Сердце Моего Монстра

Глава 4

Кирилл

Этого недостаточно.

Не массовых убийств.

Не пыток.

Не той зацепки, которой я следую, чтобы выманить человека, передавшего эту информацию албанцам.

Ничего не достаточно.

Особенно не этих чертовых пыток.

Я планировал сохранить жизнь Роэлу, пытая его сколько душе угодно, но я оступился, и он умер у меня на руках всего через две недели после того, как я его поймал.

Мои ноги отяжелели, когда я поднимаюсь по лестнице в дом. Куртка перекинута через мое плечо, а очки запачканы остатками крови этого подонка.

До моего слуха доносится вздох, прежде чем я поднимаю глаза и вижу Карину, бегущую вниз по лестнице, рука прикрывает ее рот.

В отличие от ее обычных розовых девчачьих платьев, сейчас она в небрежных черных брюках и толстовке с капюшоном. Ее волосы собраны в беспорядочный пучок, а на лице нет макияжа.

Моя сестра останавливается передо мной, выглядя как тень себя прежней. Налитые кровью глаза. Темные круги. Призрачное бледное лицо.

— Ты в порядке? Что это за кровь?

Я машинально смотрю на себя и понимаю, что моя рубашка в крови, как и мои руки. Должно быть, я забыл помыться. В последнее время я многое забываю. Мир начинает выглядеть как черная петля небытия, которой я не смог бы положить конец, даже если бы попытался.

Это может быть недостаток сна или тот факт, что все пусто и безлюдно. Если я буду спать как следует, у меня может возникнуть соблазн никогда, блять, не проснуться.

— Она не моя, — я начинаю обходить Карину, но она снова преграждает мне путь. — Что такое?

Ее губы дрожат, и она кусает сухую нижнюю. Плоть трескается, и в середине появляется полоска крови.

— Ты выглядишь так, будто вот-вот рухнешь. Тебе следует немного отдохнуть.

— Иди спать, Кара.

— Я не могу, — ее голос становится ломким. — Все, о чем я думаю, это о том, что чувствовала Саша до... до того, как ее убили и… и я не могу ни спать, ни есть, ни заставить себя что-либо делать. Он... нет, она была моим единственным другом.

Она.

Верно. Имя, которое я написал на ее могиле, указывает на то, что Саша была женщиной и моей женой.

Женой, которую я, блять, не смог защитить.

Виктор нашел время, чтобы объяснить сложную ситуацию членам моей семьи.

А я? Мне похуй на то, что кто-то из них думает.

Мне даже теперь похуй на будущее. Раньше я видел закономерности, пути и направления действий. Раньше меня мотивировали все цели, которые мне еще предстояло уничтожить.

Теперь я вижу только чертов черный.

Я провел всю свою жизнь, тщательно строя карточный домик, но смерть Саши заставила его развалиться.

Карина обнимает меня за талию и выжимает из меня все соки.

— Если я так себя чувствую, то тебе должно быть хуже. Она всегда была с тобой и... ты женился на ней поэтому... поэтому…

Я хватаю ее за плечо и отталкиваю. Тошнота подступает к моему горлу при воспоминании о последнем объятии, которое Саша подарила мне.

И я отказываюсь позволить кому-либо еще забрать это воспоминание.

Моя жена любила это дрянное дерьмо. Ей нравилось обнимать меня и пытаться утешить. Она также любила петь и целоваться. Но потом она ушла и забрала свои объятия, свои улыбки и даже свои приводящие в бешенство споры.

Мысль о том, что меня обнимут, вызывает у меня желание вонзить себе нож в гребаную грудь и смотреть, как льется моя кровь.

Слезы текут по щекам Карины.

— Я просто... я просто хотела тебя утешить.

— Не надо. Мне это не нужно.

— Тебе... действительно это не нужно?

— Да. Я в полном порядке.

— Пошел ты, Кирилл! Как ты можешь быть совершенно в порядке после ее смерти? Она посвятила тебе всю свою жизнь! Меньшее, что ты можешь сделать, это, блять, должным образом оплакать ее, ты, гребаный мудак! — она бьет меня кулаками, ногтями и шлепает по груди.

Я не останавливаю ее. У меня нет сил что-либо делать.

Моя сестра плачет и проклинает меня всеми существующими способами, выплескивая на меня свой гнев и разочарование.

Я ничего не чувствую.

Абсолютно, блять, ничего.

— Кара! — Константин врывается внутрь и уводит нашу сестру.

Она мечется и пинает воздух, ее заплаканные глаза метают лазеры в мою сторону.

— Отпусти меня! Этот мудак даже не притворяется, что на него это подействовало. Это как шесть лет назад, когда мы умоляли его остаться, а он просто повернулся к нам спиной, как психопат, Костя! Ему все равно! Все равно! Даже если человек, который защищал его ценой своей жизни, умер из-за него и всего дерьма, которое он устроил!

Мои челюсти сжимаются. Карина не замечает этого, но глаза Константина становятся жестче, когда он встряхивает ее.

— Заткнись, Кара. Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь.

— Я точно знаю, о чем говорю! Посмотри на него, такой беспечный после того, как пришел Бог знает откуда. Он не хочет говорить о ней. Но я буду, каждый гребаный день! Я напомню тебе о девушке, которая защищала и любила тебя, но взамен получила только смерть!

Я протягиваю руку с раскрытой ладонью к ее лицу и почти раздавливаю его в своей руке. Она наконец замолкает, ее глаза расширяются.

Я не узнаю спокойствия в своем голосе, когда отпускаю ее.

— Убирайся нахуй с моих глаз, пока я не сделал что-то, о чем пожалею.

Ее подбородок и губы дрожат. Рыдание вырывается из ее горла, прежде чем она бежит вверх по лестнице, ее всхлипы остаются позади.

Мой брат наблюдает за мной, нахмурив брови.

— У тебя тоже есть, что сказать? Я не могу гарантировать твою безопасность, если ты меня разозлишь нахуй, так как насчет того, чтобы ты вместо этого исчез?

— Не обращай внимания на Кару, — его голос слишком нежный, на мой вкус. — Она слишком защищена ради ее же блага, и ты знаешь, что она никогда не могла читать атмосферу.

— А ты можешь?

— Боюсь, не тогда, когда дело касается тебя. Но я начинаю учиться.

Его глаза смягчаются, и я так готов ударить его прямо в лицо, если он начнет жалеть меня, но это выражение не появляется. Вместо этого я смотрю на версию моего брата, которую, как я думал, потерял.

Давным-давно, когда Юлия решала взять его с собой на пикник или на какое-нибудь шоу, он прятался в моей комнате, просто чтобы провести со мной как можно больше времени.

Я взъерошил его волосы и сказал, чтобы он наслаждался тем, куда она его ведет, ради нас обоих. Вот тогда он смотрел на меня с тем же выражением, что и сейчас.

Я думал, что это была всего лишь печаль. Может быть, дискомфорт, но теперь я понимаю, что это форма тоски.

Константин всегда хотел быть со мной, но случилась Юлия, и это стало невозможным.

Он делает вдох.

— На случай, если ты не знал, тебя труднее всего прочитать, и это о чем-то да говорит, учитывая, что я знаю тебя всю свою жизнь. Сколько бы ни пытался проанализировать твои действия, я не могу найти объяснения тому, как работает твой разум. Я не могу сказать, действительно ли ты психопат, который не чувствует, или ты просто понятия не имеешь, что такое эмоции, и поэтому не можешь их выразить. Я помню, когда мы были молоды, ты любил Кару и меня больше, чем кого-либо другого, но эта часть тебя исчезла, и ты стал... этим. Что бы это ни было.

— Если за твоей утомительной речью есть какой-то смысл, ты уже должен был до него дойти.

— Я знаю, что ты все еще заботишься о Каре и, возможно, обо мне.

— Я не знал, что ты добавил бред в свой репертуар слов.

— Я знаю, что ты любишь, иначе ты бы не устроил мой брак с Кристиной, — он сжимает мое плечо. — И именно поэтому я знаю, что смерть Саши влияет на тебя больше, чем ты показываешь. Ты всегда был из тех, кто выглядел устрашающе спокойным, даже после того, как возвращался с пыток Романа. Ты был либо в состоянии буйства, либо в этом притворно спокойном режиме, поэтому я предполагаю, что ты страдаешь внутри, или сдерживаешь свою боль, или и то, и другое.

— Если ты закончил быть терапевтом-любителем... — я поворачиваю плечо, заставляя его отпустить меня, и отступаю в сторону, направляясь к лестнице.

— Тебе нужно взять себя в руки, Кирилл! — кричит он мне вслед. — Теперь ты Пахан, и твоя голова стоит больше, чем когда-либо прежде.

— Оставь беспокойство для своей жены, — я не смотрю на него, когда поднимаюсь по лестнице.

Он тонко пытается не быть с ней отвратительно влюбленным, когда я рядом. Даже Кристина воздерживается от любой формы ППЧ ² в моем присутствии. Они оба ходят по яичной скорлупе вокруг меня, как будто я могу сломаться, увидев, что они ведут себя как муж и жена.

Честно говоря, я подумывал о том, чтобы выстрелить им в голову всякий раз, когда видел, как они улыбаются друг другу. Это не из-за них. Это чувство гребаной обреченности, которое я испытываю всякий раз, когда вижу, как другие счастливы, когда это чувство навсегда исчезло из моей жизни.

Я не знал, что такое счастье, пока не заснул, как гребаный ребенок, на руках у Саши. Не было ни кошмаров, ни мыслей о будущем.

Просто... тишина.

Впервые за целую вечность я отвлекся от своих мыслей и просто чувствовал.

Теперь, когда это чувство, блять, ушло, я хочу конфисковать счастье каждого, раздавить его на куски и искупаться в его крови. Мне нужно превратить их миры в такие же черные, как и мой.

Юлия пересекает мой путь, поднимает подбородок и делает вид, что не видит меня. Она единственная, кто не пытался поговорить со мной, и я рад, что она этого не сделала, иначе у нас на руках было бы убийство.

Возможно, я немного терпим к Карине и Константину, но я бы задушил эту женщину до смерти, если бы она когда-нибудь упомянула имя Саши.

Я попросил персонал перенести мою одежду в другую комнату рядом с офисом. Моя старая комната теперь закрыта на ключ, и я сказал Анне сохранить его и никогда не отдавать мне.

Мои движения механичны, когда я снимаю одежду и вхожу в душ. Я смотрю, как кровь смывается с меня, смешивается с водой и исчезает в канализации.

Мог ли я так же легко исчезнуть?

Нет. Пока нет.

Я все еще не нашел ублюдка, который приказал ее убить.

Это, блять, не конец.

Пытки Роэла не утолили мою жажду насилия. Моя ярость остается сильной, спрятанной под поверхностью, ожидая другого выхода.

Я закрываю глаза и кладу голову на кафель, пока на меня льется холодная вода.

Мягкие руки обвивают мою талию сзади, и тепло сталкивается с ледяной водой. Ее маленькие ручки гладят мои бока и грудные мышцы, когда она кладет голову мне на спину. Я чувствую ее губы на своем затылке, нежно целующие меня.

Я хочу обернуться и посмотреть на нее, но, если открою глаза, она исчезнет.

Она всегда исчезает.

Поэтому я кручу обручальное кольцо, которое она надела мне на палец в тот день, когда сказала: «Да». Я ношу его с тех пор, как увидел ее тело на заднем сиденье машины скорой помощи. Моя рука кажется тяжелой, как будто она теперь весит тонну, когда на ней нет кольца.

— Тебе нужно поспать, Кирилл, — ее мягкий голос разносится в воздухе, как испорченная мелодия. — Твое тело в конечном итоге подведет тебя.

Саша звучит так взволнованно в моем воображении. Она всегда так звучала. Были времена, когда я думал, что она переступила черту, чтобы защитить меня, но только после того, как она ушла, я понял, что это был ее способ показать свою привязанность ко мне.

Она доказала свою любовь больше действиями, чем словами.

Я напомню тебе о девушке, которая защищала и любила тебя, но взамен получила только смерть!

Слова Карины ранят меня в мое кровоточащее сердце.

— Если я умру, смогу ли присоединиться к тебе? — я шепчу в тишине ванной.

— О чем ты говоришь? Ты был рожден для великих дел, а не для того, чтобы умереть, Кирилл. Теперь ты Пахан. Разве это не удивительно?

— Нет. Какой смысл быть Паханом, если я не могу защитить тебя?

— У тебя всегда были правильные приоритеты, и я никогда не была на их вершине.

— Это, блять, неправда! — я оборачиваюсь и тихо ругаюсь, когда ее тепло исчезает.

Блять.

Испытывая отвращение к собственной коже, я выхожу из душа и обматываю полотенце вокруг живота. Не имеет значения, что я переехал в другую комнату. Она повсюду. Ее душа цепляется за каждый угол и каждого гребаного человека в этом доме.

Но, возможно, это не так уж плохо.

Если ее призрак, блять, преследует меня и обвиняет в ее смерти, я все равно буду рад этому.

По крайней мере, она будет рядом.

Я надеваю другой костюм и направляюсь в свой офис. Дверь открывается, когда я достаю бутылку Макаллана из мини-бара. Я не заморачиваюсь со стаканом и пью прямо из бутылки.

Мое горло горит, но это никак не помогает избавиться от давящей тяжести в груди.

Виктор стоит напротив меня, и я указываю на мини-бар.

— Выпей.

Он не шевелит ни единым мускулом.

— Босс. Тебе действительно нужно поспать.

Я прислоняюсь к шкафу, скрестив ноги.

— Есть какие-нибудь новости о зацепке, которую мы получили с компьютера Роэла?

— Нет. Это тупик. Мы подозреваем, что отправитель находится за пределами страны.

— Россия, например.

— Я не уверен.

— Ну, я уверен, — я делаю большой глоток и слегка морщусь от острого вкуса. — У меня такое чувство, что Организация Бельского имела какое-то отношение к ее смерти. Она призналась, что изначально приехала в Нью-Йорк, чтобы шпионить за мной — или, точнее, за моим отцом — но в конце концов сдалась и решила остаться со мной. Существует огромная вероятность, что они избавились от нее, как только поняли, что она сменила сторону.

— Это всего лишь предположение.

— Правдоподобное предположение, — я с грохотом ставлю бутылку на стойку, отчего несколько брызг пачкают мне руку. — Я еду в Россию, чтобы расследовать это.

— Ты не можешь отправиться в Россию без доказательств и без подсказки об их местонахождении, не говоря уже об их участии. Кроме того, ты теперь гребаный Пахан, Кирилл. Твое положение уязвимо, учитывая, что ты не был на этой должности слишком долго. Не говоря уже обо всех фракциях, которые тебе удалось оскорбить за небольшой промежуток времени. Единственное, что ты можешь сделать прямо сейчас, это остаться и попытаться укрепить свой авторитет.

— Мне похуй на это. Я еду в Россию. Организуй все.

— Нет, я не буду.

Я смотрю в бесстрастные глаза Виктора.

— Ты не подчиняешься прямому приказу?

— Да. Я также скажу тебе, что если ты пойдешь не подготовленным, то только встретишь свою смерть. Ты был капитаном в чертовом спецназе, ты чертовски хорошо знаешь, что нельзя действовать без надежной информации.

— Убирайся нахуй с моего пути.

— Если ты настаиваешь, — он достает свой пистолет и пытается всунуть его мне в руку. — Сначала застрели меня. Я лучше умру, чем увижу, как ты выходишь из-под гребаного контроля.

— Не будь смешным. Я не знал, что ты научился драматизировать.

— Я не шучу, Кирилл, — он смотрит на меня. — Я был с тобой всю твою жизнь и видел, как тебя пытали и доводили до грани. Я видел, как ты преодолевал любые препятствия, которые стояли на твоем пути. Ты зашел так далеко, потому что ты сделал так, чтобы это произошло. Если ты не возьмешь себя в руки и не начнешь вести себя как Пахан, тебя убьют. Как ты думаешь, Александре понравилось бы видеть тебя этим гребаным самоубийцей?

— Заткнись, Виктор.

— Это правда. Она, должно быть, только что перевернулась в могиле.

Я хватаю пистолет и направляю его ему в лицо.

— Я сказал. Заткнись нахуй.

Он смотрит на меня, не моргая.

— Убей меня, а затем делай все, что, черт возьми, захочешь. Александра ушла, как и Юрий, и Максим. Я единственный, кто может обеспечить твою безопасность сейчас, но ты делаешь мою работу невозможной, навлекая все эти угрозы в свою жизнь. Если ты не убьешь меня до того, как отправишься в Россию, я застрелюсь сам.

— Виктор, — рычу я.

— Я делаю то, что сделала бы она, — говорит он. — Мы не ладили, но у нас была одна общая черта. Оберегать тебя. И будь я проклят, если отправлю тебя на верную смерть.

Я опускаю пистолет на бок и другой рукой кручу обручальное кольцо.

Как бы мне ни хотелось придушить этого ублюдка, он прав.

Это не я. И она не хотела бы видеть, как я попадаю в опасную ситуацию.

Она умерла не для того, чтобы я мог последовать за ней.

По крайней мере, пока.

Сначала мне нужно выяснить, кто, черт возьми, забрал ее у меня.

Только когда я вырву их сердце голыми руками, я смогу присоединиться к ней.