Серебряная цепь

9

Дана достала мячик для гольфа и передала короткую клюшку мальчику, слегка кивнув на его поздравления после удачной игры. Она выбивала восемьдесят третий день подряд, что значило, что она могла участвовать в женских соревнованиях по гольфу, проводимых каждый год четвертого июля в Кантри Клубе в Гросс Пойнте. Она направилась через холм к зданию клуба. Ее волосы были собраны сзади в строгий хвост, не было ни макияжа, ни сережек. В двадцать один год она выглядела на десять лет старше, лицо осунулось, тонкие морщинки появились вокруг глаз и рта. Ее тело было упругим и спортивным благодаря тренировкам, которые она неустанно проводила на поле для гольфа летом и на теннисном корте зимой.

Она остановилась, чтобы сообщить свой счет, а затем прошла прямо в женскую раздевалку, не разговаривая ни с кем по пути, стянула с себя мокрую одежду и встала под освежающий душ. Пустив струю на полную мощность, она подставила ей лицо, и каскад воды обрушился на голову и тело. Она ужасно устала. Сжала губы, вспомнив о причинах своей игры в гольф. За эти два года после того, как они с Маршаллом вместе играли в гольф на Барбадосе, она заставила себя стать опытным игроком, но муж все равно отказывался играть с ней. Лучики морщинок вокруг рта углубились, когда подумала о Маршалле, и она повернулась в душе, чтобы вода сняла напряжение с мускулов спины.

Дана никогда больше не ощущала того слепого обожания своего мужа, какое чувствовала во время их головокружительного романа. За три года их брака Маршалл стал пить еще сильнее, и она тоже не отказывалась. Отрегулировав душ, Дана потянулась за мылом и начала медленно намыливать свое тело. Головная боль, от которой она проснулась сегодня утром, почти прошла, физические упражнения, как всегда, прогнали остаток утреннего похмелья, которое стало вполне привычным явлением в последнее время. Невольное отвращение отразилось на ее лице, когда она представила обрюзгшего растолстевшего мужа. Стерся из памяти красивый, чувственный мужчина, за которого она вышла замуж. Возможно, устало подумала она в тысячный раз, он всегда был грубым и вульгарным, просто она была слишком наивной и не хотела ничего замечать. Интересно, успел ли Маршалл на работу?

Они всегда брали две машины, если отправлялись на вечер вместе, а вчера он пришел домой гораздо позже ее. Как обычно, она притворилась спящей, когда он ввалился в комнату, но вместо того, чтобы упасть на постель рядом с ней и заснуть, он настоял на том, чтобы она удовлетворила его желание. Дана устала от нескончаемой череды вечеринок, где все напивались до неприличия, ее тошнило от романов среди знакомых, она больше не любила Маршалла.

Она намылила волосы шампунем, смыла его, откинула назад мокрые пряди и выключила воду. С минуту постояла под кондиционером, пока обсохло тело. Ее брак был ловушкой, стены душа давили на нее, как тесные отношения с Маршаллом. У Даны внезапно закружилась голова. Она отодвинула тонкую занавеску и начала вытираться сухим полотенцем.

Раздевалка была полна матрон из Гросс Пойнта, которые оживленно болтали, переодеваясь после игры, но Дана сторонилась всех, и никто с ней не заговорил. Захотелось позвонить бабушке перед ланчем с дядей Гэвином. Маргарет сильно постарела за последний год, теперь она редко выходила на улицу, и Дана за нее очень беспокоилась.

Когда она последний раз была в Нью-Йорке, ужасно хотелось откровенно рассказать бабушке о своей жизни в браке, о поведении мужа… Но Дану поразил вид бабушки: ее глаза глубоко запали, руки стали тоньше, ее постоянно одолевали усталость и чувство одиночества. Со времени замужества дочери Джосс проводил почти все время в Голливуде, и Маргарет о нем тосковала больше, чем можно было ожидать. Хотя Маргарет Уэллес было почти восемьдесят, Дана не могла поверить, что может потерять свою сильную, решительную бабушку. Она пообещала себе навестить ее снова после четвертого июня. Возможно, она даже уговорит Джосса прилететь на Восточное побережье, бабушке это понравилось бы.

Джосс. Глаза Даны увлажнились, и на лице появилось такое выражение, которое теперь редко бывало у нее. Она открыла шкафчик с одеждой, застегнула белый кружевной лифчик и натянула маленькие трусики. Джосс теперь стал еще популярнее, на этот раз в кино. Он снялся в трех больших картинах подряд, сборы были необыкновенно велики, и он стал ведущей звездой Голливуда. Больше недели они не разговаривали. Вероятно, у него очередной роман.

Она натянула через голову льняное платье малинового цвета и поправила его на бедрах. Не взглянув на себя в зеркало, надела туфли и застегнула в каждом ухе крошечные золотые серьги-колечки. Распустив волосы, которые теперь доходили ей лишь до плеч, она зачесала их за уши и достала из сумочки губную помаду.

Она ужасно скучала по своему отцу. Когда она училась в школе, а он играл в театре, они виделись каждый день. Даже когда она поступила в колледж, он все равно умудрялся регулярно навещать ее. Дана попыталась рассказать по телефону о кошмарных сценах, которые закатывал ей Маршалл, но Джосс ничего не понял. В основном он рассказывал сам о последних голливудских сплетнях, а в конце, не разобравшись что к чему, сказал, что в восторге от того, что его дочь счастлива. Дане как-то не удавалось найти слова, которые могли бы остановить болтовню Джосса и приковать его внимание к себе. Она криво улыбнулась, зная, что Джосс всегда отмахивался от неприятных новостей, считая, что все само собой образуется, что все опять будут веселы и счастливы. Дана наконец посмотрела в зеркало, держа в руках помаду, и поморщилась, увидев свое отражение. Она выглядела строгой и хрупкой, совсем не отличалась от многих других молодых женщин ее круга. На ее лице не было улыбки, только усталость. Торопливо накрасила губы, убрала помаду и выбросила из головы неприятные мысли.

Медленно вышла из женской раздевалки в покрытый ковром главный зал клуба, прошлась по длинному коридору мимо комнаты для игры в карты, мимо гриль-бара и вышла на веранду с белыми колоннами. Здесь стояли круглые столики под зелеными зонтами, на одном конце террасы был длинный буфетный стол, в баре шли приготовления к сервировке обеда. Вдалеке четыре человека играли в гольф, а слева Дана увидела еще одну группу людей, столпившихся у первой лунки. Она задержалась в проходе, ища глазами Гэвина, и вытащила из сумки большие темные очки. Солнце светило так ярко, что даже стало резать глаза.

На дальнем конце террасы Дана увидела Гэвина. Он сидел один за маленьким столиком на двоих, и она помахала рукой, давая понять, что заметила его. Когда приблизилась, обойдя другие столики, он уже встал и отодвинул для нее стул. Подошел официант, ожидая заказа. Гэвин Фоулер поцеловал жену племянника в щеку. Несмотря на строгий деловой костюм, он не выглядел одетым неуместно, и почтение, с которым официант принял заказ, еще больше подчеркивало авторитет этого человека в глазах окружающих. Дана слегка кивнула и опустилась на стул. Они молчали, пока официант не принес "Кровавую Мэри" для нее и чай со льдом для него.

— Хорошо выглядишь, Гэвин, — равнодушно сказала Дана, не снимая темных очков, чтобы он не мог видеть ее глаз. Ее рука немного дрожала, когда она подносила к губам свой бокал.

— У тебя была бурная ночь? — равнодушно спросил он, удивленно подняв брови при виде ее дрожащих рук. Дана быстро поставила бокал на стол и полезла в сумочку за сигаретами. Гэвин вынул из пепельницы коробок клубных спичек, зажег и дал ей прикурить. Откинувшись назад, он отбросил коробок и внимательно посмотрел на нее. — С каких пор ты куришь?

Дана пожала плечами. Официант принес меню, и она подняла очки на лоб, изучая знакомый выбор блюд. Гэвин заказал для обоих, и когда они опять остались один, оглядев террасу, сказал с нескрываемым раздражением в голосе:

— Неужели этим людям больше нечем заняться? — Он перевел взгляд на Дану, и его раздражение усилилось.

— А тебе?

— Вообще-то нечем, — равнодушно призналась она. Интересно, почему он настоял на этом общем обеде, подумала она, и, когда снова спрятала глаза за очками, ей показалось, что изо всех углов на них смотрят люди, удивляясь тому же самому. Гэвина знал в лицо весь Детройт, но он редко показывался в клубах. К вечеру, подумала она, сплетни разнесутся по всему городу. С первого дня в Гросс-Пойнте она прониклась к Гэвину уважением, несмотря на ощущавшуюся в их отношениях напряженность.

Только он воспринимал ее живопись всерьез, хотя, к ее стыду, она почти не бралась за кисть в этом году.

— Ты рисуешь? — спросил он, словно прочел ее мысли. — Сейчас работаешь над чем-нибудь? — Дана отрицательно покачала головой и поняла, что он разочарован. Она вспомнила крошечную комнатку, которую Маршалл называл студией, и ее лицо смягчилось при взгляде на Гэвина. Именно он настоял на том, чтобы расширить комнату, сделать большие окна, чтобы солнечный свет проникал туда, и устроить полки для полотен и красок. Ей было неловко признаваться в том, что она редко заходит в светлую просторную студию, которую он для нее создал. Обстановка угнетала ее, напоминая о том коротком периоде, когда любовь к Маршаллу сочеталась у нее с талантом к живописи. Теперь она потеряла и то и другое, заменив обе эти страсти на дурацкую, отнимающую время навязчивую идею стать чемпионом по гольфу.

— Ты попусту тратишь время, — коротко сказал Гэвин, его голос был осуждающим.

— Я не хочу говорить об этом, — отозвалась Дана, дав понять, что эта тема закрыта. Они переглянулись, как два старых противника.

— Хорошо, — сменил тему Гэвин. — Вообще-то я хочу поговорить о другом. Поэтому и пригласил тебя.

— А я-то удивлялась, чему обязана такой честью, — мрачно сказала Дана. — Ты никогда не обедаешь в клубе.

— Да, — его лицо оставалось безучастным. — Зато ты обедаешь здесь слишком часто.

— Кто тебе сказал?

— Немногое ускользает от моего внимания, пора тебе это заметить. Хотя это и Детройт, но круг наших знакомых достаточно ограничен.

— А ты против? — холодно бросила Дана.

— Нет. Но ты попусту тратишь время. — Гэвин махнул рукой, снова закрывая тему. Молча они ждали, пока официант принес ему сандвич, а ей салат. Официант удалился, и он так же неторопливо продолжил, пристально следя за реакцией Даны на его слова. — Надо поговорить о Маршалле, но так, чтобы он не знал об этом разговоре.

— Мы здесь не совсем одни. — Дана оглядела террасу и коротко рассмеялась. Здесь было столько народу, все столики были заняты, а у буфета выстроилась длинная очередь.

— Я знаю, — согласился Гэвин, посмотрев на часы. — Но это по пути в аэропорт, а в два тридцать у меня самолет в Нью-Йорк.

— Ты всегда делаешь кучу дел одновременно. — Дану это позабавило. Она отодвинула от себя нетронутый салат и снова закурила. Гэвин заказал ей еще один коктейль и принялся разрезать свой бутерброд на мелкие части.

— Твой муж слишком много пьет, и это мешает его работе. — Не глядя на нее, он принялся поглощать свой ланч. — Мне это не нравится, и я хочу, чтобы это прекратилось.

— Ты говоришь не с тем Фоулером, — возразила Дана, потянулась к своему бокалу и сделала долгий глоток.

— Он меня не любит, его мать закрывает глаза на его недостатки. Больше Фоулеров нет. — Гэвин прекратил есть и сказал: — Сними эти очки и посмотри на меня.

Удивленная внезапной строгостью голоса, Дана послушно подняла очки на лоб и вопросительно взглянула на собеседника. Он быстро кивнул и откинулся назад. Его тон стал еще более настойчивым.

— Я больше не могу и не собираюсь его покрывать. Он разрушит мою компанию, если получит ее, оставаясь таким, как сейчас. Я не могу пойти на такой риск. — Он положил руки перед собой на стол, как будто проводил совещание, и сухо продолжил: — "Фоулер Моторс" управляли Фоулеры с тех пор, как мой дедушка основал ее, и я не собираюсь передавать ее некомпетентному пьянице.

Слезы навернулись на ее глаза, и она моргнула, чтобы смахнуть их. Гэвин обрисовал ситуацию несколькими жесткими словами, и секрет, который она хранила от него, оказался никаким не секретом. Череда воспоминаний о пьяном растрепанном муже, то бессвязно что-то бормочущем, то злобно оскорбляющем ее, промелькнула в ее голове. Захотелось узнать, что подумал бы Гэвин, если бы узнал, каким жестоким становится его племянник в спальне, когда вокруг нет свидетелей. Она рассеянно потерла плечи, как будто до сих пор чувствовала его железную хватку, когда он яростно тряс ее во время одной из отвратительных пьяных сцен. Ее голос дрожал от страдания, когда она бросила:

— И что ты от меня ждешь?

— Роди ребенка, — спокойно сказал Гэвин. — Ему нужно остепениться. Появление детей обычно дисциплинирует Возможно, он бросит пить. Он всегда был достаточно разумным, чтобы управлять компанией, но он никогда не получит ее от меня, пока не докажет, что намерен целиком посвятить себя семье и бизнесу. — Долгая тишина повисла между ними, пока Гэвин смотрел на ее опущенную голову, а она крутила на пальце массивное обручальное кольцо. Ее пальцы стали совсем тоненькими, и кольцо почти спадало. — Вы не заводите детей по какой-то определенной причине?

Дана вспомнила ночи, в которые муж возвращался домой, когда она давно спала, когда он был слишком пьян, чтобы заниматься любовью, и как она была этому рада, потому что он был отвратителен. Интересно, подумала она, знает ли Гэвин, что его племянник возобновил свой роман с Бетти Эббот? Сама она узнала об этом случайно, увидев, как ее муж выходил из спальни Бетти во время вечеринки в Лифорд Ки. На ее упрек он только рассмеялся и ушел. Гэвин будет в ярости, если узнает об этом романе его племянника, и это может означать конец карьеры Маршалла. А она понимала, что значило для ее мужа стать следующим президентом "Фоулер Моторс"! Если что-нибудь помешает ему возглавить фирму, он наверняка будет вымещать свою злобу на жене. Она опустила глаза и солгала:

— Нет, никакой причины нет.

— Вы планируете заводить детей? — настаивал Гэвин.

— Мы говорили об этом до свадьбы, но не после. — Дана часто мечтала иметь своего ребенка, чтобы любить его и заботиться о нем, но когда думала о Маршалле как об отце малыша, то понимала, что это невозможно. Хотя она сильно завидовала Линни и Дрю Блейкам, у которых были две маленькие девочки, ей невмоготу было видеть их печальные личики, смотрящие, как их родители напиваются с друзьями. Линн пила и одна по утрам, и Дана дала себе слово, что у ее детей никогда не будет такого дома. Хотя она не пила одна, приходилось признать, что она пьет слишком много, и потом — нельзя рисковать. Ведь Маршалл может так же жестоко обращаться с ребенком, как он обращается с ней. Что ждет беззащитного малыша, если у его отца случаются такие кошмарные приступы ярости?..

— Теперь для этого пришло время. Тебе нужно заняться чем-то более полезным, чем гольф, а Маршаллу давно пора посерьезнеть, — сказал Гэвин не допускающим возражений тоном, но в глазах светилась тревога. — А Фоулерам нужен наследник.

— Это не так просто.

— По крайней мере, подумай о том, что я тебе сказал. Ты обещаешь подумать?

— Хорошо, я подумаю, — обещала Дана. Гэвин аккуратно подписал чек и отдал официанту. Он поднялся и нерешительно посмотрел на нее, как будто собирался сказать что-то еще.

— Я обязательно подумаю, — повторила Дана и слабо улыбнулась.

Гэвин кивнул головой, как будто остался доволен разговором, и похлопал ее по плечу.

— Это все, о чем я прошу. Если ты захочешь рассказать мне что-нибудь, ты ведь сделаешь это, правда? — спросил он, глядя не на нее, а на часы, затем поверх ее головы в сторону стоянки машин. Шофер уже подогнал машину к клубу.

Дана хотела сказать седому старичку, что она больше не может жить с его племянником, не то что иметь от него ребенка. Внезапная дрожь пронзила все ее тело, потому что она испугалась, что Маршалл изобьет ее, если узнает, что она жаловалась дяде. Она хотела крикнуть, что боится своего мужа, что Маршалл унижает ее и предпочитает спать с другой женщиной. Она хотела, чтобы Гэвин узнал, как ей страшно, что она не знает, что делать, как расторгнуть свой брак, куда идти, но Гэвин уже отвернулся, и его квадратные плечи были где-то вдалеке между столиками. Он разобрался с одной проблемой и готовился разобраться с другой в Нью-Йорке.

Дана откинулась на спинку стула и прикурила от спичек, которые оставил Гэвин. Столики вокруг опустели, буфетный стол внесли внутрь здания, и только несколько завсегдатаев ошивались возле бара. Пока они обедали, солнце зашло за облака, похоже, собирался дождь.

Уставшая и опустошенная, Дана сожалела, что не использовала возможность рассказать все Гэвину. Хотя была уверена, что на самом деле он не хотел узнать что-либо о личных проблемах племянника. Она была так близка к тому, чтобы попросить о помощи, что внезапно поняла раз и навсегда, что ее брак распался. Единственное, чего ей хотелось, — это избавиться от Маршалла, от их бесполезного обременительного сожительства, от Гросс Пойнта, от всего, во что превратилась ее жизнь. Захотелось еще выпить, но она заставила себя отрицательно покачать головой на вопрос официанта, и он ушел, оставив ее наедине со своими мыслями. Женщина безучастно смотрела на поле для гольфа, где играли четыре человека, и они радостно вскрикнули, когда один из них промахнулся по лунке.

— Да, победа ускользнула, Пауэрс.

Они расплатились друг с другом, сообщили свой счет, и трое из них направились к мужской раздевалке. Четвертый подошел к Дане с приятным удивлением на лице.

— Ты давно здесь? — Майк Пауэрс опустился на стул напротив Даны, заказав себе чай со льдом. — Ты видела это? Я не смог попасть в лунку со смехотворного расстояния! — Он принялся бодро описывать ход игры. Однако его взгляд был встревоженным. Наконец Майк наклонился к ней, сжав ее узкую ладонь в своей. — Дана! С тобой все в порядке? Что случилось?

Она автоматически улыбнулась, взяла сумочку, сдвинула стаканы и встала, собираясь уходить.

— Все в порядке, Майк. Со мной все в порядке.

— Нет, что-то не так. — Он легонько толкнул ее обратно. — Да у тебя на лице это написано. — Глаза Даны наполнились слезами, и она тщетно попыталась их смахнуть. — Маршалл. Ведь это из-за Маршалла? Что случилось?

— Ничего, — сказала она равнодушно и посмотрела на Майка с вызовом.

— Все же что-то случилось — ты перепугана насмерть. Марш тебя достает?

— Не больше, чем обычно. — Ее рука задрожала, и он сжал ее еще крепче. Дана поняла, что жалость для нее невыносима, даже от Майка.

Он был единственным в компании, кто отказывался принимать наркотики, кому удавалось оставаться трезвым, когда все остальные пьянели, и кто привозил Маршалла домой, когда тот не в состоянии был вести машину. Он был единственным, кто относился к ней по-доброму с первого дня их знакомства, кто поддерживал, когда ее представили детройтскому обществу, когда Маршалл и Бетти стали удаляться из компании вдвоем все чаще и чаще. Майк был единственным человеком в Гросс Пойнте, которого Дана могла назвать своим другом, но она не могла пожаловаться на Маршалла, так же, как у нее не хватало смелости довериться бабушке, Джоссу или даже Гэвину.

— Пойдем. — Майк встал и поднял ее на ноги. — Давай уедем отсюда. — Дана мрачно кивнула, позволив увести себя с террасы. Ее стала бить дрожь, когда дождь все же начался и когда Майк осторожно выехал со стоянки и свернул на дорогу. Ее глаза были затуманены слезами, и она не имела ни малейшего представления, куда они едут. Увидев воду, она поняла, что он привез ее в маленький рыбацкий домик, который он купил на озере Сент Клер.

— Вылезай, — скомандовал Майк и повел ее по заросшей тропинке к входной двери и через крошечную кухню в маленькую гостиную. Она устроилась поудобнее на потертом сиденье стула, а он развел огонь в печурке и поставил кофейник. Когда аромат кофе донесся из кухни, он развел огонь в камине и набросил на колени Даны старое армейское одеяло — в комнате было сыро. Долго молчали, потягивая горячий кофе, пока Дана с тихим вздохом не поставила кружку на стол.

— Лучше? — нежно спросил Майк.

— Намного лучше. — Дана выдавила из себя слабую улыбку. — Спасибо.

— Хочешь поговорить?

— Не очень… то есть да… не знаю.

— Ты можешь мне доверять.

— Знаю. — Дана улыбнулась и ласково посмотрела на собеседника. Добродушное лицо Майка было покрыто таким же сильным загаром, как и тогда, когда она увидела его в первый раз. Только вокруг обозначились морщинки, и несколько седых волосков появилось на висках. Интересно, почему он не женится, подумала Дана. Женщины не обходят его вниманием, по крайней мере за то время, пока она его знала. Он был архитектором и проектировал ультрасовременные здания на Среднем Западе, но ему, видимо, не хватало времени, чтобы прилично обставить свой дом. Она отметила несвежий вид комнаты. Хотя голый, обшитый досками пол нуждался в покраске, а уж стены точно не обновляли несколько лет, все равно было что-то очень приятное в этом скромном коттедже, и она расслабилась, вытянув длинные ноги поближе к огню.

— Я больше не могу так жить, Майк. Пьянки, наркотики, — это невыносимо.

— Маршалл?

— Я боюсь его.

— Он когда-нибудь делал тебе больно? — спросил Майк тревожно и наклонился к ней, словно пытаясь броситься на защиту.

— Да, — призналась Дана, вздохнув. Наконец-то она сказала это вслух и почувствовала облегчение впервые за последний год с тех пор, как Маршалл стал бить ее, когда приходил домой пьяным, а она отказывалась с ним спать. Угнетавший ее стыд за то, что живет с мужчиной, который оскорбляет и унижает ее, немного прошел после того, как она смогла рассказать об этом кому-то другому. Когда Маршалл возобновил роман с Бетти Эббот, Дана надеялась, что он не будет претендовать на близость с ней, но он все равно настаивал на том, чтобы она жила с ним. Когда ударил ее в первый раз, она упала на кровать, охваченная ужасом и болью. Ее никогда еще никто не бил, и удивление от того, что он поднял на нее руку, оказалось сильнее боли. Когда она попыталась закричать, муж схватил ее за плечи и так встряхнул, что ее голова болталась из стороны в сторону. — "Ты, тупая сучка, никогда больше не смей говорить мне нет!". Маршалл запугал ее угрозами и ушел из дома.

Как обычно, на следующий день он раскаивался, но это повторялось всегда, когда он наливался до такой степени, что не соображал, что делает, и бил ее. Дана его не прощала. Парализованная ситуацией и будучи не в силах ее изменить, Дана пыталась не попадаться пьяному на глаза, и не знала, как жить дальше.

— Когда? — почти прошептал Майк. Дана глядела на него, не в силах ответить. — Он бил тебя? — Она кивнула. — Не один раз? — Она опять кивнула. — Ты кому-нибудь говорила? — Дана горестно покачала головой. — Почему? — Она не смогла ответить. — Ты его боишься? — Она подняла глаза, полные слез. — Черт возьми, он просто ублюдок! — Майк встал и заметался по комнате, его лицо пылало от гнева. — Как я хотел бы врезать ему! Ты не можешь туда возвращаться.

— Пожалуйста, Майк, — попросила Дана. Она вскочила на ноги. — Он убьет тебя, если ты ему что-нибудь скажешь. И никогда не простит меня, если узнает, что я тебе все рассказала. — Дана отметила, как обычно спокойное и доброе лицо Майка стало жестким и даже брезгливым.

— Мы знали о девушке, которую он изнасиловал. Сколь ужасно это ни было, считалось, что он сделал это спьяну, не понимая, что творит. Никто не мог себе даже представить, что он когда-нибудь будет способен ударить женщину, что он бьет свою жену… Ведь тебе наплевать, простит он тебя или нет, правда? — Майк с сочувствием смотрел на ее изможденное лицо, а затем взгляд его прояснился, и он с облегчением сказал: — Ты боишься, что он обидит тебя, узнав, что ты с кем-то поделилась своим горем?

Дана кивнула и встревоженно сказала:

— Пообещай, что ты никому ничего не скажешь.

— Нет, я не буду тебе ничего обещать, — возразил Майк, обнял ее за плечи и притянул к себе, чтобы лучше разглядеть выражение ее лица. — Но обещаю не делать ничего, что подвергло бы тебя риску. — Он ободряюще похлопал ее по спине. — Ты не должна возвращаться домой, там небезопасно. Что, если как-нибудь ночью он потеряет контроль над собой? Не надо рисковать.

— Мне некуда идти. — Дана уткнулась в его свитер, и ее почти не было слышно. — Как мне его бросить? — Взгляд ее был серьезен. — Я не могу вернуться в Нью-Йорк — бабушка больна. Я не могу поехать в Голливуд — Джосс на съемках. Больше мне некуда идти.

— Ну… — он, заколебавшись, оглядел комнату. — Ты можешь остаться здесь на некоторое время. — Оба засмеялись, когда дождь полил еще сильнее и несколько капель просочились с потолка им на головы. — Оставайся со мной. В Детройте.

— Это невозможно. Спасибо за предложение. — Дана отошла к камину, огонь в котором угас. Потерла руки и посмотрела на смолистое полено. — Но я и не могу больше ждать, а что делать, не знаю. Хотела справиться сама, но теперь поняла, что не смогу. Мне нужно уезжать отсюда куда-нибудь, неважно куда.

Майк подошел к двери и распахнул ее. Со стороны озера налетел свежий ветерок. Над водой кружилась стая гусей, улетавших на юг. Дана подняла одеяло, которое упало на пол, когда она встала, аккуратно свернула его и положила на край дивана. Майк закрыл дверь спиной и обратился к Дане.

— Он не заслуживает тебя, — глухо сказал он. — Как ты могла за него выйти?

— Мне было всего восемнадцать, когда мы встретились, он был красивым, и я была очарована. — Дана пожала плечами и повысила голос. — Я была такой идиоткой, совсем не догадывалась о разнице между страстью и любовью.

— Ты была слишком молода. — Майк подошел и нежно убрал волосы с ее лба. — Ты и сейчас молодая.

— Я больше этого не чувствую, — с тоской сказала Дана.

— Позволь, я помогу тебе? Тебе нужно уходить оттуда, нельзя жить с таким уродом. — Майк обнял ее за плечи и нежно прижал к себе. Она положила голову ему на плечо. Ей было спокойно и удобно рядом с ним, впервые за долгие месяцы она почувствовала себя в безопасности. — Поедем вместе, ты можешь остаться в моей квартире в городе, пока решим, что делать дальше, — он прижался щекой к ее волосам и задумчиво сказал: — У меня полно свободного места, и ты будешь в безопасности. Я о тебе позабочусь.

— Не могу, Майк. Надо вернуться к Маршаллу и все сказать ему, нельзя просто так уходить, — она улыбнулась, благодарная Майку за доброту. Было бы слишком просто переложить свои проблемы на кого-то другого. — Я не хочу, чтобы ты влип в эту историю.

— Я уже влип, разве не видишь? — Он снова прижал ее к себе.

Заходящее солнце наконец пробилось сквозь тучи и вовсю светило в маленькое окошко. Дане не хотелось покидать убежище, которое обрела в этом доме, но пора уходить. Если кто-нибудь узнает, что они с Майком были вдвоем, весь Гросс Пойнт будет считать, что у них роман. Дана вздрогнула, представив, как разъярится ревнивый Маршалл. Может, он не всегда хотел свою жену, но никогда не позволил бы никому дотронуться до нее. Подумав о пьяном, храпящем, грубом муже, она отпрянула от Майка.

— Пожалуйста, Майк, отвези меня обратно, — почти умоляла она.

— Что ты собираешься делать? С тобой все будет в порядке? Можно, и буду присутствовать во время твоего разговора с Маршаллом? При мне он не посмеет тебя и пальцем тронуть. — Майк беспокойно смотрел на Дану. — Ты сейчас не сможешь противостоять ему. А если он будет пьян?

— Не будет, сейчас слишком рано, — солгала Дана. Она понятия не имела, где ее муж и в каком состоянии он вернется домой, но надеялась, что сможет уговорить, чтобы он отпустил ее. Может, мысль о скандале, который вызовет уход жены, заставит его бросить пить навсегда? Может, еще осталась слабая надежда начать все сначала? Если такая возможность есть, если Маршалл пообещает принять ее помощь, подумала устало Дана, она попытается сохранить свой брак, несмотря ни на что. Может, где-то в его огрубевшей душе остались те черты, которые она любила и сможет полюбить еще раз?

Высокий мужчина и стройная женщина спокойно улыбнулись друг другу. Он нежно наклонился к ней и поцеловал. Она легонько коснулась пальцами его лица. Оба вышли из коттеджа на заросшую травой тропинку. А над ними на фоне темного облака кружились гуси, их пронзительные крики раздавались в тишине.