Сиротка. Нежная душа

Глава 10 Жослин Шарден

Мирей и Шарлотта были в кухне одни. Красноватые отблески огня танцевали на выставленных в ряд медных кастрюлях Сквозь открытое окно в комнату проникал посвежевший с приходом вечера воздух. Девочка сидела в задумчивости над тарелкой супа.

— Почему я ем здесь и так рано? — спросила она полушепотом.

Домоправительница в это время поджаривала на сковороде ломтики сала.

— Так решила мадам, мое дело подчиняться, — ворчливым тоном ответила она. — Здесь не я командую! Весь дом вверх дном, и всё из-за возвращения мсье Жослина. Скоро он станет здесь хозяином, я это сразу поняла, вид у него властный!

— Правда, странно — считаться умершим много лет, а потом воскреснуть, — сказала Шарлотта.

— Помолчи лучше! — буркнула Мирей. — Они на улице, гуляют. Доедай скорее и иди спать. Мадам, мсье Жослину и Эрмин нужно поговорить в спокойной обстановке. Они еще не скоро наговорятся, помяни мое слово! Когда я думаю об этом бедном мсье Хансе, у меня сердце кровью обливается. Он был сам не свой от ярости.

Мирей замолчала, хотя на языке вертелась еще добрая дюжина замечаний. Ей не хватало собеседника, способного поддержать разговор, ведь Шарлотта была еще слишком маленькой, чтобы слышать некоторые вещи.

— А как же свадьба? — спросила девочка.

— Какая свадьба, глупышка? Ее не будет. Мне-то жаловаться нечего — не придется готовить банкет…

У Шарлотты на глаза навернулись слезы. Ей очень нравилось красивое платье, которое на днях привозила на примерку портниха из Шамбора. Девочку одолевали мрачные мысли. Что, если мсье Жослин не захочет, чтобы она жила в доме Лоры, и отдаст ее обратно Бетти? Все начнется сначала: Жозеф Маруа заставит ее пасти корову, большую и страшную, и станет все время жаловаться, что она ест его хлеб. Конечно, с ней будет Эдмон, ее верный товарищ, но за Мукки она больше ухаживать не сможет.

— Да что с тобой такое? — спросила Мирей. — Почему сидишь надувшись?

— Я не хочу есть. Пойду-ка спать, — ответила девочка.

— Иди, лучше покушаешь утром.

Домоправительница горестно вздохнула. Шарлотта встала, прошла по коридору и бесшумно поднялась по лестнице. Проходя мимо комнаты Эрмин, она услышала тихую колыбельную. Девочка остро нуждалась в утешении, поэтому просунула голову в полуоткрытую дверь.

— Заходи, Лолотта, — нежно позвала молодая женщина, баюкая сына.

— Мимин, ты не на улице?

— Я поднялась десять минут назад, Мукки заснул. У тебя невеселое лицо…

Эрмин приобняла свою маленькую подопечную. Девочка закрыла глаза, она почти успокоилась. Пусть Эрмин называет ее Лолотта, лишь бы подольше оставаться с ней рядом…

— Я не понравилась твоему отцу? — спросила она тихо. — Теперь, когда он вернулся, мне всегда придется ужинать в кухне?

— Как такое пришло тебе в голову? Он тебя совсем не знает, и ситуация очень непростая. Им с мамой нужно объясниться, на это может уйти много часов, а то и дней. Сегодня вечером мы втроем поужинаем в столовой. Тебе с нами было бы неловко.

— Мимин, я не хочу возвращаться к Бетти, — осмелилась признаться Шарлотта. — Она добрая, но Жозеф…

— О нет! Неужели ты подумала, что мы прогоним тебя? — воскликнула раздосадованная Эрмин. — Никогда этого не будет. Дорогая! Ты — моя маленькая сестричка, и я хочу, чтобы ты как можно дольше оставалась со мной!

Вместо ответа девочка бросилась ей на шею. Растрогавшись, Эрмин поцеловала ее в лоб.

— Знаешь, как поступим, Лолотта? Иди к себе в комнату, надень ночную рубашку, возьми куклу и книжку, возвращайся и ложись на мою кровать. Получится, что и Мукки не будет один, и мы с тобой завтра проснемся вместе.

Личико Шарлотты озарилось радостью. Совершенно успокоенная, она убежала к себе в комнату.

«Так легко осчастливить ребенка, чтобы он снова улыбался, — подумала молодая женщина. — Немного нежности, доброе слово, и к нему возвращается надежда! Но взрослым этого мало…»

Она никак не могла до конца поверить, что ее отец здесь. После полдника, во время которого они, по ее мнению, говорили мало, в основном обмениваясь банальностями, Лора показала Жослину их старые сани.

«Маме было не по себе! — вспоминала Эрмин. — Она слишком много смеялась, говорила невпопад. Уверена, она беспокоится о Хансе, или, быть может, думает, что должна подробно рассказать мужу о своей жизни без него…»

Участь пианиста не была ей безразлична. За три года Ханс стал для молодой женщины дорогим другом, почти членом семьи. Эрмин достаточно настрадалась в жизни, чтобы понять, как ему должно быть больно. Сияющая Шарлотта вернулась, отвлекая ее от невеселых размышлений.

— Солнышко, быстрее ложись в постель! — сказала Эрмин с улыбкой. — Я постараюсь прийти пораньше.

— Может, я еще не засну, когда ты придешь, — предположила девочка. — Я так тебя люблю, Мимин! Ты рада, что твой папа нашелся?

— Да, рада, — ответила молодая женщина. — Что ж, Мукки крепко спит, и мне пора в столовую.

Эрмин с порога комнаты послала Шарлотте воздушный поцелуй и вышла. Ей предстояло провести вечер в обществе своих родителей. Эрмин до сих пор верилось в это с трудом и почему-то не получалось по-настоящему этому радоваться.

Лора, которая как раз усадила Жослина за большой стол в столовой, пребывала в похожем расположении духа, но по другим причинам, более интимного свойства. Она была счастлива, что ее первый муж вернулся, и все же это возвращение обещало столько перемен в жизни, что она даже не пыталась скрыть свой страх. И, как следствие, вела себя неестественно, была наигранно весела.

— Надеюсь, дом тебе нравится, — говорила она в тот момент, когда к ним присоединилась Эрмин. — В поселке мало жителей, но я научилась наслаждаться нашей изоляцией. К тому же Шамбор и Роберваль не так уж далеко. А, вот и ты, дорогая, мы тебя ждем!

— Мукки никак не хотел засыпать, — пояснила молодая женщина. — Я очень проголодалась.

Жослин по очереди смотрел то на жену, то на дочь. Для него ситуация тоже была из ряда вон выходящей. Снова и снова он любовался завораживающей грацией своей дочери. Она распустила узел на затылке, и теперь ее светлые волосы гибкими волнами струились по миниатюрным плечам. В цветастом хлопчатобумажном платье Эрмин являла собой воплощение весны во всем ее сияющем великолепии. Лора, одетая более изысканно и умело подкрашенная, тоже казалась ему очень красивой. Неожиданно для себя он подумал о Тале. Воспоминания о короткой связи с индианкой его смущали, и в то же время ему было лестно думать, что он еще на многое способен как мужчина. Благодаря их тайным объятиям он подписал новый пакт с жизнью и надеждой.

— У вас получилось поговорить? — спросила молодая женщина осторожно.

— Да, — ответила ее мать. — Я водила Жослина к монастырской школе, но дальше мы не пошли, чтобы случайно не встретить Жозефа или Бетти. Мне придется им объяснить, что происходит, но позже. Завтра, я думаю.

— Твоя мать рассказала мне, почему вы взяли к себе Шарлотту, — добавил Жослин. — Это очень добрый поступок.

Он опустил голову и несколько секунд играл своей вилкой. В столовую вошла Мирей с супом. Поставив его на стол, домоправительница отвесила неловкий поклон и удалилась.

— Честно говоря, странно видеть, что вокруг меня вертится прислуга, — сказал Шарден.

— Но ведь в санатории пациентам тоже все подают готовым, — заметила Эрмин. — И это, похоже, тебя не раздражало.

— Это не одно и то же, — отрезал он.

— Я знаю Мирей много лет, — сказала Лора. — Она очень добрая и внимательная. Я не смогу обойтись без нее. Кстати, она уроженка Тадуссака.

Жослин промолчал. Он пытался представить себя в этом доме, в Валь-Жальбере, рядом с женой, дочкой, Шарлоттой и домоправительницей. Лора, обиженная его молчанием, снова вспомнила о Хансе. Было очень трудно, даже невозможно вычеркнуть любовника из жизни за несколько часов.

«Еще вчера мы были вдвоем здесь, в этой комнате. Я говорила о праздничном банкете, который последует за церемонией бракосочетания. Как мы смеялись! И эта его милая привычка без конца брать мою руку в свою и целовать пальцы… Часто он играл на фортепиано, очень тихо, и всегда — мои любимые вещи. Господи, что с ним творилось сегодня! Он всегда был само спокойствие и выдержка…»

— Тошан и Тала скоро приедут, — сказала Эрмин, которая испытывала и радость, и смущение. — Они тоже удивятся, узнав, что папа вернулся.

— Прекрасный повод собраться всем вместе! — воскликнула Лора. — Мы объясним им, что произошло. Дорогая, я давно мечтаю познакомиться с матерью твоего мужа. Надеюсь, ей у нас будет комфортно…

Жослин кивнул. Он один знал точно, что Тала не приедет. Она обещала ему. «Когда сын соберется везти меня в Валь-Жальбер, я скажу, что не могу ехать с ним, — сказала индианка теплым, слегка хрипловатым голосом. — Он не станет принуждать меня. Об этом можешь не беспокоиться».

Эрмин с нетерпением ждала Тошана. Молодая женщина не знала, как видят ее родители свое ближайшее будущее, но сама она хотела как можно больше времени проводить с любимым супругом.

— Завтра мне нужно отменить церемонию, приглашения и все остальное. Если хочешь, Жослин, мы можем очень скоро начать совместную жизнь.

Это было сказано доброжелательным тоном, однако в нем чувствовался потаенный страх. И мужчина понял, в чем дело.

— Нам некуда спешить, — отрезал он. — И если это случится, то не здесь. Этот дом мне не принадлежит, и я всегда буду чувствовать себя здесь посторонним. Нужно продать его и купить жилье в Робервале. Это замечательно — жить на берегу озера Сен-Жан.

— Никто не купит этот дом, Жослин! — возразила Лора. — В Валь-Жальбере осталось порядка пятидесяти жителей, их дома расположены вдоль региональной дороги. Этот квартал давно опустел, и только Маруа являются собственниками своего дома на улице Сен-Жорж. Я намерена оставить этот дом Эрмин.

— Если так, составь на ее имя дарственную, зачем ждать? Я не собираюсь доживать свои дни на деньги Фрэнка Шарлебуа.

Вошла Мирей с дымящимся блюдом, и дискуссия затихла.

— Фрикасе из курятины с брюквой, мадам! Брюкву принесли с огорода Жозефа Маруа, она очень хороша!

Лора рассеянно кивнула. Она и не думала, что деньги, а также имущество, которые она унаследовала от второго супруга, могут стать проблемой. Эрмин решила, что с нее хватит и будет лучше, если она пораньше ляжет спать. Но трапеза была не закончена, и молодая женщина попыталась разрядить обстановку.

— Вы обязательно придумаете, как быть, — сказала она ласково. — Но тет-а-тет. Меня это совсем не касается. Может, расскажете мне о своем медовом месяце или о том, как жили незадолго до моего рождения? Только что, в гостиной, папа рассказывал мне о своих планах, когда я была младенцем. Это было очень трогательно. Ты никогда не рассказывала мне подробно об этом времени, мама!

— Скажем так: я не решалась, дорогая. Это глупо, знаю! Но теперь, когда ты сама мать, я не буду смущаться. Только не сегодня вечером, хорошо? В другой раз…

— Я могу познакомить тебя со своей семьей, Шарденами, — предложил Жослин. — Моего отца звали Констан. На прошлой неделе я узнал, что он умер.

Молодая женщина сделала гримаску.

— Я знаю. Первое письмо, которое я получила, было подписано «Констан Шарден». Второе написала твоя сестра Мари.

— Бедная моя Мари! Она осталась старой девой и теперь преданно ухаживает за больной ревматизмом матерью, которой семьдесят пять лет. Мари каждый месяц приезжала ко мне в санаторий. Мне понадобилось захворать, чтобы она простила все мои так называемые прегрешения, особенно брак с Лорой.

Эрмин подавила вздох. Никогда ей не забыть, что написала в своем письме Мари Шарден, а последние строки она знала наизусть:

«Я признаю, что вы не виноваты в грехах ваших родителей, поэтому буду за вас молиться. Вы носите наше имя — это оскорбление, которое заставляет меня бесконечно страдать, но ваша мать и так обесчестила его навсегда. Да будет милостив к вам Господь».

— Я рада, что мы встретились, папа, — сказала молодая женщина тепло, — но не думаю, что твои мать и сестра когда-нибудь захотят со мной познакомиться.

— Все в жизни меняется, — возразила Лора. — И доказательство тому то, что ты, Жослин, со мной. И дочь хочет услышать наши воспоминания. О чем же мы ей расскажем?

— Я бы рассказал, что в день ее крестин, в феврале 1915 года, была метель, — сказал Жослин. — Настоящая снежная буря! Знай, моя маленькая Эрмин, что я нес тебя в церковь под своей накидкой из толстого драпа. И был очень горд. А твоя мать выглядела изумительно: я подарил ей шапочку из белого меха. Думаю, в тот день я чувствовал себя самым счастливым мужчиной на свете.

— А потом мы пошли обедать в гостиницу с рестораном, — подхватила Лора. — Ты была таким спокойным ребенком, дорогая! Ты спала у меня на руках, такая красивая в своем платьице с кружевами. Я благодарила Бога за то, что он послал мне столько счастья!

И супружеская чета обменялась взглядами, полными бесконечной грусти. В этот момент оба они горько сожалели о том, что им пришлось расстаться. Жослин, похоже, угадал мысли своей жены, поскольку сказал едва слышно:

— Мы могли бы быть так же счастливы, без всех этих лет разлуки! Господи, я все потерял из-за своей трусости!

— Не говори так, Жослин! — сказала Лора с возмущением. — Как ты мог забыть, что я и только я виновата в том, что случилось? Ты хотел спасти меня от моей презренной участи, ты женился на мне. Неудивительно, что ты решил, будто убил этого человека, моего мучителя. Но подумай сам, если бы ты не полюбил меня и не стал от него защищать, ничего бы не случилось. По сути, твои родители и сестра были правы, из-за меня ты погубил свою жизнь. И как теперь быть с прошлым, которое нас разделяет? Ты не хочешь жить здесь, ты злишься на меня из-за того, что я богата, элегантно одета и так не похожа на ту Лору, которую ты некогда обожал. И у тебя есть на это право! Самое ужасное то, что я никогда не смогу снова стать молодой женщиной, которая зависела от тебя во всем. Я никогда не стану той Лорой, которую ты любил!

Щеки Эрмин пылали. Она допустила ошибку, попросив родителей рассказать что-нибудь об их общем прошлом. Жослин оторопело смотрел на Лору.

— Я ничего подобного и не требую! Господи, Лора, нужно ли рвать друг другу сердце, вспоминая о прошлых ошибках? Я тоже изменился. Многие годы я колесил по Канаде и Штатам, пребывая в уверенности, что убил двух человек. На моей совести была смерть Банистера Дежардена и твоя, что переживалось куда тяжелее. Я пил карибу, пока не падал пьяным под стол, иногда ввязывался в драку. Я стал жестоким, раздражительным, подозрительным — в некотором роде парией. Об остальном я говорить не хочу, по крайней мере, в присутствии дочери.

Приход Мирей снова заставил его замолчать. Домоправительница принесла десерт. Лора к своей тарелке так и не притронулась.

— Может, еще не пора, мадам? — вежливо поинтересовалась экономка.

— Нет, я не голодна, можешь убирать посуду.

Мирей поставила перед каждым огнеупорную чашку с яблочным компотом, накрытым «крышечкой» из запеченных в духовке взбитых белков.

— Шарлотта обожает этот десерт, — заметила Эрмин. — Я отнесу ей свой, уверена, она еще не спит. В общем, я иду спать. Не сердитесь на меня, я очень устала.

И она поспешно встала из-за стола. Ей не терпелось оставить родителей одних. Они были удивлены. Ни Лора, ни Жослин понятия не имели, что Эрмин, глядя на них, испытывала необъяснимое смятение.

«Они оба страдают и не скоро смогут помириться навсегда, — сказала она себе, быстрыми шагами поднимаясь по лестнице. — Лучше оставить их наедине. А я побуду с моей Лолоттой и моим маленьким Мукки. Я не могу помочь родителям и не в силах слушать, как они высказывают друг другу претензии. О Тошан, возвращайся скорее, прошу тебя!»

Когда молодая женщина вышла, Лора обхватила голову руками и закрыла глаза.

— Что с тобой? — спросил Жослин, касаясь ее плеча.

— Я сержусь на себя, из-за меня Эрмин ушла. Я так и не научилась общаться с ней. Ты ничего не знаешь о нашей с ней совместной жизни. Все эти три года я совершаю ошибку за ошибкой. Бедная моя девочка, как ей не повезло иметь такую мать, как я!

— И такого отца, как я, — добавил он. — Лора, давай немного пройдемся. Ночной воздух пойдет нам на пользу. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

Лора накинула на плечи шаль и последовала за ним. Стоило им выйти на крыльцо, как с молодого клена взлетела сова. Услышав хлопанье ее крыльев, Лора вздрогнула. Жослину захотелось обнять ее, но он не осмелился.

— Встает луна, — серьезно сказал он. — Я даже не думал, что мне еще раз доведется прожить летнюю ночь рядом с тобой. Думать, что ты мертва и рассыпалась прахом — таков был мой крест. Но ты рядом, и я благодарю за это Бога.

Некоторое время они бродили среди берез со светлыми стволами, окружавших дом, который своими размерами и изысканностью архитектуры намного превосходил дома, построенные для рабочих. Жослин смотрел на жилище сюринтенданта Лапуанта, как на врага. Он заметил и каменные колонны, и красивые окна второго этажа, защищенные карнизом, и величественные пропорции постройки в целом. Ничего удивительного в том, что Лора решила роскошно обустроить этот дом изнутри, украсив его множеством изящных вещей…

— Почему ты купила этот дом? — спросил он. — Один из тех, что стоят в самом начале улицы Сен-Жорж, мог бы тебя устроить. Этот наверняка стоил очень дорого.

— Я с ума сходила от счастья, что нашла свою дочь, — ответила она серьезным тоном. — Я хотела дать ей самое лучшее. Эрмин так радовалась, когда я решила поселиться в Валь-Жальбере! Она здесь выросла, Жослин. В детстве она играла на соседних лугах с детьми Маруа и многими другими. И ее настоящим домом была монастырская школа. Монахини заботились о ней, старательно всему ее учили. Церковь давно снесли, но наша восьмилетняя дочь пела там «Ave Maria» для всех жителей поселка. Мне об этом рассказывали, и, похоже, люди были в восторге. Кроме того, на первых порах у меня были недоразумения с Жозефом Маруа, который являлся законным опекуном Эрмин. Он не соглашался на ее отъезд. Поэтому я поторопилась купить дом здесь. Из Монреаля привезла мебель, посуду, фортепиано. Мне хотелось наверстать потерянное время, засыпать дочь подарками. Но это ей не нравилось. Больше всего она нуждалась в любви и нежности…

— А ты надеялась ослепить ее блеском своих денег! Хотя, готов поспорить, она успела привыкнуть к роскоши. Как и ты.

— Ты часто будешь упрекать меня в том, что я богата, богаче тебя? — спросила Лора. — Разве моя вина, что Фрэнк Шарлебуа решил жениться на мне, чтобы у меня была крыша над головой, в те времена, когда я вообще ничего не помнила о своей прежней жизни? Вы с Эрмин тогда для меня не существовали. Я могла бы кончить свои дни в больнице для душевнобольных. Поэтому я считаю, что мне очень повезло. Фрэнк привил мне хорошие манеры, я общалась с образованными людьми и жила в куда большей роскоши, чем сейчас. Кстати, было не очень предусмотрительно говорить за столом, что ты не желаешь жить в этом доме. Ты видел результат: Эрмин не захотела остаться на десерт!

Лора направилась к скамейке, установленной по ее распоряжению в том месте, которое она называла «мой парк». Женщина плакала от отчаяния. Подошел Жослин. Он заставил жену подняться, сжав сильными руками ее талию.

— Я слишком груб, я знаю, — признал он. — Ты со мной, и это главное. Но ты же меня помнишь, верно? Я гордец. Жить за твой счет я бы посчитал унизительным. Лора, прости меня. Я все еще люблю тебя, всегда любил. И из-за этого говорю и делаю глупости.

Он попытался ее поцеловать. Но губы его нашли только пустоту. Она отшатнулась.

— Прости, Жослин, но разумно ли это? — спросила она. — А если ты не полностью здоров? Вернувшись из санатория, я навела справки о твоей болезни. Это очень страшно! Ты ведь понимаешь меня?

Он тоже отступил назад, сам не свой от гнева. Реакция Лоры вернула его в кошмар, в котором он жил последние пять лет.

— Чем дальше, тем лучше! Обращайся со мной как с чумным! Не стесняйся, я к этому привык! Господи, Лора, я не сумасшедший. И считаю, что больше ни для кого не представляю опасности. Ты прикрылась моей болезнью, чтобы не говорить мне правду. Ты меня больше не любишь! Я не настолько глуп, как кажется! Прошлой ночью ты спала с Хансом, его ты хочешь себе в постель, а не меня!

Выражения Жослина были грубы. С искаженным от ярости лицом, со сверкающими глазами он раскрыл перед Лорой всю силу своей мужской ревности. Она же, расстроенная, продолжала плакать.

— Даже если так и было, я не делала ничего плохого, потому что считала тебя умершим, — сказала она. — Я часто по-доброму вспоминала о тебе, в этом я могу поклясться. И я все еще тебя люблю. Но к остальному я не готова, не так скоро. И ты не должен ставить мне это в упрек. У тебя самого было немало любовниц!

Стоило Жослину вспомнить о Тале, как он успокоился. У него, в отличие от Лоры, не было оправдания, поскольку он наслаждался смуглым гибким телом индианки совсем недавно, зная, что его супруга жива и благополучна.

— Я был не прав, поторопил события, — сказал он, чтобы сменить тему. — Но, по словам докторов, я выздоровел. В больнице они делали рентгенографию. Я бы не приехал, если бы у меня оставались малейшие сомнения.

Лора вздохнула, выражая покорность судьбе, и подставила ему губы.

— Нет, не надо себя заставлять! — воскликнул он. — Я не хочу заявлять на тебя свои права вот так, «с порога»! Я подожду, пока ты будешь готова, не бойся. У нас с тобой непростая история… И я просил всего лишь один поцелуй, не больше.

Она согласилась, слабо улыбнувшись сквозь слезы.

— Спасибо, что даешь мне время. Сегодня я испытывала похожие чувства к тебе. Я верила, я убеждала себя, что мы сразу станем супружеской парой. Но…

— Но что? — спросил Жослин уже мягче.

— Только не сердись, умоляю! Это из-за Ханса. Я очень к нему привязана. Сегодня он повел себя жестко, даже жестоко, но на самом деле он очень хороший и терпеливый. Горе меняет людей… Мне хотелось бы поговорить с ним, утешить. Мы ведь были помолвлены! Пока у меня будет в сердце эта заноза, я не смогу отдаться тебе душой и телом.

Жослин утратил терпение, несмотря на мольбы Лоры.

— Если твоя единственная забота — утешить жениха, нам лучше развестись! — отрезал он. — Я ухожу. В любом случае я не собирался оставаться на ночь в Валь-Жальбере. В Робервале за мной осталась комната в отеле. Проводи меня, чтобы я смог забрать свои вещи. Будем вести себя как цивилизованные люди.

Она осталась стоять на месте, растерянная, подавленная. Сейчас или никогда ей нужно было броситься к мужу на шею, поклясться, что она все еще его любит, даже если и отказывается разделить с ним постель. Лора считала недопустимой даже мысль о том, чтобы лечь сегодня вечером с ним вместе. Ее тело еще помнило Ханса…

— Что ж, уходи! — воскликнула она. — Эрмин расстроится, когда не увидит тебя за завтраком.

Он только развел руками.

— И где же ты собиралась меня уложить? В комнате Цале? Что до нашей дочери, то она уже не ребенок. И я думаю, она даже более прозорлива, чем ты.

— За дровяным сараем есть маленький деревянный домик, очень чистый, там стоит раскладная кровать. Арману Маруа уже случалось там ночевать. Это подросток, который у нас работает. Тебе не придется возвращаться в Роберваль так поздно, тем более пешком. Останься переночевать здесь, прошу тебя!

— Нет, я ухожу. Я прошел многие мили без всякого транспорта. И путь в Роберваль меня не пугает.

— Но ты вернешься? Нам нужно научиться снова жить вместе. Я — твоя жена…

Жослин не ответил. Лора последовала за ним на крыльцо, а когда они вошли в дом, пошла перед ним по коридору.

— Моя папка с документами и шляпа! — буркнул он.

Она открыла дверь маленького кабинета. В комнате было темно. Он вошел, стараясь не смотреть на нее. Легкий щелчок заставил его вздрогнуть.

— Зачем ты закрыла дверь на замок? — удивился он.

Лора подошла к нему и обняла изо всех сил. Она внезапно ощутила потребность в том, чтобы прикоснуться к нему, получить от него хоть немного нежности.

— Если ты уйдешь расстроенный, я места себе не буду находить, — пробормотала женщина, прижимаясь щекой к его груди так, что теперь ей было слышно ускоренное биение его сердца.

— Ты играешь с огнем! — предупредил он, обнимая ее в свою очередь. — Теперь мне совсем не хочется уходить.

— Тогда давай все начнем с нуля! С момента нашей первой встречи прошло чуть больше двадцати лет, но мы такие же неуклюжие и робкие, как тогда… Я здесь, с тобой. Мне было холодно, но ты согреваешь меня, Жосс…

Это интимное прозвище Лора часто шептала в моменты их любовных баталий. Для Шардена оно прозвучало как благословение. Они долго стояли, обнявшись. Жослин тихонько целовал шелковистые волосы супруги, побежденный ее доверительным самоотречением. Она дышала неровно и казалась такой миниатюрной и ласковой в его руках…

— Ты все такая же, — сказал он наконец. — Ты выиграла. Я лягу спать в домике, о котором ты говорила. Я сам найду дорогу.

Лора улыбнулась. Она была ему благодарна. Приподнявшись на цыпочки, женщина целомудренно поцеловала супруга в лоб.

— Спасибо, Жосс, и до завтра. Ни за что на свете я бы не позволила тебе сегодня уйти.

Через час Жослин уже лежал на кровати в сбитой из досок пристройке. Сон долго не шел к нему. День принес много эмоций. Он старался не думать о Лоре, об Эрмин и их будущем втроем, отдавшись во власть лучших в своей жизни воспоминаний. Череда образов убаюкала его. Красивая молодая женщина в летнем платье бежит ему навстречу, и волосы ее вьются по ветру… Это Лора. Стройная, изящно сложенная наяда появляется из вод маленького озера и смеется… Это тоже Лора, тем летом, когда она ждала Эрмин. Она не обнажена, но тонкая сорочка, облепившая груди, талию и бедра, только подчеркивает ее красоту.

Он вспомнил их брачную церемонию. У Лоры не было родных; его же родители, Шардены, отказались присутствовать. Жослин попросил своего коллегу-бухгалтера засвидетельствовать их брак, в то время как невеста этого коллеги стала свидетельницей со стороны Лоры.

«Как она была красива, взволнованна, почти не верила в происходящее! Ее маленькая рука дрожала, когда я надевал ей на палец обручальное кольцо. Господи, как я ее любил! И вот она рядом, она жива! Несколько минут назад я ощущал запах ее духов, любовался изгибом ее бедер…»

И он сжал кулаки, решив во что бы то ни стало вновь завоевать Лору.

В доме Эрмин услышала, как мать прошла по коридору второго этажа. Шарлотта и Мукки уже спали. Она встала и босиком прокралась в комнату Лоры.

— Мама, почему ты плачешь? Папа уехал?

— Дорогая, как я рада, что ты пришла! Мне так нужно было успокоиться, поговорить с тобой! Я не смогу глаз сомкнуть этой ночью, я чувствую!

Они присели на широкую кровать, застеленную роскошным покрывалом с рисунком роз и ирисов.

— Твой отец лег в домике, который построили для Армана Маруа, — сказала Лора. — Он хотел вернуться в Роберваль, а ведь уже за полночь. Я его отговорила. Господи, так странно снова видеть его, слышать его голос! Я никак не могу поверить, что это не сон!

— Я чувствую то же самое, — призналась Эрмин. — Но я успела к нему привыкнуть, словно всю жизнь его знала.

— Вот только ты его дочь, а нежена, — со вздохом отозвалась ее мать. — Мое положение более деликатное. Я думала, что люблю Ханса, мы полным ходом готовились к свадьбе, и вдруг Жослин постучал в нашу дверь! Это фантастика! У меня ведь не было выбора. Не так ли? Я должна была принять в свою жизнь моего супруга, твоего отца.

Голос Лоры сорвался. Она все еще дрожала, потерявшись в сомнениях и страхах. Эрмин, которая ей искренне сочувствовала, обняла мать.

— Мама, ты предпочла бы жить с Хансом? Ты можешь сказать мне правду. Сегодня я больше узнала о ваших отношениях.

Тем самым она намекнула на слова пианиста, из которых следовало, что между ними уже была интимная близость. Лора смутилась.

— Я сама не знаю, что чувствую, дорогая, — ответила она, беспомощно разводя руками. — Я разволновалась, увидев твоего отца живым, но и к Хансу я очень привязана. Мы только что гуляли, и твой отец попытался меня поцеловать. Я испугалась, не смогла. Он обиделся. Я объяснила, что боюсь заразиться, ведь может быть, что он не совсем выздоровел. Это была правда, но не вся. Мои опасения послужили мне щитом, однако на самом деле я просто боялась этого поцелуя. Боялась, что не смогу ответить, что ничего не почувствую к мужчине, которого когда-то очень любила. Эрмин, некоторые вещи меня беспокоят, и мне нужен твой совет. Ты видела своего отца в санатории. Признай, он сильно изменился за три месяца! Когда я смотрела на фотографию Эльзеара Ноле, я видела Жослина, но Жослина больного, постаревшего. Каким чудом твой отец смог предстать перед нами загорелым, окрепшим, полным сил? Тут есть какая-то тайна.

Напрасно Эрмин пыталась придумать объяснение этому феномену.

— Выздоровление было стремительным, и внешне он тоже изменился к лучшему, — предположила она. — Похоже, в санатории папа умирал со скуки. После встречи со мной он ушел оттуда, потому что узнал, что ты жива. Это могло стать переломным моментом. И вполне вероятно, что жизнь вне лечебницы пошла ему на пользу.

— Возможно, — согласилась Лора. — Как жаль, что у него появились залысины… Теперь его лоб кажется огромным… А я так любила запускать пальцы в его волосы!

— Ты и сейчас сможешь, только выбирай места у шеи или поближе кушам, — шутливо предложила Эрмин. — Но ему об этом не говори. Он сказал мне, что специально не снимал шляпу, чтобы ты не заметила, как он лысеет!

Растроганная, Лора едва заметно улыбнулась. Она мечтательным взглядом обвела свою роскошную комнату, оформленную в британском стиле. Стены в бежево-серых тонах, обитые ситцем в цветочек стулья, фарфоровые статуэтки…

— Ты представляешь твоего отца в этой комнате?

Молодая женщина в нерешительности пожала плечами. Разумеется, Хансу Цале с его изысканными манерами и артистическими наклонностями такая обстановка была по душе. Но Жослину Шардену…

— Мама, вам обоим нужно проявить терпение. По сути, торопиться некуда. Мало-помалу вы станете ближе друг другу, уйдет неловкость. Ты просишь совета, вот он: во-первых, тебе следует уведомить всех, кого ты пригласила на свадьбу. Во-вторых, рассказать Маруа, мэру и всем нашим знакомым, что твой первый супруг вернулся. И как можно скорее навести Ханса и помирись с ним. Он добрый и благородный человек, он не сможет поставить тебе в упрек принятое решение. Вам нужно расстаться друзьями, но не врагами. Вот посмотришь, все будет в порядке.

— Господи, как ты рассудительна! — заметила ее мать. — Жослин сказал сегодня правду, ты прозорливее меня. Я так и поступлю, дорогая!

Эрмин нежно пожала руки матери.

— Я буду очень довольна, мамочка, если однажды вы с папой снова будете счастливы вместе. У Мукки будут дедушка и бабушка, и у ребенка, которого я ношу, тоже. Прошу, постарайтесь найти общий язык к Рождеству, чтобы мы смогли в радости отпраздновать рождение Христа и моего второго ребенка.

— Обещаю, так и будет! — со вздохом отозвалась Лора.

Лора сосчитала на пальцах, как ребенок: вот уже одиннадцать дней Жослин живет в Валь-Жальбере и спит в садовом домике.

— И день, на который была назначена моя с Хансом свадьба, к счастью, прошел. Это такое облегчение! — сказала она себе вполголоса. — Остается только забыть об этом.

Лора сидела одна в гостиной, наполненной опьяняющим ароматом первых роз, собственноручно срезанных ею на рассвете. Тепличные цветы, за которые были заплачены огромные деньги, она подарила церкви в Шамборе. Лилии и гардении в горшочках теперь украшали алтарь, радуя глаз прихожан.

«Одиннадцать дней! — подумала она и сама удивилась. — А Жослин все еще ведет себя как медведь, запертый в клетке: вежливый за столом и ворчливый, когда ему нечем заняться. И он ни разу не прикоснулся ко мне, ни разу! И ни разу больше не попытался поцеловать. Это тоже моя ошибка. Если я пытаюсь приблизиться к нему, он уходит. Готова спорить, он уже может нарисовать план поселка, ведь бродит по нему с утра до вечера!»

Из-за мрачного настроения Жослина привычное течение жизни в доме Лоры нарушилось. Мирей относилась к нему с недоверием, Шарлотта — старательно избегала. Девочка была уверена, что этот человек скрывает какой-то секрет. Иначе зачем бы он стал называться чужим именем? Что до Эрмин, то она довольствовалась разговорами с отцом. Они часто вдвоем сидели на крыльце под навесом. Эти беседы обычно не длились долго, и единственной их темой был Валь-Жальбер. Молодая женщина рассказывала Жослину, который исходил заброшенный поселок вдоль и поперек, о том недалеком времени, когда его улицы населяли более восьми сотен человек. Она рассказала своему отцу массу забавных историй. Но гулять с ним не ходила из опасения потерять своего еще не рожденного малыша. Зато Арман Маруа всюду сопровождал Жослина: предоставленный самому себе, подросток наслаждался ролью гида.

В этот день он повел Шардена к водопаду Малинь, что располагался выше основного водопада, так любимого Эрмин. Там бурная река Уиатшуан, окруженная хвойным лесом, разбухшая от талых вод, падала вниз с высоты сорока метров. Мирей приготовила им корзинку с едой, чтобы они могли перекусить на месте.

— Лора! — позвала Шарлотта. Девочка только что вернулась из школы. — Посмотри, что я нашла возле дома в траве!

— Подойди поближе! — нетерпеливо отозвалась хозяйка дома. — Покажи, что ты нашла!

Это был расшитый жемчугом берет. Вчера шел дождь, и теперь вид у него был жалкий — он испачкался в земле.

— Мой свадебный убор! — выдохнула Лора. — Брось его в печку!

— Ты грустишь, что свадьбу отменили? — с любопытством спросила Шарлотта. — Ты часто плачешь тайком! Я слышу тебя из своей комнаты.

Лора возвела очи к небу. Она пребывала в плохом настроении. Со стороны Жослина она не получала никаких знаков внимания. Он вел себя нейтрально, как гость. Исключение для него составляли лишь дочь и внук. Мукки он улыбался и с удовольствием с ним играл.

— Это дела взрослых, — отрезала женщина. — Я просто разнервничалась. А почему ты дома? Ты не должна быть в школе?

— Уроки закончились, уже половина пятого! А можешь отдать берет мне? Я не хочу его жечь, он слишком красивый!

— Хорошо, оставь его себе, если хочешь, — вздохнула Лора. — Но сперва постирай. И беги скорее полдничать. Эрмин отдыхает, поэтому не шуми, когда поднимешься на второй этаж.

Девочка убежала, любуясь великолепной вещицей, которая теперь принадлежала ей. Она не помнила себя от радости. Лора же снова погрузилась в свои не слишком веселые размышления:

«Когда Жослин постучал в дверь, я держала этот берет в руке. Когда же, интересно, я его уронила? Да какая разница! Если бы это была единственная бесполезная трата. Столько денег на ветер…»

Эти одиннадцать дней дались Лоре нелегко. Она сделала все, как советовала Эрмин. Приглашенные к обеду Жозеф, Бетти и мэр поселка, онемев от удивления, слушали драматичную историю Жослина, который присоединился к ним в конце трапезы.

«Это было настоящее испытание, — вспомнила Лора. — Очень неприятная ситуация! Зато мы соблюли все приличия. И теперь все знают, что я больше не помолвлена с Хансом и живу с законным супругом».

«Я желаю вам создать порядочную, набожную и сострадательную семью!» — сказал в заключение вечера господин мэр.

Лора подошла к широко открытому окну и оперлась локтями о подоконник. Деревья и цветы ликовали, полные новых живительных соков. Воздух был напитан изысканными запахами — горячей земли, диких цветов и текущих вод.

— Сейчас Ханс уже далеко, — грустно сказала женщина вслух.

С согласия Жослина Лора посетила злосчастного пианиста. Он как раз собирал чемоданы. Встреча прошла лучше, чем она ожидала. Ханс пришел в себя и даже извинился за свой, как он выразился, «приступ безумия».

— Я принимаю волю судьбы, которая поймала нас обоих в ловушку, Лора, — сказал он. — Но я уезжаю. Я нашел работу в Квебеке. Разумеется, связанную с музыкой. Я буду играть в оркестре.

Он настоял на том, чтобы вернуть ей автомобиль, купленный на ее деньги. По его словам, он был ему больше не нужен. На прощание Ханс поцеловал ее затянутую в кружевную перчатку руку.

«Галантный мужчина», — с ноткой ностальгии подумала Лора.

Отныне автомобиль стоял перед домом Маруа. Лора на время отдала его Симону, который был на седьмом небе от счастья и иногда «работал» для нее шофером.

— Все в порядке, ну, или почти все… — вздохнула она.

Залаяли собаки. Было ясно, что они чему-то очень рады. Низкий мужской голос приказал им замолчать. Лора узнала этот чувственный мужественный тембр.

— Господи, это Тошан! Эрмин будет вне себя от счастья!

Молодая женщина, услышав радостный лай, уже спускалась по лестнице. На ней было простое белое льняное платье. Она выбежала на крыльцо.

— Тошан, наконец-то ты приехал!

Он с улыбкой раскинул руки. Обнявшись, они свернули за угол дома: поцелуи, которыми они торопились обменяться, не были предназначены для посторонних глаз. Лора, вышедшая в коридор, чтобы поздороваться с зятем, повернулась на каблучках и отправилась в кухню предупредить домоправительницу.

— Поставь на стол еще один прибор, Мирей.

— Я догадалась, мадам. Мы ждали мсье Клемана, он ведь сообщил о своем скором приезде телеграммой. И он, наверное, расскажет, почему его мать не приняла ваше приглашение.

Для Эрмин и Лоры это был вопрос без ответа. Десятого июня, то бишь за два дня до предполагаемой церемонии, от Тошана пришла телеграмма, содержание которой привело их в недоумение:

«Сожалею Невозможно вернуться вовремя к свадьбе Мать не приедет Буду очень скоро Клеман Тошан Дельбо».

— Странное совпадение, — прокомментировал случившееся Жослин, но в голосе его прозвучало беспокойство.

С того дня они ожидали возвращения Тошана. Теперь Эрмин была совершенно счастлива. Прижавшись к своему любимому в тени дровяного сарая, она трепетала от его ласковых прикосновений.

— Я так по тебе скучала, — призналась она. — И мне столько надо тебе рассказать!

— Терпение, моя маленькая женушка-ракушка, мне сейчас не хочется говорить, а хочется целовать тебя еще и еще. Какой у тебя большой и круглый живот! Это будет второй сын, крепкий и сильный.

— Нет, это будет девочка! Скажи, ты правда находишь, что я располнела?

Он заставил ее замолчать, прижавшись губами к ее губам. В сарае Дюк заскулил и стал скрести лапой загородку.

— Иду, Дюк! Тише! — крикнул Тошан.

Эрмин сделала гримаску и заслонила собой сарай с собаками. Она не хотела отпускать мужа. К счастью, у нее было чем привлечь его внимание.

— У меня для тебя невероятная новость, — шепнула она мужу на ухо. — Мой отец Жослин жив! И он здесь, в Валь-Жальбере!

— Твой отец? — переспросил Тошан оторопело.

— Да, он пришел к нам третьего июня. Разумеется, свадьбу мамы и Ханса отменили. Я расскажу тебе эту историю, она длинная и запутанная. Если бы вы с матерью приехали вовремя, ты бы уже все знал!

— Это упрек, как я понимаю? — спросил Тошан.

— Нет, конечно! Просто мы удивились, мама и я, что вы оба не приедете к назначенной дате.

— Ты нашла отца, а я потерял мать, — отозвался Тошан. — Не пугайся, Тала не умерла. Просто она исчезла, оставив мне записку. Из-за этого я и задержался. Я всюду ее искал — у дяди, у двоюродных сестер. Но никто не знает, где она.

Это несколько театральное заявление возымело свой эффект: Эрмин обеспокоилась судьбой свекрови.

— Ты, должно быть, с ума сходил от тревоги! Бедный мой Тошан! Что же было в записке?

Тошан достал из кармана клочок бумаги и протянул жене. Она прочла вслух негромким голосом:

«Сын, мне нужно на время уехать. Не беспокойся обо мне, мое сердце легкое, как перышко. Я вернусь в свое время. Возвращайся к своей молодой жене. Она нуждается в тебе. Тала».

— И это все? — спросила она.

— Да, ничего больше. Хижина была закрыта, ключ спрятан в обычном месте. Мать забрала с собой собаку. Полагаю, у нее были основания так поступить. И все же это странно, ведь она годами отказывалась покинуть берега реки. «Перибонка — моя подруга, моя сестра!» — так она говорила. И, признаюсь тебе, я ничего не понимаю. А теперь расскажи мне об отце! Какого он склада человек?

Эрмин все еще обдумывала услышанное, поэтому ответила не сразу:

— Мне не очень просто с ним… Но мама говорит, в былые времена он был веселее, не такой суровый. Я счастлива, когда вижу, как он качает Мукки на руках. Думаю, со временем нам будет комфортнее в обществе друг друга. Ведь это мой отец, о котором я так долго мечтала! Мы показали ему сани. Видел бы ты, как он гладил деревянные поручни, гравировку на спинке! Снова и снова… Я чуть не расплакалась.

Тошан высвободился из ее объятий, чтобы выпустить собак. Но Эрмин поймала его за руку, не дав открыть загородку.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

— Прогуляю их немного, пусть разомнут лапы! Ты обещала, что Арман каждый вечер будет с ними гулять.

— Это делает папа, — отозвалась молодая женщина. — Он за ними ухаживает. Думаю, он так же, как и ты, любит животных. И хочу тебе напомнить, что у тебя есть сын! Твой Мукки, наверное, уже проснулся. Я иду в дом, чтобы его покормить.

Тошан расхохотался.

— Если так, я иду с тобой! Обожаю смотреть, как ты даешь грудь моему ребенку.

В черных глазах мужа она прочла желание. Эрмин затрепетала от предвкушения. Она была уверена, что, когда сын насытится, Тошан покроет ее грудь поцелуями. Часто дыша, она поспешила подняться в свою комнату. Никто их не беспокоил. Шарлотта стирала в эмалированном тазике расшитый жемчугом берет, не жалея воды из крана. Мирей месила тесто под невеселым взглядом Лоры, которая укрылась в кухне, чтобы не мешать молодой чете.

— Счастье, что у нас так мало соседей, мадам, — начала разговор домоправительница. — Ваш зять частенько ведет себя как дикарь. Красивый, но все-таки дикарь. Каждый раз, вернувшись, он запирается с Эрмин до самого ужина. Боже милосердный! Да если бы моя сестра вела себя так, когда ее муж возвращался из леса, родители устроили бы такой скандал! Это просто неприлично!

— Твои понятия о приличиях устарели, Мирей. По крайней мере, своим поведением Тошан доказывает, что любит мою дочь. Не все мужчины так поступают. И потом, они ведь очень молоды!

— Благодарение Господу, у меня нет ни мужа, ни детей, — ворчливо отозвалась Мирей. — От них одни неприятности.

— Господь здесь ни при чем, — сказала Лора, которую этот разговор немного развеселил. — Ты же сама клялась мне, что отклонила несколько предложений руки и сердца! Тебе просто не хотелось заводить семью, а это не преступление.

— Ваш кофе готов, мадам, — с лукавой улыбкой сообщила Мирей. — Вы не рассердились? Я просто сказала, что думаю о поведении мсье Тошана.

— Пока мы с тобой одни, меня ничто не обижает. Тебе понятно, Мирей? С тех пор как мы переехали в Валь-Жальбер, ты изменилась. В Монреале ты не была такой разговорчивой. И, наверное, ты рада, что можно употреблять местные словечки, которые мсье Шарлебуа терпеть не мог.

— Теперь мне надо думать о том, чтобы не разгневать мсье Жослина, — заметила домоправительница. — Если он станет здесь хозяином.

Лора пожала плечами и встала.

— Конечно, он и есть хозяин, Мирей, поскольку он мой муж. Я выпью кофе в гостиной. И пожалуйста, не включай так громко свой граммофон. Я слышу твою музыку у себя в комнате.

Экономка пообещала ее не беспокоить. Она довольно рано удалялась в свою комнату, возле помещения для стирки, и слушала пластинки знаменитой Ла Болдюк на подержанном граммофоне, который недавно купила на сэкономленные деньги. Некоторые песни Мирей знала уже наизусть и напевала себе под нос, как только представлялся случай. Вот и теперь, стоило хозяйке выйти, как она вполголоса запела песенку «Дикарь с севера»[27].

Лора остановилась в коридоре и посмотрела на себя в зеркало, висевшее между двумя дверями. Она явственно слышала слова песни. Ей пришло в голову, что со стороны домоправительницы это вполне может быть насмешкой.

«Она потешается над Тошаном или намекает на то, какую странную пару составляем мы с Жослином?» — подумала она с раздражением.

Лора склонялась к тому, что объектом насмешки все же являлся ее зять. И это ее вполне устраивало.

«Надеюсь, ужин пройдет благополучно, — подумала она. — Ведь мы — цивилизованные люди, даже Тошан, несмотря на все намеки Мирей!»

Эрмин о подобных вещах вообще не думала. Занавеси из зеленого льна защищали комнату от полуденного солнца, наполняя ее приятным светом, похожим на тот, что проникает сквозь заросли кустарника. Молодая женщина обнаженной лежала на кровати, отдавшись ласкам своего обожаемого супруга.

— Наш сын — спокойный маленький мужчина, — шепнул ей на ухо Тошан. — Он быстро уснул, чтобы не мешать родителям. Какая ты красивая, нежная, вся кругленькая и загорелая! Ракушка, с каждым днем все более прекрасная!

— Чш! — шепотом попросила она. — Ты заставляешь меня краснеть! Что, если кто-то слушает под дверью?

— Я говорю очень тихо. И вообще, то, что происходит в этой комнате, никого не касается, — пошутил он, приближая губы к одной из ее грудей. — Мы празднуем мое возвращение!

— Тошан, мне так хотелось, чтобы ты был со мной, днем и ночью! И особенно ночью…

Он раздел ее без единого слова, но решительность его жестов и выражение его лица убедили Эрмин в том, что протестовать бесполезно. Она все еще была очень стыдлива. Он знал это и боролся с этим, по его мнению, недостатком.

— Я люблю, когда на тебе нет ни нитки, — повторял он. — Когда ты обнажена, я могу тобой любоваться. Видеть тебя всю…

Она закрыла глаза, потому что его теплые губы переместились вниз, к животу, а потом еще ниже, туда, где сходились бедра. Она отдалась удовольствию, которое ей доставлял этот самый интимный и самый дерзкий из поцелуев, заставлявший все ее тело вибрировать. Утонув в наслаждении, молодая женщина укусила себя за руку, чтобы не застонать.

— Любовь к тебе дала мне крылья, — сказал Тошан, выпрямляясь. — Я страстно желал свою супругу, всю беленькую и розовую! И пообещал себе, что раздену тебя и буду наслаждаться твоей красотой. И сделаю тебя счастливой…

Эрмин прижалась к нему, не помня себя от радости. С расширенными зрачками, она смотрела на него, как в первый раз, там, в круге лиственниц. То была их первая брачная ночь, и ей никогда прежде не доводилось видеть обнаженного мужчину. Тошан стоял голым у огня — великолепное бронзовое изваяние с развитой мускулатурой и распущенными по плечам черными волосами.

— Ты тоже очень красивый! И я так тебя люблю!

— Сядь на меня сверху! Я хочу тебя видеть…

— Твои фантазии не совсем подходят для дневного времени, — растерялась она. — Я не осмелюсь!

Но он сумел ее убедить, мягко направляя и подбадривая страстными поцелуями. Она быстро втянулась в игру и достигла высшей точки любовного наслаждения, испустив тихий удивленный возглас.

— О Тошан, — сказала она, вернувшись к реальности, — что, если бы Мукки проснулся? Наш сын растет, он все понимает и уже научился садиться в кроватке. Мама говорит, что он очень рано начнет ходить. Еще до года!

Высвободившись из объятий супруга, молодая женщина надела нижнее белье и свое белое платье. Улыбающаяся, с растрепанными волосами, она вернулась в кровать.

— Сегодня вечером ты познакомишься с папой. Я даже не успела тебе рассказать, что случилось, когда он днем постучал в нашу дверь. Видел бы ты, в какую ярость пришел Ханс, всегда такой спокойный!

Тошан выслушал подробный рассказ о встрече Лоры и Жослина. Закончила Эрмин несколькими фразами о том, как прошли последние одиннадцать дней.

— Мама терзается, потому что отец делает вид, что она ему совершенно безразлична, хотя я уверена, что он все так же влюблен в нее. А у меня теперь есть оба родителя, и это самое важное.

— Моей матери могло присниться, что свадьбы не будет, — вздохнул Тошан. — Она, наверное, увидела, что что-то нехорошее случится в тот день, иначе она бы не ушла. А жаль, было бы забавно посмотреть, как они с Лорой найдут общий язык!

— Может, она смогла бы нам сказать, кто похоронен в той могиле, если не папа. Это так и осталось тайной. Но нет, какая я глупая! Тала тоже считала, что это могила моего отца.

— Это неинтересно! — отрезал Тошан. — Давняя, забытая всеми история. Так что, кого ты мне подаришь, мальчика или девочку? Вот что меня интересует!

Радуясь его словам, Эрмин проказливо погладила свой живот. Если бы Мукки в это мгновение не проснулся, они снова начали бы целоваться. Эрмин взяла сына из колыбели и протянула Тошану.

Молодая чета долго играла с ребенком, умиляясь его лепету и похожему на звук колокольчика смеху. Однако около семи вечера Шарлотта постучала в дверь.

— Пора к столу! Мсье Жослин и Лора вас уже ждут! — звонким голоском сообщила она.

Собирались они в суматохе. Эрмин открыла занавеси и широко распахнула окно, чтобы проветрить комнату, потом занялась своей прической. Еще ей нужно было сменить одежку Мукки.

Тошан тоже постарался принарядиться. Он оставил волосы распущенными и надел куртку из оленьей кожи, украшенную бахромой, — подарок Талы к его двадцатилетию. Таким он предстал перед своим тестем. Жослин Шарден перед ужином решил, что постарается быть с зятем полюбезнее, однако встретил его презрительным взглядом. Он был возмущен внешним видом Тошана. Несколько секунд — и мужчины поняли, что их ждет в будущем. Они никогда не найдут общего языка. Ни один, ни другой не смогли бы объяснить почему, но оба были в этом совершенно уверены.

— Добрый вечер, мсье, — холодно поздоровался Тошан.

— Добрый вечер, Клеман, — ответил на приветствие Жослин. — Предупреждаю, я буду называть вас католическим именем.

Лицо молодого метиса окаменело. Он воспринял эти слова как объявление войны, и войны многолетней.