Когда я заметил слезы в глазах Кати, мне захотелось уволить Марстера. За то, что не предупредил, что моя капибара будет ждать меня в моих же комнатах. И не одна, а в компании шедевра кондитерского искусства. Еще больше увольнения секретаря мне захотелось дать самому себе затрещину. Потому что я сразу не сориентировался и Катю отпустил. Или, правильнее будет — упустил. Катя слишком шустро перемещалась по академии, не догонишь.
Помогла мне, как ни странно, Элла, сказав:
— В растрепанных чувствах я бы пошла в мое любимое место. То, которое больше всего напоминало бы мне о доме.
Я понятия не имел, какое у Кати любимое место, но у меня все еще был секретарь, которого я не успел уволить.
— Ее комната, кухня и внутренний парк академии, — отрапортовал бледный Марстер. До этого подобных проколов у него не было. — Ваше высочество, вы не дали никаких указаний…
— Потом все обсудим, — прорычал я, — проверь комнаты, я загляну на кухню.
— Я посмотрю в парке, — кивнула взволнованная Элла.
— Я бы предпочел, чтобы ты подождала здесь, — начал я, и мысленно выругался, потому что иномирянка тут же смиренно потупилась, по привычке. И я добавил: — Мне не хотелось бы, чтобы ты заблудилась. Но от твоей помощи не откажусь.
Элла радостно вскинула голову:
— Мы через него проходили, не заблужусь.
На кухне Кати не оказалось, и я, следуя за своей интуицией, бросился в парк. Надо было сразу туда идти. Как знал! С другой стороны, если бы я встретил Катю раньше Эллы, не услышал бы то, что услышал. Пусть капибара твердила, что ей безразлично, что я привез с собой иномирянку, что я ей безразличен, все ее поступки говорили об обратном. Осознание, что она скучала и ждала меня, словно укутало теплым одеялом. В груди будто раскрылось солнце, магия, которой я никогда не чувствовал. Это чувство настолько меня поразило, удивило, увлекло за собой, что я снова не успел за Катей.
Мгновение — и моя капибара улетела в сугроб. Причем без чьей-либо помощи.
Я бросился к ней, вытащил, отряхнул от снега. Сжимать вот так Катю в объятиях — все, о чем я мечтал последние недели. Прижимать к груди, смотреть в небесного цвета глаза, касаться губами искусанных губ. Но вместо этого я воспользовался простым заклинанием сушки, которое высушило мокрую одежду Кати и даже ее слезы. Теперь то, что она плакала, выдавали только покрасневшие глаза, и сердце кольнуло виной. Потому что плакала она из-за меня.
Марстера я решил не увольнять в тот момент, когда он, запыхавшись, подбежал к нам.
— Если бы ты сначала дождался меня, — сообщил я секретарю, — то получил бы распоряжение устроить Эллу в академии. Собственно, это я тебе и поручаю.
— Спасибо, — поклонилась мне спасенная иномирянка.
— Спасибо тебе, — ответил я, и удержал трепыхнувшуюся в моих руках капибарочку.
— Я тоже пойду, — проворчало добытое из сугроба сокровище и попыталось снова слинять. Но я был начеку.
— Куда? У меня были другие планы на этот вечер!
— Видела я твои планы…
Катя так очаровательно надулась, что я не выдержал и расхохотался.
— Рад, что ты не против попробовать торт вместе со мной!
Я на всякий случай набросил на нее согревающее заклинание и подхватил на руки. А после выпустил крылья и взмыл над парком вместе со своей драгоценной ношей. Пришлось еще и «молчанку» использовать, иначе бы капибара перебудила своим воплем весь кампус.
Впрочем, я снял с нее все заклинания, когда шагнул в собственную гостиную и усадил Катю в кресло. Сам же наклонился к ней, не позволяя никуда сбежать и предложил:
— Давай попробуем все с самого начала? Вот ты меня ждешь, а я пришел. Один.
— Но ты пришел не один, — напомнило мое злопамятное солнце.
— Это не отменяет того, что я пришел к тебе.
— К себе!
— Я бы все равно пришел к тебе!
— Правда? — прошептала она буквально мне в губы.
Между нами были считаные миллиметры, и я едва сдерживался, чтобы не податься вперед и не поцеловать ее. Очень хотелось.
— Катя! — прорычал я. — Я не видел тебя, кажется, сотню лет и безумно соскучился. Поэтому сейчас я хочу тебя и… — Я покосился на кондитерское чудо, которое даже на вид было сладко-вкусным. — Тортик. Откуда здесь тортик?
Щеки Кати порозовели и, кажется, не от контраста температур.
— Его сделала я.
Я вскинул брови:
— Сама сделала?
— Да, — почему-то ответила она хрипло. — Хочешь попробовать?
Хрипотца в ее голосе ударила по моим взбудораженным нервам. Словно мы не о торте говорили, а о самой Кате.
Я стянул пальто и закинул его на диван, после опустился в кресло рядом с Катей и взял ложечку. Зачерпнул прямо с верхушки: если торт для меня, могу есть его, как захочу. На языке тут же растеклась нежность бисквита, сладость сливок и оттеняющая вкус ягодная кислинка.
— М-м-м, — застонал я от блаженства. Даже прикрыл глаза от удовольствия, а когда снова посмотрел на Катю, заметил, что она сидит, подперев голову рукой и ловит каждую эмоцию на моем лице. — Это божественно! Ради этого стоило лететь к тебе эти долгие два дня.
Ради этого и ради ее улыбки. Моя фантазия настолько разгулялась, что я представил, как измазываю Катю кремом и шоколадом, а потом слизываю сладости прямо с ее кожи. Катя такая же сладкая, как все тортики мира. Даже слаще.
— А как же эта… Элла?
— Когда ты узнаешь всю ее историю, то поймешь, что по-другому я не мог поступить. Как будущий король. Тем более Элла сказала чистую правду: между нами ничего нет. Между мной и Смиррой теперь тоже.
Глаза Кати расширились: она так была потрясена, что не стала уворачиваться, когда я поднес следующий кусочек торта к ее губам. Взяла не раздумывая. А я понял, что самое чувственное на свете зрелище — это кормить Катю тортиками.
— Только не говори, что ты научилась создавать такую вкуснятину после пары занятий у Ламбера!
Улыбка Кати мгновенно увяла.
— Кстати, об этом…
Я не знала, как тактично сказать о том, что не буду учиться. Все-таки это был его подарок мне, и если бы Кириан сказал, что он не будет есть мой торт, это было бы, по меньшей мере, обидно.
— Мы с месье Ламбером не сошлись характерами, — сказала я. Правда же? Правда.
— Погоди. Он что, тебе отказал?! — нахмурился Кириан.
— Я.
— Что — ты?
— Я ему отказала. Он посчитал, что единственное мое достоинство — это связь с тобой, и я решила, что у нас ничего не выйдет. Поэтому… я не смогу там учиться, — я сцепила пальцы на юбке. — Прости.
Кириан пару раз моргнул. Прожевал торт, а потом расхохотался. Он смеялся так, что у него даже слезы на глазах выступили, я даже опешила.
— Ну… чего-то такого и следовало ожидать, я полагаю, — произнес он, с трудом вытолкнув слова между смехом, — но я бы посмотрел на его лицо в этот момент. Именитому месье Ламберу отказала практикантка.
— По-моему, он так ничего и не понял, — хмыкнула я, расслабляясь. — Но я рада, что тебя повеселила.
— Ты даже не представляешь, насколько, — фыркнул принц, а после снова стал серьезным. Опасным. Опасным для меня, потому что когда он был серьезен, я очень сильно на него залипала. Когда он кормил меня тортиками, я тоже на него залипала. Я вообще слишком часто на него залипала. — Но, получается, этот торт ты приготовила сама? Ты умеешь такое?!
— Это знания из моего мира, — призналась я. — Я училась там, долго. Не у ведущих шефов, конечно…
Кириан отправил в рот очередной кусок торта, и я снова на него залипла. Наверное, неприлично так пялиться на парня, но я не знала никого более привлекательного, чем этот дракон, поедающий мое творение так соблазнительно. Я уже даже перестала отмахиваться от мыслей про соблазны, потому что понимала, что это бессмысленно.
Я действительно по нему соскучилась, несмотря на все «но». Действительно изучала каждую его черточку, снова узнавала заново: темные волосы, глаза, в которых искры пламени смешивались с чем-то космическим и таяли в горьком шоколаде радужки, высокие скулы, резко очерченный подбородок, широкие сильные плечи. Он был в белой рубашке, облепляющей его рельефные руки и пресс, заставляя фантазию дорисовывать все остальное. Тем более что фантазии даже особо стараться не надо было, я его видела. Кириан позаботился о том, чтобы я его видела… и влюблялась. Коварные они, эти драконы.
Я бы, наверное, зашла дальше, если бы мне в губы не ткнулась ложечка с тортиком.
— Открой рот, Катя.
Прозвучало ну очень провокационно, особенно в контексте всего, о чем я думала. Но я все-таки открыла, чувствуя на губах тающую нежность воздушного бисквита и легкую, сглаженную кремом кислинку ягод. Мне понравилось. Мне правда понравилось и, я подозреваю, гораздо больше, чем если бы я сама ела этот же самый торт.
Я облизнула губы, и в глазах принца снова вспыхнуло пламя. Я не успела даже вздохнуть, когда он потянулся ко мне через маленький столик, и наши губы соприкоснулись. Это было в разы слаще всех тортиков мира, мой мозг покинул чат, забрав с собой все «но», «а что, если» и прочие составляющие, отвечающие за выживание в иномирных условиях в области обитания драконьих принцев. Поправочка: конкретного драконьего принца. Никакие другие были мне не нужны.
Я чувствовала его губы на своих, обжигающие, сминающие мои, подчиняющие… и от этой нехитрой ласки невыносимо кружилась голова, а тело словно само превращалось в пламя. Кириан выдернул меня со стула так резко, что перехватило дыхание, усадил к себе на колени, углубляя поцелуй, и я положила руки ему на плечи. Наверное, чтобы не упасть от этого головокружения, хотя упасть мне при всем желании не грозило: он держал крепко.
Одна ладонь касалась моей спины, обжигая даже через плотный свитер, другая путалась в волосах. Он стянул мои волосы в горсть, и от этого по телу прокатилась волна мурашек. Я вообще очень чувствительно относилась к любым прикосновениям к волосам, но это было просто что-то запредельное.
От простого, казалось бы, поцелуя, сердце колотилось с немыслимой силой, а судорожный рваный вдох, который я урвала, когда Кириан на мгновение освободил мои губы, был больше похож на стон.
— Какая ты сладкая, Катя, — хрипло прорычал дракон, обжигая своими словами. Дыханием. Своей близостью.
— Это не я, — тихо и немного смущенно сказала я. — Это тортик…
— Нет. Это ты.
Его ладонь скользнула ниже, а после оказалась под моим свитером, и от прикосновения к обнаженной коже я вздрогнула. Мне показалось, что на спине сейчас останется ожог. На спине, на ребрах, на груди: даже несмотря на то, что он касался ее поверх белья.
Перед глазами все реально плыло, но я понимала, что уже не могу остановиться, тем более что мои руки сами творили какое-то непотребство. То есть расстегивали его рубашку, повторяя вырез кончиками пальцев. От такого пламени в его глазах стало больше, и я понимала, что Кириан уже не остановится тоже: его желание упиралось мне… в общем, туда, чем я на нем сидела. Но я все-таки решила озвучить свой главный страх, то есть, один из главных…
— Кириан, — прошептала я, когда его ладони оказались у меня под юбкой, чтобы стянуть все, что сейчас мешало. — У меня никого не было до тебя.
— Катя, — рычаще отозвался он, глядя мне прямо в глаза. — Ты забыла, что я дракон. Я это знаю.
Его ладони скользили по моим бедрам, стягивая плотную шерстяную ткань вместе с бельем, вызывая дрожь предвкушения и возбуждения во всем теле. Я снова рвано вдохнула и выдохнула, и в этот момент за спиной громыхнула дверь и раздались шаги.
— О… О-о-о-о… — раздался за спиной жизнерадостный голос Нортона. — Я не вовремя? Прастити.
Я замерла, как сидела: первый раз — не то, через что хочется пройти при свидетелях. Да и вообще! По ощущениям, в меня залили раскаляющее кожу пламя, я покраснела от кончиков пальцев ног до корней волос, при этом мне грозило в этом пламени утонуть и раствориться.
Кириан же подо мной просто окаменел.
Буквально. Фигурально. Во всех смыслах.
— Ты что здесь делаешь?! — зарычал он на друга.
— Как что? — поинтересовался тот. — Мириться пришел. И раз уж вы оба здесь, может все втроем сразу помиримся?
Все три недели, пока Кириан со Смиррой были в дипломатической миссии, Норт вел себя как примерный сын: не расстраивал отца и не приближался к Кате. Хотя это было достаточно сложно, ведь о ней вдруг заговорила вся академия. Как ни странно, не в контексте принцевой игрушки, а в качестве главного свитимэйкера. Это было словечко из ее мира, о котором Нортон успел много узнать. Весть о том, что на кухне создаются новые вкуснейшие десерты облетела всю округу, и дракон, конечно, тоже сделал заказ. Не лично, через третьих лиц, но с первого кусочка влюбился в пирожное под волшебным названием макарон. Нортон с детства обожал орехи и все, что с ними связано, а для десерта Катя использовала нежнейшую ореховую муку. И ягодный крем. Вкусовой экстаз!
Он уже давно понял, что хочет эту иномирянку себе, но, попробовав макарон, убедился в этом окончательно.
Тем не менее Нортон решил не торопиться. В прошлый раз спешка сослужила ему плохую службу: он оказался без девушки, без дружбы с принцем и со сломанным крылом. Спешка и сотрудничество со Смиррой, которая больше не вызывала тех чувств, что вызывала прежде. Раньше Нортон считал, что влюблен в нее, мучился от ревности и желал отомстить. В тот вечер, когда Смирра опустилась перед ним на колени, дракон понял, что ему нужно вовсе не это. Ему не доставили удовольствия ни ее унижение, ни сам процесс, и не потому, что он вдруг стал добреньким и всепрощающим. Ему просто разом стало наплевать на Смирру и на ее интриги. Они больше не цепляли, не будоражили, все это стало никаким.
Теперь у него была другая цель. Катя.
Отец бы на это сказал, что Норт не ищет легких путей, и, возможно, был бы прав. Катя оказалась крепким орешком, не велась на внешность, статус и роскошные подарки. Но выкинуть из головы иномирянку не позволяло врожденное упрямство. Снова все Кириану досталось, а ему самому — только перелом крыла?
Казалось, проще подойти к Кате, когда принца нет в столице. В общем-то, именно это Нортон планировал поначалу, но… Сразу заметил, что иномирянку «пасут» драконы. Во-первых, секретарь Кириана, во-вторых, сотрудники Межмирового бюро. Марстер следовал за Катей практически неотступно, следом безликими тенями выступали шпионы Гартиана. Парни, девушки… Норт был уверен, что одна Катя остается разве что в ванной. Сделай он хотя бы шаг в Катину сторону, отцу об этом шаге тут же бы доложили.
Поэтому Нортон ждал возвращения принца из дипмиссии. Гартиан же хотел, чтобы он с ними помирился, так Норт всегда готов!
Конечно, это стоило сделать на следующий день после возвращения Кириана. Нормально сделать. Но где планы, а где Нортон? Когда он увидел из окна своей спальни бегущую по парку Катю, его словно переклинило. Особенно, когда он заметил, что она плачет. Первым порывом было немедленно лететь к ней и стирать слезы с ее щек. Кажется, это желание даже не ему принадлежало, а его дракону. Но затем рядом с Катей возникла какая-то непонятная девица, а после прибежал принц. Нортон дернулся, когда иномирянка поскользнулась и оказалась в сугробе, и сжал кулаки, стоило принцу подхватить Катю и улететь с ней к себе. Норт мог легко просчитать траекторию, куда они направились.
В спальню. Конечно, они направились в спальню.
От этой мысли захотелось рычать от бессилия, потому что Норт хотел Катю себе. Поэтому мучился в сомнениях он недолго, скинул привычный халат, натянул брюки и рубашку и отправился к Кириану. Существовал шанс, что иномирянка с принцем дойдут до сладкого быстрее, чем он дойдет до них, и речь вовсе не про многоярусный торт, который Катя приготовила для Кириана. Но Норт успел. Расчет был простым: если принц вошел в комнаты через балкон, то, вполне вероятно, забудет запереть дверь. Кириан же так увлекся Катей, что даже заклинание тишины не набросил.
Поэтому Норт появился вовремя и эффектно. В тот самый момент, когда принц полез Кате в трусы.
— О! — изобразил он крайнее удивление на лице. — Я не вовремя? Прастити.
Как же яростно сверкнули ее глаза: сейчас именно иномирянка напоминала драконессу! Хотя взгляд дракона тут же приковала обнаженная кожа бедер девушки, смотрел бы и смотрел, но Кириан каким-то лихим движением вернул белье и колготки на место, то есть на Катю.
Даже жаль, что драконы ничем не делятся.
— Давно не улетал в сугроб? — прорычал принц в ответ на его предложение о перемирии.
— Давно не беседовал с отцом в ректорском кабинете? — парировал Нортон.
— Убирайся! — Кириан трогательно заслонил Катю собой. — Лучше через дверь! Иначе я вышвырну тебя через балкон!
Нортон даже присвистнул: как же иномирянка действует на их будущего короля. С него весь налет цивилизованности сразу слетает!
— Ты плохо расслышал? — спросил Норт, располагаясь на диване и закидывая ногу на ногу. Но видимо, ненадолго, потому что Кириан аккуратно пересадил Катю в кресло и двинулся в его сторону. Очевидно, для того, чтобы исполнить свое обещание. — Я пришел с миром и информацией!
— И выбрал крайне неудачное время! — снова рыкнул принц. Норту пришлось подскочить и тактически отступить. За диван.
— Да кто ж знал, что вы по друг другу так соскучитесь, что даже торт не доедите… Ай!
Кириан перемахнул через диван и пришлось оббегать его с другой стороны. Магию они предусмотрительно не использовали: никто не хотел оказаться в ректорском кабинете после битвы на балу. Но это не означало, что принц не сможет поставить ему фингал в рукопашной!
Нортон не учел переменную в виде Кати, которая подставила ему подножку, и дракон кувыркнулся носом в ковер. Успел только перевернуться на спину.
— Твоя невеста заодно с регентом! — выпалил он, когда эти двое склонились над ним с не самыми лучшими намерениями. Причем во взгляде Кате кровожадности было не меньше, если не больше, чем в глазах Кириана.
— Я уже в курсе, — ответил принц. — Скоро Смирра перестанет быть моей невестой.
— Правда? — хрипло поинтересовалась Катя.
— Да, — кивнул Кириан.
Малыш в пролете, раздраженно подумал Нортон, хотя больше Смирры его бесили взгляды, которыми перекидывались эти двое.
— Меня сейчас стошнит от степени сладости между вами!
— Так я тебя сейчас вышвырну отсюда, и проблем не будет! — оскалился Кириан.
— Про Смирру ты знаешь, а про моего отца? Что он хочет использовать Катю для того, чтобы захватить власть на Плионе!
Мне потребовалось время, чтобы осмыслить то, что сказал Нортон. Кириан сориентировался быстрее:
— И ты готов повторить это на артефакте правды?
— Ну… не совсем захватить. Это я так, перегнул, для драматизма. — Блондин уселся на полу, почесал нос.
Нортон — король кликбейта, честное слово.
— На самом деле он отлично понял, что ты на нее запал, и хочет это использовать. Так что, возможно, нас ждут новые законы про иномирян, или что-то вроде. А я мог бы предупреждать тебя заранее. Сам знаешь, я закончу академию и стану его заместителем.
Король кликбейта, а еще самый честный дракон в мире. На Плионе. Во всей Вселенной. Я бы ему не поверила, а вот Кириан…
— Какой смысл тебе подставлять собственного отца? Играть против него?
— Я не против него, — пожал плечами Нортон. — Я за вас. Особенно за тебя, милая Катенька.
«Милая Катенька» многообещающе на него посмотрела, а Кириан так еще и схватил за воротник рубашки.
— Чтобы. Я. Больше. Такого. От тебя не слышал, — прорычал он.
— Полезных сведений, или ми…
В глазах принца полыхнуло пламя, и Нортон быстро поднял руки вверх:
— Хорошо, хорошо, понял. Никаких милых, все исключительно агрессивные. Даже Катенька.
Будешь тут агрессивной. Когда тебя прерывают на… я вдруг отчетливо вспомнила, на чем нас прервали, и покраснела. Может, и к лучшему, что Нортон появился со своей информацией. Потому что иначе… иначе я бы…
Кириан — он как пламя. К нему тянешься неосознанно, но стоит подойти ближе, и ожоги гарантированы. На сердце так точно. Пока я размышляла о своих чувствах, принц отпустил воротник друга (или бывшего друга, я не была уверена) и, мрачный, отступил в сторону. Нортон поднялся, отряхнул с плеча невидимую пылинку и подмигнул мне. Я наградила его тяжелым взглядом.
Даже если все, что он говорит — правда, его предыдущих подвигов это не отменяет. Кому как не мне знать, как отлично он играет на людях и драконах… как на инструментах. На их слабостях. На их желаниях. Так что весь его внешний вид — скучающего избалованного золотого мальчика, это не что иное как маска. Кто или что скрывается под ней, я не знаю. Не уверена, что его вообще кто-то знает. Даже его отец.
Иначе не разговаривал бы с ним так откровенно.
— Ну-с, что делать будем? — поинтересовался Нортон.
— Мы — есть торт. А ты — понятия не имею, — холодно произнес Кириан.
— То есть вариант, где мы едим торт втроем, не рассматривается? Даже при условии долговременного взаимовыгодного сотрудничества?
— Норт, дверь там, — дракон снова шагнул к нему. Посмотрел жестко, в упор.
В какой-то момент мне показалось, что они снова подерутся, но блондин сдался первым, и неудивительно. От ярости Кириана у меня закружилась голова, а повторять полет в сугроб Нортону явно не хотелось. Поэтому он только усмехнулся и развел руками.
— Чудесного вечера, друзья.
Когда он скрылся за дверью, Кириан повернулся ко мне. В два шага преодолел расстояние между нами, взял меня за плечи:
— Я не позволю, чтобы все их интриги хоть как-то коснулись тебя. Слышишь?
Я совершенно не ожидала это услышать, поэтому растерялась. Сначала. Потом меня накрыло его силой, силой дракона, но для меня она не была агрессивной, скорее — защищающей. Согревающей, подтверждающей его слова. Я даже представить не могла, что это может так много для меня значить. Простое обещание. Но между Кирианом, который сейчас стоял передо мной, и Кирианом, с которым я познакомилась, когда впервые оказалась на Плионе, словно пролегла огромная пропасть.
— Спасибо, — тихо сказала я. — Для меня это очень важно. Услышать это сейчас.
Кириан такого тоже не ожидал, потому что на миг в его глазах промелькнуло что-то похожее на изумление или даже смущение, но потом он кивнул:
— Продолжим есть торт?
— Ты не против, если мы не будем торопиться? — спросила я.
После случившегося, после прервавшего нас Нортона я была не готова возвращаться к тому, на чем нас прервали. Я ожидала всего, чего угодно, но только не того, что Кириан рассмеется:
— Катя! Я говорил про торт. Про твой торт, мы его так и не поели толком.
Я покраснела снова. Но мне кажется, не настолько сильно, как в прошлый раз.
— Про торт. Да, хорошо.
— Если ты думаешь, что я готов в любое время дня и ночи, то ты ошибаешься. Еще парочка таких появлений Нортона — и я стану импотентом.
Я бы продолжила краснеть, если бы это не было так смешно. Пару секунд я пыталась сдерживать смех, потом просто расхохоталась.
— Нет. Прости, — сквозь смех произнесла я. — Представить тебя импотентом я при всем желании не могу.
— Это хорошо, — голос Кириана снова стал низким, тяжелым, и я поспешила к столу.
В конце концов, надо уже отдать дань вежливости тому, с чем я возилась целых два дня. Можно просто пообщаться с парнем, по которому невыносимо скучала. Можно же? И на какую тему? Какая тема охладит меня быстрее, чем ледяной душ или сугроб?
О! Элла!
— Расскажи мне про Эллу, — попросила я, когда мы вернулись за стол.
К счастью, чаю в самоподогревающихся чашках остыть не грозило, а торт ждал, когда мы, наконец, отрежем от него нормальные куски и будем есть, а не кормить друг друга с ложечки.
— Что ты хочешь знать?
— Все. Что с ней случилось? Почему ты ее забрал?
Может, вопросы были не совсем тактичными, но они отрезвляли, и отрезвляли хорошо. Настраивали на нужную волну перехода к доверительному общению, а не к… Катя! Фу! Фу, плохая Катя! Брось мысли про пресс принца и все, что ниже.
— С ней жестоко обращались, — нахмурился Кириан. Видно было, что ему неприятно об этом говорить, поэтому я дотянулась до его руки и мягко сжала сильные пальцы. — До встречи с ней… хотя, наверное, до встречи с тобой я не задумывался о том, что происходит с иномирянами, извлеченными не для какого-то проекта в артефакторике, в магических исследованиях, в искусстве или в ведении бизнеса. С тебя все началось, но Элла еще больше подсветила мне то, что я должен лично заняться изучением деятельности Бюро. Того, как все происходит. Того, что происходит между кураторами и иномирянами.
Я слушала его внимательно, не перебивая, и чем больше он говорил, тем больше я… влюблялась? Может, это и было глупо, но я верила в то, что Кириан хочет всерьез взяться за эту тему. В то, что он может все изменить, и от этого становилось удивительно светло и тепло на душе. Ничуть не меньше, чем от того, когда он обещал защиту мне. Потому что — он не озвучил прямо, но было и так понятно — Кириан собирался взять под свое крыло всех иномирян Плиона.
Если в моменте я хотел откусить голову Нортону, то после понял, что действительно поторопился. Сейчас, когда я разобрался в собственных чувствах Кате, осознал, насколько она для меня особенная, торопиться совершенно не хотелось. Хотелось съесть этот тортик потихоньку, смакуя каждый кусочек. И показать своей капибаре: то, что между нами, серьезно не только для нее, все это серьезно для меня. Настолько серьезно, что я готовил революцию на Плионе.
— Мне нужны списки всех иномирян, которые живут в столице, — сказал я Нортону, когда мы пересеклись на практических занятиях. — Особенно тех, кто находится у кураторов в качестве игрушек. Сможешь достать?
Я посмотрел на него с вызовом, в моем взгляде сейчас горело драконье пламя, подначивающее Норта признаться, что ничего он не может. Что все его вчерашние заявления лишь громкие слова, но блондин расплылся в хитрой улыбке и щелкнул пальцами.
— Легче легкого.
В итоге у меня тем же вечером был список иномирян, и достаточно внушительный. В основном девушек, но попадались и мужчины — драконессы тоже любили экспериментировать. Одним из них был как раз месье Ламбер.
Как бы мне ни хотелось проучить зарвавшегося кондитера, да хотя бы пустив слух, что наследный принц больше его пирожные не ест, это было мелочно и недальновидно. Помимо самого шефа-вдохновителя в сети его кафе и магазинов работает множество плионцев. Все эти драконы не виноваты в том, что их начальник — зазвездившийся шовинист. Покачнувшая репутация Ламбера может отразиться на них. На моем народе. Поэтому я хотел треснуть по носу только Ламбера, не его бизнес.
Как ни странно, идею подсказала Катя.
— Я подам заявление на участие в кондитерском конкурсе! — сообщила она, когда мы пили чай с мадленками. Да, я узнал, что нежнейшее лакомство тогда тоже приготовила Катя. Она вообще теперь каждый день готовила для меня что-то сладкое и умопомрачительно вкусное. Я шутил, что скоро не влезу ни в один костюм, на что она прищуривалась и отвечала:
— Я прочитала про драконью физиологию! Тебе не грозит поправиться, пока ты тренируешься, а сахар для драконов вообще как бензин для машины! Без него они не поедут, точнее, никуда не полетят!
Когда же она рассказала про конкурс, я перестал жевать.
— Это идеально, — воскликнул. — Ты выиграешь и утрешь ему нос! Я прикажу Марстеру, чтобы он подал заявление…
Маленькая ладонь решительно накрыла мою руку.
— Никакого Марстера, Кириан! Я честно, сама, выиграю этот конкурс. Без твоей помощи.
Я скис, потому что почувствовал себя бесполезным. Никогда не чувствовал себя бесполезным. В конце концов, меня даже зачали для того, чтобы это приносило пользу Плиону! Прожевал кусочек печенья и проворчал:
— Раньше мне казалось, что мое имя открывает любые двери, а выходит, что все совершенно не так.
Катя почувствовала мое настроение, потому что вдруг неуверенно улыбнулась.
— Эй, мне не нужно твое имя, чтобы открыть эту дверь, — заявила она, дотянулась и чмокнула меня в щеку, — но от твоей помощи я точно не откажусь. Ты мне нужен, Кириан.
Ее «Ты мне нужен, Кириан» патокой растеклось в груди, а от более чем невинного поцелуя в моей крови зажглось пламя. Каждый день мы с Катей делали неспешные шаги навстречу друг другу. Прежде я считал, что приручаю ее, но, кажется, это она постепенно приручала меня.
Я потянул Катю на себя и поцеловал. Совсем не так невинно, как она минуту назад. Глубоко, жадно, порочно. Погладил ее по спине, зарылся пальцами в светлые шелковые волосы. Все во мне вопило идти дальше, но я всякий раз чувствовал, что Катя дрожит в моих объятиях от предвкушения, но и немного от волнения. Я знал, что если немного надавить, она позволит все, мы перейдем черту. Но я не хотел, чтобы Катя себе пересиливала: она должна сама меня выбрать, быть готовой.
С каких это пор для меня это стало важным? С тех пор, как в моей жизни появилась эта невероятная девушка.
— Если бы ты выставляла на конкурс свои поцелуи, — прошептал я ей в губы, оторвавшись от своего любимого лакомства, — то заняла бы первое место.
— А ты бы позволил это? — хихикнула моя иномирянка.
— Ни за что! Они только для меня, — ревниво прорычал я, утыкаясь носом ей в шею и вдыхая ее аромат. Кажется, она была права, что ящеры дуреют от запаха капибар. Я вот дурею от своей Кати.
— Тогда пойдем сложным путем, — простонала она в моих руках, и я заставил себя отстраниться и посмотреть Кате в глаза.
— Каким же?
— Я приготовлю свои сладости. Они уже успели покорить академию, надеюсь, покорят и Плион.
— И как я могу тебе помочь?
— В качестве дегустатора, — улыбнулась девушка, она почти улеглась на меня в кресле, и, видимо, ей это ничуть не мешало. Наоборот, нравилось. Нравилось на мне лежать. — Я буду совершенствовать рецепты, а ты пробовать. Мне повезло, что ты такой матерый сладкоежка!
— Матерый? — расхохотался я.
— Да, — ничуть не смутилась моя иномирянка, — ты эстет и в этом разбираешься. Значит, поможешь создать совершенный десерт-победитель!
У Кати загорелись глаза, а меня изнутри окатило теплом и каким-то тихим счастьем. В моей жизни часто случались победы, но впервые я настолько искренне порадовался за другого. Словно Катя уже победила. Но ее победа была не столь важна, важен был этот блеск в голубых, цвета неба, глазах.
— Я весь в твоем распоряжении, — пообещал я, целуя ее в висок. А Катя уже переключилась на творческий режим.
— Может, Павлову приготовить?
— Что это?
— Это пирожное-балерина.
— Как ты, — ляпнул я, и моя капибара слегка загрустила.
— Я больше не балерина, — отмахнулась она, а я подумал, что эта та сфера, которую Катя всегда избегала. Замыкалась, переводила тему. Хотя балет ей нравился не меньше, чем торты. Если не больше.
— Я могу тебе помочь в качестве вдохновителя, — предложил я, пересадил девушку в ее кресло, а сам поднялся и вытащил из ящика стола два красивых черных билета с серебряными чернилами. — Хочешь пойти со мной на балет, Катя?
Я рисковал, потому что она могла отказаться, но глаза моей иномирянки радостно заблестели. Она даже подскочила от счастья, выпалив:
— Да!
Я, наверное, даже своего дня рождения так не ждала, как похода на балет. В детском доме в этот день мне, как и всем детям, дарили коробочку мармелада: крохотную, в ней было всего шесть мармеладин. Потом я выросла, и мне начали дарить более солидные вещи, например, те же пуанты. Хотя не знаю, можно ли это было назвать подарком?
В балетной школе девочки особо не сближались, эта дружба напоминала хождение по скользкому льду, потому что почти все воспринимали друг друга как соперниц. В балетной студии, где я работала, между девчонками было негласное правило дарить друг другу сертификаты на косметику. Хотя я с бОльшим удовольствием получила бы билет в Мариинку.
Поэтому Кириан, сам того не подозревая, сделал мне королевский подарок. И пусть до моего дня рождения еще оставалось время (я родилась в конце апреля, надо будет потом уточнить у Кириана, чему это соответствует на Плионе), я была рада пойти с ним на балет. Тем более что столицу как раз накрыло первым месяцем весны, и удивительно теплым. Снег стаял за несколько дней, деревья набухли почками, птицы орали как потерпевшие.
Я, если честно, и сама не против была поорать, как мартовская кошка. Тем более что сдерживаться в присутствии Кириана становилось все сложнее и сложнее, несмотря на все «но». Пусть я прекрасно знала, что ничего серьезного у нас никогда не будет, не залипать на парня, который сводит тебя с ума, было достаточно сложно.
Поэтому я отказалась от его предложения подарить мне платье и выбрала его сама. Сама сделала себе прическу, и сейчас смотрела на себя в зеркало с выражением лица: «Ну и дура». Потому что помнила, во что меня превратил стилист Нортона, мне самой сделать такое не светило.
Платье, конечно, было красивое, и стоило мне месяца заказов: я понимала, что просто появиться на балете и появиться на балете с принцем — не одно и то же. Но не от Жоржетт Симон, прическа была попроще, а драгоценности, оставшиеся от Нортона, сюда бы легли, конечно, но мне их надевать не хотелось. Я вообще их пыталась вернуть раз десять, вместе с платьем, но мне их приносили назад, как в анекдоте про диван и клопов. В конце концов я плюнула, запихнула все в шкаф и там и оставила. До лучших времен.
Вот только… надо было соглашаться на предложение Кириана. Сейчас я себе казалась простушкой по сравнению с тем, что было на балу. Раньше меня такие вещи вообще не парили, красиво — и хорошо. Я не хватала звезд с неба, но всегда за собой ухаживала, могла даже из самых простеньких вещей собрать симпатичный стильный лук, вот только сейчас мне казалось, что я выгляжу не как сопровождение для принца. А как кто?
— Ты такая шикарная, — воскликнула Литта, в ее голосе я уловила нотки зависти. — Тебе так идет красный!
Красный мне и правда шел, он превращал меня из нежнятины подросткового возраста в женщину. Но разве этого достаточно?
Ладно, что уж теперь говорить. Платье было с тонким шарфиком-накидкой, чтобы можно было прикрыть плечи, с плотным лифом и свободной юбкой чуть ниже колен. Драгоценности я все же сняла, запихнула в коробку и убрала обратно в шкаф. Потом проверила прическу, шпильки держали волосы на затылке крепко, и локоны, рассыпавшиеся по плечам, вроде никуда больше рассыпаться не собирались. Туфли я тоже подбирала под платье, и сумочку. И перчатки.
— Катерин, — подскочила ко мне Эрна, наблюдавшая за тем, как я пыхчу у зеркала. — Вот, возьми. Это мне от бабушки досталось, она у меня была аристократка… единственное, что ей удалось сберечь, когда родители от нее отреклись.
Соседка по комнате протягивала мне серьги удивительной красоты. Напоминающие цветок с алой сердцевиной, с вкраплениями драгоценных бриллиантов и крупным алианитом, безумно дорогим на Плионе камнем, удивительно прекрасные в своем изяществе.
— Спасибо, — растроганно произнесла я. — Ты никогда не рассказывала об этом…
— Да что там рассказывать, — отмахнулась девушка. — Она полюбила бескрылого, родители видели ее жизнь другой… В общем, дело прошлое.
Серьги и впрямь идеально дополнили наряд, и мне почти перестало казаться, что я выгляжу недостаточно шикарно для принца. Мы с Кирианом договорились встретиться на выходе из академии, и я ужасно нервничала. Впервые в жизни мне было не все равно, что обо мне скажет и подумает какой-то парень. Хотя он и не был «каким-то парнем». Если бы мы были на Земле, я бы с полной уверенностью могла назвать его своим парнем, а так… даже не представляю.
Я не знала, кто он для меня, но точно знала, что его мнение для меня важно. Поэтому ненадолго замерла за дверьми холла. Поняла, что бесконечно так стоять не получится, сделала глубокий вдох и вышла на лестницу.
Кириан уже меня дожидался. Я всего лишь увидела его профиль, а сердце уже забилось быстрее, потому что во фраке, с перекинутым через руку пальто он смотрелся таким… таким… я не могла подобрать слов. Сердце продолжало колотиться в бешеном темпе, и забилось еще сильнее, когда Кириан обернулся. Глаза его расширились, и, чем ближе я подходила, тем сильнее волновалась.
Ему не понравилось? Понравилось? Фу, Катя, да уймись ты уже! Хватит изображать девицу их девятнадцатого века перед свиданием.
— Балет будет провален, — произнес дракон, стоило мне приблизиться, — потому что все будут смотреть исключительно на тебя.
Ожидавшая всего, чего угодно, в стиле «Ты прекрасна», «Ты ужасна», я растерялась. Потому что такого я точно не ожидала, а Кириан мягко взял мою руку в свою и коснулся губами кончиков пальцев. На глазах у всей академии.
Весенний теплый вечер выпустил в парк желающих прогуляться, поэтому сейчас повсюду были студенты: группы и парочки прогуливались, общались, смеялись, но, заметив нас, все замолчали. В воцарившейся тишине отчетливо было слышно, как поют птицы, и точно такую же тишину мы спровоцировали, когда оказались в балетном театре Плиона.
Снаружи к зданию вели две дорожки, разделенные просторным, уже начинающим зеленеть газоном с фигурно выстриженными кустарниками, справа и слева тоже протянулись две зеленые полоски. На площади перед красивым каменным зданием с башенками бил фонтан, закатное солнце отражалось в окнах, разогревая стекло.
Внутри театр оказался не менее прекрасным, уж что-то, а после Питера меня сложно было удивить, но я все-таки удивилась. Несколько этажей балконов в холле, позолота, впитывающая свет многоярусной люстры, широкая лестница, портреты выдающихся прим и премьеров. Все это могло изумить и заставить любоваться каждого, от новичка в театре до искушенного знатока искусства, но, стоило нам появиться, все взгляды притянулись к нам.
Я почувствовала их всей кожей, когда мы оставили пальто и накидку в гардеробе. Почувствовала так, как никогда раньше. В академии на балу на меня глазели, но сейчас…
— Это же его высочество, — донеслось до меня еле слышное.
На нервах я чуть не выдала «Да вы что?», но Кириан ободряюще сжал мою ладонь и устроил мою руку у себя на сгибе локтя.
— Как тебе здесь, Катя? — спросил он так, будто ничего из ряда вон не произошло, и мы только что не поставили все плионское общество на уши.
— Очень красиво, — честно ответила я.
Мы шли к лестнице, чтобы подняться в королевскую ложу. Когда меня вдруг посетил насущный вопрос.
— У тебя нет телохранителей?
— Кого? — уточнил Кириан.
— Телохранителей. Стражников. Тех, кто отвечает за твою безопасность. В моем мире королевские особы не ходят без телохранителей.
Я вдруг поняла, что все это время не обращала на это внимания. Просто потому что для меня было ненормально думать, что я гуляю с принцем. Я. Гуляю. С принцем!
— Тебя волнует моя безопасность? — Кириан улыбнулся.
— Ну…
— Во-первых, драконы способны сами за себя постоять, — хмыкнул он, — королевская кровь сильнейшая на Плионе. Напасть на меня могут только самоубийцы.
— А если их будет много? — возразила я.
— Это во-вторых. Во-вторых, тут повсюду агенты. Ты их просто не замечаешь.
Я подавила желание оглянуться, а Кириан продолжал улыбаться:
— Так что, Катя? Тебя волнует моя безопасность?
Я фыркнула:
— Конечно! Я ведь теперь хожу рядом с тобой.
— Так и запишем.
Я бы спросила, куда он собирается это записывать, но мы резко остановились. Потому что навстречу нам по лестнице спускалась Смирра под руку с седовласым мужчиной. Черты лица не позволяли усомниться в их родстве: в театр бывшая Кириана пришла с отцом.
Я любил балет и бывал в театре множество раз, но этот получился особенным. Как-то так выходило, что рядом с Катей каждый день, каждое событие, вещь или лакомство получались особенным. Ярче, масштабнее, ими хотелось наслаждаться. Ей хотелось наслаждаться. Моей Катей.
Сегодня Катя выглядела так, что первым драконьим порывом было никуда не идти, спрятать ее ото всех, а вторым — наоборот показать всем, что она моя. Эта яркая живая девочка из другого мира, с которой не сравнится ни одна драконесса, которые сворачивали головы, когда мы шли по театру. Да, не только мужчины облизывали восхищенными взглядами стройную фигуру Кати, женщины смотрели ей вслед, недовольно поджимая губы. Ревниво, завистливо. А я понимал, что дело вообще не во мне. Просто Катя была здесь словно экзотическая тропическая птица на скучной ферме.
Я едва не хрюкнул от смеха, когда в голову пришло такое непочтительное сравнение, но драконессы действительно предпочитали более сдержанные оттенки в одежде: белый, кремовый, черный, шоколадный, винный, серебристый. Смирра иногда надевала изумрудный, и это считалось вызовом. Катя в своем красном платье казалась пламенем, яркой вспышкой в блеклом мире. И она была со мной. Она была моей.
Никогда я еще не наслаждался балетом еще до его начала. Мы шутили и смеялись, я сжимал Катину ладонь, пока не столкнулись со Смиррой и ее отцом.
Эта семейка даже не скрывала свое отношение к Кате: оба одинаково поджали губы, словно им под нос сунули что-то омерзительное. Фамильная черта. Почему я раньше этого не замечал? Может, потому что рядом со мной Смирра вела себя иначе: улыбалась и была очаровательной. Точнее, хотела казаться очаровательной. Смирра выглядела довольной только когда все шло именно так, как ей хочется. Но вела себя агрессивно, когда кто-то или что-то поступал вразрез с ее желаниями. Я это замечал, но списывал на драконий темперамент. Все мы иногда злимся, когда что-то идет не по плану. Но я рассчитывал на разговоры, что мой ближний круг всегда придет ко мне и честно в лицо расскажет, что не так, а не станет плести интриги за моей спиной. Как это делал отец за спиной матери.
— Ваше высочество, — склонил голову отец Смирры, всячески игнорируя Катю. Зря он так, скоро я сменю регента на его месте, и ему придется иметь дело со мной!
— Граф Лерстон, — едва заметно кивнул я в ответ. — Смирра.
Драконесса метнула испепеляющий взгляд в Катю и посмотрела на меня так жалобно, что, не знай я ее, поверил бы, что Смирра страдает.
«Ты сама все разрушила», — ответил я взглядом, никак не отреагировав на блеснувшие в ее глазах слезы.
— Я не ожидал от вас такого оскорбления моей семьи, ваше высочество, — выкатил претензию граф.
Это, конечно же, относилось к аннулированию нашей со Смиррой помолвки. Об этом было официально объявлено сразу после моего возвращения в столицу. У нас с регентом случилась еще пара бесед на эту тему, но отцу так и не удалось меня переубедить.
— Оскорбления? — Я вздернул бровь. — Жаль, что вы восприняли это так. Мы просто кардинально не сошлись во мнениях с вашей дочерью. Я считаю, что моя королева должна быть со мной заодно.
Мы привлекли слишком много внимания, граф этот понял, поэтому продолжил свой путь, потащив за собой дочь. А я подумал, что мне после коронации, возможно, придется менять большинство советников и в принципе хорошенько пересмотреть собственное окружение. Или хотя бы более тщательнее рассмотреть.
— Могу я задать личный вопрос? — осторожно спросила Катя, когда мы поднялись на этаж, где располагалась королевская ложа.
— Тебе можно все, — не раздумывая, ответил я. Даже не заметил, как погрузился в мысли о своих королевских обязанностях. Дел мне предстояло небо нелетное. А учитывая мою будущую реформу насчет иномирян…
— Почему ты расстался со Смиррой?
Я увлекся тобой настолько, что не могу думать о других женщинах, подумал я, и понял, что это чистая правда. Пора было уже признаться хотя бы себе, что я, кажется, бесповоротно влюблен в мою иномирянку. Вот признал, и стало так тепло на душе, будто после долгой зимы в моем сердце резко наступило лето. Но признаться в этом Кате? Я уже успел понять, что моя капибара слишком реалистка, слишком прагматичная особа, которая не верит красивым словам и обещаниям. Поверит ли она мне? Примет мои чувства?
Я замялся, и Катя восприняла мою паузу по-своему.
— Если я забрела на запретную территорию, можешь не отвечать.
Короли должны быть решительными, но я так и не смог вытолкнуть из себя признание, вместо этого ответил:
— Я за доверие и честность в любых отношениях, а Смирра считает, что цель оправдывает средства.
Катя кивнула, принимая такую правду.
— Я тоже за честность.
А я мысленно скривился. Что это со мной? Почему так сложно сказать о своих чувствах, которые жгли сердце?
Впрочем, момент откровенности был уже упущен, и мы шагнули в ложу.
Королевская ложа была поистине королевской. Мягкие широкие кресла с золотой бархатной обивкой, сверкающие под лучами люстр и светильников подлокотники. Ложа располагалась прямо напротив сцены: просторная, она отрезала нас от всего окружающего мира, стоило тяжелым портьерам за нашими спинами закрыться. Я едва успела уловить мелькнувшие за ними тени, видимо, те самые агенты заняли позицию на время всего представления.
Кириан помог мне сесть, сам устроился в соседнем кресле и внимательно на меня посмотрел. Как-то слишком внимательно, как будто изучал. Раньше я бы подумала, что это подозрительно, сейчас же просто спросила:
— Что?
— Ничего, — произнес он.
— Ничего?
— Нет.
Странный разговор, особенно учитывая, что принц мигом переключился на сцену.
— Здесь очень красиво, — сказала я.
Кириан кивнул.
Мне доводилось бывать в обычных ложах, но в королевской, особенно в королевской драконьей — раньше никогда. Снаружи (я рассматривала театр еще до того, как в ней оказалась) она выглядела не менее роскошно, чем изнутри, где каждый светильник был произведением искусства. Мягкий ворс ковра под ногами так и манил сбросить туфли, но я почему-то застеснялась, хотя раньше таким не страдала. Ладно, сниму когда представление начнется.
Я смотрела на то, как заполняется зал, испытывая непонятную неловкость. Все началось с того вопроса про Смирру, хотя до этого ничего такого между нами не ощущалось. Сейчас же Кириан постукивал пальцами по подлокотнику и вообще выглядел так, как будто его здесь нет.
Может, не стоило спрашивать? Но я же сказала, что он может не отвечать, если не хочет. Может, ему неприятно было об этом говорить? Да разумеется ему неприятно было об этом говорить, кому вообще приятно говорить о бывших? Зачем я вообще об этом спросила?
Я уже открыла рот, чтобы извиниться, на этом меня и застал третий звонок. В зале, до этой минуты шуршащем голосами, воцарилась тишина, и меня словно отбросило в мое прошлое и в мечты о том, как все могло бы быть. Вот только в том прошлом и в мечтах занавес расходился с обратной стороны, и на сцену выходила я.
Выпорхнувшая на сцену балерина и премьер казались невесомыми, они взлетали в такт музыке, а магические декорации, позволяющие воссоздать практически любую атмосферу (об этом я тоже читала) разом переместили нас из начала весны и зала в самое сердце лета. Костюмы я тоже оценила: они словно были сотканы в мастерской фей. Удивительно, потому что и сюжет, судя по крыльям за спиной девушки, был не про драконов, а про фей.
На столе, утопающем в нише, справа от моего кресла стоял графин с водой, два стакана, лежали закуски и балетные программки. Я стянула одну из них: у меня было правило ничего не читать до начала представления. Приглушенного света хватило, чтобы увидеть главное.
— Премьера? — еле слышным шепотом изумилась я. Хотя в королевской ложе мне грозило помешать представлению, только если бы я встала и начала орать во весь голос. — О любви королевы фей и человеческого юноши?
— Да, — так же еле слышно ответил Кириан. — Хореограф иномирянин. Фейри.
Я снова уткнулась в программку, но ненадолго. Музыка была потрясающая, а девушка и парень танцевали так, что отвлекаться не хотелось вообще ни на что. Судя по всему, не мне одной. Зал следил за происходящим, затаив дыхание. Кириан — тоже. Но он сидел с таким непроницаемым лицом, что понять, что он чувствует, не представлялось возможным.
По сюжету королева фейри влюбилась в обычного парня, в человека, и он полюбил ее в ответ. Она решила забрать его в свой мир, но тут возникла проблемка: дело в том, что у нее уже был… гарем, и ее возлюбленному это совершенно не понравилось. Гарему тоже не понравилось — все мужчины в гареме были из знатных родов, и присутствие рядом обычного человека портило им карму. В смысле, было не по статусу.
Антракт случился на том моменте, когда главный муж сговорился с одним из фаворитов-наложников о том, чтобы избавиться от соперника. Потому что он грозил не только их карме, но и браку, и всем устоям фейрячьего общества.
— Неожиданно, — сказал Кириан, когда в зале вспыхнул свет, и все поспешили кто куда, решив по полной использовать отведенное на перерыв время.
— Неожиданный поворот сюжета?
— Да нет. Сюжет в принципе. Мужской гарем.
Я фыркнула:
— А, то есть женский гарем — это нормально?
— Это более привычно.
— Ну вот теперь привыкай к новой информации. Твой мир больше никогда не будет прежним.
Кириан поднялся, чтобы набрать нам на тарелку закусок, а я все-таки сбросила туфли и с ногами забралась в кресло. Мне нравилось. Несмотря на некоторую оригинальность сюжета, мне правда нравилось. Балет — это живая композиция, которая зависит от балетмейстера или хореографа, режиссера, композитора, балерины, премьера, солистов и… да что я говорю, ото всех зависит. Но здесь все было на такой высоте, все настолько передавали эмоции танцем, музыкой, в каждом па чувствовалось настоящее, живое, неподдельное, что я просто наслаждалась каждым мгновением.
Вернувшийся назад принц оценил мое па, в смысле, босые ноги. В чулках. По крайней мере, его взгляд показался ну очень выразительным.
Правда, свою выразительность он никак не озвучил, просто протянул мне тарелку с закусками.
— Тебе нравится. — Это был больше утверждение, чем вопрос. — Хочешь себе гарем, Катя?
Я поперхнулась тарталеткой и чуть не выплюнула ее в зал, когда закашлялась. К счастью, обошлось.
— Что? — переспросила я, глядя на него. — С чего ты взял?
— Потому что тебе нравится.
— Мне нравится балет. Прима, премьер, солисты, мне нравится, как они передают чувства и чувствуют музыку. Но если говорить насчет гарема — нет, я такого не хочу. На мой взгляд, ни один гарем не жизнеспособен.
— Почему?
— Потому что в гареме всегда есть тот, кто стоит выше. Он или она, не суть важно, а для меня залог здоровых отношений — равенство. Вот поэтому.
Вторую тарталетку я брала уже с опаской: мало ли какой вопрос еще задаст принц, но Кириан, кажется, выключился из дискуссии. Потому что его горящий взгляд залип на моих ногах. Я попыталась одернуть платье, но ступни оно все равно не закрывало.
Я поняла, что под такими взглядами мне грозит подавиться и начала выколупываться из кресла, чтобы засунуть ноги обратно в туфли. И чуть не подавилась во второй раз, когда Кириан поднялся и, подхватив мою туфельку произнес:
— Позволь мне.
Почувствуй себя Золушкой, реально. Но не отбивать же у него обувь с воплями: «Я сама могу», поэтому оставалось только наблюдать, как его драконье высочество надевает мне туфельку, а потом… ведет ладонью по ноге все выше, выше и выше.
Я честно хотел ответить Кате, что мне откликаются ее мысли про равные, партнерские отношения, где нет третьей, лишней стороны, но вид ее ступней, ступней балерины, заставил меня забыть родную речь. Стройные ноги в тонких чулках с миниатюрными пальчиками словно меня загипнотизировали, захватили все мое внимание. По телу пробежал огонь возбуждения, словно перед оборотом, в горле пересохло, а в брюках стало нестерпимо тесно, настолько мне захотелось прикоснуться к ней. И даже невинный повод нашелся, когда Катя решила вернуть туфли на место.
Будто одурманенный ароматом моей иномирянки, я склонился и надел одну туфельку на узкую идеальную ступню. Если бы я только на этом остановился! Если бы она остановила меня! Но Катя замерла, словно зачарованная моими движениями. Прикосновение к теплой коже даже сквозь чулок лишь подняло градус пламени моего желания, и до слуха донесся ее рваный выдох, когда я пальцами очертил икры, погладил чувствительное место на внутренней части колена.
Казалось, Катя не дышала вовсе, пока я надевал ей вторую туфельку. Потому что тихонько всхлипнула, когда я пошел дальше, пальцами скользнув по внутренней стороне бедра до самой кромки чулок. Это было уже на грани, особенно когда я дошел до голой кожи, легко погладил ее подушечками.
У меня в мозгах будто закоротило, насколько нежной была Катя, насколько чувственно она вздрагивала от более чем невинных касаний. Что же будет, когда мы окажемся в постели? От этой мысли, от фантазии, нарисованной моим сознанием, пульс бешено застучал в висках, и я яростно сжал зубы. Потому что моя сила воли сейчас трещала по швам, а Катя меня не останавливала. Почему-то не останавливала.
Оторвавшись от изучения ее светлой, словно жемчужной кожи, я встретился с Катей взглядом и увидел в ее глазах отражение собственного голода. Она покраснела, явно смущаясь, соблазнительно прикусила губу, не напоказ, а пытаясь сдержать чувства, которые были буквально написаны на ее лице. Меня повело от одного ее вида, от этой открытости. Я чувствовал себя ловцом жемчуга, нырнувшим на такие глубины чувственности, что и не снилось. Желающим раскрыть эту раковину, чтобы наконец добраться до своей жемчужины.
Красиво… Катя была очень красивой, а я был близок к тому, чтобы сменить планы с постели на ложу в опере. Сделать ее своей прямо сейчас, потому что тело уже пылало в огне. Мне пришлось помотать головой и прислониться лбом к ее колену.
Нет, нельзя! Слишком много драконов, слишком людное место для первого раза, который должен был запомниться моей иномирянке как нечто волшебное. Я так хотел. Еще больше я хотел отсюда немедленно уйти, но Кате нравился балет. Она наслаждалась этой историей, наслаждалась театром. Я не мог с ней так поступить, выдернув ее из ложи только потому, что мне так захотелось. Но и оставить ее неудовлетворенной, а себя без сладкого я не мог тоже.
Может, это было похоже на помешательство, но я резко поднялся, а затем подвинул свое кресло вплотную к тому, в котором сидела девушка.
— Кириан, — выдохнула Катя, в ее взгляде мелькнула тревога пополам с разочарованием. Моя маленькая балерина боялась логичного продолжения наших отношений и в то же время хотела его так, что аромат ее желания будоражил мои драконьи инстинкты, как изумительное пирожное сладкоежку.
Катя-Катя, что же ты со мной делаешь? Я ж практически себя не контролирую.
— Тс-с-с, — я прислонил палец к ее губам, а после скользнул ладонью под алые юбки. — Я из тех, кто предпочтет съесть хотя бы одну конфетку, чем откажется от сладкого вовсе.
Надавив мягко, но уверенно заставляя ее раздвинуть колени, я добавил ей на ушко:
— Доверься мне, Катя. Я тебя не съем. По крайней мере, не здесь и не сейчас.
Теперь мы сидели так близко, что я мог склониться к ней и поглаживать свою иномирянку как хочу и где хочу.
— Второй акт, — хрипло напомнила Катя, — он скоро начнется.
— Клянусь, что не помешаю тебе наслаждаться… балетом, — прошептал я, прикусывая нежное ушко. Со стороны это, наверняка, смотрелось, словно я жажду рассказать ей какой-то секрет. На деле, я заскользил ладонью сначала по ее бедрам, разжигая наше общее на двоих желание.
Время будто застыло для нас, когда я кружил вокруг средоточия ее чувственности, касаясь рядом, но не давая ей то, чего Катя хотела больше всего. Я скользнул ей между ног только когда прозвучал третий звонок, а зрительский зал погрузился во тьму. Так нас никто не мог видеть, даже если бы сильно захотел.
Катя издала то ли стон, то ли писк, когда я слегка надавил на самую чувствительную точку сквозь тонкую преграду белья. Чтобы затем отстраниться и прикоснуться невесомо. На сцене продолжало разворачиваться действо, но мы оба вряд ли осознавали, что там вообще происходит, сосредоточившись за фигурах, что я выводил на ее коже.
— Безумие какое-то, — прошептала она, откинувшись на кресло и на мое плечо.
— Возможно, — хрипло ответил я, — но какое сладкое.
Я почти доводил ее до грани, а затем начинал гладить бедра, позволяя слегка остыть, чтобы снова вернуться к остро-сладкой ласке. Катя в такие моменты разочарованно вздыхала и смотрела на меня яростно, чтобы в следующее мгновение задохнуться от удовольствия.
— Я так больше не могу, — пробормотала она, когда я в очередной раз отстранился. — Кир, пожалуйста!
В этом шепот было столько мольбы и неудовлетворенного желания, что у меня поплыло перед глазами. Я уже и сам не был рад, что затеял подобную игру в столь людном месте. Но отступать было поздно.
Я ускорил движения пальцев и закрыл Катин рот поцелуем, выпив громкий стон удовольствия. Затем я обнимал ее, пока она содрогалась от волн наслаждения, и это были лучшие мгновения моей жизни. Смотреть в голубые широко распахнутые глаза, ловить всполохи ее раскрывающегося желания. Видеть отражение собственного.
— Сегодня, — пообещал я, пригладив ее волосы, нежно провел пальцами по ее щеке. — Сегодня ты станешь моей, Катя.
У героев балета там что-то происходило. На сцене. Я честно пыталась заставить себя сосредоточиться и переключиться, но получалось плохо. Потому что я до сих пор чувствовала отголоски наслаждения, подаренного Кирианом, но, вместо того, чтобы расслабить меня, они порождали внутри огненные волны совершенно безумного желания.
Безумие? Так, кажется, я сказала? Никогда раньше ничего подобного не испытывала. Учитывая, что у меня толком и опыта-то никакого не было, поцелуи не в счет, наверное, это было логично. Хотя сейчас я прекрасно понимала, что дело не в опыте, Дело в Кириане. Это он сводил меня с ума просто одним своим присутствием.
Не говоря уже о прикосновениях: щеки начинали пылать, стоило только вспомнить о том, что произошло в ложе. В ложе на балете! А-а-а-а-а!
Поэтому, когда Кириан ненадолго куда-то отлучился, я выпила два стакана прохладной воды, пытаясь унять раскручивающийся внутри меня огненный смерч. Не помогло. Поэтому я так и сидела, приложив стакан с водичкой к пылающей щеке, когда он вернулся.
Мы друг другу больше ни слова не сказали в ложе и честно досмотрели балет: несмотря на махровый матриархат, главная героиня пошла против системы и выбрала себе одного-единственного, то есть того самого возлюбленного. Злодеи были повержены, гарем распущен. Честно говоря, за что я любила современное искусство, так это за то, что в нем напрочь отсутствовали всякого рода трагедии.
Если бы не то, что между нами произошло, я бы с радостью обсудила историю с Кирианом, но сейчас быстро выбежала за ним из ложи, стоило ему подняться и предложить мне руку. Мы сейчас напоминали не принца и его спутницу, а двух сбежавших с пар студентов в день Святого Валентина.
Хотя здесь уже наступила весна, а этот день не праздновали вовсе, я все равно не могла избавиться от подобного ощущения. Кириан как раз помогал мне с накидкой, когда к нам подбежал Нортон. И этот тоже здесь?!
Это была единственная мысль, которая меня посетила. А в ответ на его:
— Уже уходите? Мы могли мы пройтись вместе…
Кириан натурально зарычал. Я впервые видела, чтобы он рычал… ну, как зверь. И от этого не только Нортон отступил, но и все вокруг присели. То есть слегка побледнели. Я помнила, как меня накрывало его силой в первые дни, но сейчас почему-то не накрыла, а Кир увлек меня за собой, на улицу. На подъездной дорожке нас уже ожидала машина.
— Я отправил Марстеру сообщение, чтобы он обо всем позаботился, — прокомментировал он, увлекая меня за собой на заднее сиденье.
Здесь не было перегородки (видимо, их просто-напросто не придумали), и нам оставалось только чинно держаться за ручки и ехать. Я думала, что мы возвращаемся в Академию, но на кольце мы свернули и поехали совершенно в другую сторону. Все ближе и ближе к центру, где мы гуляли зимой, все ближе и ближе…
— Это же… — выдохнула я, когда мы остановились перед Плионским дворцом. Да, я уже говорила, что им надо поработать над креативом и названиями, но сейчас мне стало не до названий. Я замерла, потому что машина заехала во внутренний двор, и мы оказались в городской королевской резиденции.
Да, я росла в Питере, видела Зимний дворец, Екатерининский, Петергоф, и могла так перечислять до бесконечности. Вот только одно дело ходить по таким местам как по музеям, совсем другое — как… гостья?
— Зачем мы здесь? — У меня пересохло в горле.
— Увидишь, — загадочно ответил Кириан и чуть ли не вытащил меня из машины.
Нам навстречу уже спешили слуги, и все кланялись, кланялись, кланялись, а у меня пропал дар речи. Потому что такого я точно не ожидала. Я думала, что нас ждет уютный жаркий вечер в его комнате в академии, а не прием во дворце.
Кириан скинул мою накидку и пальто на руки слугам, а потом подхватил меня на руки.
— Ты что делаешь? — зашипела я, оглушенная таким поворотом. — На нас же все смотрят!
— О, поверь мне, на нас и так уже насмотрелись, — хмыкнул он. — Завтра весь Плион будет говорить о нашем выходе.
Кириан взлетел по роскошной дворцовой лестнице с драконьей скоростью, и мне оставалось лишь наблюдать за мелькающими перед глазами картинами в тяжелых рамах, позолотой, лепниной и прочими прелестями дворцовой обстановки.
Его комнаты во дворце тоже больше напоминали музей, чем какое-то место, где можно жить. Если бы не одно но. Весенние густые сумерки плавили только огоньки свечей, расставленных по всей комнате. Между свечами лежали лепестки, много лепестков. Я уверена, что если собрать все эти лепестки воедино, получился бы «блогерский букет» из какого-нибудь понтового багажника не менее понтовой машины.
Лепестки были не только на полу, но и на кровати. Огромное белоснежное полотно покрывала было усыпано ими не менее щедро. Пока я на все это моргала, Кириан положил руки мне на плечи:
— Тебе нравится? — спросил он. — Я просил сделать все, как принято в твоем мире.
Голос и слова Кириана отрезвили, я повернулась в его руках:
— Ты думаешь, это кому-то может не понравиться? — фыркнула я, стараясь скрыть охватившее меня смущение и еще какое-то странное чувство, названия которому я пока не придумала. — Вот зря.
Кириан на мой ершистый тон не повелся, зато провел ладонями по моим плечам:
— Рад, что нравится, — произнес он: низко, с глубокой «песочной» хрипотцой, от которой у меня мурашки побежали по коже. Особенно, когда я вспомнила, как он недавно рычал, и как от его ласк я сходила с ума.
Хорошо, что здесь были свечи, иначе я бы сейчас в его глазах стала в тон платью.
— Ты так соблазнительно смущаешься, — кажется, он и так все понял, а еще ему, похоже, действительно это нравилось. — Что я просто не могу устоять, Катя.
Его ладони скользнули ниже, справляясь с застежками-крючками на моем наряде. Он даже не касался моей обнаженной кожи. Пока. Но на теле словно вспыхивали костры, как от самых откровенных ласк. Когда платье упало к моим ногам, взгляд Кириана вспыхнул, как то самое пламя костров. Потому что белья под ним не было. То есть, верхней части не было, а нижнюю он вполне успешно пощупал на балете. И чулочки.
Его взгляд скользил по мне как самые непристойные касания, не представляю, сколько это длилось — может быть, секунду, а может…
Я не успела додумать: Кириан подхватил меня под бедра, и мне пришлось обнять его руками и ногами, чтобы не свалиться на ковер совершенно не эротично.
Я не капибара. Я коала.
Это была последняя мысль до того, как он уложил меня на покрывало, поверх холодящего кожу шелка и лепестков, аромат которых вплетался в аромат моего принца, тот самый горьковато-дымный, о котором я думала во время нашей первой прогулки. Вот вроде я никакого отношения к драконам не имела, но сейчас одурела от этого запаха, даже уткнулась носом ему в шею.
От этого уже Кириан вздрогнул и зарычал:
— Что ты делаешь, Катя?
— А на что похоже? Я тебя нюхаю… раньше я нюхала только карамель и булочки, а теперь вот еще тебя.
Слова сами сорвались с моих губ, которые дракон спустя мгновение накрыл своими. Сначала губы. Потом скользнул языком по шее и ниже. Накрывая одну заострившуюся вершинку груди, а вторую сжимая пальцами.
Я застонала и выгнулась, сильнее обнимая его ногами и чувствуя, что он меня хочет. Насколько он меня хочет. Сама мысль об этом заводила ничуть не меньше ласк. Ничуть не меньше скользящих по моему телу губ, его огненных ладоней и пальцев, клеймящих меня повсюду.
Когда его ладонь снова оказалась между моих бедер, я вздрогнула всем телом. Словно и не было того, что произошло, я хотела его снова. Еще сильнее. Еще откровеннее… Он потянул мое белье вниз и спустя мгновение отбросил на пол.
Когда его пальцы скользнули в меня, я дернулась и замерла.
— Больно? — нахмурился Кириан.
Я кивнула. Ощущения были непривычные и, несмотря на возбуждение, довольно болезненные. Мне пришлось выдохнуть, когда он меня освободил, а в следующий момент я уже забыла об этом, потому что Кириан спустился ниже и оказался между моих бедер. И я забыла не только об этом, но и обо всем в принципе, потому что спустя несколько минут уже не понимала, где его губы, а где пальцы, где касания жесткие, а где плавные, медленные, тягучие. Я с трудом сдерживалась, чтобы не начать хныкать от этой пытки наслаждением и не начать просить его о большем, как тогда, на балете.
И я даже не поняла, что он уже растягивает меня, осознала это только когда Кириан отстранился, и холодный воздух ожег, как огонь. Или это был его взгляд? Темные глаза полыхали так, что мне стало нечем дышать.
— Как же я хочу тебя, Катя, — хрипло произнес он, — ты даже не представляешь.
Я-то как раз представляла. По ощутимой выпуклости у него на брюках и не только. Поэтому, когда он снова подался ко мне, я прошептала:
— Я тоже, — и положила руки ему на плечи.
Щелчок расстегнутых брюк, одно движение — и мы стали единым целым. Вспышка боли сквозь томительное наслаждение — и Кириан ненадолго замер, позволяя мне привыкнуть к себе. К этому ощущению растянутости, наполненности. К этой сладкой боли, когда он медленно подался назад, а затем снова вперед.
Воздух вокруг нас раскалился: то ли от множества горящих свечей, то ли от нас двоих, а может быть, и от первого, и от второго. Я раскрылась сильнее, и он хрипло застонал от смены ощущений, а после наклонился, целуя меня в губы.
Мы сгорали в этом огне вдвоем, от медленного к быстрому. Наслаждение шло по нарастающей, и, когда я вскрикнула и выгнулась, ощущая заполняющий меня жар, пульсацией растекающийся от самой чувствительной точки меня по всему телу волнами, Кириан содрогнулся и присоединился ко мне. Мы смотрели друг другу в глаза, и от этого ощущения становились еще более острыми. От этого и от осознания того, что я почти полностью обнажена, не считая чулочков. И туфелек. Одна, правда, свалилась в процессе, и теперь лежала на краешке кровати. Выглядело ну очень порочно!
Когда Кириан меня освободил, я снова вздрогнула, и еще раз — от прикосновения ткани фрака к обнаженной коже, когда он притянул меня к себе. Внутри еще все сладко пульсировало, и я закрыла глаза, расслабляясь в кольце его рук.
— Ты прекрасна, моя маленькая иномирянка, — его шепот ожег кожу, заставляя меня широко распахнуть глаза. И я вдруг осознала, что хочу еще.