Сладость греха

7

Стопка розовых приглашений пылилась в ящике стола вот уже третью неделю. Согласно неписаному этикету, разослать их следовало заблаговременно, едва ли не за месяц. Адреса гостей со стороны невесты и со стороны жениха лежали рядом, но стоило Флорин взяться за ручку и начать надписывать конверты, как тут же находилось какое-нибудь неотложное дело. Или она медлит, потому что Бен прав? При одной этой мысли девушку бросало в дрожь. Но лавина предсвадебных приготовлений с каждым днем набирала силу — пытаться остановить ее, все равно, что преградить путь цунами. Планы достигли пугающего размаха. Подготовка свадьбы, как, к своему ужасу, убеждалась Флорин, предусматривала каждый пустяк, каждую мелочь — и неизбежно отвлекала от главного.

Хелен Дигби, несмотря на отсутствие опыта, демонстрировала компетентность и пунктуальность, достойные сержанта строевой службы. Она старалась учесть все. Для этого завела особый календарь, распланировав по датам, когда и что решить, проверить, купить, сообщить. А невесте казалось, что вся эта шумиха — глупость несусветная. Будь ее воля, Флорин сыграла бы свадьбу в узком кругу близких друзей и родственников и отпраздновала бы великое событие дома или в скромном ресторанчике, а вся эта роскошь ей и даром не нужна.

Да, ей очень понравилась свадебная феерия Натали и Джула, но для себя самой девушка мечтала о другом. Ведь она, Флорин Дигби, самая что ни на есть обыкновенная простушка, с самыми что ни на есть скромными запросами. Ну, зачем ей все эти спецэффекты?

Хелен Дигби, брошенная возлюбленным в возрасте девятнадцати лет, сама пробивала себе дорогу в жизни. И теперь ей требовалась иллюзия надежности и обеспеченности, сопряженная с великолепной и пышной свадьбой. В конце концов, дочь у нее одна! Хелен лично подыскала для нее подходящего жениха и не остановится ни перед какими расходами!

В течение последней недели мать звонила Флорин по меньшей мере дюжину раз, чтобы обсудить какой-нибудь незначительный пустяк. Стиснув зубы, дочь заставляла себя проявлять интерес. Дважды звонил агент по продаже недвижимости и приводил в дом потенциальных покупателей. Звонили из мебельного салона — сообщили, что прибыла итальянская кухня. Позвонил Марк и спросил, не сможет ли Флорин как-нибудь вечером пройтись с ним по магазинам и выбрать картины и шторы? А еще он приглядел для гостиной потрясающую вещь, шахматный столик с мозаичной деревянной крышкой, — настоящий антиквариат!

— Шахматы? — в ужасе переспросила Флорин.

— Не просто шахматы. Музейный экспонат!

— Но зачем?

— Я же обещал еще раз объяснить тебе ходы, как только выдастся свободная минутка-другая. Ты все схватываешь на лету.

— Но Марк, ты же знаешь, шахматы не моя стихия!

— Ты быстро научишься, милая. Я в тебя верю.

Марк весело рассмеялся. А собеседница с трудом сдержала раздражение. Она выпрямилась и принялась нервно обматывать телефонный шнур вокруг пальца.

— Заключим договор, Марк, — объявила Флорин, недобро сощурившись. — Я, так и быть, взгляну на твой «музейный экспонат», если ты дашь мне слово: на каждый час, проведенный за игрой в шахматы, мне причитается час игры в сквош.

Последовало долгое молчание. Наконец Марк натянуто хмыкнул.

— Ну же, Флорин, детка, ты же знаешь, мячик гонять не по мне. Это ты у нас спортсменка!

Девушка сорвала с пальца шнур и пнула ногой табуретку, да так, что та с грохотом отлетела под стол.

— Отлично! Тогда что скажешь, если на один-два вечера в неделю ты и я подыщем себе партнеров для любимых игр? Тебе — интеллектуалка, способная передвигать пешки, а мне — мускулистый любитель швыряться мячом в стенку! — Перед мысленным взором девушки тотчас же возник Бен в серых шортах и затрапезной тенниске. — Марк, ты меня слышишь? Как тебе мой план, а?

— Фло, ты ведешь себя нелогично.

— Да ну? А ты?

Больше всего на свете Марк Стоут гордился своими способностями к логическому мышлению. Обиженное молчание дало Флорин понять, что ей удалось задеть за чувствительную струну.

— Я просто высказал мои пожелания, вот и все. Разумеется, если шахматы тебе не по душе, смотреть на них вовсе не обязательно.

Ей вдруг захотелось броситься на колени и завизжать в голос. Марк всерьез уверен, что все дело в шахматах! Боже милосердный, да он просто непрошибаем!

— А как насчет того, чтобы пойти выбрать лампы? — настаивал жених.

Флорин открыла рот, вдохнула поглубже, стараясь успокоиться, и пригладила волосы.

— Мне все равно. Я с удовольствием пройдусь с тобой по магазинам, когда захочешь.

Не успев договорить, она осознала, что фразы противоречат друг другу. Либо ей все равно, либо она с удовольствием присоединится к жениху. Где истина?

— Тогда послезавтра? Я заеду за тобой около семи.

— Отлично, — угрюмо отозвалась Флорин. — В семь так в семь.

— Спокойной ночи, милая. Отдохни получше. За последнее время ты вся издергалась. Наверное, предсвадебные хлопоты сказываются.

Причем здесь хлопоты? Хелен Дигби с парламентской пунктуальностью отслеживала каждую мелочь. Она сверялась с дочерью только принципа ради, а вовсе не потому, что нуждалась в ее согласии. Нет, проблемы Флорин не имели ни малейшего отношения к меню или к цветам. Во всем виноват кудрявый светлоглазый тип, который классно играет в сквош, водит заржавленные машины и целуется, как сказочный принц!

На стене висел календарь, расписанный по дням и часам. Позвонила Натали, удивляясь, что до сих пор не получила приглашения. Флорин с трудом сдержала досаду: мать и так ест ее поедом из-за дурацких карточек, а теперь еще и лучшая подруга туда же! Для того чтобы надписать такую уйму конвертов, нужно взять отгул. Повесив трубку, Флорин решительно выдвинула коробку с розовыми конвертами и карточками, вооружилась списком адресов и ручкой. Она надписала уже пять штук, когда снова зазвонил телефон.

— Привет, Фло, это опять я.

Что на этот раз? Может, во Флориде ударили морозы и изничтожили весь флердоранж? Но Флорин благоразумно попридержала язычок.

— Здравствуй, мамочка.

— Ты уже отослала приглашения?

— Нет, но почти все надписала, — солгала дочь.

— Фло, ты хотя бы изредка заглядываешь в календарь? Их следовало отправить еще в прошлую субботу.

— Знаю, мама, знаю. Так вышло.

— А теперь приготовься к самому худшему. Мэттью Пескаторс только что получил уведомление о том, что его переводят в Сан-Франциско!

Флорин недоуменно уставилась в стену. Какое ей дело до Мэттью Пескаторс? А мать, судя по всему, ожидала скорбного стона, потому что теперь в ее голосе отчетливо зазвучало негодование.

— Боже мой, а я-то надеялась, ты подскажешь выход! Времени осталось не так уж много, чтобы подыскать другую певицу!

Ну да, Абигейл Пескаторс, жена Мэттью, должна была петь на свадебной церемонии.

— Это не конец света, мамочка. Хватит и органной музыки. Миссис Эймс, конечно, ужасная болтушка, но играет с большим чувством.

— Фло, не глупи! Репертуар уже подобран и включен в общий план. Только не говори мне, что не собираешься подыскивать замену!

— Мама, других певиц я не знаю. Да и с этой познакомилась только через тебя.

— Значит, надо срочно что-то предпринять!

Чаша терпения Флорин переполнилась.

— Вот ты и предпринимай, если тебе это так нужно, слышишь? А у меня и так голова кругом идет!

Голос матери смягчился.

— Милочка, последние дни ты словно не в себе. Можно подумать, до приготовлений тебе и дела нет…

— Откровенно говоря, мама, так оно и есть. Если тебе нужна другая певица, ищи ее сама. Пусть хоть блюзы поет, мне все равно. И кордебалет найми в придачу!

Флорин представила потрясенное лицо матери и поспешила загладить резкость.

— Ох, мамочка, прости меня, пожалуйста. Сделай все так, как тебе хочется, и дай мне знать, ладно?

Тридцать минут спустя перезвонил Марк.

— Мы тут побеседовали с твоей мамой, Фло. Она уверяет, будто ты на нее накричала, оскорбила ее, сказала, что умываешь руки в отношении певицы. Милая, нельзя так вести себя с матерью!

— Как «так»?

— Сама знаешь. Ты вечно грубишь ей, вечно придираешься, а миссис Дигби из сил выбивается, стараясь облегчить тебе жизнь и помочь нам с устройством первоклассной свадьбы.

— А может, мне не нужна первоклассная свадьба! Может, мне хотелось бы, чтобы ты заплатил маме выкуп в виде нескольких стеклянных бусин, вскрыл себе вену, смешал свою кровь с моей и построил для меня в лесу уютный вигвам!

Откуда эта язвительная насмешливость? Флорин была несправедлива к жениху и знала об этом, но сдержаться почему-то не смогла. Марк вознегодовал.

— Я отлично понимаю, что ты устала и перенервничала, так что грубость по отношению ко мне я охотно пропущу мимо ушей. Но мне кажется, что ты должна извиниться перед матерью!

Боже милосердный! Флорин вдруг пришло в голову, что Марк женится на ней скорее ради тещи, нежели ее самой! И все-таки она постаралась взять себя в руки.

— Марк, прошу тебя, окажи мне услугу. Ты меня ужасно этим обяжешь! Перезвони матери, обсудите проблему вокала вдвоем и пригласите кого хотите. Ты ведь сделаешь это — ради меня?

Наступила минутная пауза. Марк сосредоточенно обдумывал, как урезонить не в меру разбушевавшуюся невесту.

— Хорошо, с удовольствием. Кстати, может, у мамы и есть кто-нибудь на примете. Не тревожься, милая.

— Спасибо, Марк.

Повесив трубку, девушка надписала еще двадцать пять конвертов, затем уронила голову на руки… и разревелась в голос. Со времени встречи с Беном она только об этом и мечтала.

Голова разболелась. Веки горели. Приглашения так и остались лежать на столе. Флорин по-быстрому разделась и юркнула в постель. Она уже засыпала, как вдруг снова раздался телефонный звонок. Ах, чтоб тебя!

Флорин откинула одеяло и босиком побежала в гостиную, на все лады проклиная того, кто заставил ее вылезти из кровати.

— Алло! — рявкнула она.

— Привет, — раздался мужской голос, тот самый, что она тщетно пыталась забыть.

Флорин прислонилась лбом к прохладной стене. В глазах снова защипало. Сердце забилось в груди пойманной птицей.

— Ты одна? — осведомился голос.

— Что тебе нужно, Бенедикт?

— Тебя.

Наступило напряженное молчание. Всем своим существом Флорин рвалась к нему, желая одного — любить.

— Не надо! — взмолилась она, с трудом сдерживая слезы.

— Прости, Флорин. Я усложняю тебе жизнь, да?

— О да, да. Боже мой, да!

Бен вздохнул, словно признавая поражение, однако не пожелал смириться с неизбежным.

— Что, приготовления к свадьбе идут своим чередом?

— Да. Я вовсю надписываю приглашения.

— О… — Последовала долгая пауза. — Можно тебя кое о чем попросить, Флорин? Пришли приглашение и мне, ладно?

— Не глупи, — прошептала она.

— Нет, на свадьбу я не приду. Просто хочу сохранить сувенир на память.

— Бенедикт, это жесто… жестоко…

— Флорин, ты плачешь? — Голос прозвучал встревожено, словно собеседник прижал трубку к самым губам.

— Да, черт тебя д-дери… плачу…

— Почему?

— Потому! Марк вздумал покупать шахматный столик для гос… гостиной, и всякие там певицы переезжают в Сан-Франциско… и Натали требует приглашения… О Боже, ничегошеньки-то я не знаю, Бенедикт! Знаю только то, что мне полагается радоваться, а я реву!

— Как дела у Джесси?

— Ох, спасибо, что хоть ты спросил, мил… то есть Бенедикт. Никому до нее и дела нет. Натали как-то поинтересовалась ее состоянием, а потом сразу сменила тему, словно и ей этот разговор не по нраву.

Флорин замолчала, переводя дух, и в трубке зажурчал ласковый голос.

— Вернись-ка на одну фразу назад. И начни сначала.

— Я… я не понимаю тебя, Бенедикт. — На самом-то деле девушка отлично все поняла.

— Ты чуть не назвала меня «милый».

— Ничего подобного!

— А ты попробуй снова, может, получится… — Голос его сорвался. — Ты ведь так обращаешься к Марку? — Впервые он назвал жениха Флорин по имени.

— Нет. Это он зовет меня «милая». А я его просто Марком.

— Мы отвлеклись. Ну, как там поживает твоя подопечная, Флорин?

И почему ее имя, произнесенное этим человеком, кажется ей музыкой более сладостной, нежели обращение «милая» — в устах Марка?

Девушка взахлеб принялась рассказывать о том, что дела у Джессики идут лучше, чем она предполагала. Рассказала про вокалистку, мужа которой переводят в Сан-Франциско, и про злосчастные приглашения, и про шторы, которые предстоит выбрать в местном универмаге, а она в них ничегошеньки не понимает, и про гравировку на фарфоровом сервизе, который ей и даром не нужен. Рассказала, что только накануне выплатила последний взнос за кольцо для Марка, а мать, видите ли, все твердит о так называемой «брачной свече» для церемонии, хотя на что она сдалась, непонятно…

— Похоже, твоя мать очень тебя любит.

— Мать устраивает эффектное шоу, о котором всю жизнь мечтала сама. Играет в добрую фею-крестную.

— Тогда, ежели показухи все равно не избежать, оставь ее в покое, пусть поступает, как знает. Тебя не поймешь: то ты со всем соглашаешься, то противоречишь матери на каждом шагу. Виновата ты, а не она!

— Так ведь это мать затеяла весь этот цирк… Я с самого начала ничего такого не хотела!

— Тогда почему не сказала ей об этом год назад? Миссис Дигби искренне верит, что старается тебе на пользу! Или ты все-таки расстраиваешься не из-за матери?

— Бенедикт, я устала и хочу спать.

— А я разозлен и хочу тебя видеть. Поехали со мной на аукцион в Фэрбери? В эти выходные, а?

Придумал ведь тоже! До свадьбы каких-то пять недель, а он всерьез надеется, что она станет раскатывать с ним по другим городам, свободная и беспечная!

— Бенедикт Норденгрен, ты с ума сошел! Я надписываю приглашения, а ты зовешь меня на аукцион!

— А что такого? В афишах значится «плимут» сорокового года, и еще там будет ярмарка-распродажа запчастей. Может, подберу кое-что для моего «шеви». Ну, поехали, Флорин.

— А как насчет Марка? Мы его тоже пригласим?

— Почему нет? Упакуем в гроб и пусть себе едет в кузове «кадиллака».

Флорин с трудом сдержала смех.

— Это ужасно, Бенедикт! — упрекнула она.

— Ничего подобного, мы снабдим его мягкой подушечкой и одеяльцем в придачу к атласной обивке, — заверил ее Бен. — И еще вручим термос с кофе, чтобы не заскучал в дороге.

Не поддаваясь на провокацию, девушка снова посерьезнела.

— Бенедикт, мне пора.

— Моя нога тоскует по обещанному лечению.

— До свидания, Бенедикт.

— А еще я записался на курсы бальных танцев…

— До свидания, Бенедикт!

— А вот на корт больше не езжу… По части сквоша с тобой никто не сравнится… и по части поцелуев — тоже…

Флорин заставила себя повесить трубку. Но всю ночь грезила о шелковистых кудрях и серых глазах, искрящихся безудержным весельем.

Предсвадебное безумие продолжилось и на следующий день. Хелен напомнила дочери связаться с фирмой, обслуживающей банкет, по поводу меню, непременно вложить в приглашения конвертики с обратным адресом, и сообщила, что отыскала великолепные фужеры для тостов в честь новобрачных. Флорин удивленно захлопала глазами. Неужто для этого требуются отдельные бокалы?

В пятницу — ровно за четыре недели до дня бракосочетания — девушка бросила в почтовый ящик двести двадцать розовых конвертов и облегченно вздохнула. Сегодня, когда жених позвонит из Европы, она отчитается о проделанной работе. Марк — благодарение судьбе — улетел на научную конференцию в Страсбург. Подающий большие надежды ученый радовался неожиданной командировке едва ли не больше, чем свадьбе.

На работе Флорин заставляла своих подопечных выполнять всевозможные упражнения. Определяла нагрузки для тех, кто занимался на велотренажерах, решала, сколько наклонов и кому делать. Затем отправилась на ланч с коллегами и похвасталась, что наконец-то отослала приглашения.

А час спустя мистер Дау вызвал Флорин к себе в кабинет и передал ей конверт.

Флорин вскрыла его, достала оттуда сложенный вчетверо рисунок… и попыталась сдержать слезы.

На рисунке была изображена балерина в пачке, стоящая на пуантах, и под ней шла старательно выведенная детской рукой надпись: «Это я. Спасибо тебе, Флорин».

Вроде бы надо радоваться, что у девочки все идет хорошо. У Флорин же вдруг защемило сердце. Любовь малышки, которую она сумела завоевать, теперь принадлежит кому-то другому. Джессика наверняка будет вспоминать о ней с благодарностью, но со временем все реже и реже. А Флорин вдруг захотелось знать наверняка, что ее любят, любят так, как никого и никогда в жизни не любили!

Мистер Дау заставил ее присесть на кушетку, опустился рядом и принялся массировать девушке плечи и шею.

— Вы очень к ней привязались, я знаю. А расставание всегда причиняет боль. Но вы можете утешиться тем, что именно вы помогли девочке поверить в себя. Неизвестно, как сложилась бы ее жизнь, не будь вас. А теперь, если хотите, ступайте домой, а в выходные повеселитесь всласть, чтобы голова пошла кругом и грустные мысли больше не мучили.

Пальцы мистера Дау двигались уверенно и ловко, разминая мускулы. И Флорин, расслабившись, наклонилась чуть вперед и закрыла глаза.

— Я вас отпускаю, Флорин. Пробегитесь вокруг дома, примите горячую ванну, а потом назначьте свидание жениху и подумайте о том, что рано или поздно, у вас появятся свои дети, которые станут для вас смыслом жизни.

Но откуда мистеру Дау знать, что жених этот в тысячах миль от нее и, возможно, даже не вспоминает о ней так часто, как хотелось бы!

И все-таки Флорин последовала совету. Отправилась домой, натянула шорты и футболку, трижды обежала вокруг квартала. Ну, как можно сидеть в четырех стенах, если снаружи расцвели цветы и свежескошенная трава напоминают о близости лета! Она жадно вбирала в легкие благоухание теплого вечера. Высоко в небе реяли воздушные змеи, двое хохочущих подростков крепко удерживали в руках веревки. Малыши раскатывали на трехколесных велосипедах. Флорин поприветствовала каждого из них, ни одного не пропустила. Свернула в сквер, где выгуливали собак, миновала автостоянку у местной бакалеи: мужья возвращались к машинам, нагруженные пакетами с молоком и хлебом, предвкушая ужин в кругу семьи.

Флорин радовалась каждому свидетельству весеннего обновления, ревниво сберегала в сердце эти живые, яркие картинки. Она бежала все дальше, чувствуя, как ноют усталые мускулы, наслаждаясь сознанием того, что живет и дышит, страдает и надеется.

Вернувшись домой, Флорин склонилась над раковиной в ванной, прижалась разгоряченной щекой к прохладной керамической поверхности, хватая ртом воздух. Но вот сердце застучало ровнее, дыхание замедлилось. Девушка приняла горячий душ, поужинала тем, что нашла в холодильнике. И выставила к чаю все лакомства, в которых обычно себе отказывала, заботясь о фигуре.

Позвонил Марк. Флорин начала ему рассказывать про Джессику Лейн, но жених поспешно перебил ее, сказав, что международные разговоры дороги и снова напомнил, что следует разграничивать работу и дом. Нечего тащить в семью чужие проблемы!

Флорин с трудом сдержала раздражение: проблемы были как раз ее собственные. Марк ночами напролет просиживает за письменным столом, а ей, видите ли, запрещает даже упоминать о людях, с которыми она работает, которым отдает частичку себя!

Сон упорно не шел. Она ворочалась в постели, до боли в глазах вглядывалась в черный проем окна, пыталась найти утешение в слезах, но тщетно. В одиннадцать Флорин сдалась и позвонила Бенедикту Норденгрену.

Трубку взял один из младших братьев, а затем подошел сонный Бен.

— Алло!

— Бенедикт, это Флорин.

В крохотном коттеджике в Каунсил-Блафсе Бенедикт Норденгрен стоял в одних пижамных штанах у кухонной раковины, до краев наполненной грязной посудой, и представлял девушку, голос которой звучал в телефонной трубке. Представлял настолько ясно, что, казалось, стоит обернуться — и увидит Флорин в дверях, как в тот незабываемый день.

— Флорин… — блаженно повторил он.

— Бенедикт, я с ума схожу. Я не могу… Ох, Бенедикт, мы можем встретиться?

— Где угодно. Когда угодно.

— Это прозвучит очень глупо, если я приглашу тебя сыграть партию в сквош в столь поздний час?

— Уже надеваю кроссовки!

— Мой клуб открыт до полуночи и находится недалеко. Увидимся там. Спроси в проходной, на каком я корте, а я предупрежу, что жду гостя.

— Договорились. Я мигом приеду.

Бен заметался по дому, ища, что бы надеть. Схватил первое, что попалось под руку, — обрезанные кое-как синие джинсы. Рубашку сразу не обнаружил, сдался, натянул майку, висевшую на спинке стула, и выскочил из дому.

Он вихрем ворвался в клуб, напугал сонного дежурного, нетерпеливо хлопнул рукой по регистрационной книге.

— На каком корте Флорин Дигби?

— Седьмой номер.

Бен промчался по длинному коридору и затормозил напротив единственного корта, где еще горел свет.

Флорин ждала в центре зала. Сидела, сжавшись в комочек, отрешенно глядя в стену. Бен переступил порог.

— Флорин…

Она резко подняла голову.

— О, Бенедикт, спасибо, что приехал!

Решительным шагом Бен преодолел разделяющее их расстояние.

— Не смей меня благодарить. Еще чего не хватало!

Флорин нервно сглотнула, воинственно вздернула подбородок, тряхнула светлыми прядями.

— Хорошенько загоняй меня сегодня, Бенедикт, — сурово потребовала она. — Никакой форы! Обещаешь?

Взгляды их встретились. Бен понятия не имел, в чем дело, но объяснений требовать не стал. Сама расскажет, если захочет.

— Обещаю.

Флорин вскочила, стянула с себя свитер, оставшись в знакомой полосатой тенниске и белых шортах, свирепо отшвырнула его в угол, захлопнула дверь.

— Подавай! — приказала девушка, словно считала Бена всего лишь орудием, покорным ее воле.

Тот шагнул к черте и с размаху ударил по мячу. Он намеренно изматывал партнершу, заставлял выкладываться до конца. Флорин размахивала ракеткой с самозабвенным исступлением. Отбивала подачи слева, справа и снизу — стиснув зубы, воинственно выставив подбородок. Бросалась на каждый мяч, словно жизнь и смерть зависели от того, успеет ли она перехватить удар. В одержимости этой ощущалось нечто грозное и недоброе. Но проглядывала и истинная красота — красота натренированного атлета, напрягающего каждый мускул в борьбе за победу. Изогнувшись всем телом, Флорин отбивала высокие подачи. Вихрем носилась по залу, едва не врезаясь в стену, отчаянно вымещала все свои горести на безликом куске резины.

Пот лил ручьями с обоих. Вот Флорин пропустила мяч, но зато вполне отыгралась на следующем.

— Черт тебя дери!

В этом неимоверном, изнуряющем ритме они играли около получаса, и Бен решил, что пришла пора узнать правду. Он встал на линии подачи лицом к партнерше и спросил:

— Ты разослала приглашения?

— Да! — крикнула девушка. — Подавай, черт возьми!

Ощущение было такое, словно Флорин ударила его в спину тупым ножом.

Прошло еще минут пятнадцать. Теперь и Бен бросался на каждый мяч так же исступленно и яростно, как она. Сегодня не имело значения, кто победит и кто проиграет. Лишь бы лупить ракеткой изо всех сил, сводя счеты с враждебным миром!

— Но зачем? — прорычал Бен, пнув ногой ни в чем не повинную стену.

— Затем, что я не могла иначе! — Мяч взвился в воздух, и досталось ему на славу.

— Поэтому ты и бесишься?

Ответа не последовало — напротив, воцарилось молчание. Бен резко обернулся, закусив побелевшую губу. Черт возьми, он любит эту девушку!

Противники испепеляли друг друга взглядами. Флорин расправила плечи, словно вознамерившись задать наглецу хорошую взбучку. Бен стиснул ракетку в кулаке так крепко, что на руке вздулись вены.

— Поэтому? — повторил он.

— Нет! — воскликнула Флорин и в следующее мгновение рухнула на колени, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Ракетка со стуком упала на пол. Бен опустился рядом с девушкой, до боли сжал хрупкие локти.

— Флорин, милая, расскажи мне, в чем дело!

Светлые пряди в беспорядке разметались по плечам, губы дрожали, слезы потоком струились по щекам. Горячие ладони скользили по его груди, словно ища опору.

— Ох, Бенедикт, Джесси…

— Что — Джесси? — не понял он.

— Она прислала мне картинку. У нее все вроде бы хорошо, а мне скверно, словно я лишилась чего-то очень важного для меня…

Флорин сама толком не понимала, что с ней творится, а Бен тут же догадался о ее переживаниях. Он порывисто обнял девушку, поцеловал в висок.

— Как бы ты ни обманывала себя, но тебе не хватает любви. А девочка, к которой ты привязалась всем сердцем, сейчас далеко от тебя, и некому заменить ее. А я вряд ли осмелюсь… — Бен не договорил.

Флорин вздрогнула, судорожно обхватила его за шею. Уткнулась лицом в его плечо и зарыдала еще безутешнее. Бен ласково удерживал ее в объятиях: он отлично понимал Флорин, даже если слова ее звучали бессвязно. Разгоряченные тела их соприкасались, и близость эта связывала крепче всяких уз. Бен гладил ее по спине, укачивал, словно ребенка.

Когда рыдания усилились, Бен запустил пальцы в светлые волосы, заставил девушку откинуть голову, прильнул к губам в долгом поцелуе. Языки, точно теннисный мячик, сталкивались и отскакивали, продолжали сражение. Только никакая это была не битва, а высвобождение — наконец-то влюбленные дали волю эмоциям.

Сначала оба дышали прерывисто, а Флорин тихо всхлипывала. Затем воцарилась тишина — настолько полная, что можно было расслышать негромкое гудение ламп дневного света. Борьба окончилась — но ни бедра, ни губы не разошлись.

Поцелуй становился все нежнее. Неистовство сменилось расслабленностью. Ярость стала посвящением в любовь.

Они двигались точно волны прибоя, изучали и постигали друг друга, а затем отступали, дожидаясь новой подсказки. Флорин потянулась ему навстречу, но Бен слегка отстранился, заглянул в широко распахнутые синие глаза. В них читалась покорная готовность смириться с неизбежным и еще что-то — кажется, трепетная, самозабвенная нежность.

— Бенедикт, что я натворила? — Флорин явно имела в виду приглашения.

Но он не захотел обсуждать досадную тему.

— Ты приворожила меня. Я люблю тебя, Флорин. Увези меня к себе.

— На ночь, Бенедикт? — неуверенно переспросила девушка.

— О да, на ночь, на одну только ночь, если это — все, что мне дано!

— Да, о да, милый! Кажется, ты во многом прав, и мне давно пора выяснить, в чем именно.

Взгляды их встретились. Бен схватил девушку за руку и вскочил на ноги, помогая подняться и ей.