Серый (СИ)

Часть 23

Я родил спустя два дня. Сразу почувствовал, что началось. Вышел из комнаты с рюкзаком — там было то, что могло понадобиться — комп, пара шмоток да простынок. Постучал в дверь Дитера. На шум выглянул Иво. Со словами: «только на пороге не роди» пошёл за Уиллом.

Дитера не оказалось дома. Я бросил рюкзак к стене и сел сверху, пытаясь ровно дышать и повторяя про себя то, что случится дальше. Я подготовился: прочитал статьи на тему. Меня не ждало ничего приятного, но нравилось мне или нет, нужно было просто пережить этот «счастливый момент».

И я его пережил. Как ни удивительно, разродившись омегой трёх килограмм веса и получив посапывавший и куксившийся сверток в руки, я вдруг почувствовал себя невероятно нужным. И не потому, что я так решил, как было с Иво и Дитером. Этим двоим я был необходим следуя логике и простому расчёту. Я любил их и потому сделал, как нужно, даже понимая, что ни одного, ни другого моя помощь не обрадует. Но сейчас я действительно чувствовал, что необходим. Мне бы об этом сказали, если бы могли.

Был ли я прав или просто придумывал, кто знает. Но я мог бы поспорить на собственную жизнь, что всё именно так. Я вспоминал папу и плакал, только теперь вдруг осознав, как же сильно он меня любил. Как же больно мне было, и всё-таки я был счастлив, что узнал об этом, пусть и с таким опозданием.

Я подумал, что если Дитер любил Иво так же — или хотя бы отчасти, то хорошо, что я вообще остался жив, когда рассказал ему о том, что стало с братом — с его единственной семьёй. Пусть и с благими целями, я причинил ему боль, ведь это он должен был его защищать.

Иво нуждался в нём, и Дитер не мог об этом не думать.

Самому мне теперь казалось, что я бы убил, если бы кто-то посмел влезть между мной и другим мной, потому что никак иначе этот уже отдельный кусочек плоти я не ощущал. Омега был частью меня и частью того, кого я любил. Частью человека, который давно пустил корни, продырявившие меня насквозь и навсегда застрявшие в мясе.

Наверное, я бы не приукрасил, если бы сказал, что давно не знал, сколько места во мне занимаю я сам и сколько занимает Дитер. И пусть в тот момент его не было рядом, я всё равно ощущал его в себе и в крошке, прикорнувшей на моей груди.

Дитер явился на следующий день. Злой, как чёрт. Мне показалось, он хотел что-то сказать — его лицо покраснело от напряжения, но он сдержался. Я не торопил и ничего не спрашивал, видя его состояние. Когда он заговорил, то попросил принести ребёнка. Я позвал медбрата.

Он принимал на руки малыша так, словно тот был хрустальный, а затем с таким же трепетом, осторожно, подошёл к креслу и сел. Его глаза были сосредоточены на том, кого он видел впервые в жизни и, кажется, собирался запомнить до последней морщинки и чёрточки до конца своих дней. С той же жадностью и восхищением глядел в этот миг я, зная заранее, что тоже никогда не забуду эту простую картину.

На миг мне даже показалось, что я абсолютно счастлив.

— Как ты его назовёшь?

— Не знаю.

Я действительно не думал об этом. Я вообще старался не думать о ребёнке, как о живом существе, понимая, насколько это опасно. В пределах собственной черепной коробки я разрешал только определённые мысли: я залетел в соответствии с планом, затем у меня был живот, с которым я никогда не разговаривал, как делали некоторые беременные омеги, и даже старался не касаться без причины. Я даже не разрешал себе слово «беременный», считая его неоправданно праздным. Словно этот статус позволял забить на всё разом и разрешить событиям происходить без моего ведома. В моём понимании это было полнейшим попустительством. Это могло попросту отвлечь меня от моих целей и пустить поезд моей жизни под откос.

Недопустимо.

Наблюдая за тем, как Дитер воркует над ребёнком, я понимал, что был совершенно прав.

— Давай назовём его Кайли?

Дитер с неохотой оторвал от малыша взгляд, чтобы проверить, почему я молчу.

Я только пожал плечами, и альфа вернулся к созерцанию своего сокровища. Над именем я, понятно, тоже не думал, сторонясь любых лишних мыслей. На самом деле мне было всё равно, какое у ребёнка будет имя. Я и сам изменил своё, когда увидел необходимость. Не имя делает нас, а мы имя. Хотя и это тоже совсем не важно. Так что я легко позволил Дитеру сделать этот выбор. Сейчас, видя его улыбающимся, я бы сделал, что угодно. Ему стоило только попросить. Хорошо, что он об этом не знал.

Время пролетело незаметно и в палате робко возник медбрат — ребёнка следовало покормить. Дитер с явно сквозившим недовольством отдавал ценность почти постороннему, но спорить было бы глупо. Мы остались наедине, и туча снова затянула на время прояснившееся лицо.

— Я узнал только сегодня, — произнёс он, объясняя своё отсутствие, и видно было, что ему не нравилось оправдываться, и всё же он это делал. — Ты специально сказал, чтобы мне не говорили?

Не сразу я понял смысл последних слов.

— Что за чушь.

Дитер напрягся из-за того, с какой лёгкостью я отмахнулся от обвинений.

Не знаю, что именно произошло в лагере — так я звал наш двор, но к этому я был непричастен. Мелкие игры меня не трогали. Но, кажется, я понял, почему альфа злился, когда заявился в палату.

— Когда выписка? — холодно спросил Дитер, видимо, решив не допытываться.

— Через пять дней.

— Есть осложнения?

— Нет, но я попросил врачей тщательно проверить ребёнка, — помедлив я добавил. — Кайли.

Дитер подумал пару секунд и кивнул, соглашаясь.

— Ребята останутся в больнице. Присмотреть.

— Зачем головорезы в роддоме?

Альфе не понравилось, что я оспаривал его решение, и потому, должно быть, он снова промолчал. Развернулся и вышел.

Конечно, существовала небольшая вероятность того, что ребёнок Дитера мог стать некоторым залогом или оружием в грязных руках. Но вся история революции и нового диктатора слишком свежая. Уверен, что несогласные пока даже не придумали, как отыскать друг друга и общаться, чтобы строить козни, заводить речи о заговорах и новых революциях. На это, как и на всё, требовалось время. Куда им лезть на рожон к «Метке», заигрывая с чужими младенцами?

Те, кто совершали преступления против детей, получали самое суровое наказание по меркам любой банды. Такие умирали месяцами, а то и дольше, отвратительными способами.

Так что я считал, что был прав. Бандиты в роддоме — не лучшая мысль. Но Дитер распорядился и мне оставалось смириться.

По возвращении домой моя жизнь сильно изменилась. Правда для остальных всё выглядело почти так же, как и в последний месяц беременности. Я совсем не выбирался из квартиры. Всё так же работал удалённо, давал задания Адрону и Гретону. Только теперь рядом с компом стояла кроватка и, время от времени, мне приходилось прерываться, чтобы покормить, укачать или искупать малыша.

Такой ритм меня нисколько не расстроил, хотя до появления Кайли на свет я думал, что беспокойство по пустякам станет мешать и раздражать. Но малыш оказался такой милый, что мне иногда приходилось отвешивать себе мысленную затрещину, чтобы вернуться к делам. Так было действительно нужно. Нужно. Я напоминал себе об этом регулярно.

В помощь я взял одного парнишку-бету. Пацанёнок попал к нам во время новой волны восстаний и задержался, пусть Дитер и не сильно одобрял детей в банде. Натану некуда было пойти и он выслужился, получив право остаться в «Метке».

Парень был смышлёным — я наблюдал за ним по камерам. Активный и любопытный, он был как раз тем, что требовалось. С одной стороны, он таскал еду и бегал на посылках, с другой — болтал так много, что я был в курсе всех последних событий и помощь объёмной системы наблюдения была попросту ни к чему, оставляя мне больше времени на заботу о Кайли.

Дитер навещал малыша ежедневно. Подходил к кроватке на цыпочках, брал на руки, и не важно, спал тот или нет. Качал и шептал, убаюкивая. Я всегда наблюдал, не стараясь поговорить или объясниться. Пусть сердце и тянуло жилой, я не мог раскрыть рот. Если бы Дитер только заподозрил, что я стараюсь получить его обратно, используя ребёнка — он ведь был вынужден сталкиваться со мной каждый день, то ополчился бы сильнее. Я был готов ждать, пока он сам не заведёт разговор или пока у меня не появится возможность; но мне доставались только угрюмые взгляды и прямые вопросы, как себя чувствует Кайли и не нужно ли чего.

Дитер продолжал встречаться с Эбом. Несколько дней назад, вечером — я уже лёг, с лестничной клетки раздался шум. Я переживал о том, чтобы не проснулся малыш и, прикрыв дверь, вышел посмотреть, что случилось. И только успел раскрыть дверь и оглядеться, как тут же понял: Иво сцепился с Эбом, пока Дитер старался растащить омег по углам. Вклиниваться я, понятно, не стал — самому дороже выйдет. Захлопнул дверь и понадеялся, что скоро заткнутся.

На следующее утро Натан с упоением рассказывал о том, как Дитер и Эб хорошо посидели вечером: наши праздновали день рождения Дитера и пошли в квартиру. Иво послал обоих нахер, крича на весь подъезд, что трахаются пусть где угодно, но не в его доме. Урезонить брата, не слишком дружившего с головой, по мнению пацанёнка, не получилось. Начался скандал. Омеги посылали друг друга нахуй, поминая всех дедов до седьмого колена.

Иво тоже заходил. Однажды постучав в дверь, он заявил, что Кайли его племянник, а родителей не выбирают. Прошёлся по мне уничижительным взглядом и сообщил, что будет навещать малыша когда захочет. Я не был против, радуясь, что не нужно искать повод видеться с Иво время от времени. Как и Дитер, тот со мной не разговаривал, но всё, что он обо мне думал, он с удовольствием рассказывал Кайли, утешая улыбавшегося дяде малыша тем, что один нормальный в семье всё же есть — конечно же, он сам, и он позаботится, чтобы Кайли не вырос полным придурком, как я или Дитер.

На той же неделе ко мне явился старший брат. Дитер был захмелевшим, но не пьяным, и оттого, наверное, решил вдруг пообщаться.

— Прекрати настраивать Иво против меня, — заявил он с порога, сверля меня гневным взглядом.

Разговаривать, когда тебя слушают все любопытные уши, я не любил и пригласил альфу войти. Прикрыл дверь на кухне, чтобы мы не разбудили Кайли, и поставил чайник, пока Дитер рассаживался, принюхиваясь. Он всегда так делал, но обычно украдкой, незаметно, пытаясь вычислить, наведывается ли ко мне кто.

Такие подозрения были просто идиотскими — я четыре месяца как родил и не слишком думал о чём-то ещё, кроме дел банды и Кайли, да и поклонников у меня вроде как не было, поэтому… поэтому я обращал внимание на замашки Дита.

— Я не настраиваю Иво. Он со мной не разговаривает.

Дитер насмешливо фыркнул:

— А за стол он к тебе тогда сел просто так? Потому что не разговаривает? А ходит к тебе зачем, чуть ни каждый день? — альфа кипятился, подозревая меня в интригах.

— Ходит за тем же, что и ты — повидать Кайли. И так же, как и ты, со мной он не общается.

Дитер не спешил раскрывать рот, обдумывая мои слова.

— Снова водишь меня за нос?

— С чего ты взял?

— Иво огрызается, будто я ему враг. Ведёт себя как говна кусок. Мне треснуть его иногда хочется. Или в угол поставить, — недовольно пробормотал Дитер. — Слышал, — с досадой продолжил он, — поговаривают, будто у него крыша съехала, но я ведь вижу, что нормальный он. В своём уме, как минимум.

Да, Дитер был абсолютно прав. Я понял, что не ошибся и в своём подозрении. Иво действительно вёл себя невменяемо, но наркота здесь была ни при чём. Вернее, она только добавила масла в огонь. Походу, омега стал менее устойчивым и хуже контролировал себя, но делал он именно то, что хотел, будто бы решил не сдерживаться и ни в чём себе не отказывать.

Я думал об этом, но посоветоваться было не с кем. Оценивать друга было куда сложнее, чем любого другого. В категории «сложных» у меня числились двое. Второй сидел напротив.

— Очевидно же, что он пляшет под твою дудку, — снова наехал на меня Дитер, глядя исподлобья.

— У него своя голова на плечах. Со мной он не разговаривает, потому что я упёк его в психушку и держал там против воли не один год. А теперь пораскинь мозгами, какие претензии у него к тебе?

— Ко мне? — переспросил Дитер так, словно и мысли такой не мог допустить.

— Может, ему не сильно нравится, что как и я, ты держишь его за забором? — это было очевидно.

— Конечно! Куда я его отпущу? — вскинулся альфа. — Он омега! Он мой брат! Что если его поймают, чтобы надавить на меня? Да у меня выбора нет. Я должен быть уверен, что с ним ничего не случится.

Я сидел молча и смотрел на Дитера. До альфы наконец дошло, почему я смотрю так пристально и ничего не говорю. Его аж перекосило. Ведь понятно, что я думал примерно в том же направлении, когда сам загнал его в казённый дом.

— Это бред, — пробубнил он, запустив руку в волосы, и тяжело выдохнул.

Я отхлебнул чай, не собираясь его поучать или злорадствовать.

— И что мне, по-твоему, позволить ему идти на все четыре стороны?

— Само собой, нет. Пусть сидит здесь.

Дитер смотрел на меня изучающе. Целую вечность.

— Короче, он из-за этого злится?

Стал бы он уточнять, если бы его не грузили сомнения.

— Почему бы тебе не спросить его самого?

— Он закатит сцену.

— Переживёшь.

Дитер скрипнул зубами. Опрокинул в себя кофе, поднялся и пошёл в свою квартиру.

Я подумал и направился к компу. В бывшей комнате Цорма были установлены камеры. Дитер настоял на том, чтобы ближний круг не прослушивали. Я, понятное дело, не послушал, но пользовался системой редко. В квартиру по соседству я не заглядывал ни разу с тех пор, как мы разошлись, давая Дитеру и Иво немного свободного пространства, которое я им задолжал. Сейчас был не тот случай.

Я включил Глаза, активировал динамики. Дитер уже стоял напротив Иво и объяснял, что не может позволить тому разгуливать, где угодно. Это было небезопасным и с ним могло что-нибудь случиться. Иво язвил, насмехался и корчил из себя полного придурка, доводя Дитера до белого каления. Разговор продолжался, градус полз вверх, слова цепляли лезвиями, тон изменился, переходя на крик, и вот Иво уже упрекал брата в том, что это он виноват во всём.

В том, что он остался один, потому что Дитер доверился уроду — о предательстве Цорма он узнал, как и все в банде. Вопил ему в лицо, что Цорм насиловал его с четырнадцати лет, а потом посадил на наркотики, и в итоге он оказался в психушке. Кричал, что я полный долбан, но виноват во всём Дитер. Именно он.

Останься Дитер тогда на свободе — и омега не сомневался в том, что продолжал бы жить с моей семьёй. Не умерли бы тогда ни мой папа, ни отец. Людей, поддержавших его после смерти собственного папы, он называл исключительно по именам и с почтением, которого я никогда не слышал от него раньше. Стало даже тяжело как-то. Я не слышал имён собственных родителей целую вечность. А Иво всё продолжал орать, что если бы Дитер не сел, не случилось бы столько говна, так что он был виноват целиком и полностью.

Я выключил камеры. Не хотел больше на это смотреть и слушать.

Разве я мог и сам не задумываться о том, что было бы, не получи Тиратия власть? Конечно. И случилось это потому что Дитера посадили. Винил ли я его за случившееся, как Иво? Нет, конечно. Люди были такими, какими были, и пенять им собственным «я» было гиблым делом. Я сам простил себя за то, каким родился или стал — я не был точно уверен. Простил за всё и Дитера. Моим виновником выступала жизнь, счёт которой я предъявлял все последние годы.

Жизнь — простое стечение обстоятельств, похожее на бурный поток. Он несётся вниз, подчиняясь физическим законам, сметая всё на своём пути, как вода или обезумевший зверь. Но ведь люди давно научились управлять природой, пусть пока только некоторой её частью. Почему бы и мне не руководить этим процессом? Ведь сделать можно многое, если у тебя имеется время. Следовало только знать и понимать, какие законы работают и как.

И всё же наблюдать за ссорой Иво и Дитера было больно. Его слова не вызвали новый прилив обиды и обвинений в сторону альфы, просто от вида лица Дитера мне реально поплохело. Иво не следовало говорить всего этого. Как-никак они были братьями.

В тот вечер я больше не видел Дитера. Он появился только на следующий вечер, чтобы пообщаться с Кайли. Выглядел так же, как и всегда. Почти. Я понял, что он подавлен, ведь не было никого, кто бы наблюдал за ним внимательнее чем я.