В хижине царило молчание. Алана напряженно ждала, когда же дед наконец вымолвит хоть слово. Ей не терпелось узнать, чем закончился бой с «длинными ножами» – так шайены прозвали солдат, – однако она не решалась сама начать разговор.
Заклинатель Волков снял боевой головной убор из перьев и повесил его на шест, воткнутый в земляной пол. Потом посмотрел на жену и скорбно произнес:
– Бой длился недолго. За это время мы едва успели бы выкурить трубку… Желтоволосого и его сообщников нет больше в живых. Но радоваться нечему. Эта победа – начало нашего будущего поражения. Все шайены, и стар и млад, дорого заплатят за то, что случилось сегодня.
Алана недоуменно подняла брови: ей были непонятны слова деда. Как это победа может стать началом поражения?
– Почему ты так говоришь, дедушка? – не выдержала она.
– Потому что теперь бледнолицые не остановятся, пока не сотрут нас в порошок. Их слишком много, внучка, а нас какая-то жалкая горстка. Увы… Боюсь, что сегодня мы пробудили в наших врагах такую кровожадность, что они, словно волки, не успокоятся, пока не загрызут нас.
Старая индианка подала мужу влажную тряпицу, чтобы он стер с лица боевую раскраску.
– Но если ты понимал, чем это грозит нашему племени, то почему вступил в бой с бледнолицыми? – В голосе Лазурного Цветка прозвучал явный укор.
– Я не мог бросить свой народ, – устало ответил шаман.
Но стоило ему посмотреть на внучку, глаза его, как всегда, потеплели, а лицо озарилось ласковой улыбкой.
– Иди ко мне, Синеглазка, – дед отказывался называть ее Аланой, не желая иметь ничего общего с белыми людьми. – Будем надеяться, Великий Отец сделает так, чтобы Серый Сокол вернулся к тебе живой и невредимый.
Алана подняла на деда омытые слезами глаза:
– Я день и ночь буду молить Великого Отца об этой милости, дедушка.
– Скажи, Синеглазка, твое сердце не дрогнуло, когда ты узнала о поражении бледнолицых? – неожиданно спросил Заклинатель Волков. – Ведь в твоих жилах течет не только наша, но и их кровь.
Приученная всегда говорить только правду, Алана помолчала, пытаясь разобраться в своих чувствах, а затем твердо ответила:
– Меня не радует гибель людей, кем бы они ни были.
– О, если бы все рассуждали так же мудро, как ты, внучка! – вздохнул Заклинатель Волков. – Но, увы, милая, на нашем с тобой веку белые и индейцы не смогут преодолеть взаимную ненависть. Напротив, после того, что случилось сегодня, начнутся гонения на нас. Меня и жену это не страшит, ведь наши дни и так сочтены. Но твоя жизнь только начинается, и мне бы не хотелось, чтобы она была полна лишений и горя.
Сапфирно-синие глаза Аланы округлились от ужаса.
– А что с нами будет, дедушка?
– Я говорил с вождем… Он мне не поверил, но боюсь, нас могут загнать в резервацию. Как и другие племена, бросившие вызов бледнолицым. И при этом белые люди будут считать, что оказывают нам благодеяние: дескать, они спасают наших детей, прививая им свои обычаи. А нашим мужчинам придется смириться и жить жалкими подачками… или их всех перебьют.
Алана не сомневалась, что предсказания деда сбудутся, – недаром он был великим шаманом!
Но что тогда станет с ней и с Серым Соколом? Неужели их действительно покарают за то, что они решили защищать свой родной край? Нет, этого просто не может быть! Не может – и все тут!
Вокруг уже разносились горестные вопли: народ оплакивал мертвых. Печаль, словно густой туман, окутала селение. Сколько людей загублено – отцов, мужей, сыновей!.. Зачем? Кому это нужно?
Алана содрогнулась и посмотрела на деда. Мудрый шаман верно подметил двусмысленность ее положения. Наверное, ей следует оплакивать не только шайенов, но и белых солдат, которые потеряли сегодня жизнь на поле сражения… Но как быть, если кровь и тех и других жаждет отмщения, а в ее жилах обе эти крови слились?
Не желая больше мучиться неразрешимыми вопросами, девушка подбежала к дверям хижины и выглянула наружу. Небо на западе угрюмо чернело…
Немного подумав, Алана повернулась к бабушке:
– Ты уже дошила мое свадебное платье?
Лазурный Цветок кивнула и молча подала внучке наряд, расшитый с заботой и любовью разноцветными бусинками.
– Я надену его и буду дожидаться Серого Сокола в нашем новом жилище, – не дожидаясь расспросов, пояснила девушка.
И, обняв родных, побежала переодеваться, готовясь к долгожданной встрече с будущим мужем.
Всю ночь Алана просидела в хижине, молясь о том, чтобы Серый Сокол вернулся живым. Но вот и солнце озарило деревню, а о нем по-прежнему не было ни слуху ни духу… Скрещенные ноги затекли, под веки словно насыпали песок, однако Алана упорно не отрывала глаз от двери и боялась лишний раз вздохнуть, хотя с каждым мгновением ее все больше охватывала страшная уверенность в том, что с Серым Соколом стряслась беда.
Наконец в дверях замаячила чья-то тень…
Алана замерла. В груди ее вспыхнула надежда!
С трудом поднявшись с пола, она сделала шаг к выходу и увидела… скорбное лицо деда.
Алане и без слов стало ясно, что он принес роковую весть. Она прижала руку к груди, словно боясь, что сердце вот-вот выпрыгнет наружу, и простонала:
– Нет… нет! Серый Сокол не умер! Он обещал вернуться…
Заклинатель Волков горестно прошептал:
– Я бы охотно поменялся с ним местами, чтобы не видеть твоих слез. Но что поделаешь? Ты должна знать правду. Серый Сокол мертв.
Алана вся как-то обмякла и наверняка рухнула бы на пол, если бы дед не подхватил ее под руки.
– Тогда я тоже мертва, – вымолвила она побелевшими губами. – Ведь человек не может жить без сердца…
Заклинатель Волков с болью посмотрел на внучку, дороже которой для него не было никого.
– Поплачь, Синеглазка, дай выход слезам, – прошептал дед, погладив ее по голове. – Отважный юноша достоин твоего горя.
И пока Алана не выплакала все слезы, дед сидел с ней рядом и утешал ее.
Алана отказывалась покидать хижину, которую построил для нее Серый Сокол. Впав в оцепенение, она тупо смотрела на циновку, которая должна была стать, но так и не стала ее брачным ложем, и думала о том, что жизнь кончена, впереди только мрак и пустота.
В хижину вошла бабушка, но убитая горем девушка даже не заметила этого.
Старая женщина долго молчала, а затем тихо произнесла:
– Брат Серого Сокола, принесший нам печальную весть, сказал, что перед смертью он вспоминал о тебе.
Алана судорожно, как утопающий за соломинку, схватилась за руку бабушки:
– Он… он просил мне что-нибудь передать?
– Да.
– Что?.. Что он сказал, бабушка?
– Чтобы ты не забывала свое обещание.
Алана благоговейно потрогала амулет – подарок жениха.
– Он заставил меня пообещать, что я буду счастлива. Даже если его постигнет беда. – Глаза девушки вновь наполнились слезами. – Но разве я могу быть теперь счастлива, бабушка? Как мне без него жить?
Индианка ласково провела узловатыми пальцами по нежной щеке Аланы:
– Придет время – узнаешь. В жизни всему есть место, милая, – и горю, и радости. Сейчас тебе трудно даже помыслить об этом, но когда-нибудь ты обретешь счастье.
– Нет! Никогда! – убежденно воскликнула Алана. – Я никогда не полюблю другого мужчину. А белые люди… они теперь мне все ненавистны! Это они убили мою любовь!
Лазурный Цветок прижала голову внучки к своей груди.
– Нельзя ненавидеть то, что составляет часть тебя. Впрочем… ты пока еще слишком молода, чтобы это понять.
Ноябрь 1877 года
Заклинатель Волков вбежал в хижину, где Лазурный Цветок и Алана пытались обогреться у очага. По взволнованному лицу старика они сразу поняли, что дело плохо.
– Берите, что можете унести, – и в путь. Мои предсказания сбылись. Узнав о поражении под Бигхорном, белые правители велели солдатам расправиться с племенами, участвовавшими в войне.
– Ты хочешь сказать, что мы должны уйти с насиженного места? – ахнула Лазурный Цветок.
– Да. Бледнолицые уже спалили несколько селений сиу, убито много невинных людей, а оставшихся в живых окружили и, словно скот, загнали в резервации. Та же участь постигнет и шайенов, если нам не удастся бежать в Канаду, как некоторым сиу.
– Но что нам с собой взять? – растерялась старая индианка. – Мы ведь не унесем весь скарб!
– Бери что хочешь. Только поторопись! «Длинные ножи» вот-вот будут здесь.
Но не успели они опомниться, как вдалеке послышался конский топот. Затем раздались выстрелы, и тишина огласилась испуганными криками женщин и детей.
– Поздно… – простонал Заклинатель Волков и с оружием в руках встал на пороге хижины, заслоняя собой жену и внучку.
Дальнейшее потонуло для Аланы в красном тумане. Пытаясь восстановить в памяти случившееся, она смутно припоминала свои душераздирающие вопли и словно в кошмарном сне видела тело деда, лежавшее в луже крови.
Девушка бросилась к нему, но солдат в синей форме грубо оттолкнул ее в сторону.
Алана упала, но тут же вскочила и с криками: «Бабушка! Бабушка!» попыталась прорваться в хижину.
Солдаты преградили ей дорогу. Алана кинулась на них словно разъяренная рысь. В этой схватке амулет жениха был сорван с ее шеи, серебряный сокол соскользнул в снег. Ее ударили по голове чем-то тяжелым, и она потеряла сознание…
Сколько времени пролежала она без чувств?.. Во всяком случае, Алана не видела, как солдаты рыскали по деревне, убивая мужчин, пытавшихся защитить свои семьи, – белые жаждали отомстить за гибель своих товарищей.
Алану и других женщин, в том числе и бабушку, связали и собрались куда-то увести.
Солдаты на глазах у шайенов сожгли их деревню, а затем погнали несчастных вместе с детьми по глубокому снегу.
Лазурный Цветок то и дело спотыкалась, но Алана не давала ей упасть. Веревки больно врезались в тело пленниц, но им было не до жалоб: в груди их клокотала лютая ненависть.
Индианкам не сказали, куда их уводят, но они понимали, что скоро им придется самим убедиться, как тяжела жизнь в резервации. Цепляясь друг за друга, объединенные общими страданиями, они из последних сил брели вперед и наконец добрались до форта, где их посадили в вагоны и отправили в далекие края.
С трудом осмысливая происшедшее, Алана почти все время угрюмо молчала. Огонь ненависти к белым людям, пылавший в ее сердце, разгорался все ярче.
Алана старалась не вспоминать убитого деда, лежавшего в луже крови. Ей хотелось помнить Заклинателя Волков гордым, сильным человеком, каким он был всю жизнь. Алану потрясало мужество бабки, которая стойко переносила все тяготы и страдания, хотя ее любящее сердце было разбито. Девушка решила последовать примеру Лазурного Цветка, тем более что и Серый Сокол, будь он жив, наверняка ожидал бы от нее стойкости.
Очутившись на земле, отведенной правительством под резервацию, чужой и не имевшей даже своего названия – ее называли просто индейской территорией, – побежденные, но по-прежнему гордые шайены попытались хоть как-то обустроить свою жизнь. Мужчин, уцелевших в бою, держали отдельно от их семей. Мальчиков-подростков одели в военную форму и отправили в училище, чтобы они переняли обычаи белых людей, там их заставляли говорить только по-английски, побуждая забыть и язык своих предков. Охотников, оставшихся без коней и оружия, не удалось заставить заняться земледелием.
Свободолюбивые шайены теперь во всем унизительно зависели от властей. Даже пищу – и ту им раздавали посланные правительством белые люди!
Белые люди постарались сделать все, чтобы некогда могущественное племя лишилось своих корней и традиций. Однако сломить индейцев было не так-то просто. Даже в столь страшное время шайенам удалось сохранить чувство собственного достоинства, а несчастья только сплотили их, научив еще больше полагаться друг на друга!