В ее отсутствие горничная убралась в комнате и оставила кондиционер работать на полную мощность. Кинув сумочку и блокнот на стол, Арден сначала отрегулировала термостат, расположенный на стене, а затем отодвинула широкую стеклянную дверь, ведущую на ее личную террасу с видом на океан. Номер был баснословно дорогим, но вид, который открывался из окна, стоил того.
Она глубоко вздохнула и, успокаиваясь, выдохнула имя:
— Эндрю Маккэслин.
Намеченная ею жертва. По крайней мере, она с ним встретилась, разговаривала, слышала имя ее сына. Мэт.
Она быстро сбросила летнее платье и завернулась в трикотажный халат. Потом вышла на террасу и попала в объятия обволакивающей гавайской жары. Арден села на один из двух стоящих там стульев. Опираясь пятками на сиденье, она уткнулась подбородком в колени и устремила взгляд на расстилающийся перед ней океан.
Эндрю посчитал, что Джентри — ее имя в замужестве. Но он не знал, что она полностью избавилась от него, как животное, сбрасывающее старую кожу, когда подала на развод. Она не хотела иметь ничего общего с Рональдом Лоуэри, даже носить это ненавистное ей имя.
Когда она думала, что гнев наконец-то отпустил ее, ярость снова и снова подкрадывалась и охватывала, как сейчас. Это чувство было бессловесным и недосягаемым, словно туман; оно просто обволакивало ее, лишая способности видеть, затягивало петлю на горле.
Неужели она никогда не сможет забыть унижение того вечера, когда он впервые заговорил о разводе? Она была в кухне их дома в Беверли-Хиллз, готовила обед. Это был один из тех редких вечеров, когда Рон пришел домой сразу после работы. Днем он позвонил и сказал, что никто не собирается рожать в ближайшее время, он сделал обход немного раньше и сможет прийти домой, чтобы поужинать вместе с ней. В семейной жизни Арден, в которой она очень быстро разочаровалась, даже совместный ужин был значимым событием. Если Рон хочет наладить отношения, она, конечно, пойдет ему навстречу.
— По какому случаю? — спросила она, когда он вошел с бутылкой марочного вина в руках.
Он небрежно поцеловал ее в щеку.
— По определенному случаю, — ответил он.
По опыту она уже знала, что он любит секретничать, но не для того, чтобы приятно удивить кого-нибудь, а просто потому, что это давало ему чувство превосходства. Арден давным-давно привыкла не настаивать, его сюрпризы редко доставляли ей удовольствие.
— Тушеное мясо будет готово через минуту. Ты не хочешь пока пойти к Джоу? Он в своей комнате, смотрит «Улицу Сезам».
— Ради бога, Арден. Я только что пришел домой. И последнее, что мне хотелось бы сейчас слышать, так это болтовню Джоу. Приготовь мне выпить.
Она тупо повиновалась. Это стало у нее привычкой.
— Джоу — твой сын, Рон, — сказала она ему, подавая виски с водой. — Он обожает тебя, и ты мог бы сделать что-нибудь вместе с ним.
— Он не может делать то, что делают нормальные дети.
Ей было омерзительно видеть, как он одним глотком осушил стакан и, не говоря ни слова, отшвырнул его ей, чтобы она наполнила его снова.
— Именно поэтому и важно, чтобы ты находил…
— Господи, помилуй! Мне следовало бы знать, что, если я прихожу домой с хорошими новостями, ты все испортишь своим нытьем. Я буду в гостиной. Позовешь, когда обед будет готов. Наш обед. Я хочу обсудить с тобой кое-что важное, поэтому покорми Джоу пораньше и уложи спать.
С этими словами Рон, важно вышагивая, вышел из комнаты, а Арден с огромным удовольствием заметила, что его брюки сзади висят мешком. Когда она встретила Рона, он был студентом-медиком и очень гордился своей физической формой. Но слишком большое количество коктейлей, выпитых впоследствии на вечеринках, сделало свое дело: его живот больше не был подтянутым и плоским. Его ягодицы теряли форму и обвисали, а бедра становились шире. Теперь в нем не осталось ничего от того учтивого и внимательного мужчины, каким он когда-то был. И он знал об этом. Все, на что он мог теперь рассчитывать, — работа гинекологом, ради чего он пожертвовал всем. Даже ее любовью.
Тогда вечером она приложила все усилия, чтобы быть привлекательной, когда позвала его в столовую к обеду. Джоу к тому времени уже уложили, а отец наградил мальчика поспешным и неискренним поцелуем. Обед, который она накрыла, был роскошным. В те далекие дни она с удовольствием занималась готовкой.
— Теперь, — сказала она, улыбаясь через стол мужу, который доел второй кусок яблочного пирога, — ты мне расскажешь, что же мы сегодня празднуем?
— Окончание всех наших проблем, — заявил он, не скрывая торжества.
В ее понимании концом всех их проблем было бы выздоровление Джоу настолько, чтобы он мог вести нормальный для трехлетнего ребенка образ жизни. Но тем не менее она вежливо уточнила:
— Каких проблем? В клинике все в порядке, не так ли?
— Да, но… — Он тяжело вздохнул. — Знаешь, Арден, в последнее время мне необходимо было… расслабиться, немного развлечься. Я ведь каждый день слышу крики и стоны женщин, у которых схватки или которые рожают.
Арден молча проглотила горький упрек. Ее отец так не думал о своей работе, а он всю жизнь положил на то, чтобы стать одним из лучших врачей Лос-Анджелеса. Он не был нетерпим к боли своих пациентов, была ли она реальной или воображаемой, но Рон был другим.
— Я тут немного поиграл, и понимаешь… — Он пожал плечами и ухмыльнулся, как ему казалось, с мальчишеским задором. — Я — банкрот. По уши в долгах.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы осознать то, что он сейчас сказал. Потом еще несколько минут, чтобы подавить нараставшую в душе панику. Ее первая мысль была о Джоу. Его очень дорогом лечении.
— Сколько… сколько ты должен?
— Достаточно много, так много, что, возможно, мне придется продать клинику или заложить, но в этом случае я вряд ли смогу ее когда-нибудь выкупить, независимо от того, сколько младенцев мне придется принять.
Обед, который она съела, подступил к горлу.
— Боже мой! Клиника моего отца!
— Да, черт бы ее побрал! — прорычал Рон, ударяя кулаком по столу так, что зазвенела посуда. — Это не его клиника, а моя. Моя, слышишь меня? Он был сельский врач, лечивший по старинке до тех пор, пока я не превратил эту больницу для женщин в современный…
— Завод. Таков твой способ руководства. Без сочувствия или сожаления к женщинам, которых ты лечишь.
— Я помогаю им.
— И само собой разумеется, что ты — превосходный врач. Один из лучших. Но у тебя полностью отсутствуют эмоции. Ты не считаешь женщину, которую лечишь, человеком. Тебя беспокоит только состояние ее счета.
— Но ты и сама совсем не против того, чтобы жить здесь и быть членом самого престижного клуба…
— Ты захотел приобрести этот дом и отправил меня в клуб, это было не мое решение.
— Когда любая женщина покидает мой кабинет, она на седьмом небе.
— Ты лишь притворяешься внимательным к пациентам. Это я прекрасно знаю, Рон. Я не настолько глупа. Но все, что ты делаешь, — просто показуха. Ты умеешь убедить человека, что заботишься о нем.
Он откинулся на спинку стула и положил одну ногу на другую. Вид у него был очень хитрый.
— Знаешь по опыту, говоришь? — растягивая слова, произнес он.
Она уткнулась в тарелку. Ей не потребовалось много времени после свадьбы, чтобы понять, что вся его романтика и занятия медициной были направлены не на то, чтобы найти любящую жену, а на то, чтобы получить налаженную и приносящую хороший доход клинику.
— Да, я знаю, почему ты женился на мне. Тебе была нужна клиника отца. Я думаю, ты намеренно изводил его, пока не довел до удара, от которого он и умер. Теперь у тебя есть все, что ты хочешь. — Гнев заставил ее сказать ему все это. Она перешла на крик: — Теперь ты говоришь мне, что можешь все это потерять, потому что проигрался!
— Ну вот, как обычно, ты делаешь выводы, не выслушав и половины того, что я собирался сказать тебе. — Он налил почти полный стакан вина и выпил его. — Мне дают возможность заработать уйму денег.
— Каким образом? На наркотиках?
Он сердито посмотрел не нее, но тем не менее продолжил:
— Помнишь, я достал ребенка для пары, которая хотела его усыновить, год назад примерно? Они не хотели никакой огласки, полная секретность, им нужен был только ребенок с подлинными документами.
— Помню. — Она насторожилась. Что он замышляет? Черный рынок торговли младенцами? С него станется. Она заметно вздрогнула.
— Сегодня я встречался с их друзьями. В строжайшей секретности. Все конфиденциально. Они очень известные люди. — Он выдержал драматическую паузу. Но Арден прекрасно знала: он ждет, что она будет умолять его сказать, кто они. Потом она пожалеет, что не сделала этого. — Эта пара хочет ребенка, как никто другой. Они испробовали все, но она не может забеременеть. Ничего не помогло. Тогда обследовали его. Это просто «заряженный пистолет», в жизни не видел такого. — Его слова прозвучали как нечто непристойное. Арден слушала не перебивая, ни один мускул на ее лице не дрогнул. — Я сказал, что посмотрю, что смогу сделать для них, чтобы они без проблем и огласки усыновили ребенка. Но тут женщина сказала, что это может быть только ребенок ее мужа.
— Я что-то не поняла.
— Плод мужчины — его семя, — высокопарно заявил Рон. — Они хотят, чтобы я нашел для них суррогатную мать и искусственно оплодотворил ее его спермой. Раз, два! И ребенок готов!
— Я слышала о суррогатных матерях. А ты, что ты думаешь об этом? Это реально? Ты сможешь им помочь?
Он рассмеялся:
— Черт! Конечно, я сделаю это для них за те деньги, которые они обещают. Сто тысяч долларов. Пятьдесят матери, пятьдесят — мне.
Арден ахнула:
— Сто… Они, должно быть, очень известны.
— Все, что им нужно, так это здоровый ребенок и абсолютная конфиденциальность. Секретность, Арден. Не облагаемый налогом доход. Они сказали, что заплатят наличными.
Это противоречило этике и законам. Она не могла представить себе, что кто-нибудь согласится на эту сомнительную аферу.
— Но где же ты найдешь женщину, которая захочет выносить ребенка только для того, чтобы его отдать?
Он приковал свой взгляд к ее глазам, и она почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине. Несколько минут, в течение которых они, сидя напротив, не отрываясь смотрели друг другу в глаза, показались вечностью.
— Не думаю, что мне придется долго искать, — сказал он.
Лицо Арден мгновенно лишилось всех красок. Конечно же он имеет в виду не ее. Свою собственную жену!
— Рон, — сказала она, в ее голосе звучало отчаяние и паника, — ты ведь не хочешь сказать, что я…
— Именно это я и хочу.
Она соскочила со стула и резко отвернулась, но он успел раньше ее. Стоя позади, он схватил ее за руку, заставив повернуться к нему лицом. Его лицо покраснело, и он буквально плевал слюной, когда кричал ей:
— Подумай, Арден. Если ты сделаешь это для меня, мы получим все деньги. Мне… нам не придется ни с кем делиться.
— Я постараюсь забыть, что мы вообще об этом говорили, Рон. Пожалуйста, отпусти руку. Ты делаешь мне больно.
— Тебе будет больнее, когда тебя выставят под зад коленом из этого дома, где ты себя чувствуешь вполне уютно. А как насчет Джоу? Его лечение обходится нам в копеечку. И бесценное наследство твоего папаши. Ты хочешь, чтобы его пустили по ветру из-за твоих благородных принципов?
Она высвободила руку и убежала бы от него, но то, что он сказал, заставило ее задуматься, несмотря на всю нереальность ситуации. Она не может позволить Рону проиграть то, что было делом жизни ее отца. Да и Джоу! Что они будут делать, если не смогут оплачивать расходы на его лечение?
— Уверена, что им… этой супружеской паре и в голову не могло прийти, что доктор воспользуется своей женой.
— Они никогда не узнают. Они не хотят знать, кто будет матерью, и требуют, чтобы она ничего не знала о них. Они хотят выдать этого ребенка за своего. Все, что им нужно, — это здоровая женщина, которая выносит для них здорового ребенка. Чаша.
— И для тебя, Рон, я — то же самое? Способ выпутаться из беды? Чаша, приносящая деньги?
— А ты попробуй найти деньги, не соблюдая конфиденциальности. Ты и так не пользуешься тем, что имеешь. Пользуясь своим «оборудованием», ты спокойно могла бы родить ребенка.
Все ее тело как будто согнулось под тяжестью такого оскорбления. Но это было правдой. Нежелание заниматься сексом с Роном было постоянной причиной раздоров между супругами. Арден не имела отвращения к сексу вообще. Отец довольно откровенно объяснил ей, что это, и она выросла, считая эти отношения священными, и, соответственно, ожидала того же от мужа. То, что она делала, было неприятием того, как Рон относился к их интимным встречам. Он никогда не ласкал ее перед самим актом, не говорил слов любви и нежности. Она выполняла супружеский долг в течение многих лет, пока не поняла, что больше не может, и стала находить предлоги, чтобы отказаться от близости.
Вместо того чтобы снова начинать старую ссору, которая неизбежно приводила к тому, что Рон брал ее буквально силой, она сказала:
— Я не хочу ребенка. Ребенка от другого мужчины. У меня есть Джоу, и я должна заниматься им. Я совершенно выбита из колеи, когда возвращаюсь из больницы. Я чисто физически не смогу этого сделать. И уж конечно, морально тоже.
— Ты сможешь, если решишься на это. И не думай об этой ерунде по поводу другого мужчины. Это чисто биологический процесс. Сперматозоид и яйцеклетка. Бах, трах — и появился ребенок.
Она отвернулась, так ей было противно. Как можно быть таким бесчувственным, когда у него на глазах каждый день совершается чудо? Она не понимала, почему еще стоит там, обсуждая с ним все это. Наверное, посчитала, что это выход и для нее тоже.
— А что мы скажем людям? Ну, когда я вернусь из роддома без ребенка.
— Мы скажем, что он родился мертвым, что мы очень огорчены и не хотим устраивать никакой погребальной церемонии, никаких памятников. Ничего.
— А персонал клиники? Существуют строгие правила, запрещающие врачам лечить членов своей семьи. И как ты собираешься осуществить обмен, передать моего… просто ребенка женщине, которая и не была беременна, а моего зарегистрировать как умершего.
— Тебя это не должно беспокоить, Арден, — поспешно ответил Рон. — Все детали я беру на себя. Деньги закрывают рты наглухо. Медсестры в родильном зале преданы мне. Они сделают все, что я им скажу.
Было совершенно очевидно, что он привык к подобным интригам, обделывая свои темные делишки. Для Арден это было абсолютно неприемлемо, и она почувствовала себя очень и очень неуютно, когда представила возможные последствия.
— Как мы… будем все это делать?
Теперь, когда он подумал, что она соглашается, его возбуждение усилилось.
— Сначала мы удостоверимся, что ты не беременна. — Он глупо и нагло ухмыльнулся. — Ведь в этом случае ничего будет невозможно сделать, не так ли? Я покажу им твою медицинскую карту, где придраться не к чему. У тебя не было проблем во время первой беременности. Мы подпишем контракт. Это будет в моем офисе.
— Что, если я не забеременею?
— Все будет нормально. Уж я постараюсь.
Она вздрогнула:
— Рон, мне нужно подумать.
— О чем тут думать?! — сорвался он было на крик. Но, увидев, что она упрямо приподняла подбородок, несколько смягчился и понадеялся на свое обаяние. — Конечно, я знаю. У тебя есть несколько дней, но они хотят получить ответ до конца недели.
Она дала ответ на следующее утро. Он был потрясен, когда она озвучила свои условия.
— Ты хочешь что? — не совсем понял ее ошарашенный Рон.
— Я сказала, что хочу половину денег после родов, а также документы о разводе, подписанные тобой и заверенные печатью. Между нами не должно быть близости до родов. Как только выйду из клиники со своими деньгами, я больше никогда не хочу видеть тебя.
— Ты не сможешь оставить меня, дорогуша. Если кто и будет внакладе, так это — ты. Клиника так много значит для тебя, ты просто не сможешь оставить меня в покое.
— Я уже решилась. Пока был жив отец, все шло так, как должно было идти. Но теперь у меня есть все основания полагать, что под твоим чутким руководством клиника постепенно разваливается. Я не хочу присутствовать, когда произойдет непоправимое. Эта клиника уже не то, чем я когда-то могла гордиться. — Она и дальше была прямолинейна. — Ты воспользовался мной, чтобы получить клинику. Теперь делай с ней все, что хочешь. Я выношу этого ребенка, как ты хочешь, потому что деньги, которые за это получу, освободят меня от тебя. Последний раз ты используешь меня, доктор Лоуэри.
Он принял все ее условия. Рон ничего не говорил ей, но Арден была почти уверена, что кредиторы наседают на него. Отчаявшийся человек не имеет выбора: он просто принимает условия, которые ему выдвигают. Когда она покинула клинику, чувствуя себя униженной тем, как ее использовали, и опустошенной, но свободной, она не пожалела о своем решении. Деньги, которые она заработала за девять месяцев, помогли ей лучше позаботиться о Джоу.
Но сейчас, почти два года спустя, у нее уже не было той решимости, какую она ощущала, когда согласилась вынашивать ребенка неизвестного ей человека. Маккэслины остались довольны, так как их желание исполнилось, когда она родила мальчика. Он наполнил их совместную жизнь смыслом и дал Эндрю стержень, за который он смог ухватиться, — реальность, которая заставила его выжить, когда все вокруг рухнуло. Не было ли это тем, что освобождало Арден от вины, которую она испытывала? Но почему она продолжала винить себя? В любом случае было слишком поздно что-либо менять.
Арден сидела не двигаясь, вспоминая события, которые в конце концов и привели ее на этот прекрасный остров. Наконец она встала и потянулась, разминая затекшие от долгого пребывания в одном и том же положении мышцы. Она провела вечер в комнате, делая записи и размышляя, когда ей лучше будет сказать Эндрю Маккэслину, кто она такая, и как попросить его позволить ей взглянуть на своего сына.
— Привет! — Он подбежал к краю корта и посмотрел вверх на нее. Она снова сидела за тем же столиком у края. — Ты, похоже, совсем не волнуешься.
— А от тебя прямо пар идет.
Эндрю удивленно засмеялся:
— Ты очень точно определила мое состояние. Гэри гоняет меня вовсю за мои же деньги.
— Я бы сказала, что он тоже не зря получает свои деньги.
Арден наблюдала за игрой последние два гейма и видела, что Эндрю играл в полную силу, с той энергией, которой он обладал до того, как беда и алкоголь отняли у него мастерство.
Ему, казалось, было приятно, что она это заметила.
— Да, пару раз мне удалось хорошо отбить мячи, — скромно признался он. — Я наигрываю себе хороший аппетит, чтобы получить удовольствие от ланча.
— Только на меня не рассчитывай. Я получаю удовольствие от игры.
Он поклонился ей в пояс и поспешил обратно на корт, подзывая выглядевшего крайне усталым Гэри и сообщая ему, что время отдыха закончилось. В следующем гейме Эндрю не потерял ни одного очка. К счастью для Гэри, тем не менее один из профессионалов клуба предложил отыграться за него. Игра несколько раз заканчивалась вничью 40:40, пока Эндрю не выиграл два мяча подряд и не вышел победителем.
Не обращая внимания на беснующихся девиц, которые снова собрались, как стайка ярких разноцветных бабочек, за забором, Эндрю, забавно пошатываясь, подошел к стене и взглянул на Арден.
— Матадор должен бросить ухо, или хвост, или там что-нибудь еще, принадлежащее быку, к ногам дамы, чтобы посвятить ей свою победу?
— Конечно, — засмеялась она. — Но пожалуйста, пусть это будет не ухо Гэри.
— Но тогда мне нечего бросить к вашим ногам, кроме как теннисный мячик. Ну или промокшее от пота полотенце.
— Я выбираю мяч.
Эндрю подбросил его, и она ловко поймала, склонив голову в царственном жесте одобрения.
— Закажи мне четыре стакана воды, и я присоединюсь к тебе через минуту.
Арден видела, как Эндрю, перебросив сумку через плечо, вприпрыжку помчался к раздевалке. Он помахал ей рукой прежде, чем скрыться за толстой металлической дверью.
«Думал ли он когда-нибудь о женщине, которая выносила его ребенка? — задала она себе вопрос, подзывая официанта и заказывая воду для Эндрю и еще один стакан чая со льдом для себя. — Задумывался он когда-нибудь, что эта женщина чувствовала, когда носила частичку его в своем теле? Близость без близости».
В тот день, когда, по определению Рона, она была способна к зачатию — он измерял температуру особым термометром в течение несколько дней подряд до этого, — она должна была прийти к нему в клинику после рабочего дня. Нагая и беззащитная, она лежала на операционном столе, ее ноги были закреплены на специальных подставках, пока он вводил то, что называл цервикальным колпачком. Затем он ввел замороженную семенную жидкость в этот резервуар. Оттуда жидкость переместится в матку, и Арден сможет безболезненно удалить колпачок дома. В любом случае результаты должны были быть положительными.
— Ты волнуешься не больше, чем когда все это происходит естественным путем, Арден, — злобно сказал он, наклоняясь к ней.
— Поторопись и заканчивай, — устало ответила она. Его мрачные шутки больше не провоцировали ее.
— Неужели тебе совсем не интересно? Да уж! Ты совершенно не желаешь знать, как он выглядит? Кто он? Должен признать, он красивый парень. Ты не жалеешь, что не продумала все заранее, чтобы все это происходило не так официально? — Он схватил ее грудь и сжал так, что ей стало больно. — Могу предоставить тебе более удобное место. В клинике уже никого нет. Все ушли домой.
Она ударила его по руке и сбросила ее, а он гнусно расхохотался. Неужели он действительно думал, что его сальная неискренняя ухмылка вызовет у нее приступ страсти? Она отвернулась, когда одна-единственная слезинка скатилась по виску.
— Заканчивай, прошу тебя.
— Мы повторим это завтра, — сказал он, когда она села.
— Завтра?
— И послезавтра. Три дня, когда ты можешь забеременеть. — Он нагнулся к ней и погладил ее бедро. — А затем мы повременим и подождем.
Она молилась о том, чтобы забеременеть с первой попытки. После того унижения, которому ее подверг Рон, она не была уверена, что сможет заставить себя повторить все это в следующем месяце. Ее молитвы были услышаны. Через шесть недель Рон был уверен, что она беременна. Он сообщил супружеской паре, что суррогатная мать ждет их ребенка. Потом он рассказывал Арден, что они просто с ума сошли от счастья.
— Теперь, черт тебя возьми, ты обязана позаботиться о себе. Я совсем не хочу, чтобы что-то пошло не так.
— Я — тоже, — заявила она, захлопывая дверь спальни перед его носом.
Она не думала о жизни, которая зародилась в ней, как о ребенке, о личности, о человеческом существе. Она думала о нем только как о средстве, которое позволит ей и Джоу получить шанс быть счастливыми, свободными от жадности и эгоизма Рона.
Во время утреннего недомогания и долгими изнуряющими днями, когда возила Джоу в больницу и возвращалась с ним домой, она старалась не замечать те неудобства, которые ей доставлял еще не родившийся малыш, которого она не могла позволить себе любить. Когда друзья поздравляли ее и Рона с будущим пополнением семейства, она заставила себя улыбаться, и принимать их поздравления, и даже позволила Рону жестом собственника обнять ее за плечи.
В тот день, когда впервые ощутила движение младенца, она испытала огромную радость. Но сразу же подавила в себе это чувство, спрятала его в самом дальнем уголке сознания. И только ночью, когда была одна в комнате, втирая лосьон в увеличивающийся живот, она позволила себе подумать о ребенке. Будет это мальчик или девочка? Какого цвета будут глаза: голубые или карие? А может быть, малыш унаследует ее зеленые глаза?
Именно тогда она стала интересоваться отцом ребенка, чье семя она носила. Как он выглядел? Был ли добрым? Будет ли он хорошим отцом? Действительно ли он любит свою жену? В этом она не сомневалась. Она любила его настолько, что позволила чужой женщине носить его дитя. Были ли они рядом, когда он собирал…
— О чем задумалась?
— Ох! — Арден судорожно вдохнула, прижимая руку к груди, и, повернувшись, увидела, как предмет ее размышлений, широко улыбаясь, наклоняется к ней. Рукой он держался за спинку стула, совсем рядом с ее обнаженной спиной.
— Извини меня, — сказал он, искренне раскаиваясь. — Я совсем не хотел напугать тебя.
— Конечно нет. Все нормально. — Она ощущала, как горят ее щеки, да и выглядела она очень смущенной, впрочем, и чувствовала себя так же. — Я была так далеко отсюда.
— Надеюсь, мечты того стоили.
Его глаза казались невероятно синими на фоне темного загара и в обрамлении густых темных ресниц, немного выцветших на кончиках. Зубы сияли белизной. От него исходил потрясающий запах мыла и дорогого одеколона. Он не стал сушить волосы, предоставив сделать это солнцу. Ко лбу прилипли прозрачные мокрые пряди.
Из-за того, что она только что вспомнила, Арден не хотела воспринимать его как человека, имеющего лицо и тело. Красивое лицо. Сексуальное тело. Ее щеки вспыхнули при мысли о той инъекции, зарождающей жизнь, которую сделал ей Рон. Она посмотрела в сторону, нервно облизывая губы.
— Я вообще-то и не мечтала, — спокойно сказала она, надеясь таким образом развеять воспоминания. — Просто задумалась. Находишься как под гипнозом. Тихий шум прибоя. Легкие порывы ветра. Сам знаешь.
Эндрю сидел на стуле напротив нее, он расслабился. На нем были слаксы цвета слоновой кости и темно-синяя рубашка с короткими рукавами. Он сделал большой глоток ледяной воды и сказал:
— Иногда я спускаюсь на пляж перед домом, особенно по вечерам, и сижу, не двигаясь, час, а то и больше, даже не замечая, как проходит время. Как будто во сне, но я не сплю.
— Мне кажется, наш мозг умеет выключаться, если чувствует, что нам нужно уйти от действительности.
— Ага! Так вот что ты делала. Пыталась убежать от меня?
Арден рассмеялась, подумав, что ни одна здравомыслящая женщина не захотела бы скрыться от него, особенно когда он так улыбался.
— Нет. И уж конечно, не раньше, чем ты накормишь меня ланчем, — поддразнила она его.
— Вот и Мэт говорит так. Он сначала требует награду и только потом обнимает и целует. — Когда он увидел страх на ее лице, он выругался про себя. — Арден, ну, Арден, я совсем не то хотел сказать. Это никак не связано с нашим ланчем. Я имел в виду…
— Я знаю, что ты хотел сказать. — Она снова улыбалась. — Я не обижаюсь. Правда.
Он прикрыл один глаз, оценивая ее губы, при этом он совершенно откровенно не скрывал, что они ему очень нравятся.
— Об этом стоит подумать, ты как? Поцелуй, вот что.
— Ну, не знаю, — ответила она немного хриплым голосом.
Целое утро она провела выбирая, что надеть. Сейчас пожалела, что оделась так откровенно. Несколько месяцев после смерти Джоу она, глубоко страдая, позволяла себе быть неопрятной и неаккуратной. Перед тем как отправиться в это путешествие, много занималась спортом, стала нормально питаться, привела в порядок ногти, к ней вернулся нормальный цвет лица, она подстриглась и обновила свой гардероб, что основательно ограничило ее средства. Она была просто потрясена результатом. Неужели Рон настолько подавлял ее собственное «я»? Она выглядела лучше, чем когда-либо. И тот день не был исключением.
Черный облегающий топ без бретелек плотно обтягивал ее грудь, повторяя в мельчайших деталях ее формы. Элегантная белая юбка имела модный разрез и слева застегивалась на пуговицы от пояса до подола. Она расстегнула пуговицы до середины бедра. Ноги ее прекрасно загорели, и кожа казалась шелковой на белом фоне. Сандалии были на плоской подошве и с ремешками, которые завязывались на лодыжках. Ее единственными украшениями были белый браслет и большие сережки-кольца.
Стоя перед зеркалом в своей комнате, она думала, что выглядит изящно. Модно и шикарно. Почему же сейчас она чувствует, что одета слишком откровенно?
Потому что глаза Эндрю, совершив оценивающий осмотр, выражали явное одобрение и заставляли ее чувствовать, что она просто соблазняет его. Она знала, что он мог определить, как напрягаются ее соски. Она никогда не считала себя слишком податливой, но теперь, под взглядом этих лазурных глаз, которые лениво ощупывали каждый чувствительный рецептор ее тела, она чувствовала, что становится неуправляемой.
— Наверное, нам пора покинуть этот кров и заняться ланчем, — сказал он, когда его взгляд встретился с ее глазами.
— Мне тоже так кажется.