Мы лежали лицом друг к другу. Наши руки и ноги переплелись, тела были липкими от пота.
– Вот не знала, что Темные потеют, – пробормотала я, уткнувшись Кристиану в плечо. Навалилась такая усталость, что было лень даже провести пальцами по груди, к которой я так сладко прижималась.
– Потеть – лишь одна из многих удивительных вещей, что умеют делать Темные.
– М-м-м. А теперь скажи, удивительный ты мой девятисотлетний моравский сладкий рогалик: как великолепной, экзотичной, немного дикой американской секс-богине избавиться от четырех – заметь, уже четырех – привидений?
– Сладкий рогалик?
Я поцеловала Кристиана в кадык.
– Это такое ласковое обращение. Оно выражает восторг и преклонение перед твоей небывалой сексапильностью.
– А! В таком случае ничего не имею против.
– За что я тебе весьма признательна. Как думаешь, куда мне девать четверку призраков, пока я буду выяснять, что затеяли Гарда Уайт и ее команда, и где они держат твоего приятеля? В гостинице их оставить я не могу: жалко так долго держать их в помпонах. Им там, наверное, жутко скучно бедняжкам.
– Да. К тому же вернешься ли ты в гостиницу – вопрос спорный.
Я взглянула в его сонные удовлетворенные глаза цвета темного дуба.
– Что значит – спорный? Как это понимать?
– Спорный в том смысле, что, пока ты услаждала меня своими экзотическими, волнующими ласками, я распорядился перевезти твои вещи из гостиницы ко мне. Теперь они уже по идее должны быть здесь.
Я отстранилась подальше и грозно воззрилась на Кристиана.
– Я не ослышалась? Без моего разрешения? Ты хоть спросил, хочу ли я переезжать из гостиницы? – Со злости я ударила кулаком по подушке. – Черт побери, Кристиан, этого я и боялась! Кто тебе дал право вторгаться в мою личную жизнь? Я сама решу, переезжать ли к тебе, и если да, то когда именно!
Он убрал с моих губ прядку волос.
– Гарда Уайт будет вести за тобой пристальное наблюдение. Если она разнюхает, что ты лишь прикидываешься моей невестой – а она непременно устроит за нами слежку, – ты окажешься в крайне опасном положении. Я не допущу, чтобы ты из-за меня попала в беду.
Я заскрипела зубами. Что значит «не допущу»? Какое вопиющее высокомерие!
– Я согласна с тобой насчет Гарды. За ней не станется нанять частных детективов, чтобы узнать о нас побольше. Но я однозначно возражаю против того, чтобы ты принимал подобные решения без моего ведома. Сперва нужно заручиться моим согласием. Я не потерплю такого самоволия, Кристиан, мне это совсем не по нутру!
Он долго молчал. Его прекрасные глаза потемнели – видно, что в душе его шла нешуточная борьба.
– Я видел свой поступок в несколько ином свете. Понимаешь, я еще не привык, что ты не нуждаешься в моей защите. Прости. Нужно было сначала все с тобой обсудить.
Я изумленно захлопала глазами. Надо же! В кои-то веки пришел к выводу, что не прав!
– Ты что, действительно признаешь свою ошибку?
Он притянул меня к себе и коснулся губами моих губ.
– Да, признаю.
– А раньше тебе перед кем-нибудь приходилось извиняться?
Его губы щекотали мои.
– Никогда.
Он обнял меня, и в моем теле всколыхнулся знакомый жар.
– Ну и как тебе с непривычки? Неприятно, должно быть?
– Я чувствую себя просто ужасно. Кто бы меня утешил?
– Какие же вы все, мужики, дети! – вздохнула я, опрокинула Кристиана на спину и поцеловала, прежде чем он успел возразить.
– Ты что, велел все-все вещи сюда перевезти? И помпон с Эсме тоже?
Кристиан застонал и зажал мне рот. Но было уже поздно.
– Боже милостивый! Оба раздеты! В одной постели! Эта сцена не для моих глаз, верно? Отвернись, мистер Вугамс, тебе такое видеть не пристало.
Я покосилась через бицепсы Кристиана на ошеломленную Эсме, которая прикрывала коту глаза. Несмотря на темноту, я заметила, как она восторженно разглядывает Кристиана с головы до пяток.
– Боже, как же тебе повезло, милочка! Просто невероятно!
Сон этот начал сниться, когда первые рассветные лучи осветили серое, тусклое небо Лондона. Я снова очутилась в знакомом доме. Бреду по длинным пустым коридорам, и звук моих шагов эхом раздается в тишине. Я чувствую, что за мной следят. И еще почему-то знаю, что Кристиан попал в беду и нуждается в моей помощи.
Миновав арку, я ступаю на прочный железный пол. Дверь на засове, но я толкаю ее, и она поддается. В комнате уже собрались люди. Все они безмолвно взирают на фигуру, распростертую на металлическом столе. Там лежит Кристиан. Его пустой взор не выражает ничего. Эдуардо медленно выпускает кровь из его вен.
– Она за тобой не придет, – говорит маленький темноволосый мужчина, стоящий в ногах у Кристиана. – И никогда больше тебя не спасет. Она для тебя потеряна. Раз она мне не досталась, жертвой станешь ты.
– Выбирай, – обращается ко мне Эдуардо.
Я мотаю головой, чувствуя, что не в силах принять решение.
Кристиан поворачивает голову и встречается со мной взглядом. В горле у меня стынет крик. Я бросаюсь вперед. Только бы остановить Эдуардо! То, что говорил второй мужчина, – неправда! Я его обязательно спасу!
– Верь мне, – приказывает Кристиан. В его глазах застыла боль и мука. Он протягивает руку невысокому мужчине. Тот склоняется над запястьем и впивается в тело Кристиана своими ужасными клыками.
Мой крик эхом разнесся по просторной спальне Кристиана. Даже затянутые вокруг кровати занавески не смогли его приглушить. Проснувшись, я некоторое время соображала, где нахожусь и почему ко мне прижимается чье-то теплое тело.
Кристиан убрал руку, что лежала у меня на бедрах, обнял меня за талию и привлек к себе.
– Эллегра? Тебе что-то приснилось?
Сердце колотилось как бешеное, во рту стоял гадкий привкус кошмара. Мне не хватало воздуха. Я сбросила руку Кристиана, уселась на край кровати, отодвинула занавески и начала судорожно ловить ртом воздух. «Успокойся, – твердила я себе, – ведь далеко не все твои сны сбываются».
– Эллегра?
Всего девяносто процентов моих видений претворялось в явь.
– Да что с тобой?
– Все в порядке, – пролепетала я.
Мне не хотелось, чтобы Кристиан видел меня в таком состоянии. Кошмары мне снятся с тех пор, как я начала учиться на медиума. Среди них бывают и совсем жуткие, как этот. Вот поэтому-то я и не сплю по ночам – днем кошмары мучают куда реже.
– Ничего с тобой не в порядке! Ты трепещешь, как лист на ветру. Я даже отсюда слышу, как стучит твое сердце. – Его теплая рука прикоснулась к моей спине. – Дурной сон, да?
Я кивнула и подтянула к груди колени.
– Я так понимаю, снились тебе явно не наши любовные утехи?
Я покачала головой.
Зашуршали простыни. Кристиан уселся рядом и хотел обнять меня за плечи, но я сбросила его руку и отползла в сторону.
– Нет! Пожалуйста, не прикасайся ко мне!
Боль, которую он испытал при этих словах, пронзила мое сознание.
Несмотря на мерзкое ощущение, оставшееся после кошмара, мне захотелось его утешить. Но я была не в силах выдержать взор этих глаз, которые знали все. Я уставилась на колени и произнесла:
– Дело не в тебе, а во мне. Я всегда чувствую себя паршиво после этих снов… Как будто я грязная. Не хочу, чтобы ты меня трогал, пока это чувство не пройдет.
– И часто тебе такое снится?
Я не хотела говорить о своем сне. Я даже думать о нем не желала, хотела лишь поскорее стереть из памяти лицо Кристиана, который в том кошмаре готов был пожертвовать жизнью во имя моего спасения. Вот бы забыть этот кошмар, да и самого Кристиана в придачу, стать прежней – такой, какой я была до того, как ступила в эту идиотскую страну.
«Лгунья», – упрекнула я саму себя.
Уронила подбородок на колени и крепко зажмурилась: не хотела, чтобы Кристиан видел, как я плачу. Он непременно начнет меня утешать, а тогда мне будет ой как нелегко вернуться к прежнему одинокому существованию.
«Но зачем тебе жить одной, если у тебя есть Кристиан!» – прошептал мой внутренний голос.
Я велела ему заткнуться.
Это явно был сон-предупреждение. Со мной часто такое бывает. Сны показывают мне, чем чревато грядущее, если я не приму срочные меры. Понятия не имею, кто этот второй Темный, и с какой стати мне верить Кристиану – ведь он явно готовился пожертвовать собой ради меня. Я снова вспомнила, как Кристиан предложил вампиру свое запястье. В горле у меня застыло рыдание. Я потерла кулаками глаза и принялась безмолвно раскачиваться взад-вперед. В душе у меня бушевала буря. Мне очень хотелось быть с ним, изгнать царивший в его душе мрак и наполнить ее светом… Но я сознавала: чтобы спасти Кристиана, придется пожертвовать всем, что мне дорого.
Не говоря ни слова, Кристиан поднялся с кровати и направился в ванную комнату. Я уже успела там побывать и подивиться на мраморную ванну, золотые краны и стены, расписанные вручную. Такая ванная кого угодно вдохновит, но странно, что Кристиану приспичило пойти туда именно тогда, когда я раскисла и нуждаюсь в моральной поддержке. Я шмыгнула носом, уткнувшись в коленки.
– Иди, я налил тебе ванну, – послышалось несколько минут спустя. Я покосилась на него сквозь влажные пряди волос. – Надеюсь, тебе это поднимет настроение.
Звучит, конечно, божественно, но вот только… Я еще крепче обхватила колени.
Он направился к огромному гардеробу, извлек оттуда китайский халат из красного шелка и протянул мне. Я поспешно накинула халат и поковыляла в ванную. Кристиану хорошо: с таким телом, как у него, можно смело нагишом расхаживать, – боже, как бы мне хотелось насладиться этим зрелищем! – а вот мне совсем не улыбалось разгуливать в чем мать родила. Я остановилась у двери и обернулась к нему.
– Спасибо.
Я долго терлась мочалкой, словно хотела отскрести с кожи налет кошмара, зато когда наконец вышла из ванной в облаке жасминового пара, в голове моей созрело несколько решений. Во-первых, забыть о том, что Кристиан назвал меня сегодня Возлюбленной с большой буквы (я это по интонации почувствовала). Простая оговорка, не иначе: да, мы прекрасно совместимы в физическом плане, но навряд ли он всерьез полагает, что я спасу его душу. Не спорю, нам было хорошо вдвоем, но не настолько же!..
Второе решение заключалось в следующем: несмотря на просьбу Кристиана, я все-таки должна встретиться с Гардой наедине. Он заявил, что это, мол, небезопасно, а я была настолько ошарашена тем, что прижимаюсь к его груди, что покорно согласилась подождать до следующей ночи, когда мы сможем вдвоем нанести визит миссис Уайт, но это было еще до кошмара. Во сне же мне открылось, что произойдет, если Гарда и Эдуардо разнюхают, кто такой Кристиан на самом деле. Я горы готова сдвинуть, лишь бы это предотвратить.
Стоя рядом с кроватью и любуясь на мирно спящего Кристиана, я пришла к выводу, что мое третье решение – пожить пока с ним, как он предлагал – вполне разумно. Зачем делать себя несчастной и резко рвать отношения? К тому же, подумала я, скинув шелковый халат и скользнув в постель, если я поселюсь здесь, будет проще за ним наблюдать.
Я прижалась к нему, и он сонно промурлыкал:
– Теперь тебе лучше, Возлюбленная моя?
Опять «Возлюбленная»! Я решила пропустить это мимо ушей. Провела ладонью вверх от его бедра до груди, прижалась щекой к теплой спине. На ощупь он такой крепким, сильный, непобедимый, но я-то знаю, что все может измениться в одну минуту.
– Расскажешь мне сон, который тебя так встревожил?
– Нет.
Он медленно повернулся, и я оказалась прижатой к его груди. Моя голова упиралась ему в подбородок. Он перекинул через мои ноги тяжелое бедро. Я вздохнула: сердце у меня екнуло.
Я ведь не из праздного любопытства спрашиваю, maly válečník. Я хочу тебе помочь.
– Знаю, – зевнула я и прижалась к нему теснее. Еще немного, и я растаю от нежности. – Но все уже прошло. А сейчас мне хочется спать.
Мы оба погрузились в сон. Я ощущала на волосах его глубокое, размеренное дыхание. Перед тем как окончательно заснуть, я разобрала слабый, едва различимый отголосок его мысли:
Тебе предстоит научиться доверию, Возлюбленная.
– Хорошо. Итак, снова повторим, что вы должны уяснить на время моего отсутствия. Джем, перестань ковырять в ухе! Лучше слушай, что я говорю! Тебе полезно. Эсме, не попросишь ли ты Элис оставить в покое вазочку Кристиана и переключить внимание на меня? Вот так. Спасибо. Итак: я сказала супружеской паре, что прибирается в доме Кристиана, что в этой комнате хранится очень ценная техника, которую лучше не трогать. Они обещали сюда не заходить. Главное, не высовывайтесь из комнаты, и все будет в ажуре.
Я сделала вид, что не замечаю, как кто-то пытается вторгнуться в мое сознание.
– Слушай, ты там одному парню приглянулась, – сказал Джем, бросив на меня хмурый взгляд исподлобья. Я уже почти привыкла к его вечной угрюмости: мальчишкам-подросткам это свойственно, пусть даже они призраки. Я машинально кивнула, а затем присмотрелась к нему повнимательнее.
– Что ты сделал с бровью? Не может быть… Ты… Как тебе удалось вставить в нее серьгу? Зачем?.. То есть как ты это сделал?
Джем ссутулился и принял насупленный вид.
– А куда подевался твой напудренный парик? У тебя же был парик! Я точно помню!
Он ухмыльнулся.
Я снова почувствовала, как кто-то лезет в мое сознание.
– Эсме, а ты можешь изменить свою внешность? Если, конечно, захочешь?
Эсме, словно истинная леди, восседала в кожаном кресле за столом Кристиана.
– Конечно же, милочка. Мы это умеем. В любой момент, стоит только пожелать.
– Но… но… – Я уставилась на ее стоптанные тапочки, ночнушку и халат. – Значит, ты можешь переодеться, но…
Она улыбнулась.
– Ах, с возрастом начинаешь ценить удобство превыше моды! Хотя ради Кристиана хочется надеяться, что ты к этому придешь еще не скоро. Тебе сейчас и без того уютно.
Я закашлялась и отвернулась. Щеки мои залил легкий румянец. Да, нелегко было выпроводить Эсме из комнаты Кристиана: она, видите ли, решила, что только благодаря ее советам наши отношения перешли на новый виток. Она три раза порывалась давать нам советы, как лучше заниматься любовью, пока наконец не удалось спровадить ее в кабинет Кристиана, где и протекала теперь наша беседа.
Призрак, стоявший сзади, снова заявил о себе. Я стиснула зубы и решила не обращать внимания.
– Хорошо. Значит, правила таковы – сидите в комнате и не вздумайте отправиться на разведку по дому. Кристиан встанет, когда стемнеет, а меня днем не будет, так что до десяти вечера развлекайте себя чем-нибудь сами. Надеюсь, мне не нужно напоминать, что… Элис, умоляю, оставь в покое вазочку Кристиана! Сомневаюсь, что у тебя получится набрать достаточное количество физической энергии, чтобы сдвинуть ее с места, так что, будь добра, не маши руками как мельница, это сбивает меня с мысли. Так на чем я остановилась?
С книжной полки за моей спиной слетела книга и упала на письменный стол. Эсме с интересом наблюдала за ее полетом.
– Гм-м… Ах да: надеюсь, мне не нужно напоминать, что если кто-то поведет себя недолжным образом, наказание последует незамедлительно: хранительницы! Судя по вашим заявлениям, томиться в карманах в виде помпонов не очень-то приятно, так что надеюсь на ваше благоразумие.
Из воздуха материализовалась алая роза и упала к моим ногам.
– Ах как романтично! – вздохнула Эсме. Кот подковылял к розе и принялся ее обнюхивать.
– А что мы будем делать, пока тебя не будет? Смотреть, как бешеная старая мышь прыгает вокруг той здоровенной дребедени?
Я перешагнула через розу и достала пульт дистанционного управления, спрятанный в дубовых рыцарских доспехах.
– Я включу вам телевизор, только тихо. Можете его смотреть, а хотите, на вид из окна любуйтесь или в носу ковыряйтесь – короче, мне все равно, чем вы будете себя занимать, главное, ни шагу из комнаты.
Джем на мгновение сбросил привычную хмурую личину и, разинув рот, уставился на телевизор:
– А это еще что за штука?
– Телевизор. Нет времени объяснять. Эсме, ты, наверно, видела телевизор?
– Да, разумеется! Горничная, которая убиралась у меня в номере, включала его каждый день. Мистер Вугамс и я стали поклонниками сериала «Улица коронации»[8].
Еще две розы материализовались из воздуха и упали к моим ногам. Кто-то снова попытался вторгнуться в мое сознание.
– Хорошо. Вот ты и объяснишь Джему, что такое телевизор. Элис, да что с тобой такое?
– При жизни она была домработницей, милочка.
– Ну и что с того?
– Ее хозяин обладал внушительной коллекцией фарфора. Лишь ей одной дозволялось прикасаться к его драгоценным вазочкам. Естественно, она возненавидела хрупкие предметы искусства.
– Гм-м. – С минуту я наблюдала за старушкой. – Как ты думаешь, у нее хватит сил разбить эту красоту?
Привидения, если очень постараются, могут физически взаимодействовать с нашим миром. Пример тому – розочки, с завидной регулярностью сыпавшиеся мне под ноги. Ваза Кристиана и изящный бюст греческой богини, который также привлек внимание Элис, – предметы ценные. Будет жалко, если она их расколотит.
Эсме оторвалась от телевизора и задумалась.
– Сомневаюсь. Но вот джентльмен, который пытается привлечь твое внимание, на это точно способен.
При этих словах сине-зеленая вазочка из агата приподнялась на три дюйма от подставки и опасно накренилась.
– Немедленно поставь на место! – огрызнулась я и засунула руку в карман, где хранился мел и «прах мертвеца». – Причем аккуратно, иначе не стану тебя вызывать!
Ваза медленно вернулась на место. Было слышно, как легонько стукнулся древний фарфор о полированное дерево.
Я очертила круг, поспешно пробормотала оберег и слова заклятия. Вот морока-то: пора уходить, а тут – вызывай докучливое, приставучее привидение! Я и так с трудом выскользнула из объятий Кристиана. Спать-то мне пришлось всего два часа. Не хватает только, чтобы он проснулся и заметил мое отсутствие!
Я чихнула и поднялась с пола. Воздух задрожал, собрался в комочки, потемнел, и передо мной предстал смуглый красавец с темными вьющимися волосами, короткой острой бородкой и блестящими голубыми глазами. На незнакомце было пышное жабо в стиле королевы Елизаветы, ало-золотистый камзол и гульфик явно увеличенных размеров. Я заземлила дух и схватила пальто.
– Любовь моя! Моя прекрасная! Наконец-то мои чары покорили тебя, и ты воззвала ко мне! – У призрака был приятный тенор, но говорил он с ужасным испанским акцентом. Я решила, что он – один из тех испанских придворных, что ошивались при дворе Елизаветы, пока их армаду не разбили наголову.
– Как тебя зовут? – спросила я, натягивая пальто.
Он поцеловал мне руку.
– Я – Антонио де Гутьеррес, граф севильский и ваш покорный слуга.
Он отвесил глубокий замысловатый поклон.
– Даю тебе десять секунд, чтобы ты объяснил, почему ты вдруг захотел, чтобы я тебя вызвала.
– Mi corazon![9] – Он прижал руку к сердцу, глаза его наполнились любовным томлением. – Только спроси, и я отвечу. Я увидел тебя в объятиях этого смерда, Темного, и понял, что ты предназначена мне. Ведь ты медиум! В твоей груди пылает то же пламя, что и в моей. Кто еще мог вызвать меня на свет божий из беспросветной бездны, где я столько веков влачил свое жалкое существование?
Я погрозила ему коротенькой толстенькой свечкой.
– Послушайте: никто – повторяю, никто – не имеет права подглядывать, когда мы с Кристианом… э-э-э… короче, когда мы вместе. Это всем понятно?
Эсме кивнула. Джем, скрестив по-турецки ноги, плавал в шести дюймах от телевизора. Элис принялась орать на керамическую статуэтку кошки, украшавшую книжную полку. Мистер Вугамс вылизывал свои интимные места.
– Хорошо. А теперь что касается тебя… – Я снова обернулась к Антонио. Он оперся о косяк двери и принял соблазнительную позу. – Мне пора бежать, так что некогда мне выслушивать твою историю и додумывать, какие дела тебе предстоит доделать, чтобы спокойно переселиться в мир иной. Значит, так: или ты даешь согласие смирно сидеть вместе с остальными в этой комнате и носу никуда не высовывать, или я привяжу тебя к этой свече.
Он уставился на свечу. В воске были примеси трав, и она издавала приятное благоухание, сродни ладану.
– А ничего более мужественного ты не нашла? Ничего более внушительного?
– Нет. Либо свеча, либо сидишь безвылазно в комнате. Выбор за тобой.
Он довольно изящно надулся, но тут же осклабился во весь рот.
– Я принимаю твое условие, пламенная моя, ибо живу лишь для того, чтобы угождать тебе.
– Ты давным-давно покойник, – напомнила я и схватила сумочку. – Ну, я пошла. Всем вести себя хорошо. Я скоро вернусь. И не забывайте о помпонах! Ослушники будут заточены в них на целую неделю!
Эсме охнула и прижала ладонь к щеке. Элис и Джем пропустили мои слова мимо ушей. Антонио оскалился еще сильнее и энергично задвигал бровями – наверно, считал, что это получается у него особенно соблазнительно.
– Сердце мое, не желаешь ли побеседовать со мной наедине в одной укромной комнатке, о которой знаю лишь я один? Это займет совсем немного времени, полчаса, не более. Ты скинешь с себя одежду, я тоже разоблачусь, а затем мы…
– Нет! Сиди здесь и веди себя как следует.
Он одарил меня таким взглядом, который, будь граф живым, растопил бы даже сталь.
– Ты не знаешь, что теряешь, но я буду терпелив. Скоро ты станешь моей! Скоро ты сама попросишь, чтобы я ублажил тебя, как и многих других женщин. – Он запнулся и что-то пробормотал себе под нос. – Конечно, эти женщины для меня ровным счетом ничего не значат! Я их всех позабыл, едва узрел твою ослепительную красоту!
Я устало вздохнула и жестом велела ему отойти от двери. Он примостился рядом с греческим бюстом, положил руки статуе на макушку, поставил на них подбородок. Будь он жив, он имел бы крайне обольстительный вид.
– О, ради всего святого… Ты покойник, Антонио. А я живая. Кроме того, Кристиан воплощает собой все, о чем только может мечтать женщина, так что твоей я быть никак не могу. Чем скорее ты выкинешь из головы эту вздорную мысль, тем лучше для нас обоих. Так что перестань бросать на меня жаркие взгляды, а к гульфику попробуй приложить лед. У меня есть дела поважнее, чем отбиваться от пятисотлетнего Ромео.
– Мое имя Антонио, а не Ромео, – горестно произнес он, вскинув на меня глаза обиженного щенка.
– Ха! – воскликнула я и хлопнула дверью прежде, чем он успел опять сделать мне какое-нибудь нескромное предложение.