Я не ошибся, предположив, что только ленивый не пройдётся по моим костям. Именно по моим, ведь Дитер был всеобщим объектом восхищения и вожделения. Всё, что ему досталось, это непонимание. Почему он решил провести течку именно со мной, а не с кем посимпатичнее? В этом были единодушны все три пола.
Альфы косились на меня с лёгким интересом, похоже, впервые узнав, что я тоже омега. Беты скорее просто любопытствовали на волне общего ажиотажа, но вот омеги… омеги неистовствовали, исходя желчью и завистью, будто я посмел тронуть чужое. Такой реакции не было даже на Эба. Видимо, красота служила достаточным основанием топтать землю, но ничего такого в моём скудном арсенале не имелось.
В первый день, когда я снова появился в общей комнате, со мной никто не разговаривал. Не скажу, что раньше было много желающих почесать со мной языки — я был не из болтливых, но в этот раз все просто глазели с осуждением и подозрением, наверняка решив, что я пошёл на хитрость и уловку, чтобы заставить Дитера трахнуть себя. И они не ошиблись!
По сути, я бы не согласился только с одним пунктом молчаливых обвинений, а скорее с определённой точкой зрения: все посчитали, что я распустил руки на то, что не могло принадлежать мне по определению. И тут бы я послал всех на хуй. Что моё, а что нет, мог решать только я. И больше никто.
Я вернулся к работе, игноря шепотки, а после и открытое обсуждение моих недостатков. Не обращал внимание и на недоваренную кашу, и пересоленный суп, стейк, обгоревший до состояния жженой резины, и другие «комплименты», долетавшие до меня из кухни.
Похоже, Уилл был согласен с общим мнением, и наличие у него ухажёра не остудило пыл. Правда в открытую он не наезжал. Может, просто обиделся, что я сжёг новое бельё? Это, кстати, тоже повлекло волну слухов и домыслов.
Стоило нам с Дитером оказаться за одним столом, как я спиной чувствовал пронизывающие взгляды. Альф отпустило почти сразу, тем более тех, кто относился к внутреннему кругу — гораздо больше их интересовали дела «Метки» в Грейштадте и Тиратия. А вот слабый пол не сдавался до последнего. Тем более, я остался единственным омегой за почётным столом, и то обстоятельство, что в общем, я почти никогда не разговаривал — Дитер всегда общался со мной мимоходом, за пределами общей комнаты, пусть и о важном, но так, чтобы между мной и другими альфами не возникало трений из-за разногласий, — не имело ровно никакого значения.
Дня три в общей комнате витало напряжение, а потом наконец всё вернулось на круги своя. У Дитера на матрасе оказался очередной счастливчик. Это заставило омег выдохнуть и снова вернуть меня в список неопасных, а значит, неинтересных и недостойных внимания. Качество еды, попадавшей мне в тарелку, правда, не улучшилось — совсем уж позабыть было не по-нашему, не по-омежьи, но обсуждать перестали, вернувшись к соперничеству в собственной группке.
Я тоже занимался делом. Пахал, как привык. Возвращался поздно, заваливался на своё место и проваливался в сон.
Все две недели после течки я устанавливал мины вдоль западной стены трёхэтажной постройки, отгораживавшей внутренний периметр базы от внешнего. По ту сторону не было дополнительных колец обороны, только старые рельсы в четыре полосы, тянувшиеся на возвышенность в одном направлении и вниз, к Грейштадту, в противоположном. После рельс ещё несколько метров земли — и крутой обрыв к речке.
Нападать на нас здесь было сложно, поэтому и часовых было немного. Ещё я подозревал, что ветры здесь особенно колючие и потому люди не слишком зорко всматриваются в эту сторону. Такой расклад был мне на руку.
Приходилось быть начеку и не копать, когда к краю стены приближались несущие дозор. Делать вид, что вешаешь камеры, когда на самом деле закапываешь мины — то ещё удовольствие. Так что хорошо, что часто не шатались.
Пальцы отмёрзли нахер сразу же. Зима наступила не вчера, конечно, но снега всё не было и я продолжал откладывать покупку нужных вещей. Однако, после первого дня у западной стены, я заказал тёплую куртку, шапку, штаны и ботинки, такие, чтобы на восьмитысячник сходить и вернуться в той же обувке. Забрал с утра на следующий день у забегаловки. Поел отменных сырников и пожалел, что так редко удаётся выбраться.
Вырядившись в костюм альпиниста, отправился копать ямы дальше. Теперь мне и море было по колено, не только горы по плечу.
Дело не торопясь продвигалось. Я планировал закончить в начале третьей недели и заняться прожекторами у вмонтированных пулемётов. Размышляя о том, сколько метров проводки понадобится и стоит ли делать двойную, я как раз прикапывал снаряд. Услышав в отдалении шаги, незаметно огляделся, проверяя, не свечу ли своим занятием, и поднялся на ноги.
Это был Дитер. Я отложил камеру в сторону — прикрытие не требовалось, и стал дожидаться. Снега до сих пор не было, и потому пейзаж выглядел грязно-серой мешаниной тёмной земли и голых деревьев рощи за рекой. Позади Дитера, вдалеке, виднелась окраина города. С такого расстояния едва ли удавалось что-нибудь различить, но вышки электросетей и высотки центра угадывались.
— Здорово, — поприветствовал я альфу первым как ни в чём не бывало; я вёл себя так же, как и всегда, словно между нами ничего не случилось.
Дитер кивнул, приблизившись.
— Как продвигается? — альфа осмотрелся.
Свежевскопанные холмики в двух метрах от здания были тщательно присыпаны пожухлой листвой и ветками, не вызывая подозрений.
— Нормально. В среду займусь твоей подсветкой. Думаю подсоединить их к аккумуляторам. И давай ещё пару генераторов возьмём. Я присмотрел нормальные бандуры.
— Ладно. А что думаешь насчёт Четтера?
Четтер был небольшим районом — северная окраина Грейштадта. В него упёрлась «Метка», прибрав остальную территорию к рукам. Районом заправлял местный воротила, и делал это умело. Мнения за столом о том, как поступить с Марзу — так звали альфу, разделились. Часть проголосовала за то, чтобы пустить альфу на сардельки, другие предлагали не расходовать таланты зря: оставить того при деле, но заставить войти в состав «Метки».
— Судя по тому, что нам известно, можно попробовать с Марзу, но обновить состав.
— Я тоже об этом думал. Шестьдесят на сорок?
— Почему бы и нет, — пожал я плечами, считая, что такой вариант, где шестьдесят процентов наших против сорока четтерцев вполне адекватен. — Можно и пополам. Нас всё равно в разы больше, реши они устроить диверсию. Перебьют часть, явится остальная «Метка» и пощады не жди. Поддержать их некому, свободных банд почти не осталось. А Тиратия молчит. Этот Марзу, говорят, сообразительный, и район спит спокойно. Пусть себе и живёт дальше.
— Согласен. Когда выйдем против Тиратии — против Губерта, мозги пригодятся.
Я замолк, размышляя о том, что сказал Дитер.
С того момента, как мы покинули подвал, мы ни разу не разговаривали. За свой прикол с течкой мне ничего не было. Скорее всего, Дитер рассчитывал на мою сообразительность, когда придётся выступить против властей. Это и была та причина, по которой я вышел из воды сухим.
— Замёрз? — спросил меня Дитер, отвлекая от собственных мыслей.
— Нет, — нашёлся я не сразу, не ожидав вопроса не по делу.
Я потупил взгляд, дожидаясь пока он уйдёт, но альфа всё продолжал стоять рядом.
— Идём, — он вдруг схватил мою холодную ладонь и поволок за собой.
Я ничего не понял, но не сопротивлялся.
Дитер дошёл до угла здания и завернул. Там находилось небольшое углубление — ребята не слишком ровно положили железобетонные блоки. Зато угол скрывал от пронизывающего ветра. Здесь я иногда перекусывал, когда впадлу было возвращаться на базу.
Стоило нам завернуть, как он притиснул меня к стене и поцеловал. Это не был поцелуй нежности или другая подобная чушь. Это была прелюдия в представлении Дитера. Временная метка, говорившая, что на ближайшие полчаса — или как пойдёт — я его. Я не успел заметить, как он расстегнул мою куртку и схватился за пояс штанов. Пуговица вышла из петли, вжикнула молния.
— Развернись, — приказал он тихо.
Я повернулся, когда до колен спали плотные на меху штаны. Сапог ударился о мои пятки, заставляя сделать максимально широкий шаг, ладонь легла на спину, нагнув. Задницу я отставил, как мог, трусы сдёрнули вниз, обдало холодом. Влажные от слюны пальцы скользнули по ягодицам. Дитер отыскал сухое поджавшееся колечко и проник внутрь, заставляя ощутить боль.
Но боль была приятной. Я нетерпеливо выпятил зад, Дитер всё понял, раздвинул мне ягодицы и вставил член. Просто протиснул ствол, заставив меня смачно выругаться. Срываться не стал, оставил торчать напряжённым, нашёл мой собственный и стал надрачивать. Это мне понравилось ещё больше. Альфа почувствовал, как вязко стало внутри. Стенки чуть раздались и припухли, готовые к продолжению. Я поджал мышцы, подстёгивая.
Дитер толкнулся с напором, от чего я чуть не влетел лбом в стены. Оставив мой член, он перехватил за бёдра и стал вбиваться, набирая ритм. От ощущения того, как здоровенная елда ездит внутри меня, прокладывая тоннель, было ох как здорово. Я прикрыл глаза.
— Ещё! — мне было мало.
Дитер только фыркнул, что-то про омут, и ягодицу огрел шлепок, лёгкий, резкий и болезненный. Мышцы внутри подтянулись, стало теснее, но по ощущениям увеличился член, превратившись в камень. Я задохнулся от наслаждения и не удержал рот закрытым. Дитер вбивался безжалостно. Пока, наконец, не засадил всерьез.
И замер. Член стал распухать, грозя завязать узел. Но и после этого альфа не двигался. От такого продолжения задницу разрывало — мне совсем поплохело от удовольствия. Я брызнул на стену и почувствовал, как подгибаются колени. Дитер не позволил мне завалиться набок, перехватил поперёк, развернулся сам, опираясь на блок и съехал спиной чуть вниз.
Я оказался на коленях сверху. Смысла шевелиться не было, и я обмяк, попытавшись пристроиться на альфе с большим удобством на следующие двадцать минут.
— Ты оборзел, — это был не вопрос.
— Это ты меня трахнул на улице.
— Ты был за.
— Не спорю.
Мы замолчали, продолжая ловить кайф до конечной точки. Когда я почувствовал, что могу шевелиться, мы неуклюже поднялись. Поправили одежду. Я почувствовал, как в трусы стекло семя. Нужно было вернуться и сходить в душ.
— Ты куда?
— Надо мину последнюю закопать, — бросил я, отходя от альфы, который, должно быть, тоже подумал о душе.
Хотя бы чтобы согреть жопу, которой он минут двадцать сидел на земле. Зимой. Я бы тоже не отказался, но случившегося оказалось многовато. Мне требовалось некоторое время. Теперь переваривал я.
После течки, после того, как я наконец точно узнал, каково это — быть с альфой, трахаться жесть как хотелось. Но первым я бы не подошёл. Заманить в ловушку — это пожалуйста, а просить или вертеть жалким хвостом не мой метод.
Но было и ещё одно обстоятельство, заставившее меня ретироваться. Я боялся, что Дитер что-нибудь заметит по моей сбитой с толку морде. Поэтому, сочиняя про мину, я даже не повернулся, просто махнув рукой.
Пусть Дитер и оприходовал меня на улице, как любую из своих подстилок, узел он ни с кем не вязал. Ни с одним. Никогда за всё то время, что я наблюдал за ним через камеры. Ни с Уиллом, ни с Эбом.