Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения

Глава 25 Менеджеры инвестиционных банков — моя слабость

Почему, ну почему артвыставка в Чикаго проходит зимой? Отчего бы городу заблаговременно не переместиться на юг? Настоящий морозильник. К последнему дню выставки мне уже все вокруг казалось ледяным. Во время последнего похода из отеля к пирсу, когда глаза слезились от мороза, а шарф оброс льдинками, я привычно бубнила «ла-ла-ла-ла» и подогревала себя мыслями о Рождестве в Санта-Фе и теплой погоде, вспоминая о неповторимом свете и знаменитых пейзажах, вдохновивших Джорджию О'Кифф[25], которые увижу уже через десять дней.

Мы с облегчением вошли в тепло галереи и, когда тяжелая дверь закрылась за нами, размотали шарфы. Йен сказал:

— Решительно, Чикаго скучный город.

На нем были клетчатая травяно-зеленая с белым рубашка и галстук цвета лайма. Попытка поднять настроение? Не решившись спросить, я констатировала:

— Не столько скучный, сколько холодный.

— Вы совершенно правы, Джейн. Холод делает все кругом бесконечно скучным. Когда я бывал здесь раньше, Чикаго мне очень даже нравился, но сейчас холод напрочь выморозил способность радоваться.

Турне продолжалось уже два с половиной месяца; мы оба устали, даже вымотались, и стали беспокойными. По дороге в павильон мы обменялись замечаниями по поводу необходимости еще целых десять дней лязгать зубами в промерзшем городе, но порадовались, что и эта выставка закончится, как и остальные. Мы напомнили друг другу, что нам не дадут скучать коллекционеры предметов искусства, обуреваемые предпраздничным ажиотажем закупки подарков, и поговорили о различном отношении к творчеству Йена в Европе и Америке. Скульптор склонялся к мнению, что это лишь вопрос рекламы. Интересно было услышать столь практичную оценку коммерческой стороны дела от автора скульптур, искренне дорогих его сердцу. Наверное, нелегко оставаться объективным в отношении собственных произведений, в значительной мере являющихся отражением своего «я».

— Сегодня вторник, да? — вдруг спросил Йен.

— Да.

— Тогда смотрите: по вторникам художественный институт работает до девяти. Выставка закрывается в пять. Все скульптуры небольшие, их успеют упаковать и отослать к шести, самое позднее — к половине седьмого. Я предлагаю сходить в художественный сегодня вечером, когда закончим здесь. Несколько лет не видел свою любимую «Воскресную прогулку на острове Гранд-Жатт». Что скажете? А после поужинаем в «Ти рум». Скучают только скучные люди!

Неожиданно я вообразила себя не в галерее рядом с Йеном, а с зонтиком в руках и в пышной юбке на острове Гранд-Жатт в окружении красивых, стоящих на зеленом холме элегантных людей, чьи фигуры напоминают геометрические формы. Круги, прямоугольники, дуги и неопределимые изгибы, точечные мазки, крошечные пятна краски — изображение складывается из цветных точек. Из-за картины Жоржа Сера, которую только что упомянул Йен, я в свое время выбрала специальностью историю искусств. Простое созерцание «Воскресной прогулки на острове Гранд-Жатт» наполняло меня абсолютным, безоблачным счастьем. В детстве у меня в комнате висела ее репродукция. Помню, как подолгу рассматривала «Воскресную прогулку» Сера, отчаянно желая войти в этот прекрасный мир, стать светлой, элегантной, состоять из геометрических форм, точек, цветных крапинок, пока не узнала, что это такое — принадлежать к определенному социуму. Вряд ли можно считать знаком свыше, что у нас с Йеном одна и та же любимая картина, — многим нравится «Воскресная прогулка», неофициальный символ Чикагского художественного института. Тем не менее мне польстило, что мои предпочтения совпадают со вкусами величайшего из современных скульпторов.

— Прекрасная идея, Йен. Полностью поддерживаю.

День выдался очень спокойным, его не омрачили визиты сомнительных пиарщиц, заглядывавших только в первую неделю выставки. Немногочисленные посетители прогуливались по галерее, но ажиотаж улегся; казалось, сегодня, как в последний день большинства выставок, уже ничего не произойдет. В отсутствие наплыва посетителей Йен собирался пройтись по пирсу и посмотреть экспозиции других галерей.

— В самом деле, сходите, Йен, — предложила я и, чтобы скульптор не чувствовал себя обязанным остаться в павильоне, добавила: — Сегодня уже ничего не будет.

Йен ушел, а я осталась сидеть за столом, накручивая волосы на палец и в сотый раз разглядывая искаженные гримасами лица мертвых младенцев в павильоне напротив. Казалось, предводитель злых детишек насмехается надо мной. За неимением других дел я открыла шкаф и полезла за сумкой с арахисовыми мини-конфетами, чтобы пополнить блюдо при входе, — многочисленные шпионы могли донести Ризу об отсутствии «Ризов». Когда я выпрямилась и повернулась, чтобы идти к столу, в меня кто-то врезался. Так состоялось наше знакомство с Райаном.

Мне сразу показалось, что я видела его раньше — в Нью-Йорке. Кажется, он пару раз посещал нашу галерею или был на Осенней артвыставке в сентябре. Наверное, коллекционер?

— Извините, — улыбнулся посетитель. Высокий голубоглазый блондин в рубашке под цвет глаз и брюках хаки; коричневый ремень отлично подходит к замшевым туфлям от Феррагамо. Извиняясь, молодой человек дотронулся до моей руки, и от прикосновения между нами словно проскочила электрическая искра. Я зачарованно смотрела на красавца, чей облик отлично дополняли дорогой мобильный телефон, прикрепленный к ремню, и стильная надпись, вышитая на сумке, надетой через плечо: «Корпоративное соревнование компании «Чейз», Центральный парк, Нью-Йорк». Все ясно: передо мной скорее всего очень опасный подвид нью-йоркских холостяков: менеджер инвестиционного банка. Эти люди нередко привлекательны, а зачастую и неотразимы, они преуспевают, но весьма ненадежны. Душа моя, получившая серьезную рану как раз от высокого, лощеного, хорошо одетого, бойко говорившего, красивого и уверенного в себе стопроцентного американца, заклинала не лететь в огонь, но от сознания, что в двух шагах от меня стоит моя слабость, я размякла. Если мужчина не вышел ростом или одевается по последнему писку обезумевшей моды, я с легким сердцем откажусь от знакомства. Но молодой человек был высоким, и его одежда, судя по всему, была на пике моды года два назад. Я ничего не могла с собой поделать: высокие стильные банковские менеджеры — мой криптонит[26].

— Райан Деннисон. — Посетитель протянул руку, которая лишь секунду назад касалась моей. Я чуть не облизнулась, представив красавчика в темно-синем блейзере; вся неуверенность, страхи и старые раны мгновенно забылись. Я забыла и о менее притягательных качествах, которые могли таиться за роскошным фасадом «Брук бразерс»[27]: старые друзья по университетскому общежитию, просмотр бесконечных спортивных матчей по телевизору, рыбалка, свято соблюдаемая традиция по воскресеньям играть в гольф с приятелями. Я забыла обо всем, едва увидев этого парня, которого словно пересадили с родных полей индианской фермы на благодатную почву Гарвардской школы бизнеса. Я напомнила себе, что Диего у Кейт тоже менеджер инвестиционного банка, но при этом прекрасный муж и отец. Наперекор очевидному я надеялась, что Райан Деннисон принадлежит к исчезающему подвиду банковских менеджеров, имеющих душу.

— Джейн Лейн, — сказала я, пожав ему руку и прикидывая, что Джейн Деннисон звучит совсем неплохо.

— Рад познакомиться, Джейн Лейн. Мне особенно нравятся скульптуры небольшого размера. А что, Дик Риз всегда представляет Йена Рис-Фицсиммонса?

Единственное, что может быть лучше высокого стильного парня, — это высокий стильный парень, разбирающийся в искусстве. Я пристально посмотрела в синие глаза Райана и одарила его самой неотразимой улыбкой и лучшим откидыванием пряди волос, которые возможно проделать одновременно.

— Да, уже восемь лет.

Пригнув голову, я чуть уменьшила размер улыбки и томно посмотрела на гостя из-под ресниц, произведя впечатление даже на себя безукоризненным исполнением акробатического каскада мастерского флирта.

— Первая персональная и групповая выставки работ Йена… мистера Рис-Фицсиммонса в Нью-Йорке прошли в галерее Дика Риза. До этого скульптор участвовал в нескольких студенческих выставках в рамках программы МФА в Йельском университете.

Надеюсь, я произвела впечатление эрудированной и компетентной особы.

— А что вы думаете о его творчестве?

Вместо того чтобы пуститься в глубокомысленные рассуждения о динамизме и удивительном соответствии выбранных материалов цветовому решению, я ответила то, что думала:

— По-моему, скульптуры очень красивы и обладают редкой способностью вызывать у зрителей ощущение счастья.

— Хорошо сказано, — похвалил Райан.

Вспыхнув от удовольствия, я подумала: «Действительно, хорошо сказала». Наверное, корни моего былого неприятия творчества Йена крылись в том, что я не прислушивалась к своим ощущениям и инстинктивному пониманию. И вот теперь случайно открыла для себя истину.

Скульптуры Йена столь популярны именно из-за чувств, которые вызывают у зрителей.

Люди полюбили его творчество, потому что его скульптуры позволяют им ощутить безотчетное счастье.

Я знала это с самого начала. Мне не требовались теория искусства, методология, исторический контекст творчества. Во мне уже жил правильный ответ. Все, что требовалось, — доверять интуиции и верить в себя. Я понимаю творчество Йена, осенило меня. Я всегда его понимала! К счастью, Райан увлеченно рассматривал скульптуру «Без названия, номер семнадцать» и не обратил внимания, что его не поблагодарили за комплимент. Я не смогла найти нужных слов отвлекшись на крики зрителей на воображаемом стадионе: я словно натянула красно-белую форму девицы из группы поддержки, схватила огромные помпоны и завопила, выбежав на футбольное поле: «На-ко-нец-то!»

Стадион отозвался восторженным ревом. Трибуны как обезумели: зрители вставали по нескольку человек, подняв руки над головой, — они делали волну! «На-ко-нец! На-ко-нец!» — скандировала толпа; люди пустились в пляс, обнимались, вскидывали руки вверх. Даже не верилось — десять минут назад я сказала Йену, что до конца выставки уже ничего не произойдет, а тут такая революция… Но вот красно-белая болельщица опустила помпоны, я вновь сосредоточилась на посетителе и спросила, не из Нью-Йорка ли он.

— Да, — ответил Райан.

Волнение на никому не видимом стадионе понемногу улеглось, зрители начали садиться на места, и я подумала: а вдруг, совсем тихо и ненавязчиво, меня теперь всегда будут сопровождать одобрительные аплодисменты?

Как я и предположила, Райан работал менеджером в банке, а в Чикаго приехал в командировку. Между деловыми встречами он забежал на выставку на пирсе. Райан сказал, что видел Осеннюю выставку искусств в сентябре, а во время редких визитов в Челси всегда заходит в галерею Дика Риза. Мы немного поболтали о Нью-Йорке. Оказалось, Райан живет в Верхнем Вест-Сайде. Может, пора снова осваивать противоположный конец Центрального парка? Мне вдруг показалось, что в Верхнем Вест-Сайде меня ждут не только неприятные воспоминания.

— Сколько времени вы в Чикаго? — спросил он.

— Две недели. Через десять дней уезжаем.

— Я думал, увижу какое-нибудь объявление, что сегодня последний день выставки.

Я подтвердила, что сегодня экспозиция закрывается, и объяснила суть артпроекта.

— Завтра вечером открывается выставка в галерее Дэвида Дабни на Норт-Мичиган. В экспозиции будут некоторые из этих скульптур и новые, ранее не выставлявшиеся. Все небольшого размера.

Райан снова улыбнулся, и я восхитилась его зубами.

— Я возьму с собой прайс-лист, Джейн, — сказал он. — Позвольте мне оставить визитку. Вы позвоните, если кто-то потянет лапы к «Номеру семнадцатому»? Эта скульптура меня очень заинтересовала, но для крупных покупок я должен дождаться первого числа нового года.

Он протянул мне визитку с написанным на обороте номером сотового. В довершение всего я, кажется, еще и продала скульптуру!

— Джейн, — сказал Райан, когда я опустила в карман его карточку. — Понимаю, что предложение немного запоздало, но я здесь всего на два дня. Сегодня вечером вы, конечно, заняты, да? Я очень хочу пригласить вас на ужин.

— Спасибо, с удовольствием.

— Отлично, — обрадовался Райан. — Где вы остановились?

Последние часы на работе буквально пролетели. Больше в павильон никто не заходил, в пять выставка официально закрылась, и в галерею въехали грузовики. Начали снимать временные перегородки, прибыли специально обученные грузчики, повсюду разматывали рулоны мягкой упаковочной пленки с пузырьками. Йен оказался прав: скульптуры были упакованы и отправлены еще до шести часов. До звонка Райана у меня оставалось больше часа. Йен на секунду поднял глаза — он что-то писал, пристроившись на ящике, — и сказал, что с нетерпением ждет визита в художественный институт. И только тут я поняла, какую глупость совершила.

— О Господи! О, Йен, мне так жаль! Совершенно вылетело из головы. Я договорилась поужинать с… — Мне не хотелось говорить с «одним парнем», чтобы Йен не подумал, что я шляюсь по выставке, рассчитывая на свидания со случайными посетителями. Да и неловко отказывать Йену ради какого-то ньюйоркца. Может, позвонить Райану и отменить свидание? Но как же пробежавшие искры и многозначительное дрожание воздуха? — …с клиентом, — выдавила я и повторила с некоторым вызовом: — С важным клиентом.

Я пыталась убедить себя, что, строго говоря, не солгала.

Я думала, Йен рассердится или сочтет меня легкомысленной, но он лишь молча смотрел снизу вверх. В первую секунду он не смог скрыть огорчения, и в следующий миг у меня защипало глаза и я испугалась, что расплачусь. Непонятно, откуда такой разлад с собственными эмоциями: я уже готова разрыдаться ни с того ни с сего. Но в глазах Йена вдруг появился задорный огонек, и он мне подмигнул. Поднявшись, Йен подошел ко мне и легонько сжал локоть, словно я была его закадычным другом. Я даже решила, что его огорчение мне привиделось.

— Не расстраивайтесь, Джейн. Мы пробудем в Чикаго еще десять дней. Сходим в другой раз — не велика важность.

— Спасибо огромное, Йен, — сказала я с облегчением. — Обычно я так не поступаю, просто… — Я замолчала, не зная, что сказать.

— Но он хотя бы красив? — снова подмигнул мне Йен. Казалось, его ничуть не задела моя манера принимать по два приглашения сразу (одно — про запас), поэтому я не стала скрывать правду.

— Очень красив, — ответила я, легко клюнула Йена в щеку, подхватила пальто и шарф и поспешила на мороз, торопясь в отель — собираться.