Серебряная цепь

17

— Ну разве он не замечательный? — Дана повернулась так, чтобы Скотт Ханна мог видеть лицо Уэллеса. Ее поверенный улыбнулся ребенку, протянув ему палец и посмеиваясь, когда тот крепко обхватил его своей крошечной ручонкой.

— Чудесный малыш, — согласился Скотт — Я люблю их в этом возрасте. Каждый раз, когда они открывают глаза, перед ними новый незнакомый мир.

— У вас есть дети? — поинтересовалась Дана, нежно целуя сына в макушку и неохотно отдавая его Джилли. Она проводила взглядом обоих и жестом пригласила Скотта сесть в кресло возле письменного стола. Он устроился поудобнее, открыл дипломат и начал доставать оттуда папки с именами на обложках: Уэллес-Сомерсет Маргарет, Армстронг Дана, Дувенскилл и еще одну, совсем новенькую папку с фамилией Фоулер. Скотт Ханна был партнером фирмы "Люк, Смит и Дженкинс", поверенным небольшой группы обеспеченных семей на северо-востоке страны. Незадолго до смерти Маргарет Уэллес Скотту предложили заменить проницательного, неприветливого партнера, который отошел от дел после почти тридцати лет консультирования Маргарет по финансовым вопросам. Маргарет сразу оценила молодого человека, а теперь и Дана смотрела на него с уважением и благодарностью, оценив его профессионализм при оформлении наследования имущества Маргарет Уэллес. У него было приятное лицо и волосы песочного цвета.

— Сколько вашим детям сейчас? — спросила Дана, желая узнать побольше об этом человеке.

Удовольствие засветилось в его глазах, и он ответил:

— Пять и семь. Оба мальчики. — Скотт заразительно засмеялся. — Мы с женой поздно начали. Мне уже больше сорока, а мы ждем третьего следующей осенью.

— Вам везет. Мне хотелось бы завести еще одного ребенка, — в ответ усмехнулась Дана. — Но я не могу спокойно даже подумать о перспективе еще раз выйти замуж, и это затрудняет ситуацию.

— Вы всегда можете усыновить ребенка. — Скотт откинулся назад в кресле, видно было, что он не против поболтать, а потом заняться делами. — Я знаю довольно много людей, которые усыновили вьетнамских сирот, и у них замечательно идут дела. Если вы серьезно, то подумайте над этим. Возможно, я смогу вам помочь, если решитесь.

— Ой, надо сначала, чтобы этот вышел из пеленок. — Дана потянулась к китайскому кофейнику, стоявшему на подносе на маленьком круглом столе красного дерева рядом с письменным столом, и налила по чашке дымящегося кофе, пододвинув к Скотту графинчик со сливками и сахарницу. Солнечный свет заливал всю комнату, его лучики играли на восточном ковре и вазе с нарциссами.

— А этому, пожалуй, придется платить налог в этом году. — Скотт открыл папку с надписью "Фоулер" и достал аккуратно скрепленную пачку федеральных и государственных бланков.

— Терпеть не могу, когда его называют Фоулер, — сердито сказала Дана. — Я надеюсь, что мы сможем добиться смены его фамилии. Я хочу, чтобы он носил мое имя, а не отца.

— Джон сделал все, что от него зависело, — ответил Скотт, вспомнив лысеющего адвоката, который занимался разводом Даны и всеми переговорами с поверенными Гэвина Фоулера в Детройте. — Это было не очень реально, Дана, — мягко сказал он. — Маршалл был очень даже жив, когда вы забеременели, и никогда не возникало никаких сомнений насчет того, что он был отцом Уэллеса. Отказаться от имени Фоулер значило разозлить Гэвина настолько, что он мог поднять вопрос насчет опеки, а именно этого мы стремились избежать всеми силами. Кроме того, когда Уэллесу будет восемнадцать лет, он получит право решать, быть ли ему Уэллесом Армстронгом или принять фамилию отца. — Он отложил бланки и достал со дна дипломата увесистую папку. — Я просмотрел соглашение о разводе, подписанное вами и Маршаллом до его смерти, и завещание Маршалла. — Он печально улыбнулся. — Как ваш поверенный должен сказать вам, что было довольно неразумно отказываться от уплаты, которую должен был произвести Маршалл, когда оформляли развод.

— Мне она не нужна, — равнодушно сказала Дана. — Мне не было нужно ничего от него тогда, и мне ничего не нужно от его семьи сейчас.

— Это не имеет никакого отношения к вам, Дана. Джон Холдернесс выполнял все ваши указания на этот счет. Вы ничего не получили после развода, и в завещании Маршалл ничего вам не оставил. Вы так и хотели, но Гэвин Фоулер считает, что у его семьи есть определенные права на Уэллеса как сына Маршалла, а это значит, что он получит какую-то часть состояния Фоулеров. Ваш сын еще и Фоулер, — терпеливо напомнил Скотт, как он делал уже не раз за последнее время.

— Ладно, — согласилась Дана, со стуком поставив чашку на столик, и с вызовом посмотрела на Скотта. — Вы знаете, что я согласилась, чтобы Гэвин открыл счет на имя Уэллеса, но я не собираюсь тратить оттуда ни пенни. Это дело принципа, а Уэллес может делать с ними все, что захочет, когда вырастет.

— Когда ему будет двадцать один год. Двенадцать миллионов долларов это не просто счет, это целое состояние.

— Что бы это ни было, — отрезала Дана. — По крайней мере, Джон защитил меня от того, чтобы мой сын воспитывался матерью Маршалла и Гэвином. Он никогда не поедет в Детройт.

— Если только не захочет, Дана, — мягко поправил поверенный в делах, не отрывая глаз от своих папок. — Вы не сможете всю жизнь контролировать поступки сына, и когда он вырастет, то вполне вероятно, что захочет узнать побольше о семье своего отца. — Он поднял глаза и усмехнулся, что сделало его лицо совсем юным, почти мальчишеским. — Вы единственная женщина среди моих знакомых, которая жалеет, что ее двухмесячному сыну дают двенадцать миллионов долларов.

— Ему не нужны эти деньги, — начала Дана, но поймала на себе взгляд Скотта, и оба рассмеялись.

— Джон сказал, что он переписал ваше завещание после рождения ребенка, и вы подписали его, так? — Скотт передал ей несколько листов бумаги, где перечислялись все ее вложения и акции, и Дана кивнула, прежде чем начать просматривать колонки названий компаний и биржевых котировок. — Все в порядке, — удовлетворенно сказал он, — все в полном порядке.

Дана прервала чтение и благодарно посмотрела на него.

— Мне просто повезло, что у меня есть вы и Джон.

— Мы для того здесь, чтобы защищать ваши интересы и облегчать вам жизнь.

— Я избалована, правда? Мне никогда не приходилось думать о деньгах. — Дана передала листы бумаги ему со словами: — Все вроде в порядке. Спасибо. — Она подумала немного, а затем продолжила медленно и решительно: — Я хочу, чтобы вы каждый месяц присылали мне отчеты о работе и ежегодные отчеты о каждой компании, куда я вложила деньги, вместе с документами, которые, на ваш взгляд, представляют интерес. Я хочу знать все о бабушкином имуществе, потому что собираюсь участвовать в принятии решений о расходах. — Ее уверенность уже была на исходе, и она беспокойно посмотрела на Скотта. — Вы понимаете меня? Вы не против? Я просто не хочу быть еще одной глупенькой наследницей в светском обществе. Я думаю, в этом будет разница.

— Конечно, я не против. Не хватает слов выразить, как меня это радует и как будет приятно Джону это услышать. Вы знаете, ваша бабушка никому не позволяла себя одурачить. Она знала, благослови ее Господь, где ее денежки, все до последнего пенни, и на благотворительность она тратила больше, чем кто бы то ни было. — Он одобрительно улыбнулся Дане. — А что вы думаете по поводу Дувенскилла и этой квартиры? — Он с интересом оглядел просторную комнату, перевел взгляд на портрет Джосса в роли Гамлета над каминной доской. — Вы сохраните их?

— Конечно. — Дана проследила за его взглядом и вздохнула. Можно ли продавать эту квартиру, когда это мой дом. Бабушка перевернулась бы в гробу, если бы Дувенскилл продали, но я пока не готова вернуться в Нью-Йорк. Вы понимаете?

— Не очень, — признался Скотт. — Но это неважно. Вы можете позволить себе содержать оба этих места, не живя при этом ни в одном из них.

— Я чувствую себя неловко оттого, что у меня так много всего, а я это не использую. — Дана встала и потянулась. На ней были узкие коричневые брюки от Армани и кашемировый свитер. Она задумалась, а в глазах появилась тревога, когда посмотрела на своего поверенного. — Я плохо делаю, что собираюсь пожить в Калифорнии? Может, надо вернуться.

— Нет, только когда захотите сами. Все решения теперь принимаете вы, Дана, — напомнил Скотт и серьезно посмотрел на двадцатидвухлетнюю молодую женщину. Ее длинные волосы были убраны со лба и стянуты сзади коричневой вельветовой лентой. На вид ей можно было дать шестнадцать лет.

— Бабушка оставила мне так много, я обязана использовать это на что-то хорошее.

— Неплохое начинание.

— Только вот не знаю, что конкретно делать.

— Ну, пока вы не решили, почему бы не продолжить благотворительные вклады, которые делала ваша бабушка?

— Точно! — Они склонились над листом бумаги, где были перечислены названия больниц и приютов, которые получали щедрую помощь от Маргарет Уэллес, увеличивая одни суммы и оставляя без изменения другие. — А еще я хочу отдать что-нибудь Комитету по охране окружающей среды в горах Санта Моника. — Дана вписала сумму, и Скотт кивнул.

— Вот вроде и все, — жизнерадостно сказал он, убирая папки в свой дипломат. — Мы пришлем вам копии налоговых документов, как только с ними поработает бухгалтер. — Он поднялся и, словно внезапно решив, спросил: — А вы никогда не думали насчет того, чтобы купить дом в Малибу? Если вы собираетесь проводить там довольно много времени, то, может, это имеет смысл?

Ясные глаза Даны смотрели куда-то вдаль, когда она ответила.

— Не знаю, сколько я пробуду в Калифорнии. Я поехала туда, чтобы расслабиться и отдохнуть, и там мне понравилось. Но, что самое важное, там я снова начала рисовать, и поэтому не хочу уезжать оттуда, пока не решу, что делать дальше.

— Я же говорю вам… — мягко проворчал Скотт.

— Я ничего не обязана делать, — закончила Дана за него, смеясь.

— Кроме того, что вы должны заботиться о себе, о ребенке и быть счастливой. — Скотт протянул ей руку на прощанье, но она не обратила внимания на нее, а вместо этого нежно поцеловала его в щеку.

— Спасибо вам за все. — Она похлопала его по руке. — За этот последний год вы меня просто спасли, даже не знаю, как вас отблагодарить.

— Чепуха. Это моя работа, и она доставляет мне удовольствие. Всегда помните, что стоит вам только позвонить, и мы к вашим услугам. — Он быстро исчез в лифте, а Дана, почувствовав облегчение потому, что отдала столько денег, почти побежала в детскую к сыну, положила его в коляску и пошла на долгую прогулку в Центральный парк, ускользнув от вездесущей Джилли.

Когда вернулась, освежившись на улице с сыном, который безмятежно спал в своей коляске, у двери ее встретила Джилли.

— Звонил мистер Фоулер. Он приехал в город всего на несколько часов и хочет встретиться с вами в Юнион Клаб, если вы захотите, — сказала она, доставая мальчика из коляски, ее голос был сухим и недовольным.

— Мистер Фоулер, — тупо повторила Дана, еще пребывая в веселом настроении после прогулки с сыном в Зоопарк, и единственное, что ей пришло на ум, так это то, что Маршалл здесь, в Нью-Йорке, выслеживает ее. Но Маршалл ведь умер. И настроение ее упало, когда поняла, что Джилли говорила о мистере Гэвине Фоулере.

— Вы ведь не пойдете, правда? — Джилли переодевала Уэллеса для обеда, все еще хмурясь, но уже воркуя с обожаемым младенцем, который прильнул к ее плечу.

Дана вспомнила разумное предупреждение Скотта Ханны, которое он сделал ей всего пару часов назад, сказав, что она не сможет всю жизнь контролировать сына, что когда-нибудь он захочет узнать о семье своего отца. Так же, как и она всегда хотела побольше узнать о своих настоящих родителях, печально подумала Дана. Она посмотрела на Джилли, ожидающую ответа, и сказала: — Я думаю, что пойду. Ради Уэллеса. В конце концов, Гэвин — его родственник.

— Мне не нравятся эти люди и никогда не понравятся.

— Джилли. — Дана наклонилась и поцеловала ее в макушку. — Он не сможет ничего мне сделать. — Она почти смеялась. — Мне ничего не грозит в Юнион Клаб, и обещаю пробыть там ровно столько, чтобы узнать, зачем он хочет меня видеть, не больше.

— Хм. — Джилли удалилась, всем своим видом выражая неодобрение, а Дана пошла в свою комнату, обдумывая возможные причины звонка. Гэвина.

Она приняла душ, надела простой темно-синий костюм от Адольфо и строгую скучную шелковую блузку. Посмотрев на себя в зеркало возле лифта, Дана увидела женщину, очень сильно отличающуюся от той, которую Гэвин видел на похоронах ее бабушки. У нее была красивая стройная фигура, бедра стали лишь немного полнее, чем до беременности, лицо стало мягче, а все морщинки разгладились благодаря целительному пребыванию в Малибу. Страх и мрачные предчувствия исчезли из глаз, а вместо этого в них засияло счастье, принесенное рождением сына. Она потрогала маленькие жемчужные клипсы с сапфирами, быстрым движением накинула на плечи шубку и с новообретенной уверенностью в себе вышла на улицу и направилась через город к Парк авеню и Шестьдесят девятой улице.

— Я к мистеру Гэвину Фоулеру, — сказала Дана швейцару, входя в здание на углу. — Передайте, пожалуйста, что его ждет Дана Армстронг. — Она была в женской комнате ожидания, пока швейцар снова не появился в дверях и не пригласил ее следовать за ним по широкой лестнице в приемную на первом этаже.

— Дана. Спасибо, что пришла. — Гэвин уже ждал. Его седые волосы были аккуратно зачесаны со лба, руки он заложил за спину и приветливо посмотрел на Дану. — Когда мне сказали, что тебя нет дома, я подумал, что ты не хочешь меня видеть.

— Я и не хотела, — честно призналась Дана. Он провел ее в тихий уголок к круглому столику, с каждой стороны которого стояло по удобному кожаному креслу. — Если бы я подумала дольше, то наверное, не пришла бы. — Она посмотрела на пожилого человека, он заметно постарел. Смерть единственного племянника и других людей в той ужасной пьяной аварии подкосила его. Впервые Дане стало жаль Фоулера.

— Ну, я рад, что ты все же пришла. Выпьешь? — Гэвин нажал на кнопку звонка. Дана покачала головой, и он жестом отослал появившегося официанта. В своем уголке они были отделены от остальных членов клуба, и с минуту оценивающе смотрели друг на друга.

— Зачем ты позвонил? Чего ты от меня хочешь, Гэвин? — наконец спросила Дана почти так же высокомерно, как обращалась бабушка к тем, кого не любила.

— Я ничего не хочу, Дана, — почти устало ответил он. — Я только хочу сказать тебе с глазу на глаз, что сожалею о том, что сказал тебе в ту ночь, когда ты позвонила и сообщила, что беременна ребенком Маршалла.

Дана вспомнила горькие обвинения в смерти Маршалла, которые он бросил ей, сказав, что если бы Дана не скрыла свою беременность, то у его племянника был бы шанс бросить пить. Злые слова вертелись у нее на языке, но она посмотрела на серое лицо Гэвина, и гнев исчез.

— Не нужно извиняться.

— Я хочу объясниться, — сказал он, неприятная улыбка появилась на его лице, но исчезла так же быстро, как и появилась. — Ничто не могло заставить Маршалла бросить пить. Я знал это, обвиняя тебя в том, в чем был виноват сам. Ведь я не обратил внимания на эту проблему несколько лет назад, когда мог силой заставить Маршалла принять помощь, которая ему была так необходима. Вместо этого я продолжал покрывать его.

— Спасибо, что вы это говорите, — мягко сказала Дана. — Я ценю это.

Он отпил немного из своего бокала.

— Ты хорошо выглядишь. Материнство определенно идет тебе. — Дана понимала, что его извинения были только частью той причины, которая заставила его встретиться с ней. Она пожалела, что не позвонила Джону Холдернессу до своей встречи с членом семьи Фоулер, особенно с Гэвином. Она ждала, что он скажет еще, выражение ее лица было мягким, но сдержанным, взгляд подозрительным. Он наклонился немного вперед, скрестив руки на груди, и сказал с сожалением: — Не смотри на меня так, не надо меня бояться. — Он откинулся назад в своем кресле и выглядел совсем изможденным. — Я не хочу зла ни тебе, ни ребенку.

Дане стало жаль пожилого человека, захотелось его утешить. Ведь он потерял надежду на продолжение семейной династии, и она сказала почти нежно:

— Ты был очень щедр к Уэллесу, Гэвин.

— Он похож на тебя? — перебил ее Гэвин.

— Он пока еще ни на кого не похож. — Дана подумала, что Гэвину хотелось услышать, что он похож на Фоулеров, и она под влиянием настроения сказала: — Хочешь посмотреть на него, прежде чем уедешь?

— Спасибо, — глаза Гэвина смягчились. — Я ценю твое предложение, но не сейчас. Его лицо покрылось сетью усталых морщин. — Несмотря ни на что, Маршалл — единственный сын моего брата и мой наследник. Его смерть была для меня большим ударом, чем я думал, очень тяжелым ударом. Я хотел бы увидеть его сына в другой раз, если твое предложение останется в силе. — Он растроганно улыбнулся Дане, и она расслышала почти мольбу за вежливым вопросом. Сомнение Даны, ее молчание он принял за отказ и, подождав некоторое время, посмотрел на свои сложенные на коленях руки. Затем, сделав очевидное усилие над собой, внезапно сказал: — Я знал, кем стал Маршалл, еще до того, как он познакомился с тобой.

— Что ты имеешь в виду? — спросила ошеломленная Дана.

— Его отец умер в клинике, он допился до смерти.

— Маршалл никогда не говорил мне.

— Это был семейный секрет. Он застрелил человека в приливе пьяной ярости на охоте, когда ему было тридцать восемь. — Гэвин снял очки и устало потер глаза. Четверо пожилых людей с красными лицами после утра, проведенного в баре, направились к лифту. В клубе становилось оживленнее: одетые в норковые шубки жены и дочери приезжали сюда, чтобы присоединиться к своим мужьям за обедом в столовой на втором этаже, выходящей на Парк авеню. — Он уже не в первый раз терял контроль над собой, но в этот раз я не смог его покрывать, и чтобы спасти от тюрьмы, пришлось объявить его невменяемым и отправить в лечебницу.

— Господи! — ахнула Дана.

— Я пытался вырастить Маршалла другим, но только испортил его. Он был диким с самого начала, воровал, лгал, еще когда был ребенком, — грустно продолжал Гэвин. — У него не раз были неприятности с полицией в юности. Я знал, что он был несдержан, но надеялся, что изменится. — Он печально посмотрел на Дану, и она увидела боль в его глазах. — Ему нельзя было жениться. Я знал, что это большой риск.

— Вы были против нашей свадьбы, — медленно сказала Дана, вспомнив неодобрение Гэвина во время их первой встречи, и то, как он хотел предотвратить свадьбу, подняв вопрос о ее родителях. — Вы хотели защитить меня, да?

— Да, — подтвердил Гэвин. — Я хотел, чтобы у него был ребенок, надеясь, что это придаст ему солидность, которой ему так не хватало, но когда я увидел тебя… — Он запнулся и закрыл глаза, погрузившись в воспоминания. — Ты была такой молодой. Я не мог позволить ему обидеть тебя и сделал, что мог, но этого было недостаточно. — Он выпрямился и спросил, стиснув зубы: — Ты сможешь меня простить?

— Не знаю, — честно сказала Дана, глядя ему в глаза. — Я была слепо влюблена в Маршалла и не думаю, что я послушала бы кого-нибудь. — Она рассеянно оглядела комнату, не задерживая внимания на группах смеющихся мужчин и женщин, входящих в клуб на свадебный прием. Невеста и жених поднялись по лестнице, а за ними — вся свадебная процессия, их голоса и смех эхом отдавались в холле.

Дана подумала о своем маленьком сыне, который сейчас был в безопасности, в детской под надзором Джилли, и впервые за последние месяцы ее охватил страх. Он был таким чудесным и таким беззащитным, и ей захотелось оградить его от мрачного наследия Фоулеров.

— Уэллес, — нежно прошептала она, объятая желанием обнять сына и защитить его.

— Он последний в роду, — тихо сказал Гэвин.

— А что, если Уэллес вырастет… — Дана не решилась сказать вслух, "как его отец", но Гэвин понял, что она имеет в виду, и ответил на ее невысказанный вопрос. Его глаза сверкали, голос был властным.

— Нет.

— Как ты можешь быть уверен?

— Потому что ты теперь все знаешь о его отце и деде. Если у Уэллеса появятся признаки несдержанности, ты будешь знать, как оказать ему необходимую помощь. Я верю в тебя.

Дана сникла и с жалостью смотрела на пожилого человека, в этот момент понимая его больше, чем когда бы то ни было раньше. Конечно же, он хранил секрет Фоулеров потому, что хотел сохранить семейную династию, а не для того, чтобы задеть ее. Она глубоко вдохнула и решительно сказала:

— Я не ответила, когда ты спросил, можешь ли видеть Уоллеса, когда он подрастет. Ты можешь.

— Я обещаю не вмешиваться.

— Если будешь вмешиваться, — предупредила она, — я приму меры, чтобы оградить его от тебя.

— Он унаследует мое состояние, когда я умру. Мне больше некому его оставить.

— Господи! — воскликнула Дана. — Он такой маленький. У него и так слишком много денег.

Гэвин опять неприятно улыбнулся.

— Я не собираюсь умирать сейчас, моя дорогая. — Он обвел глазами комнату и, увидев пожилого официанта с маленьким круглым подносом, подозвал его. Дана кивнула, и Гэвин заказал им обоим напитки. — За Уэллеса, — сказал он, приподняв бокал.

— За Уэллеса, — тихо ответила Дана. Они выпили, еще немного поговорили. Гэвин рассказал, что его невестка решила переселиться в Палм Бич и постоянно жить там после смерти сына и последующего скандала, приезжая в Детройт только на ежегодные собрания акционеров Фоулер Моторс. Он коротко и равнодушно вспомнил о друзьях Фоулера, и Дана не удивилась, узнав, что Дрю и Линн Блэйк разошлись, что Бэтти Эббот исчезла из Детройта и, по слухам, живет во Франции с человеком гораздо моложе ее. Гэвин внимательно посмотрел на Дану, сообщая, что Майк Пауэр женился на богатой наследнице из Кливленда. Увидев восторженную улыбку Даны, он почти застенчиво сказал:

— Знаешь, я всегда думал, есть ли что-нибудь между вами.

Покачав головой, Дана ответила, что Майк был ее единственным другом в Гросс Пойнте.

Бокалы опустели, когда Дана, желая утешить Гэвина, вспомнила про студию, которую он для нее построил, и призналась, что снова рисует. Впервые за этот день настоящая улыбка засияла на его лице.

— Это замечательно. Ты будешь делать выставку? — спросил он с искренним интересом.

— Сейчас еще слишком рано, но надеюсь, что в будущем буду.

— Здесь в Нью-Йорке?

— Это слишком далеко, — улыбнулась Дана. — В конце этой недели я уеду с Уэллесом в Калифорнию.

— Собираешься переехать туда?

— Только пока. Я еще…

— Конечно, — заторопился Гэвин, ища взглядом официанта.

— Хватит, Гэвин. Мне пора идти. — Дана взяла сумочку и встала.

— Так быстро? — Он казался разочарованным, но, соглашаясь с неизбежным, надел на нее шубку и проводил к лестнице, ведущей на улицу. Он взял руку, которую она ему протянула на прощание, и на минуту задержал в своей. — Если тебе что-нибудь понадобится, знай, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

— Я знаю, Гэвин. Спасибо.

— Можно я буду звонить тебе иногда?

— Конечно, звони, — тепло ответила Дана. Они улыбнулись друг другу, молчаливо соглашаясь раз и навсегда похоронить прошлое и остаться друзьями. Помахав рукой, Дана повернулась и быстро спустилась по лестнице. Несмотря на предостережения Гэвина об опасной наследственности, ей стало легче, потому что наконец сбросила чувство своей вины за свой неудавшийся брак. Выйдя на Шестьдесят девятую улицу, она повернула направо, пересекла Парк авеню и пошла к дому. Резкий ветер развевал ее волосы, раздувал шубку вокруг, и, закутавшись потеплее и спрятав лицо в воротник, она заспешила к сыну.