Серебряная цепь

16

Сверкающие пылинки плясали в луче света, падающего из высокого окна на хорах церкви Сент Джеймс на купель для крещения. Дана, держа на руках своего двухмесячного сына, стояла между Нэнси Бэйтс-Артур и Питером Крэйном.

Она попросила двух своих лучших друзей стать крестными отцами Уэллеса, и они с радостью согласились. Второй крестный отец отсутствовал — Адам не смог приехать в Нью-Йорк на крестины. Здесь был Джосс, одетый в строгий полосатый темно-синий костюм с ярко-желтым галстуком, рядом стояла Констанс, следившая за церемонией из-под широкополой шляпы, украшенной шелковыми розами. Джилли, в своем черном костюме на все случаи жизни и в аккуратной шляпке, стояла возле первой скамьи и беспокойно смотрела, как Уэллес пищит и вырывается из рук матери. С другой стороны, позади своей жены стоял Тед Артур, с интересом наблюдая, как Нэнси взяла ребенка из рук его матери и нежно прижала к себе, тихо отвечая "да" на вопрос священника, готова ли она защищать Уэллеса от дьявола. Остальные из Семерки стояли рядом: Тодд Майнс и Джефф Маккэй, державший под руку сестру Питера Гасси, которая наблюдала за обрядом из-за толстых стекол очков. Пэгги Вудс подошла к Тодду и взяла его за руку, не отрывая взгляда от знакомой службы.

Аромат пионов, чайных роз и цветущих ветвей яблони поднимался над купелью, смешиваясь с запахом восковых свечей. Все стихли, когда священник бережно помазал лоб ребенка святой водой, и Уэллес начал плакать. Санди Грант рассмеялась, и остальные собравшиеся последовали ее примеру. Наконец обряд крещения был окончен. Нэнси передала Уэллеса матери, которая смотрела на сына с обожанием, и передала его Джилли. Сияя от счастья, Дана взяла за руки Джосса и Констанс, и вся группа приглашенных вышла из темной церкви на Мэдисон-авеню. Щурясь от яркого света апрельского утра, все послушно выстроились на ступенях церкви и улыбались, пока Питер фотографировал их.

Дана загадочно посмотрела на Джосса и своих друзей, празднично одетых по такому случаю. Их лица светились от радости, и все наперебой поздравляли молодую мать и говорили приятные слова ее сыну. Джоссу и Констанс пришлось поехать на Восток страны для репетиций новой пьесы Джосса, и, не желая оставлять Дану одну с маленьким ребенком, они уговорили ее сопровождать их. Дана и сама скучала по Нью-Йорку, кроме того, ей нужно было встретиться с адвокатами лично, и наконец, она не устояла перед возможностью окрестить сына в той самой церкви, где традиционно крестились, женились и отпевались все Уэллесы. Все ее первоначальные опасения насчет приезда в Нью-Йорк впервые после бабушкиной смерти, где ее встретит пустая квартира, рассеялись, когда у порога их встретила Джилли, а из библиотеки послышались голоса Семерки, ожидающей ее.

У Даны закружилась голова от любви, она сияла от счастья и благодарности, когда обнимала и целовала по очереди каждого из столпившихся вокруг нее. Не хватало только Адама, но, счастливо подумала она, он вернется в Малибу из своей поездки в Южную Америку к тому времени, как она приедет в Калифорнию.

— Хватит, моя красавица, — скомандовал Джосс. И Дана заметила, что смотрел он вовсе не на свою дочь, а на Санди Грант, и она торопливо взяла под руку Констанс и пропустила ее в машину прежде, чем та успела это заметить.

— Мы готовы, Джосс, — весело сказала она, приглашая Питера присоединиться к ним. Джилли уже сидела на переднем сиденье лимузина с ребенком на руках, ее губы были поджаты в знак неудовольствия промедлениями. — Садитесь все. — Она махнула Теду, Нэнси и всем остальным, указывая на машины, выстроившиеся позади лимузина. — Увидимся дома.

Дверцы машин захлопнулись, бесшумно завелись моторы, и процессия отъехала от церкви. Джосс и Питер сидели на заднем сиденье лицом к Дане и Констанс. Лицо последней было совершенно спокойно, в одной руке она держала соломенную шляпу и казалась поглощенной видом мелькавших за окнами пустых утром воскресных улиц.

— Было мило, не правда ли? — спросила Дана, не обращаясь ни к кому конкретно. — Все, кого я люблю больше всего на свете, собрались на крестины сына, — сказала она. — Мне так повезло.

— По-моему, я неплохо справился со своей ролью. — Питер ослабил узел галстука и смахнул несуществующую пылинку с безукоризненно сшитого костюма. — Вероятно, у меня талант к такого рода вещам.

— У тебя? — фыркнула Дана. — Да у тебя не хватало смелости даже взять ребенка на руки! Ты обманщик.

— Может. Но я начитался обо всех проделках дьяволов, и теперь, думаю, смогу с этим справиться. — Он усмехнулся. — Все, что мне надо будет делать, это быть уверенным, что мой крестник знает молитвы и тому подобные штуки, и с ним все будет в порядке.

— А как же подарки на день рождения? — сурово напомнила Дана.

— Конечно. — Питер порылся в кармане, достал маленький сверток и положил Дане на колени. Все с интересом наблюдали, как она разорвала упаковку и вынула серебряный квадратный предмет с тонкой резьбой. Осторожно открыв маленький замочек, Дана ахнула. Это был маленький старинный медальон с тремя миниатюрными рамками, в которых, по идее, должны были быть камеи. Питер вставил в центре фотографию Даны, слева была фотография Маргарет Уэллес, а справа — Кэтрин с Джоссом, когда они только поженились.

— Замечательно, Крэйн. Спасибо! — Она наклонилась к нему и поцеловала, пока Джосс критически осматривал медальон.

— От Эспри? — спросил он. Питер кивнул, а Джосс передал медальон Констанс. Оперная дива безучастно обвела глазами три фотографии, закрыла медальон, молча отдала Дане и снова отвернулась к окну. Дана недовольно посмотрела на отца и порадовалась, что у него хватило такта казаться смущенным. Очевидно, от Констанс не ускользнула сцена между Санди и Джоссом перед церковью до службы, подумала Дана, тогда это объясняет ее отстраненность. Тишина, так и не нарушенная никем, сохранялась до тех пор, пока машина не подъехала к зданию на Пятой авеню и Дана вместе с Питером и Джилли с ребенком на руках не поднялись наверх.

— Что это она? — спросил Питер, пока они ожидали в столовой приезда остальных гостей. Через окно был виден Центральный парк. Деревья уже покрылись маленькими бледно-зелеными весенними листочками, а черная земля на газоне была почти зеленой от молодой травки. В столовой было много ваз с причудливыми цветами, а в центре стола стояла большая круглая серебряная ваза с нарциссами, присланными из Дувенскилла. Стол для обеда был сервирован бабушкиными лучшими тарелками китайского фарфора, возле бокалов для вина лежали красиво сложенные белоснежные дамасские салфетки, сияли серебряные приборы. Строй изысканных блюд ожидал гостей. Пока все не собрались, вошел дворецкий и внес поднос с двумя хрустальными бокалами шампанского.

— Констанс расстроена из-за Джосса, — коротко ответила Дана, тепло улыбаясь Дэймону и беря с подноса бокал. Дэймон и Джилли оставались в огромной пустой квартире после смерти Маргарет и заботились о ее вещах до тех пор, пока не вернулась внучка. Она знала, что старики будут горько разочарованы, когда узнают, что это всего лишь визит, а не приезд на постоянное место жительства.

— Кто на этот раз? — спросил Питер. Его внимание было приковано к продавцу воздушных шаров у входа в парк, огромные шары колыхались на сильном ветру. Когда Дана не ответила, он повернулся и вопросительно посмотрел на нее, подняв бровь.

— Боюсь, что Санди, — со смущенным смешком призналась Дана.

— Господи, она же наша ровесница. — Питер фыркнул от смеха. — Никто не может считать себя вне опасности.

— Вот-вот — Дана начала рассказывать ему о том, как Джосс и Санди были вместе в Париже, но он перебил ее, взяв за подбородок.

— Ты написала мне, что все в порядке, а на самом деле? У тебя действительно все в порядке?

— Мне уже лучше, но это заняло какое-то время. Я никогда не хотела, чтобы он умирал, Пит.

— Я знаю.

— Я вроде как отключилась на некоторое время, а затем снова начала рисовать. И все стало гораздо лучше. — Она смущенно улыбнулась ему — Когда родился Уэллес, я тоже как бы заново родилась.

Они заговорили о мальчике, но их прервал приход Нэнси и Теда, за ними вошли Тодд и все остальные. Дэймон, официант и горничная начали подавать на стол. Все наполнили свои тарелки и разбрелись маленькими группками по гостиной и библиотеке. После того как Джилли еще раз обошла гостей с Уэллесом на руках, чтобы все поприветствовали малыша, она удалилась в старую детскую комнату в глубине квартиры, где, как догадывалась Дана, она сидела, покачиваясь и напевая что-то про себя, пока малыш дремал.

Весь следующий час продолжалось бормотание голосов и взрывы смеха, время от времени наступала тишина, когда сначала Джосс, а потом Пэгги Вудс поднимались и чествовали спящего виновника торжества. Дана, сияя от счастья, обходила друзей, присаживалась поговорить то с одной группой, то с другой, то и дело угощала Констанс, но была слишком счастлива, чтобы есть самой. Ее длинные светлые волосы, почти выгоревшие на калифорнийском солнце, сияющим водопадом рассыпались по спине. На ней было простое светло-зеленое платье, единственным украшением было бабушкино изумрудное колье, и этот наряд был ей очень к лицу. Фасон платья подчеркивал ее стройную фигуру, округлость грудей и тонкую талию.

Еще через час гости начали расходиться, и Семерка, давно не собиравшаяся вместе, обосновалась в библиотеке. Санди уехала, чтобы не опоздать на самолет в Миннеаполис; Джосс и Констанс исчезли, чтобы встретиться с какими-то своими друзьями, а прислуга бесшумно убирала в столовой, освобождая посуду от остатков пищи. Дэймон, оставив на столике для напитков еще несколько бутылок шампанского, удалился, позволив Семерке наслаждаться вновь обретенным единством. Нэнси принесла большой кожаный альбом с фотографиями свадьбы, чтобы показать Дане, и все толпились вокруг новобрачной, вспоминая свадьбу и посмеиваясь над тем, как они выглядели в качестве шаферов и подруг невесты.

Было около пяти вечера, когда Нэнси и Тед, увлекая за собой Пэгги Вудс, с сожалением покинули собравшихся и уехали назад в Бостон, около шести, когда Тодд и Джефф последовали их примеру.

— Наконец-то мы одни, — громко зевнул Питер, потрогав узел галстука. Они стояли в холле рядом с лифтом. В квартире было тихо, слышалось только звяканье бокалов, которые переставлял на поднос Дэймон.

— Хочешь посмотреть на крестника? — спросила Дана, зевнув в ответ. — Наверное, он уже проснулся. — Она прокралась по длинному холлу к детской, и Питер — за ней. Несмотря на строгий взгляд Джилли, оба склонились над кроваткой Уэллеса, вздыхая от восхищения и нежности, но ребенок не просыпался. Дана бросила нежный взгляд на сына, а затем позволила Джилли вытолкать себя из детской. Вернувшись назад в гостиную, она сбросила туфли, растянулась на одной из кушеток перед камином и посмотрела на Питера, который ходил взад-вперед по длинной комнате. Ничего в квартире не изменилось после смерти бабушки, и даже показалось, что она сейчас войдет в комнату и велит ей сесть прямо и, ради Бога, надеть туфли.

— Ей понравился бы Уэллес. — Очевидно, Питер тоже думал о Маргарет. Он взял в руки маленькую серебряную коробочку и озадаченно уставился на нее. Попытался поднять крышку, но безуспешно, и он поставил ее обратно на круглый столик красного дерева. Взял еще один маленький серебряный предмет и с любопытством покрутил в руке. Протянув его Дане, вопросительно поднял брови.

— Старинная коробочка для таблеток, — рассеянно сказала Дана, все еще думая о бабушке. — Не знаю. Она не особенно любила детей.

— Она любила тебя. И меня.

— Мы — совсем другое дело.

— Она полюбила бы Уэллеса тоже, — решительно сказал Питер и сел напротив Даны, вытянув ноги. Она повернула голову к нему, длинные золотые волосы упали набок, и его глаза загорелись страстным желанием.

— Питер. — Дану смутил его взгляд. Она быстро села, сунула ноги в туфли и выпрямилась, сложив руки на коленях, — Не смотри на меня так. Мне становится не по себе.

— Как так?

— Как будто я — обед, — засмеялась Дана.

— Я бы не возражал.

— Не будь идиотом.

— Я не идиот. — Одним рывком Питер поднялся на ноги, обошел кофейный столик и сел рядом с ней, опершись о спинку дивана. Он опустил голову и попытался разглядеть выражение ее лица, но она отвернулась, и был виден лишь контур ее щеки. — Я никогда не переставал тебя любить. Ты должна знать это.

— Я не знаю, — тихо сказала Дана.

— Дэйнс, — нежно позвал Питер.

— Ладно. — Дана повернулась к нему, их взгляды встретились. На ее лице был вызов. — Я знаю, что тебе небезразлична. Ты мне тоже. Но нечестно с твоей стороны говорить мне, что ты не переставал меня любить. То было детство, а сейчас мы выросли. Теперь все по-другому.

— Я знаю, что все по-другому. Я люблю тебя больше. — Питер потянулся к ней и был остановлен взглядом. — Я очень долго ждал, и не собираюсь сдаваться. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Дана. Хочу, чтобы ты стала моей женой, а я усыновлю Уэллеса. У нас будет семья, — убеждал он ее.

Дана уловила страсть, которая пробивалась сквозь его ровный голос, и знала, что он говорит искренне. Она взглянула на знакомое худое лицо, на добрые серые глаза, на твердую линию рта и снова подумала, что он стал красивым и привлекательным мужчиной. Он совсем не такой, как Маршалл Фоулер. Он был честным и верным, умел сочувствовать и помогать, стал таким неотразимым. Она посмотрела в глаза, в которых светилась нежность, и у нее перехватило дыхание, она вдруг поняла, что не настолько знает его, как думала.

— Питер, — сказала она и запнулась. — Я никогда не смогу любить тебя так, как ты хочешь. — Она наконец справилась с голосом и постаралась найти нужные слова. — Я больше никогда не выйду замуж. Я не смогу после всего того, что у нас было с Маршаллом. — Она посмотрела на свои руки, нервно потирая пальцы. Питер положил свою большую руку на ее, пытаясь успокоить. — Что-то случилось со мной, когда я вышла за Маршалла. Во мне как будто что-то сломалось, и я не думаю, что смогу это починить когда-нибудь.

— Это ты придумала. На самом деле так не может быть. — Он нежно пожимал ее руку, и Дана взяла его ладонь в свои. Наклонившись, он нежно поцеловал ее в губы, задержавшись у ее губ, а затем слегка отодвинулся и торопливо сказал: — Я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить.

— Питер, дорогой Питер. — Слезы подступили к глазам Даны, а сердце сильно забилось от неожиданного прикосновения его губ, но она взяла себя в руки и голос не дрогнул. — Не надо. Ты заслуживаешь кого-нибудь, кто мог бы любить тебя всем сердцем, а я не могу.

Питер отодвинулся и сидел, опершись локтями о колени и глядя прямо перед собой. Лицо его стало усталым и напряженным, будто он пробежал длинный кросс и проиграл. Дана все еще сидела затаив дыхание, когда он встал и начал мерить комнату шагами. Но сейчас он двигался машинально, не глядя ни на Дану, ни на еще что-нибудь в просторной комнате, пока наконец не подошел к окну и повернулся к ней спиной, засунув руки в карманы и глядя в парк, где уже начали сгущаться сумерки.

— Дорогой. — Дана встала рядом и положила руку на его плечо.

— Не зови меня так, пока не будешь считать меня дорогим на самом деле. — Питер почти яростно посмотрел на нее и убрал руку.

— Я считаю, — грустно сказала Дана. — Я действительно о тебе так думаю.

— Не будь фривольной, Дэйнс, — усмехнулся Питер. — Дорогой тот, дорогой этот. Ты даже швейцара зовешь дорогим.

— Неправда, — возмутилась Дана. — Я никогда в жизни не называла его дорогим.

— Не порть хорошую историю фактами. — Он, нахмурившись, посмотрел на нее, но в глазах мелькнула слезинка.

— Питер. — Дана жалостливо смотрела на него.

— Все в порядке, крошка. — Он обнял ее, нежно прижал к груди и тотчас отпустил. — Я могу подождать.

— Я вовсе не это имела в виду, — проворчала Дана.

— Да. Но я имел в виду именно это, — рассеянно сказал Питер. — Я не сдаюсь, Дэйнс. Ты это знаешь. Ты еще передумаешь, и я дождусь, пока ты все поймешь. — Он поднял голову и притворился, что думает о чем-то серьезном. — Правда, когда я ждал в прошлый раз, ты вышла замуж за другого, так что, может быть, мне стоит перекинуть тебя через плечо, увезти в Англию и держать там, пока ты не поймешь, что я тот самый парень, с которым ты проведешь остаток своей жизни.

Лицо Даны сияло. Она почувствовала к нему такую нежность, какой не испытывала никогда в жизни. Она поняла, что этот сильный и неунывающий мужчина совсем не тот мальчик, так жалобно смотревший на нее на катке много лет назад. Ей захотелось подразнить его.

— Возвращайся в Оксфорд и женись на какой-нибудь ужасно эрудированной студентке, которая читает Пруста, ездит верхом и на охоту. Вы с ней объездите весь мир и будете более знамениты, чем Уилл и Ариел Дюранты.

— Уилл и Ариел Дюранты? — Питер притворно рассердился, оглядывая свой безупречный костюм. — Я что, кажусь тебе рассеянным профессором? Придется сменить портного.

— Дурачок. Ты знаешь, что я имею в виду.

— Знаю. Но ты не права. Я вернусь в Оксфорд, но не женюсь ни на ком, кроме тебя.

— Перестань. Давай больше не будем об этом говорить. — Дана пододвинулась к нему поближе, он обнял ее. Они стояли вместе и смотрели в окно на машины, сверкающие огоньками внизу вдоль Пятой авеню. — Что ты будешь делать после Оксфорда?

— Защищу докторскую диссертацию, наверное. По американской политической теории. Что-нибудь вроде этого.

— Гарвард?

— Может. Может, Колумбийский университет. — Он сжал ее в объятиях, а потом отпустил и засунул руки в карманы, успокаивая себя. — Возможно, Стэнфорд. Мне понравилось там прошлым летом, там много интересных людей.

— А потом?

— Я хотел бы преподавать, — признался Питер. — Но не отказался бы немного поработать в Вашингтоне на правительство. — Дана отошла от окна, он последовал за ней, наблюдая, как она взяла длинную спичку и зажгла лучину для растопки камина, лежавшую между двумя большими березовыми поленьями. Загорелось пламя, и его отблески засияли на золотистых волосах Даны, когда она встала на колени, разжигая камин. Она не заметила, как желание сделало его лицо почти чувственным, не уловила и его жеста, когда он потянулся к ней, будто пытаясь погладить ее по голове.

— Я рада, — сказала Дана, поднимаясь и вновь занимая свое место на кушетке. — Из тебя выйдет замечательный учитель.

Питер оперся плечом о каминную доску и посмотрел на Дану.

— А ты? Что ты теперь будешь делать?

— Теперь, когда я стала матерью? — Дана гордо засмеялась. — Скорее всего, останусь на некоторое время в Калифорнии. Мне там нравится. — Она почти застенчиво посмотрела на него. — Я не говорила тебе. Я снова рисую.

— Дэйнс! Это замечательно. Я горжусь тобой.

— Помнишь Адама Херрика? Это он должен был быть вторым крестным отцом. Ты встречал его у Констанс. — Питер кивнул, и Дана продолжала: — Это он уговорил меня продолжить рисование. — Дана рассказала ему о чудесном старинном мольберте, о поездке за красками и кистями, о том, как Адам ходил за покупками и готовил, так что она могла целиком посвятить себя живописи. Она говорила все громче, продолжая рассказ, отблески огня играли на ее оживленном лице, и Питер не перебивал ее, пока она не рассказала о том, как Адам привез ее с ребенком из госпиталя в маленький коттедж в Малибу. — А потом, — улыбаясь своим воспоминаниям, говорила Дана, — он открыл дверь, и я увидела колыбель для Уэллеса, которую он где-то нашел и починил, не говоря мне ни слова.

— Он много для тебя значит, правда? — тихо спросил Питер.

— Да, наверное, много, — удивленно проговорила Дана, впервые осознав, как скучает по Адаму Ее возвращение домой было таким лихорадочным, она была возбуждена встречей старых друзей, вечеринками со знакомыми Джосса по Бродвею, торопливыми встречами с банкирами и адвокатами, планами на крещение Уэллеса, что почти не вспоминала о человеке, который так самоотверженно заботился о ней во время ее беременности. Внезапно ей ужасно захотелось увидеть его бородатое лицо, и она засмеялась, подумав, как Адаму не понравится огромная, изящно обставленная квартира, которую оставила ей бабушка.

— Насколько много?

Дана подняла глаза и заметила боль в его взгляде, которую он тщательно пытался спрятать, раздувая и так ярко горящий огонь.

— Не настолько, чтобы полюбить его, дорогой, — нежно сказала она. — Он мой друг. Он же намного старше нас. Ты помнишь.

— Он мне понравился, — признался Питер. — Я звонил этому его другу, Джилу Сандерсу в Лондоне, и Херрик оказался прав, мы действительно нашли общий язык. Он тоже считает Херрика потрясающим человеком.

— Не все так думают, — засмеялась Дана. — Адам бывает резким и нетерпимым, и эта шайка в Сакраменто была бы в восторге, если бы он просто исчез и не мешал бы им разделить между собой штат.

— Он остается в Малибу? — как бы невзначай спросил Питер. Дэймон открыл дверь и по кивку Даны появился через минуту, неся поднос с напитками и блюдо с бутербродами. Питер налил Дане бокал вина, а себе смешал большую порцию виски с содовой, пузырьки газа в бутылке тихо шипели, когда он наливал воду в бокал.

— Он живет там, когда не выходит на тропу войны или не заседает в Вашингтоне. Он сам построил себе дом, Пит, ты бы его видел! Тебе бы понравилось. Он стоит на маленьком островке, окруженном с трех сторон водой, и он весь из дерева и стекла, которые он набрал с развалин заброшенных зданий.

— Звучит неплохо, — сказал Питер с показным равнодушием, допивая свой бокал в несколько долгих глотков. — Ты вернешься?

— Не знаю, — медленно ответила Дана, маленькая морщинка пересекла лоб, когда она задумалась. — Мне нужно еще какое-то время, чтобы оправиться. Столько всего произошло. Я совсем запуталась.

— Здесь твой дом, Дэйнс. Ты не сможешь убежать навсегда. — Он поставил бокал на стол, поднялся и поправил галстук.

— Я не убегаю, — возразила Дана. — Мне там нравится. Мне нравится там рисовать, и там неплохое место для воспитания ребенка. Почему я не могу остаться там, где хочется.

— Твой выбор, детка. Не мне решать. — Он посмотрел на нее. — Но в этот раз сделай нам обоим небольшое одолжение. Не принимай никаких решений, прежде чем хорошенько их не обдумаешь. — Когда Дана надулась, он сказал немного мягче: — Я слишком засиделся. Мне пора. — И, не оборачиваясь, направился к двери.

Дана была поражена внезапным сокращением времени, которое они могли провести вместе: на следующее утро Питер возвращался в Англию, а она вернется в Калифорнию в конце недели. Она думала, что он проведет с ней весь вечер, они будут обмениваться воспоминаниями и строить планы на будущее. Вместо этого, уныло подумала она, торопливо последовав за ним в холл, Питер попросил ее выйти за него замуж, и она опять отказала ему. Она взяла его за руку уже около лифта. Он стоял с безучастным выражением лица.

— Не уходи. Останься на ужин, пожалуйста, — упрашивала она. — Мы же больше не увидимся до твоего отъезда.

Лицо Питера снова смягчилось, он даже улыбнулся, положил обе руки ей на плечи, поставил ее перед собой и сказал:

— Я и так слишком задержался, Дэйнс, и я сказал тебе достаточно. Не беспокойся, я не обезумел от горя, а просто ухожу. — Он легонько встряхнул ее, наклонился и поцеловал в кончик носа. — Я вернусь, можешь на это рассчитывать.

И прежде чем она успела возразить, он повернулся и, не оглядываясь, вошел в лифт. Двери закрылись, скрыв его от Даны, и она поняла, что лифт увез Питера из ее жизни еще раз.

— Мисс Дана.

Она обернулась, услышав, что кто-то зовет ее. Это была Джилли, державшая на руках выспавшегося Уэллеса.

— Дорогой, — заворковала Дана, потянувшись к сыну и прижимая его к плечу. — Ты спал? Ты был вежлив с Джилли? Ты скучал по мне? — Она посмотрела на его крошечное личико. Его глаза были широко открыты, губки поджаты, и он беспорядочно махал ручками. — Ну, разве он не идеальный ребенок? — выдохнула Дана, все еще не отрывая глаз от сына.

— Никто не идеален, — сухо ответила Джилли и фыркнула, но ее тонкие губы сложились в невольную улыбку, когда она посмотрела на свою бывшую подопечную с ребенком на руках. — Очень милый ребенок. Он хорошо поспал и съел весь свой обед.

— Я возьму его на минутку, Джилли. Ты иди, поужинай сама.

— Мне не нравится, что вы собираетесь увезти его в Калифорнию. Вы оба должны жить здесь, здесь ваш дом. — Джилли выпрямилась, ее крошечная фигурка напряглась. Она нервно теребила подол передника и беспокойно смотрела на Дану. — Миссис Уэллес захотела бы, чтобы вы жили здесь, а не в этом Богом проклятом штате, где все бегают голыми и занимаются черт знает чем. — Знаю, знаю. — Дана повернула Уэллеса так, чтобы его голова удобно лежала на ее плече, и покачивала его туда-сюда, пока разговаривала с няней. Мальчик тихо агукал, и Джилли заулыбалась, услышав это, приложила свою голову к его, чтобы получше расслышать. Дана знала, что Джилли полюбила мальчика с того самого момента, как она взяла его на руки, и ее очень расстроит расставание со своим любимцем, и поэтому она очень проникновенно сказала: — Бабушке очень не понравилось бы, что я живу в Калифорнии, но, Джилли, я не могу вернуться сюда сразу. Это слишком быстро.

— Вам больше не нравится квартира? — мрачно спросила Джилли, оглядев просторный холл. Лица на семейных портретах бесстрастно смотрели со стен, а громоздкая мебель казалась темной и зловещей в полумраке холла.

— Конечно, мне нравится. — Держа па руках ребенка, Дана прошлась по тихим комнатам, за ней бесшумно следовала старая няня. Все следы прошедшей вечеринки были убраны, а мебель расставлена точно так, как поставила ее Маргарет Уэллес около четверти века назад. Дана задумчиво посмотрела на тяжелые мрачные шторы гостиной и вздохнула. — Здесь должен кто-то жить. Все это нужно поменять.

Она вспомнила декабрьский вечер ее дебюта, когда квартира была наполнена светом и украшена к Рождеству, вспомнила счастливый смех гостей, собравшихся в просторных комнатах, Маргарет и Джосса — превосходных хозяев, веселых и приветливых. На какое-то время Дане захотелось возвратиться в ту жизнь до момента, когда Маршалл Фоулер вошел в библиотеку и ее жизнь, и прожить все заново, но на этот раз по-другому. Но тогда, подумала она, нежно прижав сына к груди и чувствуя тепло его крошечного тельца, у нее не было бы Уэллеса. Она теперь не мыслит своей жизни без сына.