Сара выложила еще одну почти прозрачную ночную рубашку. У одеяния из голубого газа были бретельки из белых лент вместо рукавов, и к нему прилагался прозрачный халат того же цвета с белым атласным воротником. Симона надела и то, и другое перед тем, как лечь в постель, и к тому же натянула покрывала до подбородка. Затем она попыталась не заснуть, изучая книгу, позаимствованную у Сандари. Девушка не могла прочесть слова, но картинки…
Нет, это невозможно. Нет, леди никогда не станет делать этого. А эти две точно леди? Никто не сможет согнуться подобным образом, не так ли? Нет, нет, нет! За исключением одной, или, может быть, двух, или нескольких, «о Боже». Она спрятала книгу под подушкой, когда услышала, как Харри разговаривает с Метлоком в гардеробной, перед тем, как в халате войти в спальню.
Молодой человек вздохнул, когда увидел одеяла, грудой лежащие на одной стороне кровати.
— По крайней мере, это не пол.
— Ты что-то узнал? — спросила Симона. Она-то определенно узнала.
Он зевнул.
— Ничего необычного. Эта легкомысленная публика всегда играет по слишком высоким ставкам, есть у них на это средства или нет. Я не слышал никакого шепота, не видел групп, собирающихся вместе для приватной беседы. Надеюсь, что Дэниелу больше повезет в деревне, или Джереми и Саре — среди слуг.
Харри тоже следовало бы собирать информацию, вместо того, чтобы своей улыбкой и босыми ногами добавлять тревожащие образы к тем, что уже имелись в голове у Симоны.
— Может быть, некоторые из мужчин собираются бодрствовать допоздна, пока дом не затихнет. — И может быть, он сам будет держаться подальше от нее, пока она не заснет.
— Я ждал до тех пор, пока они не отправились по своим спальням вместе с любовницами. За исключением Колдуэла и Боумэна, которые, должно быть, сменили лошадей на середине реки, если так выразиться.
— Они обменялись любовницами?
— Почему бы и нет? К этому времени ты должна знать, что верность здесь не ценят.
— А ты стал бы…? То есть…?
— Выбрал бы другую леди? — Харри притянул ее на свою сторону кровати. — Нет. — Он прижал Симону к своей груди, чертыхаясь из-за мешающих ему одеял, что вовсе не напоминало любовные поэмы мисс Элторп или романтические арии Клэр, но ведь он сказал «нет». Как девушка могла не поцеловать его? А как ей перестать целовать его?
Казалось, что Харри не имел намерения останавливаться сам, переместившись с ее губ на шею, затем на плечи, а потом — к ее груди, целуя поверх прозрачной ткани ее неглиже. Покрывала были отброшены в сторону, и то же самое, как оказалось, произошло с их благими намерениями. Если бы не уголек, выпавший из камина, то кто знает, куда могли завести эти поцелуи, кроме как к иллюстрациям из книги Сандари?
Услышав шум, Харри толкнул Симону обратно на ее сторону кровати.
— Наверное, я все-таки должен положить между нами свою шпагу. Перед тобой чертовски трудно устоять.
Теперь какому-то уголку ее сердца было так же тепло, как и коже, до которой он дотрагивался. Симона потянулась к его руке.
Он поднес ее руку к губам, затем приложил к своей щеке, перед тем, как перекатиться подальше от искушения.
— У меня все же состоялся один интересный разговор, — сказал он. — Горэм спросил, не подумаю ли я над тем, чтобы обменять собственность рядом с его резиденцией — сам ли я куплю ее у лорда Ройса или уговорю его продать землю Горэму — на плантацию на Ямайке, которая ему принадлежит. Там ему срочно нужен управляющий, но он был бы только рад разом избавиться от головной боли быть там отсутствующим хозяином. Если верить Горэму, общество в британских колониях не так строго придерживается правил, и обстоятельства рождения человека не так важны, как его богатство и влияние.
— Тогда почему он сам не поедет туда? Он и Клэр могли бы счастливо жить там вместе.
— Вне брака? Ни одно общество не прощает это. И у него есть обязанности здесь: арендаторы, иждивенцы, Парламент. И сыновья в школе.
— Тогда я не понимаю, почему бы Клэр не остаться здесь. Она обожает быть хозяйкой, и они кажутся идеальной парой.
— Все эти годы его жена очень страдала от скандалов. Полагаю, она устала считаться брошенной женщиной, когда держит в своих руках завязки от кошелька. Или, возможно, она беспокоится о том времени, когда ее сыновья станут достаточно взрослыми, чтобы приехать в город. Или она может просто оказаться брошенной женщиной, осуществляющей месть. Если она несчастлива, то почему Горэм должен чувствовать себя иначе?
— После двенадцати лет? Я скорее предположу, что она будет счастлива увидеть его на Ямайке — или в аду.
— Да, но он туда не поедет — на Ямайку, я имею в виду. Сомневаюсь, что и Клэр захочет ехать, ведь ей придется бросить карьеру певицы. Горэм хочет, чтобы я обдумал возможность вступить во владение плантацией вместо него. Как он говорит, там человек может многого добиться. В правительстве, в кораблестроении, в сельском хозяйстве.
— Неужели это то, что ты хочешь сделать? Если на то пошло, то неужели твоя семья расстанется со своей землей, чтобы увидеть, как ты уезжаешь?
— Дьявол, нет. Кажется, они вовсе не хотят отделаться от меня. Лорд Ройс надеется, что я займусь юриспруденцией. Или займу одно из мест в Палате Общин, которые он контролирует. Рекс верит, что я должен помочь создать полицейские следственные подразделения по всей стране. Дэниел — ну, Дэниел не видит ничего дурного в том, что я останусь прожигателем жизни, стану прикрывать его спину в драках и брать его на поруки.
— Так не следует жить ни одному из вас!
— Нет, но на Ямайке я смогу достигнуть многого. Они все еще сражаются с проблемами рабства, репатриацией, возмещением ущерба. Между британцами и местным населением произошло смешение, и не важно, одобряют это самые чопорные светские люди или нет.
Симона знала, о чем он говорит. Незаконнорожденному там проще жениться на представительнице смешанной расы. Однако она сама никогда не покинет Англию, или своего брата. Пытаясь, чтобы ее слова прозвучали ободряюще, девушка произнесла:
— Это кажется именно той возможностью, которая может тебе понравиться.
Харри все еще держал ее руку, поглаживая большим пальцем ладонь.
— Приключение без ухищрений, опасности или маскировки. Прошло уже много времени с тех пор, как я знал подобное спокойствие. — Жизнь трудна для незаконнорожденного ребенка, даже если его любят и заботятся о нем. В глазах британского общества он всегда будет ублюдком, за исключением тех случаев, когда будет кем-то другим.
Симона попыталась представить Харри в тропиках, окруженным птицами с ярким оперением и глянцевыми цветами, свисающими с лиан. Ей не удалось втиснуть его в этот пейзаж. Тот мужчина, которого она видела в своем сознании, был ниже ростом, с плотной фигурой и потеющим лицом, во многом похожий на лорда Комдена, с которым девушка танцевала вальс сегодня вечером, так как беременная Элис не слишком хорошо переносила подобную деятельность. Тем не менее, это было только ее воображение. Харри может решить покинуть Англию. Она вздрогнула.
— Замерзла?
— Нет. — За исключением все того же уголка сердца.
— А я замерз, — заявил он. Он отбросил в сторону покрывала и скользнул под одеяло, под ее одеяло, рядом с ней. Харри притянул ее ближе, в свои объятия. — Ах, вот так гораздо лучше.
На нем был халат; на ней — халат и ночная рубашка. Он будет вести себя благородно. Вот что Симона повторяла себе, обнимая его в ответ, словно ее руки могли удержать его от отъезда из Англии. Она знала, что не сможет удержать его после этой недели, но каким-то образом Лондон станет более одиноким, более пустым местом, если у нее не будет даже шанса увидеть его. Девушка положила голову ему на грудь. Она находилась в его руках, как во время вальса, и их сердца бились в унисон с музыкой. Харри ласкал ее спину, шею, поглаживал по бокам.
— Гораздо лучше. Что я тебе обещал?
— Что моя добродетель останется в неприкосновенности, даже если моя репутация разобьется вдребезги.
Он с улыбкой поцеловал ее.
— В неприкосновенности так в неприкосновенности, но у добродетели обширные границы, знаешь ли.
Симона знала об этом по иллюстрациям из книги.
— Могу я показать тебе? — Одна его рука уже ласкала ее грудь, тогда так другая поднимала подол ее ночной рубашки.
— Да, пожалуйста.
Картинка могла стоить тысячи слов, но прикосновение Харри заслуживало тысячи разбитых сердец.
Симона оказалась в ловушке. Что-то горячее и тяжелое навалилось на ее ноги. Ей ни за что не выбраться из-под этой тяжести — или из этого жара. Она распахнула глаза только для того, чтобы обнаружить, что этой тяжестью является нога Харри — его голая нога — поверх ее ног. Его рука — голая рука — лежала поперек груди девушки, прижимая ее к постели. Он не…? Она не…? Ей на самом деле хотелось этого, и она подумала, что могла бы даже умолять. В самом деле, Симона была не лучше, чем другие куртизанки — может быть, даже хуже, потому что она знала, что он получит не то, за что заплатил. За исключением того, что Харри платил ей вовсе не за это. Может быть, это ей следует заплатить ему за прошлую ночь? Что за неразбериха, и черт, неужели он мог ощущать, что ее соски напряглись при таких скандальных мыслях? Девушка оттолкнула его прочь.
— Ты обманул меня!
Харри не спал и улыбался, наблюдая за ней, словно знал, что за мысли бродят в ее голове: чувство вины и воспоминания о блаженстве.
— Я не сделал этого. Твоя девственность в такой же неприкосновенности, как и раньше. Ты сможешь без колебаний отправиться к будущему мужу.
— Ты снял свой халат!
— Боже, Нома, ты беспокоишься об этом после того, как я заставил тебя стонать от женского удовольствия?
Она разрумянилась так, как это удается только рыжеволосым, став красной, как помидор. Девушка была подавлена тем, что сделала, что позволила опытному соблазнителю поступить подобным образом.
Харри объяснил:
— Мне стало слишком жарко в халате, так что я его снял.
Ни извинения, ни сожалений?
— Надень. Его. Снова.
Харри начал стягивать одеяла вниз, обнажив свою грудь, каждый мускул которой напрягался, когда он двигался. Затем он высунул ногу.
— Не сейчас!
Он улыбнулся ей.
— А когда?
— После того, как я уйду. — Она выбралась из постели и зашагала к двери в свою гардеробную. Симона забыла, что ее одежда была совершенно прозрачной, пока Харри не сказал:
— Спасибо тебе.
Харри знал, что ему должно быть стыдно. Проклятие, ведь он играет с огнем — и с семантикой[23]. Ради Бога, Симона же была невинной, и чертовски верно, что теперь она ею не является — разве что с технической стороны. Это все ее одежда, сказал он себе, гардероб шлюхи. Нет, это из-за ее волос, похожих на маяк сирены. И из-за темно-шоколадных глаз, которые сияли так нежно, и из-за грудей, которые так и просились в его руки, из-за ее отзывчивости и ума. И из-за грудей. Господи, Харри возбудился, только подумав о ее груди. Стыдно? Он ощущал себя королем от того, что подарил ей наслаждение, нищим — от того, что хотел большего, но не испытывал ни малейших сожалений. Дьявол, это же правительственное дело. А он всего лишь мужчина. Он сделал бы то же самое, прямо сейчас, если бы Симона не выбежала из комнаты. Он доставил бы ей удовольствие снова этой ночью, если она позволит ему — даже если его неудовлетворенное состояние почти убило бы его.
Так как никто из остальных вряд ли поднимется еще в течение нескольких часов, то Харри предложил поехать в деревню и позавтракать вместе с Дэниелом. Его жеребцу нужна нагрузка. Бог знает, что то же самое было нужно и ему. Молодой человек также хотел, чтобы Симона получше познакомилась с гнедым мерином перед предстоящей скачкой. И ему нужно было выслушать новости Дэниела.
Симона решила наслаждаться солнечным утром, лошадьми и компанией Харри. Это поможет ей не думать о прошлой ночи. О прошлой ночи, об этой ночи, обо всех ночах, которые наступят.
Поездка до деревни была короткой, но быстрой и восхитительной. Грумы, которые наблюдали за тем, как они уезжали, решили сделать собственные дополнительные ставки. Гнедой никогда не сможет догнать черного Фидуса, принадлежащего Харри, конечно же, но мисс Рояль скачет, как ветер, и разве она не аппетитно выглядит в своей черно-красной амазонке? Харри почти отстал, наблюдая за ней, мечтая о том, чтобы ее волосы были распущены и развевались за спиной. Дьявол, он жаждал, чтобы она скакала на нем с таким же выражением экстаза на лице. Проклятие, теперь он ревновал ее к лошади!
Дэниел вовсе не был рад, что его разбудили так рано. Он покончил со своим маскарадом, заявил он, когда Симона спросила его об этом после того, как пригрозила ему хлыстом за то, что обманывал ее.
— Группа других парней приехала из города, чтобы увидеть скачку и понаблюдать за схваткой в лабиринте. Я здесь для того, чтобы поддержать своего кузена, знаете ли, и нет ничего неуместного в моем пребывании в Ричмонде.
Он был раздражен из-за того, что отменили конкурс с лабиринтом, потому что поставил свои деньги на мисс Ройяль.
Харри был раздражен, когда Дэниел уселся слишком близко к ней за столом для завтрака в отдельной гостиной, за которую заплатил Харри. Сначала лошадь, теперь — его неповоротливый кузен. Он решил, что должен снова сосредоточиться на деле.
— Апартаменты Данфорта уже обыскали?
Дэниел перестал наполнять свою тарелку едой, которой хватило бы на всю гостиницу.
— Они не нашли никаких писем или дневников.
— Кто этим занимался?
— Инспектор Димм и два бывших взломщика, работающих на Боу-стрит. Один — чтобы открыть замок отмычкой, другой — чтобы помочь в поисках, а Димм — для того, чтобы убедиться, чтобы они не стянули что-то другое.
— Димм ничего не пропустил бы. Черт, тогда Данфорт не тот, кто нам нужен, или улики у него с собой.
Симона перестала удивляться, как много еды могут употребить кузены, и спросила:
— Вы думаете, что лорд Джеймс Данфорт — шантажист? Сын герцога?
Харри ответил, пока Дэниел продолжил есть.
— Данфорт — паршивая овца в семье, и получил слишком много денег, чтобы они пришли к нему честным путем. Он уже был в моем списке, после того, как… хм, навещал тот дом, где пропали документы.
— Готов поспорить, многие парни посещали ее, — вставил Дэниел между двумя кусками. — Она — популярная женщина, эта дама. Очень жаль, что сейчас она слишком стара, иначе я сам нанес бы ей визит. Но весна нравится мне больше, чем лето. А осень… ой. Почему ты пнул меня? О. Извините, мисс Ройяль. Я забыл, что вы не член семьи.
— Только не забывай, что она — леди, — прорычал Харри. — А что до другой женщины, то очень жаль, что она не сожгла письма своих любовников и свои дневники, вместо того, чтобы позволить их украсть.
Симона подумала о том, как открыто джентльмены в Гриффин-Вудс выставляли напоказ своих любовниц.
— Неужели будет так ужасно, если люди узнают, какие джентльмены были ее любовниками? Большинство жен, должно быть, уже знает об этом, не важно, о чем думают или на что надеются мужья. Мы все знаем, как быстро расходятся слухи, и как далеко.
— С этими женами — да, это важно. И с этими мужчинами, которые находятся на вершине правительства. И это не просто письменное доказательство; в дневниках этой женщины перечисляется, сколько ее любовники потратили на драгоценности, лошадей и меха для нее.
— Вероятно, это деньги из королевской казны, или армейские средства, — добавил Дэниел, потянувшись за последним ломтиком бифштекса. — Будут большие неприятности, если все это выйдет наружу.
— Так и должно быть, — с негодованием заявила Симона. — Это — незаконное присвоение средств, если я правильно поняла.
— Верно, но Принни и его братья и так достаточно непопулярны. А эта женщина, возможно, преувеличила суммы.
— Вы уверены, что это не она собирает деньги шантажом?
— Она клянется, что нет, — ответил Харри.
— И вы поверили ей — аморальной женщине, у которой было так много любовников? Шлюхе? — Симона на мгновение забыла, что и сама играла роль шлюхи.
Кузены посмотрели друг на друга, одни голубые глаза вгляделись в другие.
— На мой вкус это было верно, — проговорил Харри.
— Никакой сыпи, — сказал Дэниел.
Симона перевела взгляд с одного на другого, размышляя, где она потеряла нить разговора, и неужели все мужчины из рода Ройсов сумасшедшие.
— Я имела в виду не бифштекс или язык. Вы поверили ей?
Оба мужчины ответили утвердительно и вернулись к своей еде.
Когда с этим было покончено, Харри произнес:
— Мне придется обыскать его комнаты. Господи, что будет за ссора, если Данфорт поймает меня возле своей наложницы, ведь мы с ним не в дружеских отношениях и не наносим друг другу визитов. Он всегда был таким снобом по поводу моего рождения.
— Данфорт — осел.
— И он плохо обращается с Сандари.
Когда Дэниел вызвался провести обыск, Харри отверг его предложение.
— Ты слишком громаден, чтобы прятаться по углам, и тебе нечего делать в доме, ни в качестве Харольда, ни под своим именем.
— Уверен, что я попаду в дом — по крайней мере, во время бала. Меня пригласили, если ты не знаешь. Я смогу заскочить наверх, пока все будут танцевать.
— Слуги будут знать, что тебе нечего делать в прочих местах, кроме бального зала или комнаты с закусками.
— Они будут слишком заняты, обслуживая гостей. И я могу заявить, что одна из леди пригласила меня наверх. Это не слишком неправдоподобно на приеме у Горэма.
Харри посмотрел на неряшливую рубашку кузена, его всклокоченные волосы и шарф с пятнами.
— Ты весь покроешься сыпью, рассказывая такие байки.
— Я могу сделать это, — предложила Симона, игнорируя всю эту ерунду, которую она определила как братскую перепалку. — Я могу сказать, что навестила Сандари, чтобы вернуть ей книгу, если кто-то поймает меня.
Дэниел захотел узнать, что это за книга.
— Просто книжка с картинками из ее страны.
Харри обмакнул палец в банку с медом и облизал его. Дэниел почесал ухо. Они оба заявили, что нет, она не сможет стать вором.
— Это слишком опасно и это не ваша работа.
— Предполагалось, что я буду помогать, не так ли? Все, что я сделала до сих пор — это взъерошила перышки Клэр. К тому же я все еще не определилась со своим выступлением.
— Твоя роль состоит в том, чтобы быть заметной, и ты превосходно с этим справляешься. Метлок сможет что-нибудь придумать для меня. Ему всегда это удается.
— Боже, я отдам все, что угодно, чтобы увидеть тебя в костюме горничной! — Дэниел смеялся так, что на его глазах выступили слезы. Затем он решил поехать с ними обратно в поместье, чтобы разведать обстановку.
От этого решения Харри почти заплакал. Он планировал уложить Симону в уединенной долине, которую недавно обнаружил. Он даже привязал одеяло к седлу. Может быть, ему стоит воспользоваться этим одеялом, чтобы задушить своего кузена?