Глава 21

18 ДНЕЙ СПУСТЯ

08 декабря 2021, среда

1

Москва. Игра не шла. Отыграть-то, по сегодняшнему плану, было всего несколько, в целом несложных (во всяком случае — для него) сцен. Однако партнерша без конца сбивалась, путала слова, становилась «каменной» в моменты, когда по сценарию предполагались объятия и, как говорится, «далее по тексту». Все вполне прилично, но, тем не менее, с определенными «моментами». Суть фильма — насилие над женщиной в семье: физическое, психологическое, эмоциональное. Документалистика подобрана сильная, сумел просмотреть материал. Художественные вставки должны были быть не менее сильные и эмоциональные. Но если главная актриса без конца будет впадать в необъяснимый «ступор»…

Вишенкой же на торте оказался — срыв. И ладно бы актриса была совсем не опытной. Точно знал, что в нескольких фильмах сняться та уже успела. Правда, у других режиссеров. Вот как оказалась у Буровой, понять не мог. Не жаловала та начинающих актрис, даже со стажем 2–3 года. Если только не было какое-то условие… А вот в таком случае становилось понятным её стремление довести девчонку до срыва… Она всегда неприязненно относилась к навязанным актерам. И его тоже выжила бы, если бы не одно существенное «но». Не по зубам он ей был.

— Вышли все… — жестко прозвучал голос появившегося на пороге гримерной партнерши Константинова. Дождавшись, когда они останутся одни, плотно закрыл дверь. Помедлив, приблизился к молодой женщине, с минуту внимательно на ту смотря. Завтра у него должен быть выходной. А, значит, сегодня вопрос с этими чертовыми сценами должен быть закрыт. — Инга, в чем проблема, я не понимаю, — признался он вслух.

— Я не могу эту сцену играть, — почти прошептала она.

— Не понял, это почему? — её признание привело его в откровенное замешательство. — Я где-то перегибаю? — не припоминал, когда последний раз с партнершами по фильмам были подобные проблемы. Больше, чем предполагалось по сценарию, себе никогда не позволял. Да и то, что прописывалось, всегда старался отыграть максимально корректно, помня прежде всего о том, что любая актриса в первую очередь — женщина. — Давай обсудим, я слушаю, — предложил он в надежде, что, хотя бы данное его, вполне разумное, предложение не вызовет массу полу истеричных эмоций.

— Вы не при чем, — аккуратно вытирая слезы, успокаиваясь, проговорила Инга. — У меня жених ревнивый. Очень, — добавила она, не сдержав всхлип.

А вот сейчас не знал, как реагировать. Все моменты по сценарию обсуждаются, обговариваются, решаются до начала съемок. Если по ходу работы появляются какие-то корректировки, все это также оговаривается.

— Так, девочка, подожди, а ты как сценарий читала? — не понял Константинов, внимательно посмотрев на неё с высоты своего роста. — Ты его вообще, читала, прежде чем на съемки подписаться? — задал он следующий вопрос. Вникнуть в суть проблемы никак не получалось. Снова на первом плане — личное, что уже, действительно, никуда не годилось.

— Мы его вместе с Сашей читали, — вновь тихо прозвучал голос Инги. И имелся сейчас ввиду, по всей видимости, тот самый ревнивый жених. — Не было там этой сцены. Вернее, она была, но прописана по-другому. Там не было того, что сегодня…

— То есть, как не было? — не понял Константинов, задержав взгляд на гримерном столике, где лежали какие-то листы. С минуту молча изучал те, под конец усмехнувшись в своей саркастической манере, направившись к двери, на ходу обронил, — Не реви. Потечет грим, поправлять устанешь. Сиди, жди.

Вот что-то подсказывало, что не девчонка не устраивала Бурову, а — он! И его не просто надо было убрать с площадки. В том было бы пол беды. Его намеревались подставить. Грязно подставить. Неожиданно… А мешал он на сегодняшний день одному единственному человеку — никак не желавшей успокоиться жене.

— Ты что творишь? — останавливаясь перед Буровой и, не обращая внимания на присутствующую в съемочном павильоне группу, поинтересовался Константинов. — Совсем страх потеряла? Под монастырь меня решила подвести этой сценой с девчонкой?

— Константинов, а ты что так разошелся? — дама, по всей видимости привыкшая и не к таким эмоциональным выплескам звездных актеров, осталась совершенно спокойной к достаточно резкому выпаду очередного. — Она актриса и обязана играть.

— Она — актриса, но не твоя крепостная, — жестко заметил Константинов. — А ты, позволь напомнить, не Салтычиха, распоряжающаяся судьбами людей. Не знаю, кто и что тебе пообещал, только имей ввиду, к моим счетам моя благоверная доступа не имеет, а её нынешний содержатель вряд ли согласится раскошелиться на кругленькую сумму. Это так, к сведению, если деловое предложение поступило от мадам Петровой. Если нет, то начни к актерам по-человечески относиться. Ты понимаешь, что другая на месте Инги тебя по судам затаскает? — и он сейчас, собственно, Америку ни для кого не открывал.

— А она пусть сперва докажет, что сама, не глядя, ничего не подписала, — без каких-либо эмоций обронила Бурова. Ну не считала она нужным размениваться на какие-то объяснения, да еще, тем более, с актерами. Они ею рассматривались исключительно, как предметы, при помощи которых, в её работе, можно достигнуть определенных целей. — Мне эта сцена нужна, — и спорить с ней на данный счет, в чем он окончательно убедился, бессмысленно. — Её не устраивает? Пусть платит неустойку и на все четыре стороны.

— Что ж ты за женщина-то такая, — ну вот не понимал он эту даму. Сама ведь из актрис вышла, как говорится, знала всю их кухню изнутри. — Ты получишь эту сцену, — заверил он совершенно неожиданно. — Но не надо было так. Не люблю, когда из-за меня начинают измываться над более слабыми, — добавил он прежде, чем оставить павильон. — Звони, — обронил он коротко, вернувшись в гримерную с ожидавшей его молодой женщиной.

— Кому? — Инга в растерянности уставилась на протянутый ей телефон.

— Парню своему звони, — пояснил Константинов с плохо сдерживаемым раздражением. Вот уж эта девочка точно не виновата в происходящем. — Будем из ситуации выходить, — добавил он, оставляя её одну…

Пока решался вопрос с приездом ревнивца, Константинов попытался еще раз проанализировать происходящее. И приходил к неутешительному для себя выводу… Да, его вполне могли красиво подставить. Окажись на месте Инги другая, без срывов отыгравшая роль… Сцена хоть и не откровенная (рассчитана всё же на достаточно консервативную аудиторию), но отыгрывается… Если посмотреть будет со стороны… Даже с пол минуты… А сам съемочный процесс обычно идет куда дольше, чтобы было из чего выбрать во время монтажа…

При благоприятном раскладе в суде можно поднять вопрос о его моральном облике. Несмотря на то, что профессия у него… такая… Отбиться, конечно, получится, доказав, что ролик вырван из общего контекста съёмочного процесса. Но на это уйдет время. И нет никакой гарантии, что на период разбирательства, встречи с Никитой для него снова не окажутся закрытыми.

Молодой человек (кстати, не представляющий из себя ничего интересного и запоминающегося) слушал очень внимательно. На первый взгляд — внимательно. А на деле его интересовало только одно:

— То есть вы её сейчас на моих глазах будете лапать… — и это всё, что он усвоим из всего того, что было озвучено.

— Я с ней сейчас отыграю сцену, — жестко перебил того Константинов, стараясь максимально сохранить выдержку. Устал он сегодня от бесконечных препинаний. — На твоих глазах, — добавил он так же жестко. — Поверь, у меня нет никакого желания лишних поцелуев, объятий и прочих прелестей, предусмотренных по сценарию. Но сцена должна быть. И выглядеть всё должно естественно. И либо ты это понимаешь и принимаешь, либо платите неустойку. Ты готов за нее заплатить? — поинтересовался он, кивнув в сторону молодой женщины, добавив, — Сумма, поверь, приличная.

Вот что в его договоре (или контракте, здесь кому как удобно было данный документ называть) всегда четко и максимально конкретно оговаривалось, так это оплата за съемки и штрафные санкции, которые могли возникнуть по ходу этих самых съемок. С финансовой стороной вопроса шутить перестал очень давно. Да практически сразу, как говорится, на заре карьеры.

— А причем здесь я? — ревнивец, определенно, растерялся. — У нас условие… — счел он необходимым напомнить.

— Слышь, условие, это — твоя женщина, — от пустых разговоров Константинов начал уже уставать и раздражение всё больше брало верх. — И у нее — проблема. Между прочим — из-за тебя. Хорошо, не можешь или не хочешь ты, заплачу я, — отступил он, высказав заведомо невыполнимое, по крайней мере для одной из сторон, предложение. — Поверь, лишних монет в кармане нет, но женщин в беде оставлять недостойно статуса мужчины. Только со стороны, сам подумай, это как будет выглядеть? Так что — платим или играем?

Вопрос был излишен. Естественно, сошлись на игре. Снова подготовка. Предстоял энный по счету дубль. Давно с таким количеством дубляжа не снимался. И очень надеялся, что вот сейчас, наконец, сцену получится отыграть. Впереди еще несколько эпизодов, которые должны быть отсняты именно сегодня, ибо завтра — четверг. И уже утром он должен находиться в Питере, рядом с сыном. Да и еще некоторые планы были. Но если сегодня окончательно выбьются из графика, то уже завтра вечером ему каким-то образом (только если — самолетом) будет необходимо вернуться в Москву…

Тщательно обсудив все нюансы съемок злополучной сцены с партнершей, Константинов внимательно посмотрел в сторону ревнивого кавалера. Вот таких проблем за его актерскую карьеру еще не было. И проблемы, действительно, могли возникнуть. Да, парню объяснили, что будет и, главное — как будет, все происходить в подготавливаемой сцене. Вот только настрой того Алексею совершенно не нравился.

— Держите этого горячего финского парня, если не хотите, чтобы я его здесь ненароком не заломал, — предупредил он ребят из съемочной группы, кивнув в сторону заметно нервничавшего молодого человека, добавив, — С полицией сами будете разбираться.

— Я не финский, — подал тот голос. И, кажется, с нотками обиды. Вот уж обидчивые кавалеры его всегда слегка раздражали. Ну, ладно, когда девчонки (неважно, какого возраста) обижаются. Но когда — мужики…

— На восточного ты не смахиваешь даже отдаленно. Впрочем, и на финского — тоже, — проворчал Константинов, оборачиваясь вновь к партнерше. — Инга, теперь к вам. Попробуем снять одним дублем. Это — сложно. Тем более, так понимаю — для вас, — а вот лично он сегодня от отснятых дублей одной сцены уже устал. — Там, где будет возможность, не буду попадать в кадр, подскажу, скорректирую. Поэтому игра-игрой, но еще и слушаем максимально внимательно. Последняя сцена там минутная, о ней вообще забудьте, мы ее убираем.

Вот в роли режиссера выступать до сих пор не приходилось, хотя и имел за плечами оконченное с успехом режиссерского отделение. Но как-то не тянуло пока в режиссуру, видимо — не время.

— Константинов, ты что себе позволяешь?! — а вот на этот раз напомнила о своем существовании Бурова, до сих пор молча наблюдавшая за происходящим на площадке. Кажется, её даже в какой-то степени… забавляла сложившаяся ситуация.

— Убираем, я сказал, — жестко повторил Константинов, задержав на даме достаточно холодный взгляд, тем же тоном добавив, — Мне она тоже претит. Я под ней, позволь напомнить, изначально не подписывался. Что-то не устраивает? Неустойка у нас там какая?

— Заказчики… — Бурова всё же сделала попытку, используя так называемую «тяжелую артиллерию», надавить на строптивого актера. Не любила она работать со звездами константиновской величины. Те слишком хорошо знали свои права…

— Сомневаюсь, что она им так необходима, — обронил Алексей, лишь на мгновение над чем-то задумываясь. — А откровенное насилие я не приемлю даже в кино. И уж тебе ли об этом не знать, Наталья Семеновна, — съязвил он, при этом с полной уверенностью добавив, — И ты прекрасно знаешь, что та сцена в фильм не войдет. Она там по сюжету к черту не нужна. Так что? — поинтересовался он, — Продолжаем?.. — получив в ответ демонстративное молчание Буровой, что было более, чем странно, кивнул, вслух заметив, — Отлично. Тогда, как говорится: свет, мотор, поехали. Командуйте, Наталья Семеновна, или и это мне самому сделать?

Вот под таким жестким самоконтролем, кажется, не снимался еще ни разу. Одно радовало: партнерша, не смотря на молодость, попалась смышленая. На всю сцену всего-то ушло не больше 10 минут. Но, когда прозвучало: «Стоп», «Снято», показалось — целая вечность прошла.

— Ну, вот, кажется, мы с вами справились, — заговорил он, поднимаясь на ноги и протягивая руку, помогая подняться партнерше. — Инга… — несмотря на то, что отыграть сцену всё же получилось, напряжение молодой женщины чувствовал. Или, даже вернее будет сказать — беспокойство.

— Все хорошо, — заверила та, переводя дыхание. Вот ей эти минуты дались непросто. Да еще нервничающий кавалер… Вот кого на съемочной площадке точно не должно бы быть. Только, в таком случае, Константинов сильно сомневался, что сегодня они перешли бы к следующим эпизодам. А времени оставалось в обрез.

— Отлично, — подытожил он и, ободряюще улыбнувшись своей фирменной константиновской улыбкой, направился из павильона, где началась смена декораций под следующий эпизод.

— Константинов, ты куда? — Бурова вновь напомнила о своем существовании. На мгновение замерев, Алексей тихо чертыхнулся. Вот не расположен он сейчас был выслушивать очередные перлы данной дамы.

— Переоденусь, — бросил он через плечо. — Я после твоей сцены, как из душа.

А еще ему следовало привести в порядок собственные мысли. Никак не получилось сосредоточиться на работе. А учитывая, что впереди еще три сцены, причем — разные по временным рамкам и содержанию, на каждую из которых необходим определенный настрой…

2

Самый запад России. На адрес учреждения доставили очередной букет. Шикарный букет из красно-белых лилий. Курьер очередной раз отзванивался то ли заказчику, то ли в магазин об отказе клиента принять презент. Ритка за происходящим наблюдала в окно коридора.

Оглянувшись на шаги, мысленно чертыхнулась. Вот только этого типа сейчас и не хватало. На душе и без того кошки скребут. А если еще и он начнёт мозг выносить, то точно сорвется. А ой, как не хотелось. Сложно будет объяснить собственный срыв. Тем более, после отличного, по собственным же словам пару недель назад, отдыха.

— Алексеев, давай не сейчас, — попросила она, не отводя взгляда от окна.

Букет, как обычно, был индивидуален по своему оформлению. Даже издалека было видно. Но принять его… Не могла… Не ей тот должен был предназначаться…

— Да я и не собирался, — пожимая плечами, отозвался Вадим, приближаясь к окну из которого открывался вид на внутренний двор. — Одного не понимаю, ну поругалась ты со своим, цветы-то здесь — причем? — продолжал он, наблюдая, как курьер, закончив с кем-то разговор по телефону, оставляет цветы у входа и идет к машине. — На улице не плюс двадцать. Хоть в помещение занеси.

Ритка с минуту внимательно смотрела на молодого человека. После их последнего инцидента, когда в него «летел» журнал, Алексеев как-то изменился. Что конкретно в том изменилось, понять не могла, но вот другим стал человек.

— Тебе надо — ты и заноси, — обронила она, возвращаясь в кабинет.

Что с ней происходило, на работе, да и вообще — в окружении, понять никто толком не мог. Из Москвы вернулась в отличном настроении. Еще несколько дней буквально «на крыльях летала». А потом резко… Нет, прежней не стала. Ни истерик, ни утопического настроения не наблюдалось. Складывалось стойкое ощущение, что она постоянно о чем-то размышляет. О чем-то очень серьезном для себя. Что-то, определенно, не давало покоя…

Да и с цветами какая-то непонятная ситуация. Приняв первый букет, два последующие, включая сегодняшний — принципиально отказывалась получать… Первый был доставлен в первый же день её выхода на работу по возвращению из Москвы — в среду. В среду следующей недели — второй, от которого сделала попытку отказаться. Курьер долго с кем-то связывался. Наконец, букет просто оставили у входа в здание. Забрала одна из служб, ибо Ритка категорически отказалась тот ставить в своем отделе. Сегодня тоже — среда. И третий букет. Снова — отказ. Снова долгие созвоны с кем-то курьера. И вновь цветы оставлены у входа… Не могла взять даже цветы от человека, который…

А было ли предательство?.. Что он ей обещал?.. Прилететь в область на новогодние праздники?.. Поговорить?.. Ни у кого, ни перед кем не было никаких обязательств… И снова у неё начал «закипать» мозг… Случилось то, чего так боялась, чего всеми силами стремилась избежать… А выхода найти не получалось… А пока не будет найден, пока не примет единственно верное для себя решение… Самое страшное заключалось в том, что она уже впустила этого человека в свою жизнь…

— Коташова, над цветами не издевайся, — с этими словами на пороге её делопроизводственной службы появился Алексеев, водрузивший букет в вазе (где только ту по пути успел отыскать) на подоконник. — И над мужиком, — добавил он достаточно резким тоном, чего с некоторых пор в присутствии Коташовой себе не позволял. — Если тот в чем и виноват, то вот такой букет просто обязывает тебя простить ему все большие и малые грехи.

Рита, глубоко вдохнув, медленно выдохнула. Инспектора замерли в ожидании тайфуна. Вот не следовало Алексееву устраивать данное представление. Они и так уже две недели жили, как на вулкане.

— Вадик, я наслышана о мужской солидарности, — заверила она, захлопывая пустую папку для документов. — Но, давай, со своими мужиками я, как-нибудь, сама буду разбираться, — попросила Ритка, добавив, — А если цветы стало жалко — кадровикам отнеси. Пусть кабинет украсят. Оставишь — выкину в мусорку.

Высказывая вслух свою угрозу, Рита очень надеялась, что Алексеев её послушает. Ну не сможет она отправить в утиль букет, присланный человеком, который… Который душу затронул, а не просто заявил о своем существовании. Вот в последнем случае было бы куда легче прекратить все отношения. Что делать сейчас…

Она искала выход из ситуации и не находила. Вернее, был только один — принять его правила игры. Снова стать вторым номером. Либо, как было уже однажды, осознанно пройти через ломку, переболеть и… И…

Вот тут и возникала первая сложность. Вот этого человека забыть не получится. От слова — совсем! Он, действительно, затронул душу, не успев коснуться тела…

Инна Мелошева, бухгалтер их замечательного заведения, заглянула на чай-кофе к кадровикам, когда на пороге отдела кадров с шикарным букетом лилий появился Алексеев, вызвав недоумение определенной части присутствующих в кабинете сотрудников.

— Это — что? — Инна в недоумении воззрилась на шикарно оформленный букет.

Учитывая, что букет был в руках Вадика Алексеева… Уже здесь возникали вопросы. Вадик за всю свою жизнь если и подарил кому букет полевых ромашек, уже хорошо. О покупных цветах вряд ли в его случае стоило говорить. А уж о букете, который сейчас находился у него в руках — и подавно! Там цена, невооруженным глазом было видно — зашкаливала. Да и фантазии вряд ли хватило бы.

— Это у нас Коташова букеты поклонника по кабинетам раскидывает, — обронил Алексеев, водрузив вазу с букетом на стойку у входа в кабинет. — То ли депрессия у неё там, то ли какие-то еще проблемы. Ладно хоть в этот раз на людей не кидается, — добавил он уже на выходе.

Одно из последних своих общений с Коташовой запомнил, что говорится, на отлично. И хотя своего мнения на её счет не изменил, тем не менее, в высказываниях стал более сдержан. Да и на общении лишний раз не настаивал. Так. По мере острой необходимости.

— И с чего она такая? — проводив молодого человека взглядом, поинтересовалась Мелошева, в недоумении посмотрев на кадровичку, разливающую кипяток по чашкам. По всей видимости, ею было упущено что-то крайне важное за последние недели…

— А фиг ее знает, — обронила Сергун, одну из чашек передавая гостье своего отдела. — Из Москвы на позитиве прилетела. Ничего особо не рассказывала, но буквально светилась от счастья. А после первых же выходных как подменили, — припомнила она, на секунду над чем-то задумываясь. — Кто с ней раньше работал, говорят, была уже в похожем настроении. Только на этот раз в истерики не впадает и на людей не кидается, как цепная собака, — и, пожав плечами, уверенно закончила, — Похоже, с мужиком проблемы серьезные.

О личной жизни Коташовой мало кто и что знал. Ну не считала она необходимым выставлять ту на показ. Даже на страничках в соцсетях выкладывала исключительно свои фотографии, без кавалеров. А на вопросы о личном, обычно, отшучивалась.

— У неё — мужик? — а вот это у Мелошевой, почему-то, вызвало большое удивление.

Впрочем, кто хоть немного знал Коташову, действительно, сильно бы удивился, выяснив о некоторых изменениях в её личной жизни. И — во взглядах на эту самую личную жизнь. Ну, вот, не искала она приключений на свою голову, ловко отшивая всех и вся.

За одного только серьезно споткнулась… Нет, теперь, получалось — за двоих. Пережив одну боль и ломку, настраивалась на повторение пройденного материала… Да не получалось. Вот тут, как не пыталась убедить себя разорвать все отношения разом, понимала — ничего не выйдет…

— А цветы ей приведение, что ли, шлет? — полюбопытствовала Сергун. — Букетища вон, по отделам раздает. Каждую среду, как по расписанию.

— Из наших кто?

— Из наших — скажешь тоже, — фыркнула Сергун, со знанием дела добавив, — Здесь цена каждого букета даже представлять боюсь. Наши удавятся, — и слова звучали без тени сомнения. — Приезжал к ней тут один как-то, — припомнила она один из дней, когда Коташова, неожиданно для всех, отпросилась на полдня, не выйдя на работу с обеда. — А потом цветы пошли. В Москву летала — цветов не было. Наверно, он и есть — тот кавалер. На позитиве вернулась. А потом резко как переключили. Постоянно в каких-то своих мыслях.

Еще один момент. После фееричного отъезда с обеда, с месяц назад, из учреждения в обществе достаточно приметного кавалера, все ждали, что фотографии всё же будут. Или, хотя бы, еще одна встреча на глазах у сотрудников. Ан нет. Как говорится — интрига сохранялась. А теперь еще эта никому необъяснимая задумчивость на грани отрешенности. Удивительно, как по работе до сих пор ничего не напутала со своим уходом «в себя».

— Ну, она вообще со странностями, — заметила Мелошева. — Алексеев вон…

— Алексеев — кобель, — высказалась Женька неожиданно резко, что вообще на неё было не похоже, со знанием дела добавив, — И при Ритке, без надобности, о нем лучше даже не вспоминать. Она его тут как-то чуть журналом не пришибла. Ин, ты вообще на работу ходишь? — с удивлением прозвучал вопрос кадровички. По мнению Сергун, бухгалтер сегодня «тормозила». Рассказывать приходится то, что еще у большей части сотрудников в памяти живо было.

— Я вообще-то в отпуске была, — напомнила Инна, добавляя себе в чашку кипятка. Вот она пила странный кофе, разбавляя то до состояния… даже не чая, а слегка подкрашенной воды, когда вообще запаха кофе не оставалось.

— Черт, точно, — кадровичка театрально хлопнула себя по лбу, — Из головы вылетело, — добавила она, с легкой иронией продолжая, — Он тут Коташову жизни стал учить. Думала, их растаскивать придется. Устроил ей разбор полетов, что не с тем с работы уехала. Выглядит тот кадр слишком презентабельно, типа не для Коташовой.

А вот это, по мнению всех, кто был в курсе произошедшего, являлось верхом бестактности. Даже, если так считал, вслух мог и не озвучивать. Тем более, зная и саму Коташову. Ну не потерпит она хамского к себе отношения.

— Совсем рехнулся? — в шоке оказалась и Мелошева. — Хотя, зная Вадика… — слегка растягивая слова, продолжала она. — Удивительно, что Ритка в него только журналом запустила. А я смотрю, он в службе делопроизводства жить перестал. То ж, помню, не вытащить оттуда было. Как только двери открывались, Вадик уже там.

— А его руководство предупредило: не отстанет по-хорошему, сам пойдет на ее место, если доведет до увольнения, — с усмешкой обронила Сергун. При этом не стала уточнять, что и сама помогла такому вердикту. Раздражал её Вадик своим фанфаронством. И сейчас, под вполне благовидным предлогом, можно было тихо, не привлекая ничьего внимания, напакостить.

— Он так-то делать ничего не хочет, — припомнила Мелошева. — Службу же завалит, — при этом обе прекрасно понимали, что никто Алексеева в подразделение делопроизводства не отправит.

— Ну, или «завалят» его, — продолжала ерничать Евгения. — В общем, наш Вадик сейчас ищет себе более подходящий объект для внимания, сохраняя с Коташовой перемирие в стадии холодного противостояния.

— Понятно. Но Ритку из этого состояния вытаскивать надо, — не унималась Мелошева. — Новый год на носу, а она, прости господи, как в трауре. Называется: ушла в себя, вернусь не скоро, — ей хватило нескольких минут общения с человеком сегодня утром, чтобы понять, на сколько все серьезно и, на самом деле, не безопасно. — Может с психологом поговорить, пусть попробует…

Предложение, в целом, было дельное. Если бы не одно «но» — Коташова! Коташова и психолог были вещами абсолютно не совместимыми.

— Она на дух их не переносит, — предупредила Сергун, допивая остывающий кофе. — Только хуже может быть. Может образуется всё, — продолжала она, секундой спустя с долей неуверенности всё же добавив, — Цветы продолжаются, значит с той стороны без серьезных перемен.

— Зная Коташову — сомневаюсь… — медленно протянула Татьяна. — Она же из мухи слона сделает, а потом из своего состояния сама себя вытягивает.

С той стороны… Если бы всё зависело только от той стороны… Вот тут проблем, наверно, вообще бы никаких не возникало. Неоткуда было бы возникнуть. Но, именно что — зная Коташову, уже начинались вопросы. С её характером и непонятным отношением к мужикам вообще…

Удивительно, каким образом в её жизни появился никому неизвестный индивидуум противоположного пола. Как у него получилось «обезоружить» Коташову, которая мужиков к себе на пушечный выстрел не подпускала. Некоторые даже склонны были считать, что с этим делом у неё не всё в порядке. Правда, что именно в данном случае не в порядке, озвучивать как-то вот не рисковали. Возможно даже опасались Риткиной реакции на высказанное вслух собственное предположение… И желающих «подкатить» к ней практически не было. Зачем, когда есть более сговорчивые и менее проблемные представительницы прекрасной половины рода человеческого…

Загрузка...