Любовница лорда Горэма была рассержена. На самом деле ее поджатые губы выглядели, как и выражение лица жены Горэма на портрете. Клэр не только лишили гарантированного приза за пение, но и ее планы, выиграть конкурс с лабиринтом, были смыты непрекращающимся дождем. Вдобавок ко всему бывшая рабыня появилась за ленчем. Сандари была моложе Клэр и изящнее, мерцающая гурия, мифическое создание в мешковатых шафрановых шароварах и вышитом золотом тонком жилете. Девушка оказалась так же грациозна, как и крошечные колокольчики, звеневшие в ее ушах; экзотична, как нарисованные хной узоры на ее руках; и сладострастна — на что намекали ее скромно опущенные глаза с накрашенными веками.
Лорд Джеймс Данфорт раздулся от самодовольства рядом с ней. Другие мужчины забыли о еде, наблюдая за ее изящными движениями. Горэм тоже наблюдал за ней, пока Клэр не вонзила вилку в его ногу под столом.
Но самым худшим в глазах Клэр стал тот момент, когда Горэм объявил, что дневным конкурсом будет соревнование по шитью с целью позлить его жену, которая должна была узнать об этом из колонок сплетен. Клэр пожалела, что не воспользовалась ножом.
Мужчины намеревались провести день, обговаривая детали конкурса и свои пари, а также осматривая винные погреба Горэма. Что означало, что они будут слишком пьяны, чтобы насладиться обильным обедом, который она запланировала.
Женщины собрались в комнате для шитья, принадлежащей маркизе, где были разложены кипы льняных квадратиков, вместе с иглами, ножницами и нитками. Дама, которая подрубит наибольшее количество носовых платков до обеда, будет объявлена победительницей, при условии, что стежки будут аккуратными, а узлы достаточно надежными, чтобы ими могли пользоваться приходские бедняки.
Симона была удивлена таким достойным занятием, организованным искателями удовольствий, не славящихся своей благотворительностью или заботой о менее обеспеченных.
Как только женщины были обеспечены надлежащими запасами, стало очевидно, что Дейзи, подруга капитана Энтуистла, станет несомненным победителем. В конце концов, она приехала в Лондон, чтобы стать швеей, и зарабатывала бы приличные деньги этим ремеслом, если бы не попала в плохую компанию. Пять других куртизанок отложили свои иглы в сторону, предпочитая работать над своими будущими выступлениями, своим гардеробом или просто спать, чем тратить бесполезные усилия среди женщин. Клэр тоже встала, хотя она еще не признала своего поражения.
— Я отказываюсь сидеть в одной комнате с этой женщиной. — Она указала на портрет леди Горэм. — Если бы не она, я продолжала бы жить здесь и чувствовать себя на своем месте. Старая корова настаивает, чтобы он бросил меня. После двенадцати лет! Я заберу шитье в свои комнаты, вместо того, чтобы сидеть в этом захудалом месте, которое является всего лишь памятником уродливой ведьме.
Симона полюбила старомодную комнату, которая напоминала ей о ее прежнем доме, о постоянной штопке ее матери и о шитье, чтобы они все были хорошо одеты, хотя и не по последней моде. Она взяла еще один квадратик, чтобы подшить его. Девушка не могла дать нуждающимся много денег; самое малое, что она может сделать — это нашить для них носовых платков.
Сандари начала подниматься. На недавно выученном английском она объяснила, что женщин ее профессии никогда не учат шить.
Симона пригласила ее остаться, рассказать им о своей стране, о ее обычаях.
— Это заставит нашу работу двигаться быстрее.
Экзотическая девушка так и сделала, ощутив искренний интерес Симоны. Она сбивчиво объяснила, что родилась, чтобы стать наложницей, и выросла во дворце, где у нее не было никаких других обязанностей или функций, кроме того, чтобы доставлять удовольствие любому мужчине, который купит ее, или получит в подарок. Сандари изучала интимные книги, училась петь и танцевать, готовить искушающие лакомства и ароматные массажные масла, узнавала, как сделать себя красивой и как заставить любого мужчину ощущать себя принцем.
Ее обучение сработало хорошо, слишком хорошо. Раджа предпочитал Сандари своей первой жене, второй жене и главной наложнице. Как и в ситуации Клэр, они потребовали ее ссылки. Радже пришлось прислушаться, если он хотел мира в своем гареме, а не откровенного убийства фаворитки. Так что он продал ее британскому набобу, который возвращался в Англию.
— Но здесь у нас нет рабства.
— Думаю, они назвали это контрактом. Но это ничего не меняет. У меня по-прежнему нет дома, нет средств, нет права выбирать, танцевать мне или сидеть в саду. К тому же здесь у меня нет ни друзей, ни будущего. Во дворце я бы удалилась на покой, чтобы учить юных девочек или помогать воспитывать детей принца. Здесь? Я не понравилась своему владельцу. Меня продали лорду Джеймсу Данфорту, но ему тоже не так-то легко угодить, совсем не то, что радже. Английские джентльмены не ценят мою подготовку. У них нет никакой — как это выразить? — утонченности. Они всегда торопятся. Секс только в темноте, для разрядки, и то только для мужчины.
— Разве это не всегда так? — Дейзи подняла глаза от своего шитья, чтобы спросить об этом.
Симоне не хотелось слышать ответ на этот вопрос. Она предложила:
— Тогда оставь его.
— Я не могу. Лорд Джеймс выплатил моему хозяину стоимость моего проезда.
— Но он не может владеть тобой!
— У меня нет ничего, что принадлежало бы мне. Ни одежды, ни драгоценностей. Я — словно одна из ваших английских жен. Разве это не так в вашей стране?
Мужья были всемогущи в отношении своих жен, их денег и детей. Быть возлюбленной наложницей во дворце, возможно, было лучше, чем женой богатого мужчины, но все же последнее, тем не менее, было мечтой всех женщин в комнате.
Сандари покачала головой.
— Замужние женщины тоже рабыни, но только под другими именем: движимое имущество.
— Не все браки такие, — настойчиво возразила Симона. — Не все мужчины держат себя с таким превосходством. Моя мать была счастлива. Мой отец оставил свой мир ради нее.
Четыре женщины никогда не знали своих отцов. Две другие сбежали от своих родителей. Мать Дейзи работала усерднее, чем любая служанка, чтобы семья была накормлена, а дом сиял чистотой, мирясь с отсутствием супруга, который часто посещал паб. Никто, кроме Симоны, не знал брака, где партнеры были бы равны, где женщина не обменивала бы свою независимость на безопасность, респектабельность, постоянство. И на детей.
Беременная Элис Морроу вытерла глаза одним из новых платочков.
Все они пришли к выводу, что жизнь женщины трудна, и не важно, каково ее общественное положение.
— Аvraidire, — заявила французская любовница мистера Гэлопа, а затем перевела всем остальным женщинам, включая Мими Грансо, которая вовсе не была француженкой. — Верно говорите.
То, что женщины страдали, не было секретом ни для одной из них, но положение Сандари было намного хуже, чем у большинства. Иглы замедлили свою работу, пока швеи обдумывали варианты для нее.
Мими забыла о своем акценте, чтобы настоять на своем:
— Если ты выиграешь, то этот молодчик Данфорт не сможет получить твой выигрыш. Тебе сразу нужно отнести деньги в банк, чтобы сохранить для себя.
— Возможно, ты сумеешь выиграть один из конкурсов, — предположила Элис, которая могла позволить себе быть щедрой, так как положение исключало ее из большей части соревнований. — Какими навыками ты владеешь? Кроме удовлетворения мужчины? Ты умеешь петь?
— Только не на вашем языке.
— Клэр никогда не поет по-английски, но с ней случится истерика, если ты станешь соперничать с ее выступлением.
— Может быть, ты танцуешь? Играешь на каком-то инструменте? Рассказываешь сказки, как та дама — Шехерезада?
Сандари опустила глаза.
— Я немного танцую, но не в вашем стиле.
Это звучало не слишком многообещающим для других женщин, которые раздумывали над способом, которым Сандари сможет заработать собственные деньги, хотя все они пытались сделать именно это.
— Мы можем заключать пари среди нас, как это делают мужчины.
— Какая от этого выгода? Мы можем проиграть. — Что не останавливало некоторых из них от ставок при игре в карты, Симона знала об этом.
Кто-то предложил, чтобы они все сжульничали и проиграли определенному победителю, который пообещает разделить приз.
Харри не понравится, если Симона будет делать что-то бесчестное. Кроме того, Клэр Хоуп никогда не согласится проиграть, или поделиться. И на самом деле никто добровольно не вызвался разделить собственные выигрыши.
— Горэм — очень влиятельный человек, — проговорила Дейзи, закончив последний полотняный квадратик. — Клэр может попросить его поговорить с Данфортом. Или, может быть, у Клэр есть другая идея.
У Клэр, которая лежала на шезлонге и читала книгу по философии, когда Симона вошла в комнату, было много идей. Ее горничная сидела рядом среди кучи подшитых носовых платков. Она попыталась спрятать иголку и нитку под грудой полотна.
— Я думала, что это служанка принесла чай, — проговорила Клэр после того, как воспользовалась словом, которое Симона никогда не слышала срывающимся с женских губ.
— Вы собираетесь сжульничать? — задала Симона вопрос с очевидным ответом.
— Я собираюсь выиграть.
— Но другим тоже нужны деньги.
— Не так, как мне. Я слишком стара, чтобы искать нового покровителя, слишком привыкла к роскошной жизни, чтобы отказаться от всего этого. Горэм должен мне.
— Тогда он должен заплатить, а не рассчитывать на ваш выигрыш.
— Его жена узнает об этом. Ее поверенный проверяет все его расходные книги. Ее приданое платит за все — вот почему он женился на ней — но ее денежки поступают на некоторых условиях.
— Но вы не можете обманывать! Дейзи заслуживает этой победы. Ей очень нужны деньги, чтобы поддержать свою семью в деревне.
Клэр бросила книгу на пол.
— Пусть найдут работу, как и другие бедные фермеры. Они не посылают мне баранину, и черт меня побери, если я стану отправлять им деньги.
— Несомненно, вы скопили немало денег после всех лет, прожитых с Горэмом? После музыкальной карьеры?
— Несомненно, то, что я делаю со своими средствами, вовсе не ваша забота.
Герцогиня не могла бы более высокомерно осадить ее, но Симона не отступала.
— Я не могу позволить вам сделать это.
— Что же вы сделаете, мисс Праведница? Расскажете Горэму? Он никогда не поверит вашим словам в обход моих. Он любит меня.
— Тогда подумайте о нем. Если он назовет меня лгуньей, то тогда Харри придется вызвать его на дуэль. — Харри никогда этого не сделает, если только не хочет разрушить собственные планы, но Симона не могла придумать никакой другой угрозы.
Клэр махнула в воздухе рукой с наманикюренными пальцами.
— Тьфу. Горэм — один из лучших фехтовальщиков в Англии.
— Харри победил его как раз сегодня утром. Если вы любите Горэма так сильно, то вы же не захотите увидеть его раненым, не так ли?
Клэр посмотрела на кипу носовых платков, а затем обратно на Симону с печалью в глазах.
— Я в любом случае потеряю его. Мне нужно выиграть.
— Она собирается солгать, я знаю, она сделает это, — поведала Симона Харри, пока они одевались к обеду, где женщины должны были представить свои носовые платки для подсчета. — Если я обвиню ее, она будет отрицать это. Как и ее горничная, конечно же, чтобы сохранить свое место.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Харри, задрав подбородок, так как Метлок завязывал его накрахмаленный шейный платок. Любезно уважив ее скромность, они подождали, пока Симона оденется, прежде чем войти в спальню. Сейчас она наблюдала, зачарованная, как Метлок вносил завершающие штрихи в запутанный узел.
Ей пришлось с трудом собираться с мыслями после созерцания широких плеч Харри, ямочки на его только что выбритом подбородке, голубизны его глаз, совпадающей по цвету с сапфировой подвеской, которую она надела этим вечером с другим синим платьем.
— Я не знаю, что ты можешь сделать, но кто-то должен выступить против всей этой несправедливости. Ты же один из тех, кто так сильно восхищается правдой.
— Для тебя это важно?
— Конечно, важно! Я сомневаюсь, что другим женщинам платят так же хорошо, как и мне, так что они заслуживают справедливого шанса на выигрыш.
— Я думал, что ты хочешь выиграть.
— Я хочу, но не за чей-то счет. У всех женщин финансовые затруднения — у Элис и ее малыша, у Дейзи, и даже Клэр теряет все, что ей дорого. Им всем нужны равные шансы.
Харри отпустил Матлока и взял Симону за руку.
— Думала ли ты когда-нибудь, что будешь сражаться за права падших женщин? — Он не стал ждать ответа, поцеловал ее руку, а затем проговорил: — Я подумаю об этом.
— И подумай о том, чтобы сделать что-то для всех других, таких, как бедная, растерявшаяся Сандари.
— Ты хочешь, чтобы я изменил общепринятые нормы поведения?
Девушка высвободила руку.
— Ты сказал, что у тебя есть влияние и власть. Я хочу, чтобы ты воспользовался ими, вместо того, чтобы угнетать женщин, как это делают другие мужчины.
Не разговаривая, они дошли до гостиной, где перед обедом подавали херес. На видном месте лежали кипы носовых платков, все перевязанные ленточками с прикрепленными к ним визитными карточками. Кучка Клэр была выше, чем у Дейзи; у Симоны она была на несколько дюймов ниже. Любовница Горэма выиграет этот конкурс.
Харри отошел от Симоны и принял два бокала хереса от официанта. Он поднес один из них Клэр, поклонился, сделал комплимент ее платью, затем указал на кучку платков с ее именем и прямо спросил:
— Вы сами подшили все это?
— Конечно.
Он опрокинул второй бокал хереса себе в рот.
— Нет, вы этого не сделали.
— Вы не сможете доказать это.
— Нет, но я могу доказать, что вас зовут не Клэр Хоуп, мисс Колтхопфер.
— Вы не станете этого делать.
К несчастью, у него больше не было сладкого вина, чтобы заглушить вкус этой лжи.
— Я смог бы. Кстати, как поживает ваша дочь?
Клэр почти уронила собственный бокал, так что ему пришлось забрать его у нее.
— Ты ублюдок.
Харри снова поклонился и затем отпил ее херес.
— Горэм знает?
Женщина огляделась, чтобы убедиться, что маркиза нет поблизости, что само по себе было достаточным ответом.
— Я отправилась в турне. Но почему вы беспокоитесь о справедливости? Нома не может выиграть.
— Но она может увидеть, что справедливость восторжествовала.
— Вздор! С каких это пор такой повеса как вы заботится о справедливости? В справедливом мире вы были бы наследником графа.
— Даже ублюдки заботятся о правде. Полагаю, я делаю это с тех пор, как родился.
Половина кипы Клэр была убрана. Ее горничная, со смехом пояснила певица, должно быть, неправильно поняла и добавила собственное шитье для бедных к тому, что сделала Клэр. Симона все равно осталась на третьем месте, но Дейзи была объявлена победительницей.
За роскошным обедом всем было весело, за исключением лорда Горэма на одном конце стола, и его любовницы — на другом. Вино рекой текло среди гостей; хозяин и хозяйка обменивались сердитыми взглядами.
После еды все толпой двинулись в музыкальную комнату для начала конкурса развлечений. Мисс Смайт, в настоящее время содержанка лорда Мартиндейла, выступила первой. Несколько джентльменов разбежались кто куда, как только изящная блондинка уселась за арфу. На ней было струящееся белое платье, волосы уложены завитками, и играла она так же божественно, как и выглядела. К несчастью, арфа была чуточку слишком благородна для большинства женщин, более привычных к скрипкам и топоту ног. Они начали переговариваться между рядами, флиртовали со своими любовниками — с теми, кто не удрал или не заснул. Мисс Смайт продолжала играть, но на ее прелестном лице появилось не слишком ангельское выражение.
Аплодисменты в конце ее выступления были прочувствованными, пока аудитория не осознала, что мисс Смайт просто отдыхала между двумя пьесами. Пары на цыпочках покидали комнату; банкиры и баронеты все ниже сползали на своих стульях.
Симона сидела, выпрямив спину, на позолоченном стуле рядом с Харри, игнорируя его недовольные вздохи.
— Как ты сделал это? — прошептала она. — Как ты заставил Клэр изменить подсчет ее платков?
Он опустил руку на спинку ее стула и намотал один рыжий локон на палец.
— Шантаж, вымогательство, угрозы, злоупотребления властью и информацией. Все, с чем я пытаюсь бороться в этом мире. — Харри потянул за локон. — Я сделал это для тебя.
Мисс Смайт с жаром начала следующую пьесу, поверх шепотков и шарканья, к которым примешивалось несколько смешков. Затем лорд Мартиндейл захрапел. Громко.
Ангел превратился в дьяволицу прямо перед глазами аудитории. Она вскочила, схватила пюпитр для нот и попыталась ударить своего любовника по голове. Харри и мистер Энтони, партнер Ист-Индской торговой компании, поспешили схватить ее. Мартиндейл бросил ей кожаный кошелек, а затем выбежал из комнаты.
— Теперь он знает, почему у нее такая длинная череда любовников, — пояснил Харри Симоне после того, как слуги вывели женщину из комнаты.
Мисс Элизабет Элторп, которая была дочерью священника и любовницей виконта, заколебалась перед тем, как выступить в центр комнаты, когда лорд Горэм представил ее и ее оригинальную поэзию.
Опустело еще больше мест, что, как посчитала Симона, было потерей для тех, кто дезертировал. Поэмы оказались трогательными, особенно одна — про любовь, которая выбирает свой путь подобно реке.
— Река не выбирает, куда ей течь, — прошептал Харри, чуточку громче, чем нужно. — О чем, черт побери, она толкует?
Симона успокоила его, положив ладонь на его бедро, находившееся так близко к ее бедру.
— Отлично, река. Выбирает. Прекрасно.
Когда Элизабет закончила, виконт встал и энергично зааплодировал. Точно так же поступили и те, чьи партнерши еще не выступали, зная, что те смогут победить первых двух. Симона понимала, что ей это не удастся.
Затем Клэр Хоуп поднялась и запела так, словно выступала в Итальянской опере перед королями и принцами, собравшимися ее послушать. Горэм поразил всех, аккомпанируя ей на фортепиано. Клэр пела об одной трагической любви за другой, наклоняясь к нему.
— Двенадцать лет, — прошептал Харри на ухо Симоне. — Много времени, чтобы практиковаться вместе.
А Симона думала, что у них было много любви.
Клэр выглядела ошеломляюще, а ее голос был готов пронзить самое твердое сердце. У Симоны увлажнились глаза, но затем она вспомнила, что не должна понимать слова. Другие просто трепетали от великолепных звуков, не зная итальянского языка. Отсутствующие члены аудитории торопливо возвращались в комнату, а за их спинами стояли слуги, заполнившие коридор. Когда Клэр закончила, от вызовов на бис сотряслись даже канделябры. Она пела снова и снова, пока у нее не сел голос.
Клэр должна была выиграть.
Никто не хотел выступать после Клэр, так что Горэм объявил конкурс законченным на этот вечер. Также хозяин сказал, что ужин сервирован в столовой, в Египетской комнате раздвинуты столы для карт, а здесь, в музыкальной комнате можно будет потанцевать: нанятое трио обеспечит музыку. Нет, он не собирается сидеть за фортепиано, пока все остальные начнут танцевать, как только слуги скатают ковры и отодвинут стулья к стене. Лорд собирался пойти выпить, после того, как постарался играть так, чтобы соответствовать своей любовнице.
— Ты голодна? — спросил Харри у Симоны.
— Думаю, что нам следует сначала попрактиковаться в танцах, если мы собираемся участвовать в этом конкурсе. Я так понимаю, что Клэр пригласила сельских жителей на большой бал, и мне не хотелось бы поставить тебя в неловкое положение.
— Ты никогда не сможешь это сделать, моя дорогая, — проговорил он ради другой пары, которая прохаживалась рядом, ожидая, когда начнется музыка.
Как только другие прошли мимо, Симона призналась, что никогда не танцевала вальс, хотя полагала, что знает шаги, после того, как наблюдала за танцевальными уроками своих подопечных. Однако каким бы танцам не учили юных леди, они никогда не напоминали нечто подобное.
Не было никаких контрдансов. И никаких заученных менуэтов или сложных кадрилей. Сначала трио заиграло динамичную польку, танец, которого Симона никогда не видела. Затем последовал рил[22], с большим количеством прыжков, хлопаньем в ладоши и смехом. Наконец заиграли вальс.
Симона и Харри вначале танцевали неловко, так как между кружащимися парами оставалось не слишком много места для маневра. Миссис Олмстед была бы шокирована, если бы могла видеть, как партнеры прикасаются, наклоняются друг к другу, прижимаются и даже целуются, покачиваясь в танце.
— Расслабься, любимая. Ты слишком напряжена.
— Ты держишь меня слишком близко.
— И вполовину не так близко, как мне бы хотелось. — Харри закружил Симону в танце, шелковые юбки развевались вокруг ее ног, его бедра прижимались к ее бедрам, его рука крепко держала девушку за талию, их руки, затянутые в перчатки, переплелись — и в самом деле, это был танец дьявола. Симона ощущала себя мыльным пузырьком, беззаботно летящем на бризе от близости Харри. Она отказывалась думать о том, как он стал таким опытным танцором, что может заставить любую партнершу выглядеть грациозной.
Мора Дойл закричала, чтобы сыграли ирландскую джигу, а затем подоткнула юбки, показав лодыжки, колени и чуть-чуть — белые бедра, в то время как ее любовник хлопал в ладоши в ритме танца. Несколько других женщин попытались подражать акробатике Моры после пары стаканов пунша, но одна из них приземлилась на свой зад среди очень громкого хохота.
— Думаю, что пришло время покинуть музыкальную комнату, — решил Харри, снова пытаясь уберечь Симону от грубых шуток и вдохновленного ромом веселья. — Данфорт еще раньше направился и игральную комнату, и я должен последовать за ним. Я не нашел ничего похожего на мятежный заговор или попытки шантажа, но я должен услышать о чем-то позже, когда они будут слишком пьяны, чтобы следить за языком.
— Ты все еще ищешь измену? — Симона оглянулась на пьяных танцоров, клонившихся друг на друга, спотыкавшихся о золоченые стулья, или сплетавшихся в углах. — У этих мужчин нет никаких мыслей, кроме тех, как потратить деньги и удовлетворить свои аппетиты, и не важно, кто за ними наблюдает.
Она отправилась в постель, желая, чтобы Харри не был выкроен из такой же низкопробной ткани.