Серебряная цепь

12

Из-за прикрытой двери доносился тихий смех, и Дана, держась за ручки двери, прислушалась к разговору Маргарет и Джосса. Отец вернулся рано утром почти два дня назад и с тех пор почти не покидал тещу. Дана и он дежурили у постели, иногда один из них уходил поспать. Маргарет была очень слаба, но все же приходила в сознание. Дана не хотела прерывать разговор бабушки и Джосса, она подождала, пока голоса стихли, открыла дверь и тихо вошла. Джосс сидел у изголовья, держа Маргарет за руку. Бабушка была в сознании, она улыбалась своему зятю. Джосс повернул голову, и его темные глаза засияли от радости при виде дочери. Свободной рукой он поманил Дану, она подошла и осторожно опустилась на кровать бабушки.

— Дорогая, — прошептала Маргарет. — Мы только что вспоминали, как Кэтрин с твоим отцом привезли тебя домой из Бостона. Джосс был ужасно глупым. Он боялся взять тебя на руки, ты была такая крошечная, а мать была так счастлива, так счастлива! — Она запнулась, посмотрев на Дану. — И я была счастлива тоже, моя дорогая девочка! Я так тебя люблю!

Глаза Даны наполнились невыплаканными слезами, и она прижалась щекой к щеке Маргарет, которая закрыла глаза и уснула. Джосс и Дана сидели, не шевелясь, и прислушивались к неровному дыханию Маргарет. Ее вздохи были все тише и тише, пока не прекратились совсем, и жизнь оборвалась. Дана выпрямилась и протянула руку отцу. Он сжал ее в своей, оба заплакали.

— Она умерла, пала.

— Знаю, детка. — Он отпустил руку дочери, нежно обнял, поднял и начал покачивать, как маленького ребенка. — Но какая великолепная смерть! Хорошо, что мы оба были здесь.

— Она ждала тебя, Джосс. — Дана улыбнулась сквозь слезы. — Она не умерла бы, не попрощавшись с тобой.

— Знаю, девочка, — сказал Джосс, и глаза его были полны слез. — Она была моим лучшим другом, ей я поверял свои тайны… Мне ее будет так не хватать. — Он посмотрел на Дану. — И тебе тоже, правда, дорогая? — Дана кивнула и положила голову ему на плечо. От отца пахло свеженакрахмаленными рубашками и ромом, в его объятиях она чувствовала себя в безопасности. — Еще никогда не было такого человека, как она, правда?

Дана отошла, вытирая слезы.

— И никогда не будет, папа. — Она не смотрела на кровать. — Давай оставим ее сейчас. Джилли и медсестра ждут за дверью. Давай… Я не знаю, мне кажется, что мы должны сделать что-то особенное. Это, наверное, глупо.

— Вовсе нет. — Джосс нежно улыбался дочери. — Ты абсолютно права. — Он открыл дверь и предложил руку, чтобы она могла на нее опереться. — Пойдем. Мы никому не скажем, но мы найдем бутылку лучшего бабушкинского шампанского и выпьем за нее, только мы вдвоем. — Они переглянулись сквозь слезы. Дана оперлась на руку Джосса, и они вместе вышли из комнаты.

Следующие три дня, не переставая, звонил телефон, двери лифта открывались и закрывались, приходили навещать друзья. Контора Фрэнка И. Кэмпбелла была переполнена. Джосс и Дана стояли рядом, принимая толпы людей, пришедших проститься с Маргарет. На отпевании в церкви Сент Джеймс было много народу, все сидели молча, слушая утешающие слова поминальной молитвы. Хор пел любимые гимны Маргарет, а мрачный Джосс с юмором рассказывал о неукротимой женщине, которую все любили. Дана и Джосс почти не расставались после тихих поминок Маргарет, которые устроили в день ее смерти. Они постоянно встречались взглядами, желая утешить и ободрить друг друга в течение нескольких часов утомительной церемонии.

Когда похоронная процессия наконец направилась от церкви к семейному склепу Уэллесов в Дувенскилле, Дана забилась в угол древней черной машины Маргарет и усмехнулась, глядя, как Джосс все еще раскланивается с приглашенными и поклонниками, столпившимися на улице перед Сент Томас. На переднем сиденье рядом с шофером сидела Джилли в черной соломенной шляпе, прикрепленной длинной черной лентой. Она распрямила плечи, но Дана знала, что пожилая няня страдает от потери старого друга. Она наклонилась вперед, легонько дотронулась до плеча Джилли, и та, не оборачиваясь, похлопала ее руку своей в перчатке. Машина набрала скорость и последовала за катафалком через мост Джорджа Вашингтона вверх по Пэлисаэйдс-парквэй. Следом ехала вереница машин, принадлежавших родственникам и друзьям Маргарет. Дана знала, что там была вся Семерка и множество друзей Джосса из театра, которые полюбили его тещу за долгие годы общения.

— Ты видела Гэвина? — Джосс расстегнул пиджак и ослабил галстук. — Он сидел позади Дотти Ледбеттр. Вопросительно посмотрев на дочь, спросил: — Ты знала, что он приедет? Ты не возражала?

— Все в порядке, Джосс. Он звонил и спрашивал, можно ли ему прийти. — Дана скинула туфли и потерла одну ногу о другую. — Он выразил мне свое сочувствие, он знал, как я любила бабушку — Она зевнула и откинулась назад. — Он был вполне вежлив. — Она посмотрела на отца. — Я говорила тебе, что именно он переделал для меня студию?

— Ты пытаешься сменить тему?

— Какую тему? — Дана отвернулась.

— Ты не рассказывала мне о том, что действительно произошло между тобой и Маршаллом. Почему Гэвин приходит на похороны бабушки, если ты собираешься развестись с его племянником? Почему ты избегаешь говорить о своем замужестве? И в первую очередь, почему ты вдруг уехала из Гросс Пойнта среди ночи? — Джосс открыл старомодный шкафчик в спинке заднего сиденья, достал небольшой графин и повернул его к свету. — Как ты думаешь, сколько здесь пролежала эта штука?

— С первой мировой войны?

— Ничего, я все равно выпью. — Он еще пошарил в шкафчике и вынул две крошечные хрустальные рюмки. — Хочешь? — Дана кивнула, взяв маленькую рюмку. Она пригубила напиток и скорчила гримаску, почувствовав сладкий вкус шерри. Джосс пожал плечами, быстро выпил и снова наполнил свою рюмку. — Сейчас все сгодится. — Убрал графин, рюмки и закрыл шкафчик. — Ты не собираешься поговорить со мной?

— Конечно, папочка, но не сейчас. — Она многозначительно посмотрела на спину шофера и на застывшую спину Джилли. Джосс кивнул, и остаток поездки они тихо просидели на заднем сиденье, держась за руки и думая каждый о своем, пока машина не подъехала к маленькому кладбищу, где были похоронены многие поколения Уэллесов. Они стояли рядом, глядя, как гроб Маргарет погружают в землю между могилами ее мужа и дочери. Не в силах смотреть на открытую могилу, Дана сосредоточилась на надгробном камне своей приемной матери, снова и снова перечитывая надпись "Пусть твоя вечная весна никогда не увянет" под монотонный голос священника в жаркий летний полдень. Короткая служба наконец завершилась, и Джосс с Даной пригласили прибывших из Нью-Йорка гостей в дом на реке Гудзон, который так любила Маргарет.

Высокий белый дом с остроконечной крышей был расположен так, что просторная длинная веранда выходила к широкой реке Гудзон. Балюстраду обвивала глициния. Длинный стол был сервирован на одном конце веранды. Пока собравшиеся гости тихо переговаривались между собой, Дана и Джосс стояли на другом конце веранды, наблюдая, как маленькие лодочки курсируют между Олбани и Нью-Йорком. На другой стороне реки виднелись горы, поднимающиеся к облакам, и до отца с дочерью доносился сладкий аромат поздних роз из сада Маргарет.

— Джосс? — Они обернулись, когда мрачный голос Марти Ливайна прервал их молчание. — Слушай, приятель, я знаю, что сейчас не место и не время, но нам нужно поговорить. — Маленький лысый человечек вытер большим платком пот со лба и, извиняясь, посмотрел на Дану. — Прости, дорогая, но это срочно. — Дана наклонилась и нежно поцеловала агента своего отца.

— Я знаю, Марти, знаю. "Дело прежде всего", правда? Я оставляю вас одних и поговорю с людьми, пока они не разошлись. — Она оставила мужчин обсуждать дела, а сама стала разговаривать то с одним, то с другим, принимая соболезнования, угощая и иногда смеясь вместе со всеми, когда кто-нибудь вспоминал забавную историю из жизни ее бабушки.

— Дэйнс, — перед ней стояла Нэнси Бэйтс, держа большое блюдо с сандвичами. — Может, пустить это блюдо по кругу еще раз?

— Конечно, пустить. — Дана поморщилась, глядя на все еще полный поднос. — Придется есть их всю жизнь, если не избавиться сейчас. — Две стройные девушки в коротких черных летних платьях рассмеялись, Нэн серьезно посмотрела на подругу, и ее улыбка исчезла. — Мне будет недоставать твоей бабушки, она была настоящей леди. Моя мать говорит, что она была последней оставшейся леди в наше время.

Дана поглядела на людей, толпившихся на веранде. Некоторые рассеялись по лужайке. Из просторной гостиной, выходящей окнами на веранду, слышались голоса.

— А где твоя мать? — спросила Дана. — Я с ней еще не разговаривала.

— Они там с Артурами, собираются уезжать.

— Но ведь ты не собираешься? — вдруг встревожившись, спросила Дана. — Мы еще совсем не поговорили с тобой. Мы с Джоссом собираемся ночевать здесь и вернемся в город завтра. Почему бы тебе не остаться с нами?

— Я не могу, Дэйнс, ведь я теперь работаю. Мне надо быть в офисе завтра. — Она быстро добавила: — Но мы с Тедом можем немного задержаться и уехать вечером, хочешь?

— Мы с Тедом? Твои родители и Артуры? Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Дана многозначительно подняла брови, и Нэнси залилась краской. — Господи, ты серьезно, ты действительно хочешь это сделать?

— Мы решили всего несколько дней назад. Было несколько неуместным говорить об этом, когда твоя бабушка умирала. Да, мы собираемся пожениться на Рождество. — Дана обняла подругу, которая улыбалась сквозь слезы счастья. — О, Дэйнс, ты будешь моей подружкой на свадьбе? Пэгги тоже будет, я хочу, чтобы вы обе были со мной.

— Конечно, дорогая. Я так счастлива за тебя и Теда! — Обе девушки были в полном восторге от помолвки Нэнси и принялись обсуждать это посреди оживленной толпы. — Господи, двое из Семерки женятся, это просто потрясающе!

— И мы всегда будем друзьями, правда?

— Всегда! — Дана радовалась за подругу, но на сердце было тяжело из-за своей тайны. Хорошо бы поделиться с Нэнси, но она не должна омрачать счастье подруги своими проблемами.

Дана улыбнулась и согласно кивнула, а Нэнси заторопилась выложить ей все новости, которыми ей казалось неудобным делиться во время болезни Маргарет. Она поверяла Дане свои планы насчет свадьбы, рассказывала о квартире, которую они с Тедом уже сняли в Бостоне, где он будет учиться на адвоката. Дана не могла сдержать горькие мысли о том, как все отличалось от ее собственной свадьбы с Маршаллом, когда все было решено и предусмотрено бабушкой и Фоулерами.

— Тодд и Джефф будут шаферами, а Питер — другом жениха, — тараторила Нэн. — Они бросили жребий, и Питер выиграл, хотя он утверждает, что проиграл. Все будет как в старые добрые времена — вся Семерка вместе.

— Замечательно, — тихо сказала Дана, подумав, что будет с ней к тому времени, как Нэнси и Тед встанут перед алтарем. Она машинально потерла живот и виновато спрятала руки за спину. — Не могу дождаться. — Она с облегчением подняла глаза, когда за спиной Нэнси возникла высокая фигура Питера Крэйна. Через плечо Нэнси он передал Дане холодный бокал чая со льдом. Нэн вынырнула из-под его руки и, подняв блюдо, медленно понесла его по направлению к редеющей толпе гостей у стола. — Не забудь избавиться от них! — крикнула ей вслед Дана и увидела, как Нэнси кивнула в ответ. — Где ты был? — она с благодарностью отпила немного из своего бокала. — Спасибо, это как раз то, что мне сейчас нужно.

— Подумал, что тебе захочется. — Питер отлично выглядел в незнакомом Дане темном костюме, очевидно, сшитом в Лондоне. Он медленно отхлебнул из своего бокала и обвел взглядом оставшихся гостей. — Замечательный вечер. Миссис Уэллес понравилось бы.

— Слава Богу, что ты здесь. — Дана глубоко вздохнула и широко улыбнулась пожилой женщине в украшенном цветами платье, которая подошла попрощаться. Она перевела взгляд на Питера после того, как величественная дама удалилась. — Она милая, они все милые, но я так устала. Хорошо было бы, если б они все сейчас разошлись. То есть, замечательно, что все пришли и так добры к нам, но я этим сыта по горло. Наверное, я порядочная сволочь, правда?

— Ты прекрасно держишься. Твоя бабушка гордилась бы тобой, — он говорил нежно, но твердо, и Дане стало полегче. Они стояли рядом, плечом к плечу, глядя на Гудзон. Неподалеку Джосс спорил со своим агентом. Подул легкий ветерок, послеполуденное солнце отражалось в реке внизу.

— Я никогда не задумывалась, насколько я полагалась на бабушку, пока не стало слишком поздно, — вслух рассуждала Дана. Ветерок развевал ее волосы и раздувал ее юбку вокруг коленей. — Она была очень сдержанной, точнее, не любила проявлять свои чувства, и всегда оказывалась правой во всем. — Дана нахмурилась, размышляя о бабушке. — Она не меняла убеждений, то есть она знала, что хорошо, а что плохо, и это всегда нас поддерживало. Она была честной, всегда честной. — Питер не говорил ни слова, и Дана продолжала: — Мне хочется когда-нибудь стать похожей на нее, когда все это закончится. Я бы хотела… я не знаю, это, наверное, звучит глупо. — Она нетерпеливо махнула рукой.

— Нет, не глупо, Дэйнс, — сказал Питер новым для нее, мягким, почти нежным голосом, каким он говорил с ней теперь, как вернулся из Оксфорда. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, и ты права. Она была неукротимой, решительной женщиной, а это не совсем плохо в наши дни. — Он снял очки и зацепил их дужкой за край кармана пиджака. Его глаза смотрели нежно, и он казался таким беззащитным без очков. — Ты похожа на нее даже больше, чем осознаешь, ты гораздо смелее, чем сама думаешь.

— Господи, Пит, я буду по ней так скучать. — Она опустила голову, чтобы скрыть слезы. — Хорошо, что она так и не узнала о ребенке. Я не хотела, чтобы она знала, что мой брак развалился. Она не одобряла разводы. — Дана подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза. — Я так и не сказала ей всей правды. Кое-что сохранила в секрете.

— Я думаю, она поняла бы, Дэйнс, ведь она хотела только счастья для тебя. — Питер склонил свою темную голову к ее светловолосой, и их силуэты темнели на фоне горизонта. — А ты была несчастна. — Он сказал это твердо, без вопросительной интонации, но Дана все равно кивнула. — Дорогая, теперь ты можешь рассказать мне все, что утаила от бабушки. Может, тебе станет легче, когда поделишься своей тайной с другом?

Дана кивнула, он решительно повел ее в дальний угол веранды и заслонил собой от толпы. Люди расходились. Джосс на правах хозяина целовал женщин, жал руки мужчинам, благодарил всех. Он фактически выпроваживал людей, но так обаятельно, что никто этого не замечал. Взглянув на Дану с Питером, удвоил усилия, чтобы для убитой горем дочери поскорее закончился утомительный вечер.

— Он бил меня. Каждую ночь возвращался домой пьяным, и если я не потакала ему, то бил. — Дане стало стыдно, но рассказ об унижении вырвался так же внезапно, как и признание о беременности. Питер располагал ее к откровенности.

Молча он обнял подругу, словно пытаясь защитить, и она склонила голову ему на грудь. Постояли молча, не двигаясь. Наконец, пока Питер все еще не произнес ни слова, она подняла голову и была поражена его окаменевшим бледным лицом.

— О, Питер, не принимай это так близко к сердцу. Я не первая женщина, с которой такое случилось, и теперь все уже позади, — дрожащим голосом сказала она. — Мне больше никогда не придется его видеть.

— Почему ты не позвонила мне? Я приехал бы и увез тебя.

Она засмеялась неуверенно.

— Как рыцарь в сверкающих доспехах?

— Не шути так, Дэйнс. Сколько же ты натерпелась с этим сукиным сыном. — Он все еще держал ее в объятиях, и она не могла видеть гневного выражения его лица.

— Вначале я сама не верила, что это случилось, а потом, когда он раскаивался и извинялся, я подумала, что это просто ужасная случайность, которая больше не повторится. Я не могла допустить, чтобы бабушка узнала, — прошептала Дана.

— Но это случилось снова, да? И что ты думала после этого? — спрашивал он, гладя ее по спине. Дана попыталась отодвинуться, но он не отпускал.

Наконец она поняла, что он ждет от нее вразумительного ответа, и безучастно продолжала:

— Думаю, я была просто парализована. Я знала, что это все ужасно и отвратительно, но до последнего момента не могла поверить, что все происходит со мной. Я была очень слабой, меня засосало все это, и мне не хватало сил признать, что я совершила такую ужасную ошибку. — Она устало закрыла глаза. — Долгие месяцы я, просыпаясь по утрам, говорила себе: "Сегодня ты уедешь", но в конце дня решимость пропадала, и я успокаивала себя: "Ничего, я уеду завтра". А дни бежали быстро, Пит. Когда я сейчас оглядываюсь на прошлое, мне все представляется картинкой, на которой изображена женщина, очень похожая на меня, и предстоит узнать ее — ту, которую я не встречала раньше. — Ей трудно было продолжать, она лишь помотала головой, давая понять, что все сказала.

— А ребенок? Как насчет ребенка? Ты ему уже сказала? — Питер был подавлен, но все еще крепко обнимал Дану.

— Нет, я больше не говорила с Маршаллом, даже по телефону. Знают только доктор и ты. — Она судорожно вздохнула, теперь с облегчением, что наконец разделила с кем-то свою тяжесть. Теперь Питер знал все ее тайны, знал больше, чем догадалась Джилли или вытянул из нее Гэвин.

Питер отстранил Дану от себя, чтобы видеть ее лицо, но руки оставались на ее плечах.

— Я убил бы его, — сказал он с холодной яростью. — Если он еще раз попытается причинить тебе боль, я сделаю это.

— Пит, это не твои проблемы. Я не хотела… — Не в силах закончить фразу, она нежно погладила его по лицу.

Питер грустно улыбнулся ей.

— Ты о ребенке? — спросил он, достал очки и надел их, чтобы Дана не видела его глаз. — Он все-таки отец. Ты хочешь этого?

— Ребенка?

— Да.

— Не знаю, — честно призналась Дана. — Просто не знаю. Я не готова к тому, чтобы иметь ребенка сейчас, когда у меня больше нет мужа. Но когда думаю о том, что потеряю ребенка, мне становится жутко.

— Я слишком молод, чтобы быть дядей. — Дана улыбнулась этой попытке рассмешить ее, но улыбка увяла, когда встретилась с его глазами. — А ты слишком молода, чтобы быть матерью, даже если бы у тебя был муж.

— Знаю.

— Когда ты скажешь обо всем Джоссу?

— Сегодня, когда все уйдут. — Дана дрожала, несмотря на жару. — Он будет в отчаянии. Я так этого боюсь…

— Может, мне остаться? Я могу.

— Нет, лучше нам остаться вдвоем.

— Знаешь, Дэйнс… — медленно проговорил Питер в нерешительности. — Тебе не обязательно иметь ребенка, если ты не хочешь… Ты можешь…

— Я знаю, — перебила Дана, не желая, чтобы он произнес это слово. — Я думала об этом, и, может быть, так и сделаю, но сейчас мне нужно время, чтобы все хорошенько обдумать.

— Что бы ты ни решила, можешь положиться на меня. Ты ведь это знаешь, правда? — Он ожидал ответа, но, когда Дана просто кивнула, его лицо снова приобрело обычное вежливое выражение. Он дружелюбно улыбнулся подошедшей Пэгги Вудс, которая держала в руке свои туфли, ее короткие кудрявые волосы были мокры от пота. — Уже собралась, Вудс? Или хочешь искупаться? — он вопросительно посмотрел на ее обувь.

— Господи, конечно, нет. — Пэгги сочувственно посмотрела на Дану. — Извини, дорогая. Наверное, все это причинило тебе адскую боль. Ты, должно быть, мечтала, чтобы мы оказались где-нибудь на другом краю земли. — Она бросила туфли и с отвращением посмотрела на них. — Нет, я не собираюсь надевать их. Все, что я хочу, это добраться до Саутгемптона и сбросить остальную одежду.

Дана скорчила сочувственную гримасу. Ее собственные волосы, мокрые от пота, прилипали к шее, и она приподняла их, чтобы ветерок охладил кожу.

— Помнишь, как бабушка выносила кровати на веранду, и мы спали всю ночь на свежем воздухе?

— Да, с тех пор я никогда так хорошо не спала, — призналась Пэгги.

— Без комментариев, — поднял брови Питер, и они засмеялись. — Пойдем, крошка, паром отплывает.

— Вы едете на Лонг Айленд? — удивленно спросила Дана.

— Только на уик-энд. Я вернусь домой в понедельник утром и позвоню тебе.

— Я тоже. — Пэгги обняла Дану и нежно поцеловала. Обе чуть не плакали при расставании. Питер легонько поцеловал Дану в макушку. Она улыбнулась в ответ, все еще глотая слезы, и осталась смотреть, как Пэгги и Питер сошли с веранды на тропинку и обогнули дом. Осмотревшись вокруг, Дана увидела, что осталось несколько пожилых гостей, которые хотели поговорить с Джоссом. Нэн и Джилли помогали прислуге убирать со стола, а Тед Артур терпеливо ждал свою невесту. Поймав Нэн за руку, он что-то коротко сказал ей, они оба повернулись, крикнули Дане, что позвонят завтра, и ускользнули. Следующие полчаса Дана прощалась, отдавала последние указания прислуге, и усаживала Джилли в машину, уговаривая вернуться в пустую квартиру. Под предлогом, что пустую квартиру нельзя оставлять ночью, Джосс убедил Джилли оставить их одних на ночь в Дувенскилле.

Наконец отъехала последняя машина, и Дана с Джоссом остались вдвоем. Рука об руку, они медленно направились по извилистой тропинке, идущей по гребню холма на берегу Гудзона, которую Маргарет проложила так много лет назад.

— Устал, Джосс? — Дана посмотрела на его осунувшееся лицо и встревожилась. Джосс почти не спал с тех пор, как приехал из Африки, дежуря у постели Маргарет, занимаясь организацией похорон и поминок. Как всегда, он очаровал собравшихся, но, с грустью подумала Дана, израсходовал всю свою энергию и теперь остался без сил. Она сжала его руку, а он печально кивнул.

— Я просто вымотался, — признался он, отирая лоб платком, и снял пиджак. — А тут еще такая жара. Почти как в Африке. Ну, не совсем, но тяжело. Господи, как я ненавижу Африку! — Он перекинул пиджак через руку и усмехнулся. С появлением его знаменитой улыбки усталость исчезла с лица, и на мгновение он снова выглядел как молодой актер, который больше двадцати лет назад покорил Вест-Энд. Дана облегченно рассмеялась, забавляясь жалобами отца на съемки в Африке. — Кто-то рассказывал мне, что съемки фильма "Африканская королева" пришлось прервать, потому что жара чуть не свела с ума Богарта и Хэпберн, и они стали ненавидеть друг друга. Я не верил этому, пока сам не оказался там. — Он посмотрел на дочь. — А ты можешь себе представить, что чертовы кондиционеры ломаются в лучшем случае дважды за ночь, не говоря уже о том, что на этом континенте есть только одна машина с кондиционером, да и та полна москитов.

— Джосс, ты смешон. Ты же любишь выезжать на съемки, это для тебя своего рода приключение. Ты любишь все эти киношные дела, загвоздки, анекдоты.

— Любил, — поправил он. — Теперь мне больше нравится носить костюм от Клариджа и знать, где я смогу принять ванну в следующий раз. — Темнота начала опускаться на горы, и в воздухе почувствовался сладкий запах меда. Слышалось монотонное трещание цикад в траве, да изредка доносился сигнал с одной из рыбацких лодок внизу на реке. Дойдя до скамейки, они молча сели, наблюдая, как горы сливались с темным небом.

Когда появились первые звезды, они поднялись и пошли к дому. Тропинка почти кончилась, и Дана поняла, что пора начинать рассказ обо всем, что она скрывала от отца. Она все оттягивала этот разговор, потому что понимала, что Джосс будет ужасно расстроен. И только надеялась, раз она решила сделать аборт, то он простит ее. Медленно шла Дана вслед за Джоссом по широким деревянным ступеням в прохладный дом. Бесцельно побродив по гостиной с высоким потолком, она наконец села на свой любимый плетеный стул. С благодарностью она взяла предложенный им бокал белого вина.

— Вино у бабушки сохранилось лучше, чем шерри. — Джосс прикрыл глаза, вспомнив о содержимом графина в машине, и благодарно отпил глоток. — Это гораздо лучше, не правда ли?

— Гораздо. — Откуда-то издалека послышался шум моторной лодки. — Джосс, сегодня ты превзошел самого себя. Благодаря тебе всем стало гораздо легче. Это было как вечеринка, а не как поминки.

— Вечеринка — это лучшие поминки, праздник жизни, а не смерти. Вспомни это, когда придет моя очередь, детка. Я хочу, чтобы ты устроила замечательную вечеринку и пышный бал. — Он подвинул двухместное кресло и сел напротив. Из холла пробивался свет, слегка освещая темную гостиную, что придавало особый уют и интимность.

Дана глубоко вздохнула. Наверное, это последняя возможность рассказать отцу о ребенке. Вряд ли им удастся в ближайшее время остаться наедине, ведь Джосса постоянно донимали звонки от агентов, режиссеров и продюсеров.

— Джосс, — начала она и остановилась, не в силах подобрать нужные слова. Он вопросительно смотрел на нее, вытянув ноги на табуретку перед креслом. — Джосс, — опять начала она, но на этот раз выпалила все на одном дыхании. — Я беременна. Я не могу сейчас родить этого ребенка. Я думаю, мне придется сделать аборт.

— Аборт, — уныло повторил Джосс. — Ты беременна и хочешь сделать аборт. Господи, Дана, о чем ты говоришь? — Даже в приглушенном свете Дана видела растерянность на его лице. Он внезапно показался ей очень старым. Сердце сжалось при мысли о том, что она причинила ему боль, и она наклонилась вперед, пытаясь дотянуться до него, а он не в силах был скрыть шок. Дана готова была разрыдаться, но старалась сдержать себя. Она ждала, что отец заговорит, но он молчал.

— Джосс? — прошептала Дана, боль пронзила ее сердце. — Пожалуйста, дорогой, скажи что-нибудь.

— Маршалл знает, что ты хочешь сделать аборт?

— Маршалл даже не знает, что я беременна. Я не сказала ему. — В ее дрожащем голосе звучал вызов. — И не собираюсь. Не хочу, чтобы он знал.

Джосс встал и заметался по комнате. Он включил лампу, свет заиграл на потолке и озарил его встревоженное лицо и бледное напрягшееся лицо Даны. Он подошел к окну, выглянул в темноту, затем повернулся и посмотрел на дочь.

— Почему? — коротко спросил он. — Он ведь отец, не так ли? Он имеет право знать.

— О, Джосс, — жалобно прошептала Дана, не глядя на отца. — Ты не знаешь. Я никогда тебе не говорила. — Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Маршалл пил, а когда напивался, то бил меня. Не один раз. Я не могу вернуться к нему, и не вернусь. А если он узнает, что я беременна, что у меня будет ребенок, то попытается отнять его. — Она быстро отвернулась, непроизвольно тряхнув головой. — Я этого не вынесу.

— Детка. Нет. — Джосс торопливо подошел к ее стулу и опустился на колени, взяв ее за руки. — Почему ты не сказала мне? Почему не дала знать? — Дану захлестнули чувства, и она не могла выговорить ни слова. Джосс нежно гладил ее руки, а в глазах была такая ярость, какой никто никогда не видел у него. Мягким голосом он продолжал: — Надо было приехать ко мне. Почему ты терпела? Я никогда не допущу, чтобы он приблизился к тебе. Пока я жив, тебе не придется видеть его или говорить с ним.

— Я молчала потому, что было так стыдно, — попыталась объяснить она. — Вначале я думала, что сильно люблю его, и не могла поверить, что он способен сделать мне больно и что я не смогу изменить его, — горько продолжала она. — Неужели я не смогу заставить его бросить пить, думала я. Какой я была идиоткой! Даже угроза Гэвина, что он не отдаст ему фирму, не подействовала на Маршалла. Его ничто не изменит, ничто.

— Я не прощу себе, что не знал, в какой ты опасности! — Джосс встал и снова начал мерить шагами комнату, теперь он кипел от злости, а его лицо стало темным. — Я должен был знать! Если бы я не снимал эти чертовы фильмы, если бы я играл в театре, я бы знал. — Он обернулся и сжал кулаки, посмотрев на дочь. — Я убью этого ублюдка, если он попадется мне на дороге.

— О, Джосс, это как в плохой пьесе. — Дана плакала и смеялась одновременно. — Даже Питер говорит, что это похоже на "мыльную" оперу.

— Пьесы — это жизнь, детка. Они же берутся откуда-то, — возразил Джосс, элегантно пожав плечами, и снова сел напротив. — Но в жизни не опускается занавес после третьего акта, когда все проблемы полностью решены. — Он задумчиво изучал свои ботинки. — Ты абсолютно уверена, что хочешь сделать аборт? — Дана не ответила, и он медленно продолжил: — Всегда есть несколько решений проблемы, дорогая. Не нужно делать аборт, если ты этого не хочешь. Может, все-таки родить? Так не раз делали раньше. — Его подвижное лицо было неестественно оцепенелым, а взгляд — внимательным. — Подумай, если ты не решила уже все окончательно.

— Как я могу воспитывать ребенка одна? Даже если бы хотела? — Дана устало закрыла глаза и откинула голову на спинку стула. — Я о себе-то толком не смогла позаботиться, как же я сумею заботиться о ребенке? — Она смотрела на отца, ожидая ответа, но Джосс мрачно смотрел в сторону. Его лицо посуровело, а глаза стали печальными. Интересно, где сейчас его мысли, подумала Дана, но вдруг поняла, что он вспоминает ребенка, которого они с Кэтрин потеряли много лет назад. Почти шепотом она спросила:

— Как я смогу сохранить ребенка, Джосс?

Вздрогнув, Джосс оторвался от воспоминаний.

— Ты же хочешь этого, правда? Ты совсем не хочешь делать аборт, не так ли? — Он улыбнулся дочери. — Я рад, дорогая.

— Джосс, — возразила Дана. — Я ничего такого не говорила.

— Ты спросила меня, как сохранить ребенка, а это одно и то же.

— Правда? — обрадовалась Дана, поглаживая живот жестом, который стал привычным, с тех пор, как она узнала, что беременна. Она кивнула Джоссу. — Пожалуй, правда. Я хочу своего ребенка.

Он ждал, очевидно, надеясь, что дочь скажет еще что-нибудь. И она, усилием воли собрав мысли, сказала: — Я обманывала себя, думая, что не хочу. Но, Джосс… — Она посмотрела на отца в нерешительности, которая сквозила в каждом ее жесте. — Я не позволю сделать со своим ребенком то же, что моя мать сделала со мной. Я никогда не смогу отдать его кому-нибудь другому. — Страсть, вложенная в эти слова, будто опустошила женщину, и она устало упала на стул.

— Ты имеешь в виду отдать ребенка кому-нибудь, кто будет заботиться о нем, кто сможет обеспечить ему стабильную любящую семью? — Голос Джосса был тихим и спокойным, но Дана уловила нотки тревоги, когда он упрекнул ее, напомнив обстоятельства ее удочерения. Он устало потер глаза и, запинаясь, продолжал: — Может, она очень хотела сохранить тебя, даже если у нее не было мужа, но не могла этого сделать. Ты не можешь знать всего, Дана. — Он отчужденно посмотрел на дочь. — Кроме этого, у тебя есть выбор, а у нее, может, не было. Ты можешь сама принимать решения и оставить ребенка при себе, если захочешь.

— Как… — прошептала Дана так тихо, что отцу пришлось наклониться к ней, чтобы услышать слово, которое было скорее утверждением, нежели вопросом. Внезапно настроение Даны стало меняться, она с удивлением поняла, что это радость, и заулыбалась. Лицо Джосса расплылось в ответной ухмылке. Их охватила волна взаимопонимания и привязанности.

— Это довольно просто. — Джосс сменил тон на деловой и практичный. — Не забывай, Дана, что ты только что унаследовала огромное состояние и прекрасно можешь обеспечить себя и ребенка. Маршалл никогда ничего не узнает, это будет нашим секретом. Только подай на развод с этим ублюдком. Если с ним возникнут проблемы, мы пригрозим рассказать о его поведении репортерам. Гэвин Фоулер никогда этого не допустит. Все уладят наши адвокаты, тебе даже не придется встречаться с Фоулерами. Черт возьми, тебе же от него ничего не нужно, в чем же проблемы? — убеждал Джосс, наклонившись к ней. — Ты поедешь со мной в Калифорнию. Я в любом случае собирался взять тебя с собой, об этом сегодня говорил с агентом. Мне не хочется оставлять тебя и возвращаться в Африку, и Марти уладит все дела с компанией, чтобы я мог закончить свою роль на Побережье.

— Он все уладит? — слабо спросила Дана, вспоминая, как часто Марти ссорился с отцом по поводу какой-нибудь странной идеи Джосса и, как правило, убеждал его, что это невозможно.

— Конечно. В этот раз я не приму отказ ни от него, ни от кинокомпании. Ты можешь поехать со мной, а хлопоты насчет развода предоставь адвокатам. — Оба замолчали, думая, сколько проблем еще надо решить до отъезда из Нью-Йорка. — Имущество твоей бабушки в полном порядке. Она сама мне сказала.

— Мне тоже.

— Ты можешь оставить квартиру, и этот дом тоже. — Вообще-то, я надеюсь, что ты не будешь его продавать, — признался он. Я люблю это место, как и ты, и оно стало моим домом в Штатах.

— Конечно, дорогой, — быстро ответила Дана, но запнулась. — Я просто никогда не думала обо всем этом…

— И не нужно, пока не почувствуешь, что об этом стоит подумать. Маргарет оставила все свое состояние тебе, адвокаты и доверенные лица остались те же, и они прекрасно смогут управлять имуществом для тебя, как они это делали для нее.

Глаза Даны наполнились слезами, когда она вспомнила женщину с гордой осанкой, которой удавалось так разумно устраивать все дела. Она растроганно подумала о том, что отец еще не знает, что Маргарет оставила значительное наследство "любимому зятю и дорогому другу Джоссу Армстронгу". Дане вспомнился день перед приездом Джосса, когда бабушка пригласила своего адвоката Джона Холдернесса и, лежа в постели, распорядилась, чтобы поверенный посвятил внучку во все тонкости ее состояния и познакомил со всеми пунктами завещания.

Дана была удивлена огромным количеством акций, которыми владели Уэллесы, и тронута тем, что Маргарет завещала определенную сумму всем, кто остался верным ей за многие годы. Джилли получила значительное наследство, достаточное, чтобы купить небольшой собственный домик, но, решила Дана, она никогда не оставит свою подопечную, и ее легко будет уговорить остаться жить в квартире на Пятой авеню. Дана оглядела темную комнату и решила, что они закроют Дувенскилл и оставят землю арендаторам. Впервые за последние годы ее охватило радостное возбуждение, когда она поняла, что делать дальше: она поживет некоторое время в Нью-Йорке, подпишет все бумаги, которые, без сомнения, понадобятся адвокатам для начала дела о разводе, а затем будет свободна и сможет присоединиться к Джоссу в Калифорнии и родить ребенка. Ей стало так легко, как не бывало долгие месяцы. Она встала, с облегчением потянулась и протянула руку отцу.

— Да, — просто сказала она.

— Я так рад, дорогая! — Джосс встал и взял ее руку в свои. — Это будет самым правильным решением, ты об этом не пожалеешь. А я помогу тебе. Мы вместе как-нибудь справимся.

— А ты не против стать дедушкой? — поддразнила Дана. Она дернула его за рукав и потащила к высокому французскому окну, которое выходило на веранду. — Это не помешает тебе?

— Никогда, особенно если ты пообещаешь, что этот ребенок доставит мне столько же радости, сколько ты. — Они стояли у перил веранды, отец взял дочь под руку и прижал к себе. — Держись за меня, девочка. — Он поднял глаза к сияющему звездами летнему небу и, указав пальцем вверх, сказал, подражая Марти Ливайну: — И я сделаю тебя звездой.