Успокаиваться я начала только тогда, когда двери гравибуса беззвучно сомкнулись за спиной, отрезав меня от раздражающего мира. Я глубоко вдохнула, пытаясь вытолкнуть из головы последние слова Алекса, как и мысли о цене билетов на станции, но чувство вины и собственной никчемности кололо глубоко внутри, словно я проглотила горсть битого стекла. Руки подрагивали, ноги казались ватными, а в ушах стоял тихий гул, будто я выплыла на поверхность после долгого погружения. Хотелось одного: дойти до дома и спрятаться в тишине своей комнаты.
Однако приблизившись к дому, я замедлила шаг, насторожившись. Что-то было не так. Красно-синие отблески метались по стенам соседних зданий, отражаясь в лужах и превращая знакомый район в нечто пугающее. Я замерла на месте, пытаясь справиться с неприятным холодком, пробежавшим по коже.
Гравимашина полиции уже бесшумно поднималась в воздух и через несколько секунд исчезла за поворотом. Я подняла взгляд на наш дом, и сердце болезненно сжалось. Кухонное окно на первом этаже превратилось в зияющую дыру с обгоревшими краями и перекошенными остатками рамы, а стена вокруг была покрыта черной копотью. Осколки стекла на земле поблескивали под уличным фонарем. Возле дома стояла тетя Лана, закутанная в старый домашний халат, который обычно надевала только ночью. Она напряженно смотрела вслед улетающей патрульной машинке, как если пыталась удержать ее взглядом.
Я сорвалась с места и подбежала к ней:
— Тетя Лана? Что здесь случилось?
Она резко обернулась, и на ее лице смешались облегчение и тревога. Губы дрогнули, словно она собиралась что-то сказать, но вместо этого она заключила меня в объятия настолько крепкие, точно боялась, что я снова исчезну.
Пришлось осторожно отстраниться, чтобы заглянуть ей в глаза:
— Пожалуйста, объясни, что произошло.
Она вздохнула, опустила плечи и отвела взгляд в сторону. Ее лицо было бледным и осунувшимся, а в глазах мелькнула неуверенность, какую я не видела уже много лет:
— На нас напали посреди ночи, Мара. Полиция говорит, таких случаев сегодня много. Алекс с ними уже говорил. Пойдем в дом, я покажу.
Она плотнее закуталась в халат, будто тот мог защитить ее от новой беды, и быстро зашагала к дверям. Я последовала за ней. Пальцы дрожали. Почему это случилось именно сейчас, после всего, что свалилось нам на голову?
Стоило перешагнуть порог, как меня буквально пригвоздило к месту. Казалось, по дому прошел смерч. Подвесной шкаф с посудой лежал на полу, окруженный сверкающими осколками фарфора. Книги и бумаги с подоконника и полки рядом с ним хаотично раскидало по всей комнате, а через разбитое окно внутрь врывался прохладный воздух, заставляя занавески трепетать привидениями.
На грязном пустом столе посреди кухни остался странный черный пакет. Тетя Лана молча взяла его и протянула мне:
— Сканировали, сказали выбросить. Внутри лежал кирпич. Его забрали на экспертизу, но Алекс успел сделать фото.
Я медленно открыла пакет и заглянула внутрь, хотя знала, что там ничего нет. В горле застрял комок. Затем тетя повернула ко мне свой комм с открытой фотографией.
На снимке был обычный кирпич с грубо нарисованной синей цифрой семь. На обратной стороне был ярко выведен символ «Анти-Х», перечеркнутый кроваво-красной линией. От взгляда на это меня бросило в холод.
— Алекс? Он дома? — спросила я хрипло, не отрывая взгляда от экрана.
— Наверху. — Тетя Лана коснулась моего плеча, ее пальцы тоже дрожали. — Только недавно уснул. Всю ночь разбирался с полицией и страховой. Нас, слава богу, не было на кухне, когда все случилось.
Я опустилась на стул — комната слегка поплыла перед глазами — и сдавленно усмехнулась:
— Ну конечно. Билетов на станции не достать, а вот кирпичей, видимо, хватает на всех…
Тетя Лана устало вздохнула, присаживаясь рядом и обнимая себя руками:
— Днем разберемся, Мара. Сейчас уже ничего не сделаешь. Пожалуйста, отдохни хотя бы немного.
Она говорила почти спокойно, но я слышала за ее словами неуверенность и сомнения. Вряд ли днем станет легче — это знала и я, и она.
Я машинально повторила за ней:
— Днем…
В голове крутились десятки вопросов, сливаясь в один тревожный водоворот: почему именно мы, почему именно сейчас, почему именно цифра семь? И казалось, чем больше я задавала вопросов, тем меньше находила ответов.
Я снова посмотрела на разбитое окно, и мне стало холодно — от ночного воздуха или от собственной беспомощности, я уже не знала.
На мгновение показалось, что кирпич все еще здесь. Как насмешка. Издевка. Сейчас я хотела одного — открыть глаза и обнаружить, что все это дурной сон. Но предутренняя прохлада, усталость и тревожная тишина дома были слишком реальными.
Настоящие неприятности лишь начинались, и я совсем не была уверена, что готова услышать ответы хотя бы на часть своих вопросов.