Сиротка. Нежная душа

Глава 11 Ради любви

Над столом повисло неловкое молчание. Каждое появление Мирей, своими невинными замечаниями разряжавшей атмосферу, радовало сотрапезников. Стоило домоправительнице поставить на стол новое блюдо, как Лора натянуто принималась превозносить ее кулинарный талант, а Эрмин с наигранной радостью ей вторила.

Жослин раскрывал рот только для того, чтобы положить в него очередной кусок. Упорно глядя в свою тарелку, он боролся с волной гнева, которая взметнулась в нем при одном только виде Тошана и смела все его добрые намерения. Клеман Дельбо тоже не проронил ни слова.

«Я хотя бы попытался достойно выглядеть — надел белую рубашку, галстук, — а он нарядился индейцем, — думал Жослин. — Я встречал монтанье, они одеваются, как все нормальные люди. А этот парень колет мне глаза тем, что он метис!»

Сидевшая напротив Тошана Шарлотта чувствовала, что взрослые напряжены. Она не понимала причины и утешала себя мыслями о великолепном берете. Ее сокровище сохло на теплом летнем воздухе.

Никто не предпринимал попытки начать беседу. Глядя на мрачное выражение лица своего супруга, Лора сердилась на Тошана. Она пришла к тому же выводу, что и Жослин: их зять нарочно не стал собирать волосы и надел кожаную куртку.

«Мирей, наверное, на седьмом небе от счастья, — сердито подумала Лора. — Завтра она снова споет мне “Дикаря с севера”!»

Удивленная плохим настроением своего молодого мужа и в равной мере расстроенная подчеркнутой холодностью отца, Эрмин изо всех сил сдерживалась, чтобы не показать своего разочарования. Увидев, что дочь вот-вот заплачет, Лора потеряла терпение.

— Какой приятный вечер! — воскликнула она. — Давайте, по крайней мере, поговорим о дожде или о хорошей погоде! Остальные темы у нас табу, верно? Не будем вспоминать о несостоявшейся свадьбе и об ужасном недоразумении, заставившем нас с Жослином столько страдать. Известно ли вам, Тошан, — потому что я всегда буду называть вас так, уважая ваш выбор, — что мой супруг, здесь присутствующий, считал меня умершей и похороненной в десяти километрах от вашего дома, в то время как я сама хотела посетить его могилу этим летом… Такую историю трудно назвать банальной! Люди, услышав ее, были поражены.

— Эрмин мне все рассказала, — буркнул ее зять.

— И что вы об этом думаете? — спросила Лора. — Вы ведь выросли на берегу Перибонки. Кто-то из ваших соседей должен был внезапно исчезнуть в то время, когда появилась эта могила. Если бы только ваша мать согласилась приехать ко мне в гости, не важно, на свадьбу или просто так! Я была бы очень рада с ней познакомиться, принять в своем доме. И вместе мы могли бы найти ответы на все вопросы.

Жослин чуть не подавился куском мяса. Он закашлялся и отпил глоток вина.

— Я не виделся с матерью, — сказал Тошан. — Тала путешествует, и это само по себе странно. Но она — свободная женщина и вправе идти, куда хочет. Возможно, она решила совершить паломничество, кто знает?

— Но куда? — удивилась Эрмин. — Неужели Тала пешком отправилась в пустынь Святого Антония?

— Может, и так, — со вздохом ответил ее муж.

— Но зачем? — поинтересовалась Лора. — Хотя это доказывает, что Тала все так же исповедует христианство. Я помню ее. Ваш отец называл супругу Роланда. Очень красивая женщина с черными как смоль косами и запоминающимся лицом. Вы похожи на нее, Тошан.

Каждое слово усиливало замешательство Жослина. Он украдкой посмотрел на юношу, желая убедиться, что тот действительно похож на мать.

«Правда, он очень красивый парень, — пришлось ему признать. — И наверняка без труда влюбил в себя Эрмин. Но индеец не сделает ее счастливой. Надолго он тут не задержится, уж я постараюсь».

Хоть он старался этого не показывать, к дочери Жослин испытывал очень сильные чувства. Она казалась ему достойной любви, как никто другой, преданной и ранимой. Подобно многим отцам, он невольно идеализировал свое дитя. Часто он повторял себе, что не заслужил такой замечательной во всех отношениях дочери.

Лора не знала, что Жослин написал своей сестре Мари длинное письмо, в котором описал нынешнюю ситуацию и на все лады расхвалил достоинства Эрмин.

«…Хотя за время пребывания в Валь-Жальбере я еще ни разу не слышал, как она поет, я никогда не забуду небывалого волнения, охватившего меня, когда мое собственное дитя исполнило оперную арию там, в санатории. Моя дочь и твоя племянница, Мари! Она так хороша, у нее великолепные белокурые волосы! Но это не все ее достоинства: Эрмин — умная, образованная, и такой голос, как у нее, нечасто услышишь. Если Господь так щедро одарил девочку, значит, Он полагает ее достойной Его милостей…»

Этим фрагментом он закончил свое письмо, в котором не забыл упомянуть и о своем внуке, предусмотрительно назвав его Жослином. Однако трусость снова взяла в нем верх, и он скрыл от сестры тот факт, что Клеман Дельбо — метис. Этот Тошан, которого он находил все более дерзким…

В комнату опять вошла Мирей с тяжелым блюдом в руках.

— Десерт! — объявила она. — Блинчики с черничным джемом! Мсье Жослин, мсье Клеман, желаете выпить джина в конце трапезы?

Тошан не ответил. Он резко встал и бросил салфетку на стул.

— Пойду подышу воздухом! — сказал он.

И пружинистым шагом удалился. Хлопнула входная дверь. Эрмин хотела было последовать за ним, но не решилась. Глаза Шарлотты наполнились слезами.

Жослин постарался скрыть свою радость. Ему не хотелось расстраивать дочь.

— Я что-то не так сказала? — спросила домоправительница. — Если так, прошу меня простить, мадам!

— Ты прекрасно знаешь, что именно ты не так сказала, — отозвалась Лора раздраженным тоном. — Какая муха тебя укусила? Ты давно перестала называть Тошана «Клеман»! Прошу не забавляться больше подобным образом! Это понятно? И ты тоже хорош, Жослин! Господи, если бы твоя мать была индианкой, разве ты стыдился бы своих корней? Анри Дельбо, бескомпромиссный глава семьи, заставил Талу крестить сына и назвал его Клеманом. Но он умер, и Тошан уже достаточно взрослый, чтобы иметь право называться тем именем, которое ему нравится. Невежливо заострять внимание на таких деталях!

— Я с тобой полностью согласна, мама, — дрожащим голосом сказала Эрмин. — А я так ждала этого семейного ужина! Все, кого я люблю, соберутся за одним столом… И вот результат!

— Я не сказал и не сделал ничего плохого по отношению к зятю, — делано возмутился Жослин. — Я хотел поговорить с ним о вечере, когда мы впервые встретились. Тогда он был диковатым семилетним мальчишкой, Мой старый Бали завилял хвостом, когда парень к нему подошел. Это у нас общее — собаки нас любят.

— Если так, папа, почему же ты не завел разговор об этом сразу? — с упреком спросила Эрмин. — Ты не сказал ему ни слова, только поздоровался, когда он подошел пожать тебе руку. Ну, и заявил, что будешь называть его Клеманом. Он обиделся, я это почувствовала.

— Откуда я мог знать, что такая безделица его обидит, — возразил Жослин. — Он же не ребенок! Я воспитывался фанатичными католиками, моя крошка. В семье Шарденов серьезно относятся к церковным таинствам, особенно к таинству крещения. И вообще, зачем твой муж так оделся? Я был шокирован!

— Папа, как ты не понимаешь! Для него это все равно что твой выходной костюм! Эту куртку для Тошана сшила и украсила Тала.

Молодая женщина замолчала, едва сдерживая слезы. Она тоже была не вполне искренна, потому что догадалась: надевая индейскую куртку, Тошан хотел пощекотать нервы своих родственников со стороны жены.

— Простите, но я пойду за ним, — сказала она. — Шарлотта, если Мукки проснется, усади его на высокий стульчик и дай вечернюю кашу. У меня уже не так много молока.

Девочка воспользовалась моментом, чтобы убежать в гостиную и присматривать там за ребенком. Лора осталась наедине с Жослином.

— Будет лучше, если ты примешь Тошана таким, какой он есть, и смиришься с тем, что он член нашей семьи. Эрмин любит его всем сердцем. Пусть хотя бы они будут счастливы! Спокойной ночи.

Расстроенная, женщина в свою очередь покинула столовую. Она испытывала огромное разочарование. Если до этого Лора и представляла себе будущее рядом с вновь обретенным супругом, то сегодня вечером она попрощалась с иллюзиями. И испытала острое сожаление о том утраченном счастье, которое ожидало ее с Хансом.

«Я все потеряла, — говорила она себе, поднимаясь по лестнице. — Я пожертвовала мужчиной, который по-настоящему любил меня, и пустила в дом этого чужака, Жослина Шардена. Ему нет дела до моих горестей и моих надежд. Он довольствуется тем, что машет мне рукой в знак приветствия по утрам, и этим наше общение ограничивается. И все же он по-прежнему мне нравится! Бетти, познакомившись с ним, сказала, что он красивый, сильный и веселый. Он — веселый! Похоже, свои улыбки мой муж приберегает для других — для Эрмин, Мукки и моих соседок!»

Лора легла на кровать и плакала, пока хватало слез.

Эрмин в это время разыскивала Тошана. Его не оказалось ни в загородке для собак, ни в парке. Ее охватил страх, близкий к панике.

«Но он точно не уехал, — думала она с беспокойством. — Нет, я бы услышала, как он прошел наверх за вещами. Господи, какой сложной временами бывает жизнь! А я, дурочка, думала, что мой отец и муж станут лучшими в мире друзьями!»

Молодая женщина вышла на улицу Сен-Жорж. Поселок накрыли сумерки, разбросав по крышам и фасадам, с которых давно облезла краска, сиреневые тени. Она прошла мимо крыльца дома семейства Маруа и погладила кончиками пальцев капот автомобиля, который мать на время отдала Симону. И тут из-за дома послышались голоса. Эрмин уловила запах американских сигарет.

Молодая женщина побежала к хлеву, где обретались корова Эжени и большой рыжий конь по имени Шинук. Тошан и Симон сидели на ящиках посреди двора и курили.

— Вот ты где! — воскликнула Эрмин. — Я уже весь поселок обежала, а тебя нигде нет! Добрый вечер, Симон.

Старший из сыновей Маруа встал со своего импровизированного сиденья и по-братски чмокнул ее в щеку.

— Не будь мегерой, Мимин, такой красивой девушке, как ты, это не к лицу! — сказал он. — Мы с моим другом Тошаном говорили о твоем отце. Мсье Шардену надо бы почаще бывать в кино. В Монреале я видел несколько вестернов. В фильме «Караван на запад»[28], хоть он и не самый новый, все индейцы одеты как твой муж. Думаю и я перенять эту моду, когда найду себе добрую и уступчивую подружку, похожую на тебя…

Хорошее настроение и игривые улыбки Симона сделали свое дело: Эрмин рассмеялась и бросилась в объятия мужа.

— Импресарио, который приезжал в Валь-Жальбер, сказал, что тебе, Тошан, надо сниматься в кино. Мы бы разбогатели, если бы ты стал актером!

— А твой отец считал бы меня порождением дьявола, — иронично отозвался ее муж. — Нет уж, мне не по душе это шутовство!

— Не сердись, мы просто шутим, — сказал Симон. — Последний вестерн, который я видел еще до того, как уйти с работы, — «Большая тропа»[29]. Там играет Джон Уэйн[30], он точно настоящий колосс!

— Ты один дома, Симон? — спросила Эрмин.

— Да. Родители уехали к родственникам в Шамбор и взяли с собой Эдмона, Армана и маленькую Мари. Поехали в коляске. Мне пришлось запрягать Шинука. Мама предпочитает ехать «на воздухе», как она выражается. Автомобиль она не любит. Зато теперь я плюю в потолок.

Молодые люди еще несколько минут весело болтали. Потом Эрмин заглянула в хлев, к Эжени. Корова приветствовала ее громким дружелюбным мычанием. Жозеф хорошо за ней ухаживал. Раз в два года она телилась и постоянно обеспечивала семью молоком. Теленка Жозеф продавал.

— Твои родители живут так же, как раньше, — заметила молодая женщина. — Свинка на откорм, куры и славная Эжени… Мне это напоминает о прежних добрых временах!

Тошан помрачнел. Он встал и обнял жену за талию.

— Пора возвращаться, — сказал он. — До встречи, Симон!

Обнявшись, они неспешно пошли к дому. Перед монастырской школой Тошан замедлил шаг.

— Здесь твой отец тебя оставил, — сказал он. — Из-за него ты стала несчастной. Я этого ему никогда не прощу.

— Но не тебе на него сердиться! — со вздохом отвечала его жена. — Я простила его, ведь он хотел меня спасти.

— Мне он не нравится, — не сдавался Тошан. — Эрмин, что, если ты поедешь со мной? Я должен вернуться в дом матери, на зиму ей нужны дрова. Ты надышишься лесом, будешь купаться в реке. Мукки, быть может, сделает свои первые шаги на поляне, где когда-то учился ходить я сам!

— Ты снова хочешь соблюсти закон круга? — спросила она озабоченным тоном.

— Этот закон придуман не людьми, но звездами и матерью-землей моих предков.

— В феврале я потеряла ребенка, потому что поехала на поезде в Квебек. Я не могу путешествовать, Тошан! — возразила Эрмин напряженным голосом. — Мне нужно больше отдыхать.

— Там и отдохнешь. Тала вернется до наступления осени и будет рада увидеть Мукки. В любом случае, я на лето в Валь-Жальбере не останусь.

— Это из-за моего отца?

— Нет. С ним мы, в конце концов, поладим, — сказал ее муж, но без особой уверенности. Ему не хотелось ее расстраивать. — Я был бы рад, если бы ты согласилась. Через озеро Сен-Жан мы бы переплыли на корабле. Ты же мечтала об этом!

Эрмин прижалась к мужу. Его кожаная куртка источала знакомый запах, который возвращал ее в мир Тошана, напоминал о пребывании в доме Талы. Вспомнилась выложенная галькой печь в комнате, яркие отрезы ткани на стенах, великолепие медлительной реки и ее песчаные берега.

— Переплыть через озеро на корабле было бы замечательно и недолго, но потом? — спросила она. — В первый раз была зима, шел снег, мы ехали на санях. И то мне показалось, что от порта на Перибонке до дома твоей матери довольно большое расстояние.

— В это время года я найду хорошую тропинку. И на чем доехать, при желании.

— Нет, я не хочу залазить в грузовик, который подпрыгивает на каждом камушке! А о возвращении ты подумал? Если мы отправимся назад осенью, я буду на шестом месяце беременности или даже больше. Дорога для меня станет очень утомительной. Умоляю, не проси меня об этом!

Он кивнул, раздосадованный.

— Если так, то я уеду в воскресенье.

— О нет, не так скоро! Останься хотя бы до июля, умоляю! На одну или две недели!

Она с умоляющим видом посмотрела на него. Он поцеловал ее в лоб и в дрожащие губы.

— Хорошо, раньше июля я не уеду.

— Спасибо, Тошан! В следующем году, обещаю, я поеду с тобой. Но сейчас мы должны прежде всего думать о ребенке, которого я ношу.

Вместо ответа муж снова поцеловал ее в губы. Наконец они дошли до большого дома, чьи многочисленные окна ярко светились на фоне синих сумерек. Лора и Жослин сидели в гостиной за чашечкой настоя из кленовых листьев.

— Вот так чудеса! — лукаво заметила Эрмин. — Мама, неужели тебе удалось соблазнить папу комфортом?

— Мы много об этом говорили, и твой отец согласился сделать над собой усилие. Он пытается привыкнуть к моему образу жизни. Мы прошли по всему дому, заглянули во все комнаты второго этажа. Моя спальня, оказывается, похожа на конфетную коробку: слишком много цветастых тканей и пастельных тонов. Что до коридора и моей гостиной, то, по словам твоего отца, они напоминают ему музей.

Тошан стоял поодаль, ему хотелось побыстрее подняться к себе. Эрмин улыбнулась родителям и взяла мужа за руку.

— Доброй ночи, — ласково сказала она.

— Шарлотта накормила Мукки кашей и уложила его, — добавила Лора. — Доброй ночи, дети мои!

Произнеся эти привычные слова, она закрыла глаза. Все могло бы быть намного проще! Они с Жослином никогда бы не расставались и теперь наслаждались бы своей близостью, Тошан был бы не метисом, а коротко остриженным учителем, который ходил бы по струнке перед родителями своей супруги… Это показалось женщине настолько комичным, что она невесело усмехнулась.

— Господи, Жослин, какая странная у нас семья, — сказала она негромко. — Если так будет продолжаться, все развалится окончательно.

Лора на мгновение закрыла глаза, потом посмотрела на него немного потерянно.

— Я так нуждаюсь в покое и гармонии! — призналась она. — Но в любом случае спасибо, что уделил мне время.

Жослин кивнул с растерянным видом. Он попрощался и поспешил вернуться в свой летний домик. Там у него была бензиновая лампа и удобная раскладная кровать. На грубо сколоченной этажерке он расставил мелочи, которые нашел на улицах и в заброшенных помещениях целлюлозной фабрики. Устроившись на кровати, он обычно прочитывал несколько страниц романа, который дала ему Эрмин. Как и Лора, Жослин чувствовал себя очень одиноким. Стоило ему погасить свет, как темнота комнаты наполнялась картинами из прошлого, возвращая его к мыслям о заблуждениях и ошибках.

«Будет лучше уехать!» — думал он каждый вечер. Но утром снова решал остаться.

Эрмин в сопровождении Шарлотты гуляла по улице Сен-Жорж. После долгих снежных месяцев для них огромным удовольствием было просто идти пешком под солнцем, в легких летних платьях. Они заглянули к Бетти, но та, занятая стиркой, довольствовалась тем, что спросила, как поживает Лора. Маруа поначалу были ошарашены их с Жослином историей, но скоро стали вести себя с ним весьма любезно. Жозеф проникся к соседу симпатией и уже приглашал его на кофе.

— Цветам все равно, что в поселке никого не осталось, — сказала молодая женщина, оглядывая заброшенный и все же цветущий палисадник.

— Да, они очень красивые, — согласилась девочка. — Но ты мне так и не ответила. Где Тошан? Я уже два раза спрашивала!

— Я немного рассеянная, прости меня! Думаю, он ушел в Роберваль, как вчера. Я не знаю зачем.

— Не грусти, Мимин.

Шарлотта сжала руку старшей подруги. Общество этой ласковой девочки, всегда готовой помочь, стало для Эрмин необходимостью.

— Дорогая, я немного расстроена. Тошан хочет, чтобы я провела остаток лета в доме его матери, но мне пришлось отказаться, я не хочу рисковать.

— Из-за второго ребенка?

— Да, — вздохнула молодая женщина. — А ведь ради любви я должна последовать за мужем. Ему совсем не нравится в Валь-Жальбере.

Девочка кивнула с серьезным видом, но в душе ликовала: ей не придется жить несколько мрачных месяцев без Эрмин, с Лорой и Жослином!

Они собирались уже повернуть назад, когда их почти бегом догнал Тошан. Он едва переводил дыхание, но светился от радости.

— Эрмин, мы уезжаем завтра! Ты будешь в полной безопасности: я встретил старого приятеля, который довезет нас в лодке туда, откуда до хижины останется не больше полумили ходу. Я мог бы подумать об этом раньше! В прошлом индейцы монтанье поднимались по Перибонке на каноэ. И до сих пор поднимаются! У Пьера солидная лодка. Идти пешком тебе почти не придется. Если понадобится, я понесу тебя на спине последние триста футов!

Юноша сиял от радости. Он схватил Шарлотту за талию и закружил над землей.

— Перестань! Ты сошел с ума! — закричала девочка, хохоча.

— И эта юная дама отправится с нами, — добавил он. — Ты не сможешь обойтись в дороге без своей помощницы!

Эрмин согласилась без разговоров. Предстоящее приключение радовало ее. Она всегда мечтала переплыть озеро Сен-Жан на лодке.

— Это правда, я еду с вами? — переспросила девочка.

— Ну конечно! Тошан прав, с тобой мне ничего не страшно. Ты мой маленький ангел-хранитель!

Шарлотта закусила губы, чтобы не расплакаться от счастья. Когда Тошан поставил ее на землю, она бросилась на шею Эрмин и прижалась к ней.

— Я слишком счастлива!

— Слишком счастливыми не бывают, Лолотта, — пошутила молодая женщина. — А теперь домой! Нужно собрать вещи и сообщить новость маме. Если даже она рассердится, мы все равно уедем!

Тошан быстро покатил коляску. Мукки проснулся и звонко вскрикивал от удовольствия. Эрмин старалась, как могла, поспеть за мужем. Шарлотта тащила ее за руку. Такой радостная компания предстала глазам Лоры. Та сидела у крыльца в плетеном кресле, которое купила для таких вот погожих дней.

— Да что с вами такое? — воскликнула женщина. — Или за вами гонится медведь? Но тогда ваши лица не сияли бы так!

Молодые люди изложили ей свой план тоном, не допускающим возражений.

— Мне кажется, это сумасшествие, но я вижу, что вы все равно не передумаете, — сказала Лора. — Но вам придется вернуться с началом осени. Я рассчитываю на вас, Тошан. В последние месяцы беременности Эрмин нельзя напрягаться.

— Я даю вам слово! — пообещал зять, удивленный такой быстрой капитуляцией. Обычно теща так легко не сдавалась.

На лице женщины молодой человек прочел огромную усталость. Лора была ему симпатична, и, подумав, он решил, что это Жослин заставляет ее страдать — по сути, так и было.

Эрмин услышала голос отца. Он, как обычно, находился возле сарая для собак.

— Пойду расскажу папе, — сказала она.

Жослин увидел ее издалека и, до этого мгновения мрачный, поспешил «надеть» широкую улыбку. Эрмин снова подумала, что он все еще очень привлекателен как мужчина — высокий, широкоплечий…

— Ты радостнее весны! — сказал он. — Уже вернулась с прогулки?

— Да! И пришла тебе сказать, что завтра мы с Тошаном и Шарлоттой уезжаем. До конца сентября мы будем жить на берегу Перибонки. Моему мужу нужно заполнить дровяной склад матери, он делает это каждое лето. А Тала будет счастлива увидеть Мукки.

— Господи, Эрмин, это невозможно! Ты не поедешь в такую даль, да еще в твоем положении! Мне совсем не по душе роскошь, которой окружает себя Лора, но там тебе придется обходиться без всего. Да и мне будет тоскливо без тебя и моего внука… Я запрещаю тебе ехать!

— Папа, мы уже взрослые, мой муж и я, и ты ничего не можешь мне запретить, — сказала она. — Поверь, поездка пройдет хорошо. Мы сядем на лодку друга Тошана и переплывем через озеро, а потом поднимемся вверх по реке. У лодки есть мотор! Обратный путь до порта Перибонки мы проплывем на каноэ Анри Дельбо, его только надо немного подлатать.

— Табарнак![31] — выругался Жослин. — Опять эти его дикарские замашки! Моя бедная крошка, я никогда не думал, что ты будешь так жить!

Слишком счастливая, чтобы обидеться, Эрмин бросилась отцу на шею. Он искренне беспокоился о ней, и это приятно было осознавать. Ему пришлось обнять ее, потому что она прижалась к нему всем телом.

— Папочка, ты зря волнуешься, моя жизнь прекрасна! Я — богатая наследница, у меня есть замечательный сын и муж, которого я люблю. И мои родители наконец вместе!

Жослин уловил в ее тоне иронию.

— Вместе, вместе, — пробормотал он. — Рано говорить об этом…

Однако он погладил ее по спине — неловко, испытывая огромное стеснение. У Шарденов было принято обниматься только в праздник Нового года, первого января. И он пришел к выводу, что Лора и их дочь другой природы — менее стыдливы и более порывисты.

— Я буду ждать тебя, — пообещал он, несмело касаясь рукой ее шелковистых волос. — Но только не возвращайся домой в индейском платье!

— Почему бы и нет? — отшутилась Эрмин. — А ты позаботься о маме, прошу, постарайся!

Он робко кивнул.

Лора поднялась к себе. Она кружила по комнате, сердясь на себя за то, что так легко согласилась отпустить дочь.

«Правду говорят, что дети неблагодарны! — думала она в бессильном гневе. — И Эрмин, и Шарлотта! Они без сожаления оставляют меня в обществе старого брюзги и домоправительницы, еще более чудной, чем я сама!»

Сев перед зеркалом, она стала смотреть на свое отражение. И чем дольше смотрела, тем сильнее становилось впечатление, что перед ней — незнакомка. Прическа перестала ей нравиться, и макияж тоже. Прямого покроя платье длиной до середины икры, сшитое по парижской моде, скрывало ее формы.

«Если бы только нам с Жослином было по двадцать лет! Я могла бы радоваться, оказавшись с ним наедине!» — подумала она, и ее сердце сжалось.

Внезапно ей в голову пришла идея. Грусть моментально испарилась, и Лоре стало казаться, что она не доживет до завтрашнего дня. Но несколько часов прошли стремительно. Она помогла Эрмин и Шарлотте выбрать одежду и собрать чемоданы. Пришло время для разговора на прощанье.

— Мамочка, мне жаль тебя оставлять, — призналась Эрмин. — Но Тошану так хочется, чтобы я поехала с ним!

— А если у тебя снова случится выкидыш? — с беспокойством спросила у нее мать, готовая уже отказаться от своего плана. — Помнишь, в тот день, когда Ханс и твой отец подрались, тебе стало больно?

— Эта боль вскоре прошла. Все будет хорошо, я уверена в этом. Вот увидишь, этот ребенок родится в должное время и будет прекрасно себя чувствовать.

Говоря это, молодая женщина погладила свой живот.

— Я бы пошла на большее ради любви, мама. Я люблю Тошана всем сердцем.

— Если так, поезжай, дорогая! Обо мне не беспокойся, я остаюсь не одна. Если твой отец и дальше будет меня игнорировать, я стану приглашать Бетти на кофе. Симон может отвезти меня в Роберваль.

«Ради любви! — мысленно повторила Лора. — Это был крик души моей дочери, и теперь я лучше ее понимаю. Все, что я сделаю в будущем, будет сделано ради любви!»

— Пойду поговорю с Мирей, — промолвила она вслух. — Я хочу, чтобы вы взяли с собой достаточно еды и для завтрака, и для обеда!

Экономка, как обычно, была в длинном белом фартуке и напевала себе под нос. Она замолчала, увидев, как хозяйка входит в кухню.

— Мирей, дорогая моя, — начала Лора, — у меня к тебе секретное дело! Пообещай, что никому не расскажешь об этом ни сегодня вечером, ни завтра утром! И вообще никогда!

— Хорошо, мадам! — ответила впечатленная таким началом домоправительница.

— Ты уже работала в доме мсье Шарлебуа, когда он взял меня в жены. И я знаю тебя много лет…

— Да, мадам, — сказала бедная Мирей. Она была в панике: неужели ее собираются уволить?

— И за все это время ты ни разу не брала выходной, ни разу! Даже по воскресеньям ты не отходишь от печки. Так вот, ты поедешь на каникулы! Не дрожи так, разве это не хорошая новость? Я уверена, твои родственники в Тадуссаке будут счастливы с тобой повидаться!

Домоправительница бросила полный ужаса взгляд на свои красивые медные кастрюли и стеклянные бокалы, выстроенные по ранжиру на трех больших, выкрашенных желтой краской полках. Эта просторная кухня, в которой царил безукоризненный порядок, была ее царством.

— Но, мадам, куда вы желаете, чтобы я поехала? В Тадуссаке у меня остался только старший брат, и он не женат. Поэтому у меня нет ни племянника, ни племянницы.

— Мирей, твой брат, конечно же, встретит тебя с распростертыми объятиями! Если нужно, я оплачу поездку. Билеты на поезд до Шикутими, оттуда отправишься в Тадуссак на одном из кораблей компании Ришелье. Это будет мой тебе подарок, договорились?

Лицо Мирей стало пурпурно-красным. Она присела на стул, теребя в руке полотенце. Женщина уже давно не представляла себе жизни вне дома Лоры.

— Вы — моя семья, вы все, — пробормотала она. — Я так привязалась к Эрмин, к маленькому Мукки, к Шарлотте!

— Мирей, не бойся, я же не прогоняю тебя, — со вздохом сказала Лора. — Я просто даю тебе заслуженный отпуск. Возвращайся в середине июля!

— А можно мне поехать к моей двоюродной сестре Суфрени, которая живет в Ла-Тюк? Мы переписываемся, и мне было бы намного удобнее у нее, чем у брата!

— Ну конечно! Я просто прошу тебя поехать в отпуск, немного развлечься, отдохнуть. Ты можешь сама выбрать, к кому в гости ехать.

— Господи Иисусе! Отпуск! Хорошо, мадам! Когда мне нужно уехать?

— Завтра! Я договорюсь с Симоном, он отвезет тебя на станцию Шамбор-Жонксьон и посадит в поезд. Но никому ни слова об этом! И приготовь еды в дорогу для Тошана и Эрмин, и побольше!

Лора собралась уходить.

— А как вы тут без меня, мадам? — с тоской спросила домоправительница.

— Я не всегда была богатой, Мирей, ты это прекрасно знаешь! В Бельгии с тринадцати лет я занималась домашним хозяйством. Замешивала тесто и разводила огонь в печи, а перед этим собирала хворост. И каждый день кормила свинью. Мои родители были очень бедными, поэтому я старалась, как могла, им помочь.

Мирей кивнула. Прежде Лора никогда не рассказывала ей о своей жизни до переезда в Канаду.

— Я понимаю, мадам, — сказала она. — Но, честно говоря, я буду очень рада вернуться в эту кухню!

Эрмин смотрела на озеро Сен-Жан, очарованная его бескрайними просторами. Его воды, наконец освободившиеся из ледяного плена, сверкали на солнце. Свежий ветер носился над поверхностью, вздымая мелкие волны с шапками белой пены.

— Мы и правда поплывем на корабле? — с восторгом спросила Шарлотта, любуясь озером.

— Конечно! Пьер скоро прибудет, его лодка стоит на якоре где-то поблизости, — сказал Тошан. — Жаль, что Симон не смог остаться и проводить нас. Похоже, он зачем-то понадобился твоей матери, вернее, не Симон, а автомобиль. Начну-ка я переносить наши вещи к причалу!

Он кивнул на три чемодана и детскую коляску. На мгновение Мукки сел в коляске — на его смуглом личике играла улыбка. Он с восторгом глядел на озеро.

— Посмотри на Мукки! — воскликнула молодая женщина. — Похоже, он радуется поездке!

— А ты? — спросил у нее муж. — Ты рада, что едешь в такую даль?

— Конечно, рада, тем более что ты рядом!

— А вот и Пьер! — сказал Тошан и пошел навстречу невысокому коренастому молодому мужчине, из-под картуза которого выбивались светлые волосы.

Эрмин вздрогнула. Она узнала Пьера Тибо. Тот дружески помахал ей рукой.

— Рад снова тебя увидеть, Эрмин! — сказал он. — Ты стала еще прекраснее, если это возможно для такой красавицы, как ты!

Тошан от удивления потерял дар речи и подозрительно посмотрел на жену.

— Не подумай плохого, приятель, — сказал ему Пьер. — Я давно понял, что красивая и милая девушка, о которой ты мне все уши прожужжал, это соловей из Валь-Жальбера. Я ничего тебе не сказал, чтобы тебя разыграть. И у меня получилось! В последний раз я видел Эрмин совсем девчонкой, в монастырской школе. Я старше тебя на сколько лет? На семь?

— Примерно так, — ответила она в замешательстве.

Пьер подарил ей первый в жизни поцелуй. Это было через год после окончательного закрытия целлюлозной фабрики. Парень уезжал из поселка вместе с отцом, братьями и сестрами. Эпидемия испанки 1918 года забрала у него мать Селин, которую все уважали, и старшую сестру Жанну.

«Он сказал мне, что я очень хорошенькая, и поцеловал, — вспомнила Эрмин. — Мне тогда было почти четырнадцать лет. Господи, сколько я думала о нем! И уже решила, что влюблена, а потом увидела на катке Тошана и забыла о Пьере…».

— Пора! — объявил их капитан. — Поговорим в лодке. Этот симпатичный карапуз — ваш сын?

Эрмин взяла Мукки на руки.

— Ему девять месяцев, — уточнила она, все еще ощущая неловкость.

— A у меня двое, — отозвался Пьер. — И работаю я на лесопилке в Ривербенде. Недавно меня назначили старшим бригадиром, а моя жена унаследовала после смерти дяди его дом и участок. Я смог купить эту лодку и отремонтировать ее. Теперь по воскресеньям катаю на озере туристов. Но с вас я денег не возьму. Между друзьями счетов быть не должно!

— Не говори глупостей, — отрезал Тошан. — Конечно, мы тебе заплатим! Купишь подарки своим дочкам.

Превозмогая робость, Эрмин спросила Пьера о его семье. Он с широкой улыбкой гордо сообщил, что старшей его дочери, Арабелле, почти четыре, а второй, Сидонии, — два с половиной.

— Они у меня хорошенькие, как куклы! — добавил он. — И скоро родится третий малыш.

— Мы тоже ждем ребенка, — сказала она.

— Если так, надеюсь, озеро будет вести себя хорошо, чтобы тебя не бросало из стороны в сторону! — пошутил Пьер.

Несмотря на огромную симпатию, которую Тошан испытывал к Пьеру, в нем взыграла ревность. Он редко видел Эрмин в обществе других мужчин и тем более старых приятелей из Валь-Жальбера. Все его раздражало: то, что они говорили друг другу «ты», и то, с каким восхищением Пьер Тибо смотрел на молодую женщину, и то, что Эрмин вела себя немного неестественно.

И все же неприятное чувство исчезло, стоило им подняться на борт небольшого судна. Шарлотта так торопилась, что споткнулась о трос и упала на палубу. Но тут же вскочила и улыбнулась.

Лодка, еще пришвартованная, равномерно покачивалась у них под ногами. Пьера с Тошаном это не беспокоило, они привыкли плавать. Эрмин же поторопилась присесть, прижимая к груди Мукки.

— Будь рядышком, Лолотта, — шепнула она боязливо. — Господи, нам придется переплыть через всю эту воду! Озеро Сен-Жан похоже на море!

— Посмотри, какого оно сегодня красивого цвета, — сказал Пьер. — Было стального, а стало — темно-серого. А вчера утром было голубое, как небо. Цвет зависит от его настроения.

— Надеюсь, сегодня у него хорошее настроение! — решилась пошутить молодая женщина.

— Не волнуйся, Эрмин, оно знает, с кем имеет дело! — с лукавым видом отозвался Пьер Тибо.

Наконец они отплыли от набережной. Гул мотора показался оглушающим, особенно в сравнении с пением ветра и плеском воды внизу. Чайки несколько минут летели за ними следом, но потом белые птицы повернули обратно к порту. Дома в Робервале, их крыши и печные трубы стремительно уменьшались.

— Это cute[32], вам не кажется?! — крикнул капитан. — По-моему, поздняя весна у нас — самое лучшее время!

Тошан с рассеянным видом кивнул; Эрмин же не уставала любоваться пейзажем, который отсюда представлялся ей еще более великолепным и бескрайним. Горная цепь и плато казались зеленой оправой для сапфира чистой воды — озера.

«Спасибо, Господи, — про себя сказала Эрмин. — Спасибо за то, что дал мне жизнь и эту страну, и за то, что, стоит мне открыть глаза, я могу без устали любоваться ее красотой!»

Она с наслаждением вдыхала свежий воздух, богатый новыми ароматами. Глядя на бесконечную лазурь воды и танец волн, Эрмин захотелось петь, чтобы выразить охватившую ее бурную радость. Похоже, Пьер читал ее мысли.

— Ты все еще выступаешь теперь, когда стала матерью? — спросил он в то же мгновение.

— Нет, — отрезал Тошан. — Моей жене нет необходимости петь. У нее слишком много забот с ребенком.

— Я отказалась от карьеры, — добавила Эрмин с нотками горечи в голосе.

Категоричный ответ мужа уязвил ее. Тот не дал ей возможности выразить свою мысль.

— Вот как? Жаль, — сказал Пьер. — Когда я узнал, что ты вышла замуж, это было первым, о чем я подумал. А я, признаться, был уверен, что скоро увижу твое имя на афишах по всему региону! А может, и дальше! Мой отец до сих пор вспоминает твой голос. Божий дар, по-другому не скажешь!

Шарлотта тихонько погладила старшую подругу по руке. Девочка интуитивно почувствовала, что это больная тема для Эрмин.

— Для меня голос — это своего рода инструмент. Если я его не развиваю, он становится менее выразительным. Тем более скоро у меня будет уже двое детей…

— Жаль, очень жаль, — повторил Пьер. Услышав это, Тошан поморщился. — Ты бы могла спеть для нас «Ave Maria» здесь, посреди озера!

— Нет, только не на таком ветре, — ответила молодая женщина, хотя идея показалась ей забавной. — Пригласи меня на крестины своего третьего ребенка, и я спою вам подходящий случаю церковный гимн.

— Обязательно! Только не вздумай потом отказываться! Повезло тебе, друг Тошан! Ты посадил в клетку соловья из Валь-Жальбера!

— Моя жена не сидит в клетке, — отозвался последний. — Наоборот, мне приходится во всем ей уступать, потому что, когда выходит не по ее, она на меня дуется!

— Обманщик! — воскликнула Эрмин.

Она была слишком счастлива, чтобы снова расстраиваться из-за своего голоса и отказа от певческой карьеры. Единственное, что имело значение — это их с Тошаном любовь. Мукки задремал у нее на груди. Шарлотта внимательно смотрела на поверхность воды, словно ожидая, что оттуда вот-вот появится сказочное чудовище.

«В лесу мы проведем чудесное лето, — подумала Эрмин. — По утрам будем ходить к реке, и моя Лолотта станет играть на берегу… А вечером мы будем все вместе сидеть у огня…»

Они продолжали плыть к порту на Перибонке. Пьер задумался, Тошан подошел и присел рядом с супругой.

— Может, он тоже хотел на тебе жениться, мой друг Пьер? — шепнул он ей на ухо. — Это не совсем честно с его стороны. С тех пор как я начал работать в Ривербенде, я говорил о тебе, но он так и не сказал, что вы знакомы.

— Наверное, хотел получше тебя разыграть, когда представится случай, — так же тихо отозвалась Эрмин. — Я была еще девочкой, когда Пьер со своей семьей уехал из поселка. У него не могло быть таких мыслей!

Она предпочла соврать. Это была ее маленькая тайна, и первый поцелуй, подаренный ей зимним вечером на улице Валь-Жальбера, уже ничего для нее не значил.

— Они уехали… Господи, они все уехали, — повторяла Лора тихим голосом, стоя посреди гостиной.

Второй раз за день она стояла и смотрела вслед автомобилю, который вел Симон. Сначала он отвез Эрмин, Тошана, Мукки и Шарлотту в Роберваль. Потом пришел черед Мирей. Было пролито несколько слезинок волнения, дано немало рекомендаций. И если Жослин с недовольной миной присутствовал при отъезде дочери, то об отпуске домоправительницы он понятия не имел.

«И слава богу, — подумала Лора. — Мне повезло, что Жозефу в голову пришла идея пригласить Жослина прогуляться. Они отправились на сахароварню вместе с Эдмоном и Арманом. Быстрее, быстрее, мне нужно спешить!»

Она вышла из дома и почти бегом направилась к жилищу семейства Маруа. Элизабет открыла дверь и при виде соседки удивленно улыбнулась.

— Готова поспорить, вы расстроились и хотите немного поболтать, чтобы успокоиться, — сказала Лоре ее приятельница. — Надеюсь, что поездка не очень утомит нашу Мимин!

— Будем надеяться! — сказала Лора. Каждый раз, входя в дом к Бетти, она вспоминала себя три года назад: в черной одежде, с черной же вуалью на волосах она приехала к Маруа и представилась матерью девочки, опекуном которой был Жозеф. Ее вмешательство в размеренную жизнь семейства посеяло панику.

«Мне кажется, это было и давно, и недавно, — подумала она. — Но с тех пор столько всего произошло!»

— Хотите чаю? — предложила Бетти.

— Нет, спасибо. Я хочу попросить вас об услуге. И, умоляю, не подумайте, что я сошла с ума!

— О какой услуге вы говорите?

— Не осталось ли у вас случайно платья, которое вы носили лет двадцать назад? После войны мы наряжались в длинные юбки и приталенные блузки. В общем, я хочу такой вот вышедший из моды наряд. Но ничего подобного у меня в шкафу нет.

Элизабет не стала задавать лишних вопросов. Просьба Лоры отвлекла ее от обычных забот — готовки, стирки и глажки, не говоря уже о штопке и вязании.

— Идемте! Поищем то, что вам нужно, в гардеробе, где я храню вещи, которые больше не носим. Девушкой я была такой же стройной, как вы, поэтому моя одежда должна вам подойти.

Они обменялись заговорщицкими взглядами. Через несколько минут в распоряжении Лоры оказались бежевая хлопчатобумажная юбка длиной до лодыжек, в тонкую серую полоску, и вышитая атласная кофточка.

— Спасибо, дорогая моя Бетти, я верну вам все выстиранным и выглаженным! У меня новая мания — хочу одеться по давней моде. Я после вам все расскажу!

— Вы же не уйдете, не выпив со мной чаю? Чашка сладкого чая — и вам станет легче!

Четверть часа женщины болтали, в частности, о решении Эрмин «следовать за Тошаном хоть на край света».

— Она делает это ради любви, — со вздохом сказала Лора. — А ведь я тоже собиралась в те края этим летом! Но неизвестно, кто покоится в той могиле, потому что мой супруг жив. Однако в следующем году я обязательно поеду. Мне будет приятно увидеть эту знаменитую реку Перибонку в теплое время года. Тем более что действие моего любимого романа «Мария Шапделен»[33] развивается в тех местах.

— Так нужно было поехать с ними, — сказала Бетти.

— Нет, я бы им только мешала. Прошу, Бетти, пришлите мне на следующей неделе Армана. Сейчас ему заняться особенно нечем, но я решила переставить кое-какую мебель. Шарлотта, когда вернется, очень удивится: я собираюсь отдать ей свою спальню, а сама переберусь в ее комнатку. А теперь мне пора. Спасибо, Бетти!

И Лора ушла, торопясь примерить полученные от соседки вещи.

— Прекрасно! — восхитилась она, разглядывая свое отражение в большом зеркале платяного шкафа. — Так я одевалась, когда мы с Жослином познакомились!

Юбка и блузка подчеркивали девичью грацию ее тела. Свои короткие кудри платинового цвета она зачесала назад и накрыла цветастым атласным платком, завязав его сзади у шеи. Собственное лицо без грамма косметики показалось ей более нежным. Счастливая тем, что метаморфоза оказалась столь удачной, Лора прошла по всем комнатам дома.

— Теперь мне осталось только приготовить еду.

Она ощутила странное удовлетворение, прикасаясь к овощам и фруктам. И ее сердце начинало биться быстрее, когда она думала о Жослине, о том, что было между ними в прошлом.

«Он удивится, увидев меня в таком наряде! Во время нашего первого свидания я была одета похоже, а голову покрывала красная косынка в белый горошек. Вот только волосы были длинные, и он их гладил…»

Лора решила накрыть к ужину на улице, возле летнего домика. Она сама принесла из столовой маленький столик и два стула. Потом поспешила вернуться в кухню, где подходило тесто для пирога с мясом.

С приближением назначенного часа она нервничала все сильнее, забывая о своем внешнем виде, о своем извечном кокетстве.

«Все, хватит жалеть себя, — подумала женщина, стоя у печи. — Об утрате Ханса я печалюсь куда меньше, чем горевала об утрате Жослина, когда память ко мне вернулась! Конечно, он изменился, постарел, но с тех пор, как он здесь, со мной рядом, я часто поступаю вопреки здравому смыслу. Я не переживу, если он уйдет! Я хочу, чтобы он всегда был со мной, ведь он мой муж, мой любимый мужчина!»

На улице было очень жарко. Лоб у Лоры покрылся капельками пота, щеки разрумянились. Она хотела было подойти к мойке и умыться холодной водой, когда услышала:

— Что вы здесь делаете, мадемуазель?

Это был Жослин. По голосу стало ясно, что он заинтригован и слегка рассержен. Она обернулась.

— Лора! Но…

— Ужин почти готов, — объявила она. — В доме, кроме нас, никого. Мирей взяла отпуск. И я решила поиграть в хозяйку, как раньше!

Это «как раньше» проделало долгий путь, пока не дошло до сознания Жослина, не отрываясь смотревшего на жену. Она была так похожа на прежнюю Лору — тонкая талия, округлые груди под легкой тканью блузки… И самое прекрасное — это ее лицо со светлой кожей, нежно-розовыми губами без намека на красную помаду, и светлые глаза…

— Лора, зачем все это? — спросил он. — Зачем так стараться? Я этого не заслуживаю.

— Ради любви, — тихо ответила она. — Ради любви к тебе, Жослин.

Он распахнул объятия. Лора поспешила укрыться в них, ведь ей так этого не хватало! Она почувствовала себя слабой и хрупкой, но в то же время защищенной.

— Дорогая, я ждал этого много дней, но не хотел принуждать тебя силой, — выдохнул он, целуя ее в ямочку у шеи.

Она теснее прижалась к нему, прислушиваясь к своим ощущениям. Руки Жослина прошлись по ее бедрам, поднялись к талии, потом коснулись спины. Казалось, он снова учится нежности и деликатности. Опыт любовника говорил ему, что сейчас время легких поцелуев в нежную шейку, ласковых прикосновений. В юности Лора узнала, что такое насилие со стороны мужчин, которые полагали, что за деньги им дозволено все. Поэтому всегда нуждалась в терпении и ласке: желание зарождалось в ней медленно. Разумеется, прошедшие годы могли исцелить эти психологические травмы, однако она вряд ли обрадовалась бы, если бы он решил взять ее штурмом.

«Возможно, Ханс Цале со своими изысканными манерами, совсем не похожий на мужлана, лучше подходил ей как любовник?» — подумал Жослин.

Однако тут же решил, что заставит супругу забыть и о пианисте, и обо всех остальных мужчинах на свете. Но она отстранилась — румяная, с участившимся дыханием.

— Давай поужинаем, Жосс! Мне пришлось потрудиться сегодня, в этом ты прав. Оцени мое кулинарное искусство.

Жослин помог ей накрыть на стол. Мясной пирог оказался вкуснейшим, по его словам, намного лучше, чем у Мирей. Они выпили вина, потом по паре глотков джина. С наступлением сумерек в соседних кустах закричали птицы. Эти странные звуки, звонкие и резкие, звучали не умолкая.

— Лора, послушай! Это козодои! Ты помнишь?

— Ну конечно! Мы слушали их однажды вечером, возле Тадуссака, когда я сказала тебе, что беременна. Козодои кричали до рассвета и надоели мне, но мы были так счастливы, что я пообещала себе никогда не забывать эту ночь и эти крики.

Он взял ее за руку. В темных глазах его читалось желание. Глухой жар пульсировал внизу живота. Лора встала и обошла стол. Без лишних слов она наклонилась и поцеловала мужа. Этот поцелуй был страстным, бесконечным. Она еле стояла на ногах. Жослин едва удержался, чтобы не раздеть ее и не уложить на траву. Очень медленно он встал и обнял ее.

— Ты все такая же красивая, — сказал он, увлекая ее к летнему домику. — Идем, сжалься надо мной!

— Я никогда не жалела тебя, — возразила Лора. — И сейчас не стану. Это ты пожалел бедную эмигрантку, когда мне было столько же лет, сколько нашей дочери сейчас. Жослин, я никогда не переставала ждать тебя и надеяться. Ты должен мне верить!

— И я тебе верю, потому что чувствую то же самое, моя милая Лора!

Она закрыла глаза, чтобы скрыть слезы счастья. Так он назвал ее в ночь их свадьбы.

В летнем домике сумерки казались снисходительными и многообещающими. Они улеглись на раскладной кровати, вынужденные тесно прижиматься друг к другу. Еще долго они целовались. Потом Жослин расстегнул блузку и увидел ее небольшие груди с темными сосками. Вид нежной, молочно-белой кожи жены усилил его возбуждение. Он снял с нее все до нитки, радуясь тому, что она все такая же — с тонкой талией, плоским животом, стройными ногами. Она не осмеливалась смотреть на него, смущенная и стыдящаяся себя, как юная девственница.

В прошлом ласки его не были такими смелыми и искусными. Тала научила его любовным играм, запрещенным церковью. Жослин на мгновение задумался об этом, в то время как Лора, забывшись в наслаждении, тоже освободилась от некоторых предрассудков. Их опыт и страстное желание воссоздать семью довершили дело. Достигнув пика удовольствия, оба они приглушенно вскрикнули.

Некоторое время спустя, еще не верящие в происшедшее, усталые, они лежали, так тесно обнявшись, что желание проснулось снова.

Она радовалась, видя его таким сильным, мускулистым, мужественным. Он же был глубоко взволнован тем всепоглощающим доверием, с которым она отдалась ему.

— Простим друг другу все и будем жить счастливо вместе, — просто сказал он.

— Мне теперь ничего не страшно, — отозвалась она.

И, улыбаясь, приподнялась на локте.

— Или нет! Я боюсь, что свалюсь с этой раскладной кровати! Завтра или даже раньше я покажу тебе мою новую комнату, нашу комнату, которую я обустроила для тебя. Раньше в ней обитала Шарлотта. Там не живут воспоминания, и обстановка тебе понравится.

— Мне на все наплевать, если ты в моей кровати, — сказал он.

Лора легла на него и заставила замолчать, прижавшись губами к его губам. Яд прошлого иссяк. Будущее открывалось перед ними и, быть может, таило в себе угрозу, но они были готовы встретить его рука об руку.