?
Она пригубила вино. Заставить его рассказывать о родителях было все равно что купать кошку — за каждое слово приходилось сражаться.
По его лицу было видно, что он колеблется. Карли поставила локти на стол, придвинулась к нему ближе и ждала.
— Он основал корпорацию «Геркулес». — Джонатан снова отпил из стакана.
Она постаралась скрыть удивление. Значит, Джонатан был не просто крупным чиновником компании. Тогда понятно, почему он так богат. Он получил деньги по наследству, как все эти маменькины сынки из колледжей.
— Значит, ваш отец американец? — Она не совладала с голосом, и вопрос прозвучал излишне резко.
— Да, Norte Americano. — Джонатан бросил взгляд на дверь.
Проследив за его взглядом, Карли увидела плотную женщину с квадратной фигурой, на которой был яркий передник из набивного ситца, поверх красновато-коричневой гофрированной юбки и такого же цвета блузки. Джонатан кивнул, и она поспешила к столу.
— Карли, это Маргерита. Я знаю ее и Гилермо — это ее муж — с самого детства.
Шеба, которая сидела у стула Джонатана, при виде Маргериты застучала хвостом по полу, но не сдвинулась с места.
После того как Джонатан познакомил женщин, Маргерита подала гаспачо.
— Теперь начинай жарить бифштексы, — попросил Джонатан.
Когда кухарка ушла, Карли снова завела разговор, из которого надеялась побольше узнать о родителях Джонатана. Его явное нежелание о них говорить только еще больше подстегивало ее любопытство.
— Маргерита и ее муж служили у вас в доме? — спросила она.
— В доме деда, — поправил он. — Когда дед и бабушка умерли, они перешли к матери, а от нее ко мне.
Карли отставила бокал с вином и съела ложку супа. Почему он говорит «к матери», а не к «родителям»?
— Ваш отец жив? — негромко проговорила она.
— Он умер, когда мне было одиннадцать, — нахмурившись, ответил Джонатан. — Вот тогда я стал жить у деда и бабки.
По болезненному выражению его лица Карли догадалась, что смерть отца была для него тяжелым ударом. Может быть, и мать погибла вместе с отцом в какой-нибудь катастрофе и Джонатан остался сиротой?
— А мама?
— Она жива. — Он забарабанил пальцами по столу. — Но я уверен, что можно найти более интересный предмет разговора, чем моя мать.
Карли все-таки отважилась задать еще один вопрос.
— У вас есть братья или сестры?
— Нет, но не могу сказать, что мне их не хватало. — Его губы тронула циничная усмешка. — Второй муж моей матери был богат как Мидас, но по возрасту годился мне в братья. — В его голосе слышалась горечь, и он сразу же помрачнел, будто жалея о том, что сказал лишнее.
«Какая интересная семья», — подумала Карли и вдруг сама показалась себе слишком скучной и слишком обыкновенной. Он ездил по свету с бабушкой-тореадором, отец у него был крупным магнатом, а отчим почти его ровесником.
Как во все это укладывалась Шейла Вэйд? Ответ был очевиден. Красивая, пользующаяся известностью женщина была необходимым дополнением его образа жизни. От этой мысли Карли стало как-то неуютно. Она положила ложку и отпила вина.
Для Джонатана не остались незамеченными ее сузившиеся глаза и плотно сжатые в прямую линию полные губы. Не надо было говорить ей об отчиме. Джонатан предпочитал не трясти грязное белье на людях.
— Вы расстроены? — Он гадал, о чем она сейчас думает.
Напряженное выражение ее лица сменилось улыбкой. Она глотнула еще вина.
— У вас очень необычное семейство. По сравнению с ним моя собственная семья кажется ужасно серой.
Джонатан, внимательно следивший за лицом Карли, подумал, что в ее слабой улыбке сквозит печаль. Он колебался, стоит ли открывать, что ему немало о ней известно. Когда ей передали здание, он тщательно изучил ее прошлое. При этом он убеждал себя в том, что такая информация поможет с ней работать, хотя на самом деле проводил эти раскопки из любопытства. Карли его заинтересовала. Он узнал не только о ее платежеспособности, но и репутации в Самтере, где она выросла, и в университетском городке, где она жила сейчас, едва ли не больше, чем знала она сама.
— Разве можно считать серой жизнь полицейского? — удивился он. — А тем более смерть?
У Карли широко открылись глаза.
— Вы знаете, что мой отец служил в полиции?
— И был убит, когда выполнял свой долг и защищал беременную женщину от пьяного мужа. — Джонатан говорил с искренним воодушевлением. — Наверное, он был стоящим человеком. В моем представлении ваш отец окружен ореолом героической смерти. Не то что мой — который умер от старости.
Глаза Карли вспыхнули.
— Какое право вы имеете копаться в моем прошлом?
Он коснулся ее плеча и через тонкую ткань почувствовал, что она дрожит. Вдруг в нем всколыхнулось что-то, заставившее его отдернуть руку. Он откинулся на спинку стула, удивленный и раздосадованный собственной реакцией.
— Такого отца, как сержант Пат Мак-Донаф из полицейского управления Южной Каролины, довольно трудно держать в секрете. — Он с облегчением увидел, что ее застывшее лицо ожило, смягчилось.
Через несколько минут Маргерита подала бифштексы. Пока Джонатан ел, он все время спрашивал себя, откуда в нем сегодня столько доброжелательности. Если бы на месте Карли Мак-Донаф был кто-нибудь другой, он ни за что не открыл бы карт, чтобы иметь преимущество в игре. Когда дела касалось Карли, он по какой-то причине ощущал странное желание; оберегать ее.
Все женщины, с которыми он встречался за последние десять лет, в конце концов расставались с ним, обвиняя его в эгоизме, холодности и бессердечии. И он был с ними согласен. Но в Карли было что-то такое, от чего глубоко спрятанная в глубине его существа нежность прорывалась наружу.
«Берегись! — предупредил он себя. — Эта женщина для тебя слишком молода. Если не будешь осторожен, она на тебе живого места не оставит. И винить будет некого».