Слезы Лимба. Книга 1

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Глава девятая. Прибытие

Окна кабинета была окрашены красивыми извилистыми рисунками, созданными декабрьским морозом. Если прислушаться и отогнать шум, доносившийся из глубин полицейского участка, то появится возможность уловить чарующее пение зимнего ветра, в котором чувствовалась некая тоска и сомнение в том, что завтрашний день будет лучше. Стрелки настенных часов показывали пять вечера. Солнце давно скрылось за горизонтом, погрузив это помещение в жутковатую тьму, которую с трудом разгоняла желтоватым свечение маленькая люстра и настольная лампа. Сидя за столом, вот уже несколько долгих часов работала Татьяна, с трудом борющаяся с сонливостью.

— Ты снова не спала всю ночь? — в кабинете раздался чей-то до боли знакомый женский голос.

Но Татьяна была настолько уставшей и изнеможённой, расположившись рядом с огромной стопкой бумаг с отчетами, что совсем лишилась возможности определять на слух, кому из ее знакомых принадлежал тот или иной голос. Девушка оторвала взгляд от навевавших сон текстов и взглянула тусклым взглядом на возникшую на пороге женщину в полицейской форме.

— Сьюзен?! — ахнула Татьяна и, неуклюже выбравшись из горы пыльных бумаг, заключила женщину в дружеских объятиях. — Как же давно я тебя не видела! Где ты пропадала? Я не слышала о тебе с момента нашего последнего дела «Призрачного фотографа».

— Хорошее было время. Тогда преступники умели вскружить нам голову. А я, видишь ли, на своем предыдущем задании подхватила пулю в живот. Провалялась в больнице кучу времени. Думала, что сдохну. Но, как видишь, врачи меня вытащили с того света. А с тобой что случилось? — Сьюзен заметила на теле девушки небольшие следы побоев и потихоньку заживавшие ссадины, которые тотчас привели ее в неподдельный ужас.

— Не поверишь. Я месяц назад упала с лестницы. Дворник плохо почистил ступеньки, и я поскользнулась, когда ночью возвращалась с работы. Думала, что не встану.

— Ну ты даешь… Кстати, слышала, ты снова сошлась с Себом.

— Ох, лучше не напоминай, — отмахнулась та и с отвращением взглянула на свой письменный стол, заваленный отчетами. — Я получила очередной не самый лучший опыт. С момента нашего последнего общего дела он изменился до неузнаваемости. Это больше не тот миловидный мужчина, от которого каждая женщина сойдет с ума и лишь по щелчку его пальцев прыгнет к нему в постель. Он постарел, потерял нюх. И завалил наше новое дело. Но смог хитрым образом из провала сделать громкий успех.

— Да, я уже в курсе, что он посадил старушку-убийцу. И как тебя угораздило всунуться в такое странное дело? Я видела отчеты. Столько крови… Да, ты потеряла страх, смотрю, если стала гоняться за такими психами.

— Может, ты хочешь кофе? — встрепенулась Татьяна, взглянув на старую подругу по работе. — У меня в кабинете небольшой бардак. Как-то неудобно держать тебя на пороге.

— Господи, Танька, не беспокойся. Я уже належалась по самое не хочу, поэтому готова остаток жизни простоять на свои двоих.

— Бедняжка, — с сочувствием произнесла та, сдвигая бумаги к краю стола, освобождая место для чашек кофе. — Знаешь, я бы поступила точно так же, но не стояла бы, а не притрагивалась бы к отчетам.

— И за что тебя так наказали?

— Мне сделали выговор.

— Боже, Татьяна. Чем ты разозлила Большого Босса?

— На меня доложили. И отстранили от работы на какое-то время, посадив за эти бумажки. А что мне еще делать? Я якобы мешаю следствию, ставлю им палки в колеса, врежу безопасности общества. Про меня много лестного сказали начальству. Первые дни я готова была послать всех и уйти отсюда, но потом вспомнила, зачем работаю здесь.

Татьяна разлила по чашкам горячий кофе, добавила туда немного сливок и сахара, затем расставила напитки на своем столе и пригласила Сьюзен сесть рядом с ней.

— Слышала от коллег про ваше дело с Себом. И в курсе, как он с тобой обошелся. И зачем ты опять начала с ним работать? Ты же помнишь, как он нас с тобой кинул в прошлый раз. Нас чуть не пристрелил тот психопат.

— Мне нравился его ум. Нравилась его политика. Он умел за пару мгновений построить сложную стратегию. Но, похоже, разучился. Прошло уже полтора месяца, а я до сих пор не могу забыть то, как он обошелся со мной. Было громкое дело. Он получил за него крупный гонорар. А меня даже в отчете не упомянули, будто я и не касалась этого дела. А когда я захотела закончить всю работу за них и анализировать пропущенные ими улики, они запретили мне касаться этого расследования. И отстранили от должности на три месяца.

— Вот урод.

— Теперь я сижу здесь и перебираю бумажки. Пытаюсь понять, что сделала не так. А ведь то расследование было для меня чрезвычайно важным. Я держалась за него так сильно, как только могла.

— Зачем?

— Я практически никому об этом не рассказывала. И жалею, что не рассказала об этом тебе…

— Что произошло? Так, расскажи Сьюзен подробности. Что ты собиралась найти, расследуя те убийства?

— Восемь лет назад погиб мой жених. Это было до моего брака с Петром.

— Я и не знала, что у тебя до Петра был еще кто-то.

— Да. Это был замечательный парень. Он был младше меня на пять лет, но я любила его. Очень сильно. Но когда мой отец ушел из жизни, оставив в семье одни только долги и никому не нужное громкое имя, моя мать вынудила меня отказаться от Эрвана, моего возлюбленного. Мы с ним собирались обвенчаться. Моя мать была против и встала между нами.

— Я бы назвала твою мать стервой, но боюсь обидеть тебя.

— Если ты так скажешь, то окажешься права. Она свела меня с богатеньким сыном какого-то нефтяного магната. Сказала, что это единственный шанс исправить нашу никчемную жизнь. На самом деле она пыталась исправить свою жизнь. Не мою. Я была лишь орудием, валютой. На меня еще никогда не оказывали такого давления. Но я понимала, что не могу предать свою мать. Ведь она до этого столько всего сделала для меня. Но… Прости, — Татьяна незаметно вытерла подступившие слезы и скромно улыбнулась. — К тому времени я была беременна.

— Ты была беременна?!

— Да. От Эрвана. И я выбрала ни семью, ни любовь, а деньги, красивую жизнь. И

где все это? В общем, я ушла от Эрвана, довольно жестоким образом. Мать заставила меня избавиться от его ребенка, я сделала аборт… И после этого ничего в моей жизни не изменилось в лучшую сторону. Я просто оказалась заключенной в красивом замке. А мой прекрасный богатенький принц путешествовал по заморским странам. А я лишилась истинного счастья, просто уничтожила его собственными руками.

— Какой кошмар… Это просто безумие. Твоя мать была просто долбаной стервой. Как она могла так обойтись с тобой?

— Я не знаю… Но я делала все, что она мне скажет. Боялась пойти против ее слова, остаться без поддержки. Эрван был обычным влюбленным двадцатилетним мальчиком, недавно пришедшим с фронта, без постоянного дохода. А я — красивой фарфоровой куклой, которую насильно тащили под венец. Теперь мне тридцать три года, я старею, а никакого счастья от полученных денег после брака не имею. Только однообразную жизнь.

— Ты так и не рассказала, почему взялась за то дело.

— Когда я вышла замуж, мне сообщил о смерти Эрвана его хороший друг, с которым мы тоже долгое время хорошо общались. Ты, наверное, его знаешь. Это Джордж Майлз. Он тоже работал здесь. Изучал ритуальные преступления. Он очень мне помог в свое время.

— Точно. Это же он нам намекнул на то, что «Призрачный фотограф» использует двойную экспозицию. А ведь тогда об этом приеме фотографии мало кто знал.

— Да. Ну, так вот, я приехала в тот же день в морг, чтобы опознать тело. Мне сказали, что Эрван умер от испанки. Но под простыней лежал совершенно другой человек.

— Не может быть…

— Тело подменили. Но Джордж, лучший друг Эрвана, опознал труп, хотя на столе лежал совершенно незнакомый ему человек. Меня пытались убедить, что это просто шоковое состояние, нежелание принять действительность. И поэтому я сижу в этой конторе. Пытаюсь найти ответы, почему кто-то решил заставить всех поверить в смерть Эрвана. Даже если его и убили на самом деле, то зачем подменили тело и похоронили совершенно другого парня под именем человека, которого я так сильно любила и вынужденно предала? Я очень виновата перед Эрваном, я убила нашего совместного ребёнка. И если я узнаю, что с ним случилось на самом деле, то искуплю свою вину… — Татьяна на какое-то время замолчала и увлеченно принялась пить кофе. — Но я отошла от темы. Еще в конце октября я получила письмо от Доктора Ломана, руководителя довольно известной психиатрической клиники, которая занималась лечением пациентов с самыми серьезными расстройствами психики. Это не преступники, а обычные люди, которые добровольно туда пришли. Доктор Ломан был очень сильным психологом и по совместительству бывший хирург. Он спас много жизней во время войны. И помог многим солдатам оправиться после травм, не только физических, но и психических. Этот человек был впечатлен моей статьей в газете, где я описывала мошенников вроде нашего «Призрачного фотографа» и предупреждала, как не стать жертвой подобных шарлатанов. Он написал мне письмо. В первой половине послания он восхищался статьей и ходом моих мыслей, во второй части рассказал о начавших происходить на территории его психлечебницы загадочных убийствах. На жертвах находили следы человеческих укусов в области шеи и на запястьях, а также явные признаки заражения испанским гриппом.

— Испанским гриппом? В наши дни? Эта зараза уже много лет как не существует.

— Знаю. В этом вся и странность. Трупы не были заразными. В том то и дело. Вирус был полностью ликвидирован. Но следов вакцины не найдено. Когда часть тел вскрыли в лаборатории, то обнаружили, что у них отсутствуют легкие и часть головного мозга. Но никакого хирургического вмешательства не было. Даже пытались проверить гипотезу египетского мумифицирования, когда органы доставали через ротовую полость. Но тоже никаких следов вмешательства. Органы просто исчезли.

— И почему ты посчитала, что это дело как-то связано с Эрваном?

— Доктор Ломан в своем письме заявил, что у него есть все доказательства того, что Эрван до сих пор жив и что его смерть выгодна одной личности, замешанной в этих убийствах. Поэтому я без раздумий взялась за это дело. Появился шанс… Спустя восемь лет я обрела надежду найти его. Меня столько лет обманывали, пытались насильно внушить, что Эрван умер.

— Но Доктор Ломан, как мне известно, покончил с собой. Хотя вроде та старушка говорила, что вытолкнула его из окна.

— То, что его убили, это точно. Но вряд ли это сделала Анна. Ну, та старушка, как ты говоришь.

— То есть, ты веришь, что эта Анна не виновна.

— Да. Чтобы совершить такие убийства, надо обладать силой. Мужской силой. Убийца — мужчина. Я в этом полностью уверена. Либо женщина, но с большой физической силой, как у тебя.

— Эй, только меня в подозреваемые не записывай, — засмеялась Сьюзен и хлопнула Татьяну по плечу.

— Если я это сделаю, пристрели меня. Потому что это будет означать, что я окончательно спятила.

— И что ты собираешься делать?

— Мне нужна твоя помощь. Это просто чудо, что ты вошла сюда! У тебя же есть связи в районной тюрьме?

— Да. Что ты задумала?

— Мне нужно вытащить оттуда одного человека. Я уже просила месяц назад дать мне разрешение на его помилование. Но мне отказали. Еще и выговор сделали. Сейчас за каждым моим шагом идет серьезная слежка. Они будто чего-то боятся. Видимо, не хотят лишаться премии. Ведь всему начальству дали за раскрытие этого преступления большие деньги. Еще и закрыли психиатрическую клинику, которую никто не мог закрыть долгие годы.

— Зачем им было закрывать клинику этого Ломана?

— Себ мне как-то говорил, что поступали жалобы, что там издеваются над пациентами. Такое банальное обвинение. Но я в это не верю. Я была там. Пациенты находятся в замечательных условиях. Постельное белье чистое, едой и лекарствами все обеспечены. Пациенты ни на что не жаловались, чувствовали себя замечательно. Это был их второй дом, как они сказали, когда их опрашивали во время осмотра здания. И теперь клинику закрыли. Пациентов увезли в другие учреждения, кого признали невменяемым. Кого-то даже выписали второпях. В общем, бардак.

— А что со зданием?

— Думаю, будет пустовать. Его даже на продажу не выставили.

— Ладно, я помогу тебе вытащить этого человека. Но только обещай, что не будешь лезть в это дерьмо одна. Я переживаю за тебя. Ты если сунешься куда-то в одиночку, всегда найдешь на свою задницу неприятностей.

— Сьюзен, ты не представляешь, как я рада, что ты вернулась. Ты мой ангел. Ты спасла меня.

— Я скучала по тебе. Вот и вернулась. Рада, что смогу снова погонять вместе с тобой негодяев.

***

Татьяна с большим трудом нашла в своей кожаной сумочке приятного вишневого цвета ключи от квартиры. Она знала, что могла себя не утруждать и просто нажать на звонок, чтобы Петр ей открыл дверь, но, зная, сколько уже было времени, не хотела будить мужа.

Хотя они до сих пор не могли наладить свои отношения после их неприятного разговора два месяц назад, девушка чувствовала к этому мужчине теплые и даже слегка материнские чувства. Они практически не разговаривали друг с другом, выполняли обычные дела утром перед тем, как оба уходили на работу. Петр, как она поняла из его кратких объяснений, теперь будет в ближайшие полгода работать здесь, в городе в новом офисе, куда его перебросило начальство. Теперь у них появилась возможность видеться каждый день утром и вечером. Они вместе сидели за столом, смотрели телевизор, но эти действия происходили молча, будто супруги потеряли дар речи. Татьяна порой пыталась воспроизвести что-то вроде душевного разговора, но Петр отвечал на ее вопросы так, что моментально пропадало желание продолжать вести беседу.

Женщина стала все чаще и чаще спрашивать себя, существовал ли их брак на самом деле или находился лишь на бумаге и перестал что-либо значить? Какими стали их отношения? Они спали в одной кровати, но отвернувшись друг от друга. Смотрели какие-то передачи по местному телевидению, в тишине и гармонии завтракали и ужинали. И все. Эти действия супруги, будто под копирку, повторяли изо дня в день на протяжении целого месяца. Татьяне уже начинал надоедать такой расклад событий. Она понимала, что надо что-то менять, а не делать вид, что ничего не происходит: либо заканчивать со всем этим, либо пытаться наладить отношения со все еще законным супругом. Второй вариант ее привлекал больше. Впервые она с большой охотой возвращалась домой, спала без чувства тревоги. К ней вновь вернулось то самое чувство защищенности. Хоть девушка и не общалась с мужем, как это следовало делать женатым людям, она была уверена, что в критической ситуации Петр окажется рядом и сделает все возможное, чтобы ей помочь.

Наконец-то найдя заветный ключик, Татьяна вставила его в замочную скважину и осторожно, чтобы не производить лишний шум, открыла входную дверь. Она ожидала услышать тот самый неприятный скрип, который обычно издавала дверь, когда ее открываешь, но на этот раз та отворилась совершенно бесшумно. Значит, Петр позаботился о том, чтобы дверные петли смазали и ликвидировали этот неприятный металлический скрежет, который девушка слышала каждый вечер после работы.

В квартире было темно, Татьяна сначала даже с тревогой подумала, что Петр куда-то ушел и вынудил ее снова провести вечер в полном одиночестве, чего она очень сильно боялась. Но едва женщина вошла в прихожую, как услышала краем уха знакомое сопение из гостиной. Значит, Петр дома, спит после трудного рабочего дня. Было уже давно за полночь. Неудивительно, что он не стал ждать жену с работы и лег спать. Но странно то, что Петр спал не в их спальне, а на диване в гостиной. Видимо, он так устал, что уже не нашел сил дойти до обычного места для сна.

Раздевшись, Татьяна прошла в гостиную и осторожным движением руки включила торшер, подарив гостиной слабый желтоватый свет. Петр спал, свернувшись калачиком, отчего он напоминал самого настоящего подростка. В последнее время он так похудел, что моментально омолодило его лицо и сделало мужчину похожим на того самого прекрасного юношу, каким он был восемь лет назад, когда они впервые с ним познакомились в квартире ее матери. Он всегда был хорош собой, пока ему не стукнуло тридцать. Потом с ним что-то случилось. Работа стала плохо влиять на его внешний вид. Он сильно поправился, на лице появилась некрасивая растительность, а кудрявые волосы были небрежно зачесаны назад. Сейчас Петр внезапно похорошел и вновь стал завидным мужем, в которого было невозможно не влюбиться. Татьяна любила его гладко выбритое лицо, обожала улыбку с глубокими ямочками на щеках, узкий прямой нос, очерченные брови правильной формы, всегда улыбающиеся карие глаза с миловидными гусиными лапками. Но девушка не знала, почему никогда не могла полюбить его по-настоящему, хотя на это были все причины.

Татьяна нашла место на краешке дивана и легла рядом с мужем, прижавшись к его крепкой широкой спине. Девушка впервые за столь долгое время почувствовала сильную тягу к этому телу, это чувство ее даже слегка напугало. Это была не та привычная актерская игра, которую она талантливо выполняла долгие годы, а самые настоящие эмоции, что жена может испытывать к своему мужу. Татьяна как можно крепче обхватила холодными после декабрьского мороза руками Петра за талию и положила свой подбородок на изгиб его шеи, закрыв глаза. Она потерлась кончиком носа об его гладкую щеку, чувствуя исходивший от нее приятный жар.

— Когда ты уехал в Китай, я чуть не сошла с ума. Мне было так одиноко. Я возвращалась в квартиру и боялась тут находиться. Ты не представляешь, как трудно пребывать здесь, когда тут нет чьего-либо присутствия. Было ощущение, что вот-вот кто-то сюда вломится и сделает мне больно, а я даже не сумею постоять за себя.

— Ты же можешь их пристрелить, — тихо усмехнулся тот.

— Возможно, но ты же знаешь, что в любой момент я могу дать слабину.

— Вряд ли ты на такое способна. Сколько я тебя знаю, ты никогда не была слабой. Иногда рядом с тобой я чувствую себя бесполезным, так как ты способна убрать с пути любого, кто захочет тебе помешать добраться до цели.

— Может ты и прав.

Татьяна почувствовала, что их губы вот-вот сольются в поцелуе, она уже ощущала этот прекрасный момент, полный страсти и желания, но неожиданно гостиную наполнил донельзя омерзительный звук телефона, заставивший супругов отстраниться друг от друга.

— Это, наверное, тебя, — с недовольством произнес Петр и как-то скромно чмокнул жену в румяную щеку, заставив ее радостно улыбнуться.

— Сьюзен обещала позвонить вечером. Наверное, это она.

— Она уже вернулась?

— О, так ты ее помнишь?

— Да. Она когда-то мне все уши прожужжала, что ты спасла ее от смерти, и хвалила твои навыки владения огнестрельным оружием. После этого я понял, что тебя обидеть — самое настоящее самоубийство.

— Сьюзен любит преувеличить. Мой отец был замечательным охотником. Это от него у меня талант обращаться с пистолетом.

Девушка нехотя подошла к телефону и сняла трубку, услышав в ней знакомый женский голос.

— Наконец-то я до тебя дозвонилась. Я уже начала переживать, что с тобой что-то случилось.

— Со мной все хорошо. Никаких приключений не произошло во время моего путешествия до дома. Конечно, пришлось идти пешком, так как трамваи в такое время не ходят. А мучить водителя моего мужа не хотелось, да и прогуляться по ночному городу тоже не помешало. Тем более при мне всегда есть ствол. Если что, я сумею за себя постоять.

— Ты девушка красивая, тебе следует быть очень осторожной. Это мне можно хоть по трущобам, переполненным пьяницами, ходить. Никто меня и не заметит. В Англии не особо любят темнокожих женщин вроде меня.

— Не надо себя унижать. Ладно, давай перейдем к делу. Ты что-нибудь выяснила?

— Да. Я позвонила одному своему знакомому. Он узнал немного информации про твоего белобрысого паренька. Где-то пятнадцать дней его держали в районной тюрьме, но потом какой-то врач, — имени его мне выяснить не удалось, — заявляет, что психическое состояние Ричи оставляет желать лучшего, и мальчишку признают невменяемым. И, как мне сказал Итан, черт бы побрал этого старого пьяницу, Ричи перевели в психиатрическую клинику, которая находится где-то в Лондоне. Завтра он обещал позвонить и сказать, в какую именно, но ему нужно заглянуть в кое-какие архивы. Но сейчас позднее время, я уже не стала мучить мужика. Думаю, он сдержит слово, тем более я ему обещала бутылку хорошего виски. Он за выпивку готов и английскую королеву свергнуть.

— Ловлю тебя на слове. Спасибо, Сьюзен. Для меня это очень важно.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Пока мне не совсем понятно, как какой-то мальчишка поможет тебе найти твоего Эрвана.

— Я пока и сама не знаю. Но что-то мне подсказывает, что я двигаюсь в правильном направлении.

***

Татьяна уснула на груди Петра, чувствуя, как жар его тела передается на ее остывший после зимнего холода организм. Она старалась прижаться как можно сильнее к мужу, чтобы этот момент не показался ей обыкновенной иллюзией, ведь многие события, случившиеся с ней за последние несколько месяцев, были лишь миражом, с первого же взгляда влюбившим в себя, а затем больно ранившим перед исчезновением в густом мертвом тумане. Она мечтала забыть прошлое, почувствовать хотя бы на пару мгновений то истинное счастье, к которому она стремилась долгие годы. И этим счастьем было чувство защищенности, присутствие тепла мужского тела в холодную зимнюю ночь, горячее дыхание любимого человека, его ласковые слова, наполненные желанием и страстью. Петр, не переставая, водил своей рукой, покрытой вздувшимися венами, по ее рыжим волосам, получая наслаждение от их шелковистости и густоты, в которой можно было спрятать длинные пальцы до самого основания. Девушка тихо сопела, чувствуя, как ее легкие наполняются запахом свежей краски, оставленным после недавнего ремонта, сделанного, чтобы скрыть уродливые следы странного вещества на стенах их спальни, и легким ароматом чистой кожи ее мужа. Впервые она не чувствовала холода, когда на ней не было ни единой одежды. Петр заботливо накрыл ее кусочком пледа, но та быстро откинула этот предмет, так как жара обнаженного мужского тела ей было вполне достаточно.

— Я скучал по твоему телу, каждый день во сне я видел только его, и оно было каждый раз великолепным, — возбужденным голосом прошептал Петр и продемонстрировал свои глубокие ямочки на щеках.

— У тебя было столько шансов мне изменить. Я даже фантазировала, кто может стать твоей любовницей и заменить мое великолепное, как ты говоришь, тело.

— В моей жизни до того момента, как я встретил тебя, было много женщин. Но ни одна не могла сравниться с тобой. Поэтому я и отказался от повышения, лишь бы быть рядом со своей женой.

— Зачем ты отказался? Ты ведь так долго стремился к этому, — с удивлением взглянула на него та, но в ее взгляде прослеживалось удовлетворение его словами и легкое спокойствие.

— Одна лишь мысль, что моя жена находится в другой стране без моей поддержки и в одиночку гоняет негодяев, рискуя жизнью, была невыносимой… Может, ты оставишь эту работу? Зачем тебе все это?

— Я много думала об этом. Но за восемь лет я так привыкла ко всему этому, что не могу представить свою жизнь без расследований. Понимаю, что это опасно, что в любой момент какой-нибудь урод пустит в меня пулю, но я не могу уйти. Во мне нуждаются. Кто-то погибнет, если я ему не помогу. Это сложно объяснить, но быть детективом сравнимо с работой в госпитале: людей должен защищать закон, излечивать от риска, что кто-нибудь оборвет их счастливую жизнь и лишит права на пребывание в этом мире. Война закончилась, но человеческий род не перестал убивать и разрушать чужие судьбы. Это так меня беспокоит.

— Береги себя. Не рискуй лишний раз. Ты нужна мне живой и только живой. Без тебя я буду не я.

***

Девушка проснулась посреди ночи. Сквозь сон взглянув на часы, она увидела, что стрелки заботливо показывают ей, что еще только три часа ночи. Еще не время для прерывания сна. Но пребыванию в царстве Морфея помешало странное холодное дуновение, царапавшее тело. Окно в гостиной было настежь распахнуто и впустило внутрь зимнюю пургу, моментально лишившую Татьяну приобретенного рядом с Петром тепла. Девушка села на край дивана и только в этот момент поняла, что рядом с ней никого нет, комната была совершенно пуста, как и вся квартира, судя по мертвым звукам, созданным ветром. Воздушные потоки были настолько сильны, что на кухне начала невольно звенеть посуда, норовя выпрыгнуть со своих полок и со звоном разбиться о кафельный пол, наполняя все вокруг режущими слух звуками. Над Татьяной угрожающе закачалась люстра, она сверкала в свете уличных фонарей, рисовала на стенах блики странной формы, напоминавшие людей, что бесшумно крались по квартире.

— Петр. Ты где? Помоги мне закрыть окно, — Татьяна укуталась в теплый плед и закричала в пустоту темной квартиры, надеясь услышать голос мужа из другой комнаты, но ответа не последовало, повсюду был только дикий вой ветра, ничего более.

Встав с дивана и прикоснувшись голыми ступнями к холодному полу, успевшему покрыться снежной крошкой, она медленно побрела к окну, в надежде, что ей удастся закрыть его как можно скорее и оборвать проникновение зимнего морозного воздуха в квартиру.

Но дойти до окна ей так и не удалось. Девушка внезапно почувствовала, как ее легкие обдало болезненным жаром, нечто жидкое и вязкое заполнило дыхательные пути и начало с тяжелым кашлем выходить наружу. Девушка прикрыла рот рукой и попыталась освободить свое дыхание, с надрывом перхая, прилагая большие усилия, чтобы оставаться на ногах. Убрав ладонь с губ, она заметила, что ее руку покрывали следы свежей крови, вырвавшейся из глубин легких.

— Нет… Нет… — в панике прошептала она, чувствуя, как струйка крови медленно стекает с ее багровых губ, спускаясь все ниже к подбородку. — Нет!

Татьяна замерла на месте и стала, тяжело дыша, вглядываться в темноту своей квартиры, чувствуя, как острые, как осколки стекла, снежинки царапают ее спину, прикрытую уже практически не согревающим тело пледом. Через пару мгновений она заметила около входа в спальню слабое движение. Затем из мрака медленно выплыл чей-то мужской силуэт, облаченный в военную форму времен Первой Мировой войны, которая была изрядно порвана и покрыта ошметками человеческого тела и кровью, которой на ткани было настолько много, что она капала на пол.

— Эрван… — девушка сразу же узнала его, едва тусклый свет ночных фонарей, доносящихся из распахнутого окна, осветил его уставшее лицо.

Он стоял у входа в гостиную и испепелял Татьяну мертвым взглядом, лишенным каких-либо эмоций. С него продолжала стекать кровь, и ей уже удалось образовать вокруг ног Эрвана самую настоящую лужу, которая стала растекаться по полу, занимать с каждой секундой все большую площадь.

— Нет, это всего лишь иллюзия. Тебя здесь нет, — сквозь слезы начала шептать девушка, медленно отступая назад, даже не чувствуя, как ее тело полностью онемело от продолжавшего проникать сюда зимнего холода. — Пожалуйста, оставь меня. Прошу тебя.

— Ты же так хотела найти меня, — едва слышно прошептал он и сделал шаг в сторону девушки, простирая к ней свои белые, как снег, руки с выпирающими наружу синими венами. — Почему ты боишься?

— Я просто устала. Устала от всего этого ужаса. Тебя больше нет. Ты мертв. Я просто начала медленно сходить с ума.

— Ты не сошла с ума. Я здесь, перед тобой.

— Тебя больше нет. Ты всего лишь иллюзия. Это обыкновенный сон. Я здесь одна.

Эрван неожиданно замер на месте и достал из-за пазухи что-то блестящее. Татьяна поняла, слегка приглядевшись уставшими сонливыми глазами, что это боевой нож, даже с расстояния была возможность ощутить, насколько он острый и способен с первого удара проникнуть в плоть. Подобное оружие остановится только тогда, когда рукоятка упрется и не даст лезвию войти в тело еще глубже. Юноша вновь взглянул на Татьяну своим безжизненным взглядом и поднял перед собой нож, готовясь в любой момент совершить удар.

— Ты убила меня. Ты сделала это.

После этих ядовитых слов юноша совершил первый удар. Татьяна вскрикнула и поняла, что лезвие ножа пронзило его грудь. Но после первого удара он совершил еще один, и так продолжалось еще несколько раз, пока кровь, вырывавшаяся из пробитой груди, не забрызгала его лицо и все, что находилось рядом с ним.

— Нет!!! Остановись!!! — девушка со всех ног бросилась к юноше и вцепилась железной хваткой в его руку, которая судорожно сжимала пропитанный кровью нож. Татьяна сделала попытку выбить у него оружие, но тот из последних сил пытался сделать еще один удар по своему телу, но Хапперт оказалась сильнее, и через минуту острый предмет оказался в ее руке. Юноша какое-то время с широко открытыми глазами смотрел на свои окровавленные руки, но после его ноги пошатнулись, и он обессиленно рухнул на пол. К счастью, Татьяна вовремя спохватилась и не дала юноше возможности разбить свой череп об угол комода, стоявшего рядом с ним.

— Господи! Господи… — девушка судорожно сжимала его многочисленные раны, но кровь неумолимо выливалась из мужского тела наружу, покрывая все вокруг алым цветом. — Эрван… Нет… Нет…

— Ты… убила меня… Это ты… Это сделала ты…

— Нет… Замолчи. Ничего не говори.

— Ты убила нашего ребенка. Ты сделала это ради денег. Как же я тебя ненавижу. Ты продала себя, как последняя шлюха. Я никого не любил так, как любил тебя. Но ты выбросила мое чувство, чтобы спасти себя и только себя.

— Я люблю тебя. Я очень тебя люблю, — сквозь слезы прошептала она и как можно крепче прижала окровавленное тело парня к себе, чувствуя, как тепло покидает юношу и вряд ли сможет вновь вернуться к нему. — Почему это случилось именно со мной? Почему именно меня поставили перед таким выбором? Я не хотела этого. Я пыталась все исправить. Я пыталась искупить свою вину перед тобой. Но не смогла.

Девушка прервалась, так как снова почувствовала, как нечто вязкое вырывается из ее легких наружу. Сжавшись от кашля, она выпустила из своих рук бездыханное тело юноши, но тут же прервалась, так как услышала, как кто-то закрыл распахнутое настежь окно и включил торшер, ослепивший девушку своим ярким теплым светом.

— Боже! Татьяна! Что произошло? — голос Петра быстро привел ее в чувства и помог избавиться от того панического состояния, которое парализовало тело еще пару минут назад. — Сейчас… сейчас. Я вызову скорую и полицию. Подожди минуту, моя хорошая. Подожди немного, — Петр заботливо погладил жену по голове, и Татьяна сквозь полуобморочное состояние заметила, что едва муж коснулся ее тела, как его рука покрылась кровью.

Девушка посмотрела назад, где только что лежало бездыханное тело Эрвана, и замерла, как статуя, видя, какая картина открылась ее взору.

У входа в спальню лежало мохнатое тело крупной дворовой собаки, донельзя изрезанное ножом, рукоятка которого до сих пор торчала из толстого меха, пропитанного свежей дурно пахнувшей кровью. Но зверь смотрел прямо на нее, и его взгляд казался таким живым и таким преданным, что создавалось ощущение, что глаза несчастного животного не встретили смерть и пытались передать Татьяне загадочное послание.

***

— Спасибо, что приехал так быстро, Себ, — Петр пожал Себастьяну руку, едва тот перешагнул через порог квартиры, в которой уже все пропиталось ароматом крови и недавней смертью невинного существа. — Я просто не знаю, что думать обо всем этом.

— Я сам был в шоковом состоянии, когда ты мне позвонил. Рад, что ты обратился именно ко мне. Местная полиция вряд ли бы что-то из всего этого сделала.

Полицейские и эксперты тем временем заполонили гостиную и стали со всех сторон заниматься изучением изуродованного тела собаки, от которого доносился смрад, вызывавший самое настоящее головокружение. Себастьян успел про себя заметить, что обычно свежие трупы так не пахнут, такую вонь могут разносить только уже начавшие разлагаться тела, пролежавшие долгое время на солнцепеке. Но прошло слишком мало времени, чтобы запустился процесс гниения. Детектив с неуверенностью прошел в гостиную и тут же невольно поморщил нос, понимая, что долго находиться в этом помещении без поступления чистого воздуха будет невозможно.

— Откройте, пожалуйста, окна. Петр, надеюсь, ты не против? — Себастьян отдал поручение молодому пареньку в полицейской форме и посмотрел на хозяина квартиры.

Муж Татьяны как-то испуганно кивнул, словно его испугала просьба Себастьяна, и, с ужасом поглядывая на труп собаки, прислонился к стене, стараясь смотреть куда-нибудь в сторону.

— Случай чем-то напоминает тот, что мы наблюдали более месяца назад, — Ларри сделал какую-то заметку в своем блокноте и, оторвав свой взгляд от жертвы убийства, посмотрел на Себастьяна, ожидая увидеть на его лице хотя бы какие-нибудь эмоции, но тот будто не знал, о чем думать.

— Какая связь может быть с тем убитым азиатом и этой зарезанной собакой?

— А почему убийца подложил тело именно в квартиру человека, который занимался расследованием в психиатрической клинике? Это странно, ты не находишь?

— Собаку зарезали, причем было совершенно порядка десять ударов в область груди. Смотри, — Себастьян встал на корточки рядом с жертвой и стал водить указательным пальцем по следам от ножевых ранений. — Так же пес лежит на спине. Обычно собаки умирают на животе, а тут он лежит в такой позе, будто животное до этого стояло на ногах и просто замертво упало на спину, как человек.

— И обрати внимание на глаза. Тебе не кажется, что у собаки очень странный взгляд, — Ларри с любопытством заглянул в замершее глазное яблоко мертвого животного и даже осмелился слегла коснуться его, будто желая удостовериться, что пес и правда мертв. — Он будто живой. Я когда увидел эти глаза, даже подумал, что пес еще жив. Но после таких ранений вряд ли кто-то спасется.

— Да, действительно странно. Кстати, Петр, где Татьяна? — Себастьян посмотрел через плечо на мужа своей напарницы, встретившись с его взглядом полным ужаса.

— Сидит на чердаке. У нас в шкафу есть скрытая дверь, ведущая наверх. Там стоит пианино. Она не стала вас дожидаться и, ничего не сказав, пошла туда и сидит, не двигаясь. Я не стал ее трогать. Татьяна в шоковом состоянии. Пусть успокоится.

— Пойду, проведаю ее, — Себастьян кивнул Ларри и направился в сторону спальни.

Увидев распахнутую дверцу платяного шкафа, откуда доносился легкий прохладный ветерок, Петр подошел к нему и увидел доносящийся из глубин тяжелого предмета мебели свет керосиновой лампы. Мужчина освободил путь, слегка сдвинув в сторону висевшие на вешалке костюмы Петра, и вошел в узкий проход, лицезря перед собой небольшую деревянную лестницу, ведшую наверх. Поднявшись, Петр оказался в просторном помещении со слегка косым потолком, из-за чего ему пришлось слегка нагнуться, чтобы не задеть головой балки. Около маленького окошка, неплотно прикрытого ставнями, стояло большое пианино. Татьяна сидела на стульчике рядом с музыкальным инструментом и молча смотрела на клавиши, будто пыталась заставить себя сыграть что-нибудь, но ее пальцы судорожно сжимали колени и не желали двигаться с места.

— Я никогда не играла на нем, но этот музыкальный инструмент напоминал мне о человеке, которого я когда-то очень сильно любила. Эрван часто играл мне и делал это потрясающе. Удивительно, что его талант так никто и не заметил. Он пытался научить меня, но у меня не выходило сыграть даже первые ноты. Слишком непослушные пальцы достались мне от Бога.

— Странно, что ты заговорила о Боге.

— Моя мать была очень религиозной женщиной. Но она так и не окрестила меня. По странной причине. Видимо, хотела, чтобы я сама сделала выбор, во что мне верить. В детстве я была по-настоящему верующей. Хотя на шее не висел крест. Господь был для меня едва ли не вторым отцом, я ощущала его присутствие каждый раз, когда молилась. И когда он был рядом, я чувствовала себя защищенной. Но в один прекрасный момент на моих глазах автобус, наполненный женщинами и детьми, сорвался с моста в воду. Все погибли. Их небрежно бросали на мостовую, когда вытаскивали из воды. А я стояла и смотрела, пока не достали последнего ребенка. Это была девочка. В красивом белом кружевном платье и с длинными вьющимися косичками. Она была похожа на спящую куклу — настолько красивой была ее внешность. И я возненавидела Бога за то, что он посмел отнять жизнь у невинных детей. И Господь умер для меня на многие годы, я перестала верить в его защиту, в неизмеримую силу. Он казался мне эгоистичным, кровожадным. И постепенно слово Бог начало ассоциироваться у меня с чем-то лживым и неправильным.

— Расскажи мне, что случилось этой ночью? Ты видела того, кто принес тело этой собаки к тебе в дом?

— Я не знаю, что видела, а что нет. Кажется, что наблюдаешь что-то на самом деле, ты даже ощущаешь это, как наяву, но потом осознаешь, что перед тобой обыкновенная иллюзия, мираж, не имеющий ничего общего с реальным миром. Такое странное ощущение.

— Ты изменилась за этот месяц.

— Возможно, — с улыбкой посмотрела на него та. — Я стала смотреть на вещи по-другому. Рядом со мной любимый муж, и я перестала находиться в собственном доме одна. Должно было наступить счастье. И когда я его обрела, мои стены вновь покрылись кровью. А ведь мы совсем недавно покрасили их, краска даже не успела до конца высохнуть. И снова каждая комната пронизана ароматом смерти. Что я сделала? Почему этот человек так поступает со мной? Что ему от меня нужно?

— Мы обязательно выясним это. Сейчас тебе лучше отдохнуть. Ты перенесла серьезное потрясение. Необходимо прийти в себя. Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ты была в безопасности.

— Ты снова говоришь это, но ничего не меняется. Я устала терпеливо ждать и надеяться, что моя жизнь волшебным образом наладится. Я за свои тридцать три года совершила немало ужасных поступков, о чем буду жалеть всю жизнь. И за все придется ответить сполна.

***

Медсестра направлялась в палату, где лежал Джордж, неся ему поднос со слегка остывшей едой. Она не торопилась, так как знала, что пациент практически ничего не ест и вряд ли сделает это сейчас. Обычно тот съедал что-то небольшое из принесенного завтрака, потом молодой человек только спал, ни на что не реагируя. Раз в пять дней врач делал ему все необходимые процедуры, но Джордж не видел лица этого человека. Он запомнил только эту молоденькую девушку со светлыми волосами, в руках которой был тяжелый поднос с едой.

Палата Джорджа Майлза находилась в самом конце. Она помнила, в каком состоянии этого человека доставили сюда еще полтора месяца назад. Многие окрестили его мертвым, считали, что такие ожоги быстро убьют молодого мужчину, но тот, всем на удивление, пришел в себя и даже смог разговаривать.

Сейчас был вечер. В коридорах пусто: весь персонал покинул свой пост раньше времени, так как не видел смысла здесь долго засиживаться. Это сказывалось на здоровье пациентов, так как многим из них требовалась круглосуточная помощь, но так как многие, кто лежал здесь, были забыты обществом, то и врачи не особо трепетно относились к их состоянию. Лишь эта медсестра переживала за каждого прибывшего в ожоговый центр и часто разговаривала с ними, даже если те не слышали ни единого ее слова. Возможно, благодаря ей многие из лежавших здесь остались живы и вовремя получили необходимую помощь, так как бывало часто, что состояние кого-либо резко ухудшалось. И только эта невидимая для персонала медсестра вовремя сообщала дежурному врачу о случившемся, предотвращая печальные последствия. Ее называли ангелом, посланником Бога, но сама она себя таковой не считала. Девушка старалась быть для всех обычной и открытой, что доставляло ей незабываемое удовольствие.

В здании были частые проблемы с чистотой. Раньше здесь работала уборщица, но потом ее убила обыкновенная простуда. Старушка умерла в кладовке, пытаясь достать моющее средство. Вскоре выяснилось, что у пожилой женщины были воспалены легкие, и ни один из врачей это не заметил, хотя она обращалась к ним с жалобами неоднократно. Теперь молодая медсестра взяла обязанности мытья полов и вытирания пыли на себя. Это не доставляло ей большого труда. Сначала она разносила еду, потом помогала пациентам принять необходимые лекарства, удалявшие на какое-то время их мучения, а затем проходила по двум этажам со шваброй и тряпкой, смывая грязь и пыль и облегчая всем присутствующим дыхание.

Девушку никто не знал по имени, ей обычно называли либо «ты», либо «эй, подойти сюда». Поэтому она стала медленно забывать, что ее зовут Люси. Она жила в больнице, так как здесь находились люди, ставшие для нее самой настоящей семьей. Родители Люси были убиты на войне. Они работали в госпитале, излечивали раненых. Но в один прекрасный момент в здание госпиталя попал разорвавшийся снаряд, убивший всех в одночасье. Ни один человек, находившийся в здании в тот момент, не смог спастись. Госпиталь был деревянным, поэтому из лап огня вряд ли кто-то сумел бы выбраться, даже если бы на это было время.

Люси подошла к двери, ведущей в палату Джорджа, и осторожно толкнула дверь ногой, так как руки были заняты тяжелым подносом.

— Джордж, а вот и я. Надеюсь, хотя бы сегодня ты хорошо поешь. Тебе нужно поправляться. А то ты так сильно исхудаешь.

Девушка вошла в палату и не сразу заметила, что поднос с едой выпал из ее рук, с громким звоном приземлившись на пол. Люси замерла на месте, не смея производить даже малейшее движение, страх полностью парализовал ее тело и не желал отпускать девушку ни на секунду.

По всей комнате были разбросаны окровавленные бинты, которые еще недавно покрывали каждый сантиметр тела пациента. Джордж лежал на мокрой от крови и воды простыне полностью обнаженный и без эмоций смотрел на потолок, будто разглядывал там нечто интересное и приковывавшее взгляд. На теле молодого человека больше не было ни единого ожога, кожа Джорджа блестела от чистоты и свежести, будто кто-то совсем недавно тщательно вымыл ее с мылом. На месте полностью облысевшего черепа теперь красовалась густая шевелюра, мокрая от воды. Когда Джордж заметил присутствие медсестры, то медленно повернул голову в ее сторону и с удивлением вздернул бровь, будто не понимал, зачем девушка сюда зашла.

— Я… я должна сообщить об этом, — дрожащим голосом произнесла медсестра, медленно отходя назад, боясь оторвать от Джорджа свой взгляд. Она успела заметить, насколько великолепным его тело стало, и эта красота начинала пугать, так как создавалось ощущение, что Джорджа заново создал искусный скульптор, вдохнувший в умирающую плоть новую жизнь. — Это… просто невозможно. Такого не может быть.

— Почему ты напугана? — с удивлением спросил Джордж, медленно и осторожно садясь на край мокрой от воды кровати, будто делал это в первый раз в своей жизни. — Что это за место?

— Ты в ожоговом отделении. Тебя доставили сюда с серьезными повреждениями кожи, — Люси не знала, почему до сих пор стоит на месте и отвечает на вопросы внезапно сбросившего старую кожу молодого человека.

— Правда? Странно. Я ничего не помню. Помню только, как пришел в свою комнату, где меня ждал человек, желавший со мной поговорить. Но что было потом…

— Я… приведу сюда врача. Хорошо? Пожалуйста, никуда не уходи, — девушка с трудом справлялась с чувством ужаса и непонимания всего происходящего.

Она, запинаясь об осколки разбившейся посуды, повернулась в сторону выхода и боязливо вышла из палаты, боясь смотреть назад и встречаться взглядом с этим молодом человеком. Тот с любопытством смотрел в ее сторону и как-то по-мальчишески улыбался, будто вокруг него происходило нечто забавное.