Слезы Лимба. Книга 1

Глава шестая. Мгла

Мы всю свою жизнь гоняемся за мимолетными ощущениями, глупыми целями, постоянно стремимся к какому-то заключению, находившемуся от нас на расстоянии в целую вечность. Но в конечном итоге не проходим и половины пути, останавливаемся на распутье, где встречаем особу, вселяющую ужас в каждого, кто произнесет ее имя. Это Госпожа Смерть.

Татьяна за свою жизнь видела смерть множество раз. Вначале это пугает, доводит до приступа паники, иногда даже вызывает тошноту и головокружение, но затем нервная система будто получает иммунитет и справляется с такими психологическими нагрузками без особого стресса. Девушка уже совершенно спокойно смотрела на мертвые тела, словно перед ней обычный объект для изучения, помогавший в очередном расследовании загадочного убийства.

В комнате было холодно, словно сюда раньше срока пробралась зима. И Татьяна уже жалела, что не захватила свое драгоценное пальто бежевого цвета. Но вряд ли бы кто-то с серьезностью воспринял ее, стоявшую в верхней одежде в операционной. Это бы выглядело глупо. Она не хотела казаться нелепой среди своих коллег, это ее пугало до потери памяти. Поэтому никто никогда не видел девушку без аккуратной укладки волос, тщательно выглаженного женского костюма приятного серого цвета с тугим ремешком на поясе, донельзя чистых туфель и легкого макияжа, подчеркивавшего выразительные глаза, красивые ухоженные брови и пухлые губы натурального цвета.

Но холод будто шел не из воздуха, он затаился внутри Татьяны, разрастаясь с каждой минутой, становясь все больше и больше, перекрывая путь легким. Но девушка держалась стойко и делала вид, что все хорошо, что ничего неприятного с ней не происходит.

Сейчас перед ней лежал очередной труп мужчины, тщательно вымытый и совершенно ничем не пахнувший, лишь медикаментами, которыми он уже полностью пропитан. Выглядел он умиротворенно, не выдавал никаких посмертных эмоций: ни страха, ни боли. Лишь пугающее спокойствие. Это спокойствие всего вокруг уже доводило психику Татьяны до точки кипения. Все здесь вело себя так, словно жизнь текла в своем привычном направлении.

Себастьян быстро заметил, что с его напарницей что-то не то. В последнее время та была совсем на себя не похожа, словно она совершенно чужой человек.

— Ты уверена, что хочешь здесь присутствовать? Выглядишь неважно, — Себастьян с беспокойством взглянул на побледневшую напарницу, которая с непривычным для нее отвращением смотрела на мертвого азиата.

— Все в порядке, — отрезала та холодным тоном, с трудом сглотнув, будто в горле застрял твердый ком, который мешал ей свободно дышать. — Просто я переживаю за своего мужа.

— Я отправил двоих полицейских съездить на твою квартиру. Телефон дома не отвечает, но я уверен, что он там. Возможно, просто уснул.

— Почему он не дождался меня?

— Это тебе лучше спросить у него самого. Твоего мужа назвать нормальным довольно тяжело… Но все же… У всех есть свои странности.

— Начинаю вскрытие, — произнес женский голос в палате, заставивший Татьяну невольно вздрогнуть. — Передо мной мужчина, лет сорока, монголоидной расы. Причина гибели — ножевое ранение. Вес составляет семьдесят один килограмм, смерть наступила предположительно три дня назад, — женщина в белом халате обошла операционный стол несколько раз, внимательно рассматривая мертвое тело, затем склонилась над лицом покойника и с помощью электрического фонарика посветила в открытый с помощью ее пальца зрачок мертвеца. — Радушная оболочка глаза заметно потускнела, приобрела странный сероватый оттенок. Возможно, это случилось на стадии разложения.

— Мою теорию вы не брали в счет? — Татьяна с долей обиды посмотрела на своего напарника, который завороженно наблюдал за началом вскрытия, словно смотрел спектакль в театре.

— Мы рассматриваем все варианты, Танюша. Но вряд ли мы имеем дело со сверхъестественным. Испанка уже навсегда покинула этот мир, грипп мутировал в безопасную для человека форму и просто не мог восстать из мертвых, чтобы снова убить сто миллионов европейцев. Ты просто запуталась.

— Извини, мне нужно выйти, — Татьяна резко нахмурилась, словно проглотила что-то одновременно острое и кислое, затем вышла из операционной, стараясь не смотреть в сторону мертвого азиата, от которого веяло до боли знакомым холодом.

***

Туалет, на удивление, был пуст, что являлось нетипичным явлением для такого времени суток. Обычно в эти часы дамы занимали сюда очередь, считая, что пришли в участок не помогать полиции бороться с преступностью, выдавая им имена нарушителей закона, а попудрить носик перед чистым зеркалом в слегка потускневшей позолоченной оправе. Татьяна старалась в это помещение не заглядывать, так как не выносила светские женские разговоры рядом со своим ухом, но сейчас она была в таком состоянии, что забежала в туалетную комнату, словно здесь находилась последняя надежда на хорошее будущее.

Сегодня почему-то технические работники не стали вылизывать женский туалет, оставив разводы и неприятный запах канализации в живых. Но если бы они не сделали это один день… Все пребывало в таком состоянии, будто никто не убирался здесь целый год.

На полу была разлита талая вода с примесью ржавчины и небольшого количества горючего, неизвестным образом попавшего в эту мутную дурно пахнувшую жидкость, зеркала покрылись толстым слоем налета, а сантехника сменила свой идеальный блеск на тусклые рыжеватые цвета, что говорило о сильной влажности и бурном окислении металла.

Татьяне хотелось как можно скорее умыться и покинуть это место, поэтому она, стараясь наступать на сухие участки пола, подошла к до безобразия грязной раковине и повернула кран, из которого с громким фырканьем и чавканьем полилась вода буроватого цвета, навсегда смыв с раковины небольшие остатки былой чистоты. Девушка не рискнула прикасаться к подобной жидкости, поэтому сразу же отдернула руку и в спешке завернула кран, брезгливо стряхивая с себя следы ржавчины.

— Черт! — выругалась девушка, увидев, что капля бурой воды все же попала на ее белоснежный воротничок и оставила на нем пятна неприятного цвета. Слова дались ей с трудом, так как после них сразу же последовал кашель, продлившийся очень долгое время. То, что разносило омерзительный холод по ее телу будто начинало вылезать из нее наружу, с силой и невыносимой болью.

Татьяна не могла больше сдерживаться и вцепилась руками в край раковины, стараясь держаться на ногах, которые странным образом ослабели и отказывались держать ее стройное тело на себе. Перед глазами начали плясать звездочки, туалет самопроизвольно следовал их движению и, подобно карусели, закружился перед потерянной Татьяной, которая чувствовала, как что-то неприятное на вкус заполняет ее ротовую полость, желая покинуть тело.

Девушка со стонами от жгучей боли в груди выплюнула солоноватую на вкус жидкость и увидела, что та имела агрессивный красный цвет. Татьяна сразу поняла, что это кровь, ее собственная, которая продолжала покидать тело через онемевшую от холода ротовую полость, заставляя до смерти побледневшую девушку сгибаться от приступа кашля. Через пару минут приступ резко прервался, оставив мокрую от собственного пота девушку наедине с собой. Татьяна поняла, что сидит на мокром полу, а вокруг разбрызгана еще совсем свежая кровь, затмившая своим запахом тошнотворный аромат канализации.

С трудом сдерживая стоны и ощущая отголоски боли в груди, Татьяна поднялась на ноги, опираясь всем весом на бедную раковину, которая из-за своей неухоженности была готова расколоться на части. Вытащив из кармана носовой платок, Татьяна второпях вытерла с губ и подбородка слегка присохшую кровь, затем им же немного почистила пальцы, после чего в панике выбежала из туалета, с громким хлопком закрыв за собой дверь, словно боялась, что атмосфера той комнаты вылетит оттуда и будет преследовать ее каждый день.

***

Эти люди его совершенно не пугали: в них было что-то неописуемое, до жути интересное. Он разглядывал их глазами голодного художника, в руках которого очень давно не было кисти, но пальцы жаждали перенести свои мысли на бумагу, создать возникший в голове образ. Это чувство напоминало дрожь, с потом разносившуюся по всему телу. Его зрачки подобно фотоаппарату запоминали каждую деталь этих личностей, любую мелочь, даже незаметную и порой невидимую для обычных глаз.

Прядь светлых волос упала на его лицо, будто пыталась скрыть глаза, которые с жадным любопытством изучали окружавших людей. Их пугало спокойствие этого юноши, его симпатичная наружность, невероятно красивые и пронзительные глаза, бегавшие по их униформе. Было в нем что-то чужеродное, ранее невиданное. Для них он воспринимался не как человек, а как сошедший с небес приспешник самого Дьявола, пытавшийся соблазнить их на грехи и питавшийся их лезущими наружу страхами. Еще ни один сидящий в комнате не был так умиротворен, как этот странный светловолосый молодой человек. Он явно знал, что будет здесь, заранее был готов к такому ходу событий. Его не пугала ни тюрьма, ни закон, для него было страшно не достигнуть какой-то личной цели.

В комнате было непривычно холодно, словно за окном стоял лютый мороз, а система отопления была навсегда отключена. Казалось, что вот-вот и изо рта начнет вылетать пар, говоря о сильном понижении температуры. Полицейские невольно стали тихо топать ногами, чтобы разнести по телу горячую кровь, но все было бесполезно, их тела остывали с неизмеримой скоростью.

Но на юношу этот холод почему-то не действовал, он все так же неподвижно сидел на стуле и пронзал всех своим миловидным добрым взглядом преданного пса, увидевшего своего хозяина после долгой разлуки.

— Татьяна Хапперт сейчас не может поговорить с вами, Кристофер Ричард Стрингини…

— Можно просто Ричи, — с легкой улыбкой ответил парень и нервозно стал теребить пальцы, но когда заметил на себе злобные взгляды, то быстро спрятал руки под стол, положив их на колени.

— Что ж, — следователь расплылся в широчайшей улыбке. — Мы очень рады, Ричи, что ты заглянул к нам с визитом, но…

— Я угрожал огнестрельным оружием гражданскому населению, поэтому меня будут держать под стражей до решения следствия. Скорее всего меня отправят за решетку, либо в психиатрическую клинику, если обнаружат психическое расстройство после медицинского осмотра. Вы это хотели сказать, мистер Джонсон?

— Вижу, ты умный парень, — было видно, что следователь начал не на шутку злиться. Ричи это сразу заметил по его колючему взгляду, напрягшимся мышцам, выглядывавшим из-под мятой рубашки. Юноша успел тщательно изучить образ мужчины и сделать для себя выводы.

На левой щеке был легкий порез после бритья, что говорит о его плотном графике. Возможно, он сегодня проспал, торопился в полицейский участок. Этот факт могут подтвердить и его грязные зализанные назад волосы с легкой сединой. Мятый костюм и нечищеные туфли намекают на то, что следователь живет один, не доволен собственной жизнью и живет одним днем, не думая о будущем. В нем не прослеживалась жизнерадостность, доброта, честность. Его радовали лишь деньги, которые тот, скорее всего, спускал на спиртные напитки, чьи следы отразились на отекшем некрасивом и даже слегка мерзком лице. Но его вполне устраивал такой образ жизни, Ричи сразу заметил это по его самодовольной ухмылке, уверенной походке и твердому взгляду. Этого человека невозможно задобрить, обмануть, он видит каждую мысль сидящего здесь преступника, выстраивая в голове целые теории и мотивы преступления. Как раз сейчас он был занят этим мыслительным процессом, изучал юношу, пытался составить его портрет. Но Ричи внимательно всматривался в его глаза и четко видел в них сомнение. Впервые этот человек не мог увидеть внутренний мир подозреваемого, не мог счесть его мысли. Ричи напоминал сейф без ключа, из которого невозможно вытащить содержимое. И это пугало следователя.

***

— Ларри! Слава Богу, ты здесь! — Себастьян нашел медэксперта в лаборатории, которая находилась по соседству с операционной, где только что проводилось вскрытие.

— Привет, Себ. Как раз заканчиваю анализ крови нашего пациента, — пробубнил тот себе под нос, вставляя пробирки с какими-то веществами в маленький контейнер.

— Кажется, теория Татьяны имеет место быть.

— Я тоже склонен к ее точке зрения. В крови я нашел следы испанки, но грипп уже был мертв, совершенно обезврежен. Словно что-то заставило его впасть в спячку. Просматриваются следы активности, но сейчас вирус, можно сказать, мертв. Это удивительно! Такого я еще никогда не видел!

— Мы тоже нашли следы испанки. Легкие напоминают гнилой кусок мяса, издавая запах, как при гангрене. К счастью, все органы на месте. Но тело находится на поздней стадии разложения. Внутренности будто начали свое отмирание месяц назад, хотя снаружи тело еще совсем свежее!

— Только не говори, что перед нами оживший мертвец, которого зарезала бедная старушка. Я в такое никогда не поверю.

— Насчет ожившего мертвеца не знаю, но этот человек умер не вчера, Ларри…

— Здесь я бессилен, Себ. Этот человек умер от испанки. Скорее всего эта Анна просто поиздевалась над трупом. В психушке работают только психи. Я бы без раздумий отправил ее за решетку, пока она нас ножичком не пырнула.

— Не все так просто, Ларри. Татьяна не верит, что эта старушка способна на такое. Еще этот белобрысый молокосос нас всех на уши поднял. В общем, этот день не обошелся без сюрпризов.

— Уже вечер, Себ. Тебе бы домой следовало съездить. Ты сам не свой. Уже который день не спишь.

— Да… Эта неделя была адской. Но мне нужно рассказать о нашей находке Танюше. Ты не видел ее?

— Нет. В последний раз она была на вскрытии.

— Ладно. Я жду от тебя медэкспертизу.

— Завтра будет лежать у тебя на столе, — кивнул ему тот и вернулся к своим пробиркам.

Себастьян махнул коллеге на прощание рукой и с тревогой на сердце вышел в коридор, надеясь, что больше сюрпризов в этот день не будет.

***

Татьяна, с трудом передвигая ноги, шла по коридору, словно находилась в трансе. Легкое головокружение до сих пор преследовало ее, размывая очертания действительности. Все потеряло контур, детали, даже цвета утратили бывалую сочность, яркость, став чем-то серым и однообразным. Девушка боялась идти вперед, но ноги шли сами по себе, все дальше и дальше, следуя по неизвестному пути, слушая чей-то неслышимый голос.

Было ужасно тихо, воздух утратил прокуренный запах с густой примесью пыли и приобрел до боли знакомый мятный аромат, обжигавший нос каждого, кто вдохнет его хотя бы на секунду. Но это легкое жжение доставляло неописуемое удовольствие, стирало всякие преграды для света внутри человеческого сознания, страх и боль. Все вокруг будто становилось чем-то легким, невесомым, даже самая ужасная проблема теперь виделась обычным маловажным пустяком.

Запах усиливался, делался острее.

Девушка поняла, что находится рядом с кабинетом своего напарника. И этот факт помог ей немного расслабиться и прийти в себя. Теперь Татьяне было легче различать все перед собой, туман перед глазами рассеялся и дал возможность видеть все, что происходило вокруг.

Едва девушка сделала шаг, как в ее ухо ворвался чарующий звук пианино, такой сладкий и нежный, что по телу Татьяны пронесся теплый ручеек эйфории, вызвавший улыбку. Эти прекрасные звуки музыки стали для нее такими родными, такими жизненно необходимыми, что она боялась, что они замолкнут, вновь оставят ее одну среди этой мертвой пугавшей тишины.

Татьяна сделала еще один шаг.

— Она слышит нас! Она слышит нас, — прямо около ее уха вновь раздался хор тихих голосов, но теперь они стали лишь радовать, словно произошла встреча со знакомыми близкими людьми. — Она не чувствует страх. Ее тело расслабленно. Оно не чувствует боли!

Музыка стала громче, в ней чувствовалась властность, сила, легкая тревога. Она будто передавала все эмоции медленно идущей вперед Татьяне, слилась с ее разумом и звала к себе. И девушка шла на ее зов, старалась ступать бесшумно, боялась спугнуть эти одурманивающие звуки, которые были так близко, что казалось, что их можно потрогать рукой.

Когда Татьяна вошла в комнату, музыка внезапно растворилась, словно ее никогда здесь и не было. Но девушка это даже не заметила, все ее внимание быстро переключилось на человека, стоявшего посреди кабинета. Тот услышал шаги детектива и быстро повернулся, показав Татьяне свое лицо.

Когда девушка поняла, кто стоит перед ней, то с трудом смогла сдержать панический крик, который так и желал вырваться из нее наружу. Но, к счастью, она смогла подавить свои эмоции и быстро организовать собственные действия.

— Стойте на месте, доктор! — Татьяна машинально вытащила из своей кобуры пистолет и наставила его на совершенно спокойного Доктора Ломана, который с легким смущением оглядел девушку. — Как?! Как?!

— Если бы это было так просто, Татьяна, — прошептал мужчина, сжимая в руке папку бумаг, которую тот, как поняла девушка, вытащил из ящика стола ее напарника. — Все не так, как вы думаете.

— Не двигайтесь, Ломан!

— Что вас пугает? Чего вы боитесь? Что вами движет?

— Что у вас в руке?

— Правда. Правда, которую вы так долго искали, которая столько лет ускользала от вас.

Девушка еще сильнее сжала в руке пистолет и заметила, что Доктор тайком смотрит на вторую дверь, ведущую прямо в холл.

— Только посмейте шелохнуться, и я пущу пулю прямо вам в лоб.

— Я нужен вам. Ведь именно я знаю всю правду об этих убийствах и о вашем возлюбленном.

Доктор смелым движением открыл злополучную дверь, оставив девушку в полном замешательстве, и быстро покинул кабинет, подарив свинцовую тучу новых вопросов. Татьяна еще минуту стояла на месте, пытаясь справиться с шоковым состоянием, парализовавшим все ее тело. Затем, выругавшись, она тут же бросилась вслед за восставшим из мертвых доктором, выбежав в идеально пустой холл, где не было никого, кроме мертвой тишины и далеких звуков города.

Еще крепче сжав в руке пистолет, Татьяна в приступе паники выбежала на улицу, почувствовав, как в нее врезался морозный воздух осеннего Лондона. Оказавшись среди оживленной толпы, девушка не сразу вспомнила, почему она выбежала на улицу, но когда поняла, что вынудило ее прийти сюда, то быстро стала пробираться сквозь густой поток людей, попутно извиняясь перед прохожими. Но Доктор Ломан растворился в ночи большого города, бесследно исчез, вновь забрал с собой то, что так было нужно несчастной девушке: правду о человеке, ради которого она идет дальше, ради которого она все это время дышала и радовалась каждому дню. Но сейчас надежда стремительно растворялась в ее сердце, словно на нее брызнули едкой кислотой.

Девушка просто замерла на месте, дав возможность своим эмоциям выбраться из нее наружу, ведь их за последние сутки скопилось так много, что тело уже не было способно сдерживать их внутри.

***

Следующий день выдался намного холоднее предыдущего. Постепенно так ненавистная сырая осень переходила в белоснежную зиму, об этом знаменательном событии сообщил первый снегопад, который выдался столь значительным, что невольно создал проблемы на дорогах, так как жители были не готовы к таким переменам погоды и слишком поздно стали чистить дороги от осадков.

Температура воздуха сильно понизилась, поэтому Татьяне пришлось надеть зимнее пальто, которое она так не любила. И дело не в удобстве, а в отвратительном сером цвете. Эту вещицу ей когда-то подарил Петр, даже не поинтересовался предпочтениями жены. Но говорить этому человеку, что ей не понравился подарок, было для нее худшим действием. Поэтому она сделала вид, что безумно любит это пальто и старалась надевать его как можно чаще, хотя сама чувствовала себя в нем солдатом в кольчуге. Прошло уже столько лет, а эти неприятные ощущения так и не прошли, но что-то все-таки сроднило ее с этим предметом гардероба. Возможно, пальто смогло заполучить небольшую симпатию своей хозяйки.

Деревья, по линеечке посаженные на узких застроенных улицах Лондона, еще не успели осознать приход суровой зимы. Вследствие чего можно было наблюдать на них шапку из хлопьев снега и грязно-желтых листьев, которые до самого конца держались на иссохших ветвях. Птицы же не были довольны подобной ситуацией. Из-за тяжести ветви просто не выдерживали и сбрасывали вместе с листьями и снегом притаившиеся птичьи гнезда, безжалостно убивая еще не вылупившихся птенцов. Татьяне было жаль этих пернатых созданий, но ее удивил тот факт, что эти прекрасные создания не пожелали улетать на юг. Что их держит в этом холодном сыром городе? Почему они не беспокоятся о своей жизни? Птиц было так много, что они покрыли большинство деревьев и фонарных столбов на этой пустынной улице. И всех их объединяло одно: они смотрели в одну и ту же сторону. На Татьяну.

Татьяна приехала в больницу намного позднее, чем планировала.

В машине стоял неприятный запах горючего, притуплявший ледяной аромат снега. Девушка во время пути так и норовила высунуть свою рыжеволосую голову из окна, чтобы ее окатил поток остывшего воздуха и тем самым помог собрать все кусочки разбившихся мыслей воедино. Но хмурое лицо водителя быстро отговорило ее от этой ребячьей затеи.

Иногда она себя чувствовала девочкой-подростком, наивной и донельзя веселой, а порой Татьяна становилась пятидесятилетней женщиной, которая давно утратила смысл в существовании. К сожалению, детская натура в последнее время просыпалась в ней все реже и реже, что сказывалось на ее внешности, которая с каждым днем утрачивала былую красоту и некую кукольную прелесть. В глазах уже нет того блеска, азарта, взгляд слишком пустой и слегка остекленевший. Она будто внутри уже давно умерла, но ее тело продолжало жить и изображать привычные и выученные наизусть эмоции, которые до безобразия фальшивые и вычурные.

Машинист остановил автомобиль прямо у ворот медицинского учреждения. Татьяна, поблагодарив машиниста, дала ему чаевые и, в спешке накинув на шею белый шарф, вышла из машины. Ветер, к счастью, был не сильный, а даже довольно слабый, будто воздух вовсе утратил свое движение и замер на месте. Поэтому снегопад падал непривычно ровно: каждая снежинка ложилась на землю параллельно другой.

Татьяна не знала, сколько простояла на месте, вглядываясь в окна трехэтажного массивного здания кремового цвета. Она будто боялась входить туда, наблюдать человеческую боль, страдания. Но желание увидеть Джорджа крепло с каждой минутой. Она знала, как этот человек был одинок, что никто, кроме нее, не навестит его, не скажет доброго слова. Он был скрытен, замкнут, но всегда находился рядом, знал ответ на любой вопрос. Джордж ничего не требовал взамен, ему нравилось лишь отдавать всего себя до последней капли. Она ценила их дружбу больше всего. Ведь их общение было искренним, — несмотря на громкие обиды прошлого, — настоящим, без фальши, которая была для Татьяны подобна яду замедленного действия.

Девушка сделала шаг и вскоре вошла внутрь здания, ощутив запах больного человеческого тела и медикаментов. Людей было немного, в основном пожилые люди и женщины с детьми, все они с удивлением поглядывали на Татьяну, будто та выделялась среди них чем-то особенным, отчего девушке стало не по себе. Такие взгляды всегда пугали ее, вызывали внутри чувство не прекращавшегося страха. Казалось, что эти люди разрезают Татьяну глазами, рассматривают внутренности, получая от этого небывалое удовольствие. Но девушка успокаивала себя, пыталась верить, что это просто необоснованное беспокойство, вызванное сменой погодных условий.

Внутри здания было довольно прохладно, словно повсюду настежь открыты окна, впускавшие в помещение зимний ледяной воздух. Но Татьяна, оглядевшись, поняла, что это не так. Окна были плотно закрыты, а в щели рам была напихана гнилая бумага, препятствовавшая проникновению холода, но это, похоже, не помогало, как и включенная система отопления, тепло которой странным образом улетучилось.

Палата Джорджа находилась в ожоговом отделении, медсестра любезно проводила Татьяну к койке молодого человека и оставила их наедине, лишь сказав, что посещение пациента не должно длиться дольше тридцати минут, так как скоро будут проходить лечебные процедуры.

В палате пахло чем-то мятным, отчего у девушки в голове всплыл образ той психиатрической больницы, которую она хочет забыть, как страшный сон. Ей сообщили, что у Джорджа пострадало девяносто процентов кожного покрова, на полное восстановление рассчитывать не стоило, что говорит о том, что жизнь этого человека никогда не станет прежней, он навсегда утратил самого себя, перешел черту жизни и смерти, побывал на обоих сторонах того мира. Сейчас этот некогда симпатичный молодой человек лежал на неудобной жесткой койке, полностью перебинтованный и обездвиженный, в нем трудно разглядеть знакомого Татьяне Джорджа, всегда позитивного и жизнерадостного. Теперь это полуживое существо, лишившееся возможности жить, как человек.

Улыбнувшись, медсестра осторожно прикрыла дверь, пытаясь исчезнуть из палаты как можно незаметнее, но скрип половиц мог выдать даже муху, приземлившуюся на пол. Внутри здания ремонт, судя по состоянию помещений, не делали очень давно. Половицы расшатаны и с легкостью ездят по полу, стены покрыты старой паутиной трещин, внутри которых слышна жизнедеятельность голодных насекомых, а источника искусственного света и вовсе не было, на столе осталась лишь полностью расплавленная свеча, испачкавшая застывшим воском отсыревший покосившийся стол.

Поморщившись от ужасной обстановки этой больницы, Татьяна осторожно пододвинула стул поближе к кровати и села, молча наблюдая за дыханием молодого человека, прислушиваясь к его слабому хрипу и стонам. Он явно спал и вряд ли услышал ее приход. Его красные слегка раздувшиеся веки тихо дрожали от хаотичного движения глазного яблока. Татьяна поняла, что Джордж видит сон, но не хотела думать, что этот сон мог быть плохим. Она мечтала, чтобы в спящем состоянии молодой человек мог на короткое время забыть о своем состоянии, забыть о боли и ограниченности движений, мог свободно идти по улице и радоваться каждому сделанному шагу, ведь ходить — это так прекрасно.

— Здравствуй, Джордж, это я, Татьяна. Мне сказали, что твое состояние улучшилось, что ты уже пришел в сознание и даже можешь немного есть. Ты не представляешь, как я рада этому, — Татьяна чувствовала, как эмоции заставляли ее голос невольно дрожать, искажать слова, но девушка пыталась подавлять подступившие слезы, чтобы не терять последние силы. — В последнее время произошло столько плохого, передо мной появились новые преграды, через которые мне не по силу перешагнуть. Я впервые чувствую себя такой беспомощной, маленькой, крошечной девочкой, у которой нет права на выбор. Меня словно заключили в клетку, я зову на помощь, но никто не может услышать мой зов, всех будто что-то оглушило, отстранило от меня. Ты как никто другой понимаешь меня… Но что мне делать дальше? Куда идти? Я запуталась… Пытаясь отыскать истину, я погрузилась в несуществующее прошлое, надеялась его найти, вновь потрогать и ощутить на своей коже… Но… правда оказалась иной…

Впервые она почувствовала, как этот молодой человек ей дорог, как важен для нее. Она проклинала каждого, кто был причастен к случившемуся, ненавидела себя за то, что не смогла предотвратить тот пожар. Девушка верила, что знала заранее о той трагедии, знала, кто преступник. Но в итоге что-то ее ослепило, сбило со следа. Но внутреннее я ласково успокаивало, говорило, что нельзя все предвидеть. Их враг силен, его шаги непредсказуемы, в них нет ни последовательности, ни логического мотива. Он слишком скрытен, слишком умен, слишком увёртлив. Им движет безмерная жестокость, некий гнев, обида на всех людей. Но что вызвало эти чувства? Что заставило этого безымянного человека совершить подобное? Что им руководит?

Татьяна смахнула движением ладони слезу, медленно стекавшую по ее бледной щеке. Сегодня она не стала наносить макияж, небрежно затянула волосы в хвост, даже не расчесав их любимым гребнем, ее больше не волновал собственный внешний вид, девушка погрузилась в свои мысли с головой, покинула эту реальность, забылась в своих суждениях.

***

Татьяна с большим и неприятным удивлением поняла, что сумела незаметно для самой себя уснуть, когда ее где-то на подсознательном уровне разбудил чей-то странный и весьма зловещий шепот, похожий на чье-то голодное и возбужденное рычание. Он был тихим, практически неуловимым, но в то же время проносился по всему телу с мурашками, заставляя появляться на бледной коже капельки холодного пота. Шепот можно было с легкостью спутать с обыкновенным шумом труб или ремонтной работой где-то в подвале, но, прислушавшись, девушка начала различать в этом пугающем шипении понятные ей слова, которые затем складывались в загадочную фразу.

Первое, что ее удивило, так это то, что медсестра не сообщила ей о том, что время визита подошло к концу. Возможно, Татьяна заснула на пару минут, но, взглянув в окно, поняла, что прошло уже много времени — на улице стояла глубокая снежная ночь.

Во время краткого осмотра, девушка успела заметить, что в комнате было невероятно пусто, словно кто-то успел за время, что Татьяна спала, хорошенько прибраться в палате и унести с собой некие вещи. Протерев глаза, девушка внимательно огляделась, продолжая слышать под ухом чей-то шепот. Он был непостоянным, словно в какой-то промежуток времени удалялся куда-то вглубь здания, играя со слушателем в детскую игру.

Татьяна медленно поднялась на онемевшие ноги и слегка потянулась, чтобы возобновить кровоток в организме после непривычного сна на старом деревянном стуле. В пятках чувствовалось легкое покалывание, словно в пальцах шипела газированная вода.

Сколько же она проспала? Почему никто не удосужился ее разбудить раньше? Неужели все забыли об этой палате и даже не смотрят за посетителями? Татьяна уже была не в состоянии об этом думать, она лишь хотела поскорее уйти отсюда, но мысль об уходе быстро вылетела из ее головы, когда та краем глаза взглянула на больничную койку, на которой лежал Джордж.

Молодой человек исчез, словно его здесь и не было. Кровать идеально заправлена, постельное белье убрано, остался лишь жесткий древний матрас, в котором процветала цивилизация клопов, и колючее зеленое покрывало, аккуратно сложенное в углу больничной койки.

— Что здесь происходит, черт возьми? — невольно выругалась девушка и выбежала из палаты в длинный коридор, надеясь там услышать ответ на свой вопрос, но вместо этого Татьяна лицом к лицу столкнулась с мертвой тишиной и обжигавшей глаза темнотой, которая теперь была повсюду.

— Эй! — крикнула Татьяна в пустоту и сделала маленький шаг вперед в черную пустоту, которая съела все вокруг нее. — Есть здесь кто-нибудь?! Эй!!!

Девушка вытащила электрический фонарь и дрожавшим пальцем нажала на кнопку, слегка прогнав мглу, осветив вокруг себе до бесконечности длинный пустой коридор, конец которого терялся и до которой вряд ли уже удастся добраться. Слева и справа находились деревянные двери, все были открыты нараспашку, словно люди уходили отсюда в спешке, оставив все на своих местах. Но при этом все идеально прибрано: никаких лишних вещей не найдено, все на предназначенных местах. Палаты пустые, ни малейшего следа пребывания человека. Это здание оказалось совершенно пустым. Здесь обитал лишь громко поющий ледяной ветер и мертвая тревожная тишина.

Впервые Татьяна так отчетливо слышала биение своего сердца, оно было чересчур учащенным, будто влюбчивый орган был готов разорваться на части, лишь бы поскорее покинуть это место.

Тот тихий шёпот вновь раздался у Татьяны в ушах, но на этот раз он твердо заявил о себе. Татьяна ощущала все его нотки, прочувствовала тон голоса невидимого собеседника всем телом, различила каждое произнесенное им слово. Прижавшись спиной к холодной каменной стене, Татьяна начала слушать голос, вдумываться в его значение.

— Я чувствую тебя… Убить… Убить тебя… Я чувствую запах твоей крови… Я слышу твой страх… Убить… Убить тебя… Кровь… Я чую кровь…

Когда голос внезапно замолчал, Татьяна невольно подняла фонарь и в ужасе поняла, что ее единственный источник света осветил лицо, бледное и до боли знакомое. С трудом сдержав крик ужаса, девушка выдохнула и обессиленно опустила фонарь, чтобы ненароком не ослепить внезапно объявившегося молодого человека, который все так же смотрел на нее своими преданными щенячьими голубыми глазами.

— Татьяна Хапперт, — прошептал он и вздрогнул, будто его окатили ледяной водой.

— Ричи?! — девушка ахнула и с трудом успела подхватить парня, который обессиленно упал в ее руки, полностью лишившись сил. — Что ты здесь делаешь? — девушка убрала светлую прядь его волос, закрывающую глаза. — Боже! Ты весь горишь! У тебя сильный жар, — Татьяна засунула фонарь в карман на груди своего пальто и сжала своими ладонями лицо побелевшего юноши, который не сводил с нее своих красивых глаз. — Что происходит? Куда исчезли все люди?

— Голоса!.. — юноша начал с трудом кричать, разрывая свое горло приступом тяжелого кашля. — С вами происходит то же самое. Ведь так? Вы тоже слышите их… Вы тоже видите все это.

Татьяна покрепче подхватила Ричарда и зашла вместе с ним в одну из пустых палат, усадив их обоих на больничную койку. Ричи так ослабел, что уже не был в состоянии даже самостоятельно сидеть, все его тело вздрагивало, словно что-то невидимое пронзало кожу юноши чем-то острым. Девушка прижала его к себе и всеми клеточками своего организма ощутила его боль, вырывавшуюся наружу вместе с тяжелым кашлем и слабыми стонами. Его тело горело, словно внутри него разожгли костер, вся его одежда пропиталась ледяным потом, который уже ручьями стекал по белоснежной коже.

— Ты что-то сказал про голоса. Что ты имел в виду? Ты знаешь, что здесь происходит?

— Нам нужно вернуться туда, где все началось… Необходимо… — юноша прервался, так как его снова одолел приступ кашля, но на этот раз более сильный, чем предыдущий.

Татьяна невольно вздрогнула, когда увидела, что из его рта потекла темная струя крови, медленно стекая вниз и рисуя на его правильном остром подбородке извилистые линии, напоминавшие устья полноводных рек.

— Какой кошмар! — Татьяна вытащила из кармана пальто платок и помогла Ричи избавиться от крови на его слегка лиловых губах. — Что это?

— Все ответы спрятаны там, где все и началось… В нашем прошлом… — Ричи подарил ей свой щенячий преданный взгляд и закрыл глаза, обессиленно откинув свою белокурую голову назад.

— Ричи, — Татьяна осторожно встряхнула лишившегося чувств юношу, но тот так и не пришел в себя, лишь тяжело и слабо дышал, становясь с каждой минутой все горячее и горячее, будто что-то издевательски подкидывает дров в разбушевавшийся костер в его хрупком организме. — Нет! Нет… — Татьяна в надежде еще раз встряхнула обездвиженное тело юноши, но все тщетно.

***

Запах чистого постельного белья ворвался в ее нос, приятно лаская обонятельные чувства своим непривычным мятным ароматом, от которого хотелось зарыться во все это вкусно пахнущее великолепие с носом как можно глубже, чтобы запахи реальности не могли помешать наслаждаться этим моментом.

Чья-то теплая слегка шершавая рука прикоснулась к ее щеке, осторожно и практически незаметно, будто этот человек боялся разбудить Татьяну, которая, словно маленький ребенок, спала в мягкой кровати, завернулась в теплое махровое одеяло, натянула его до подбородка, так как не желала замерзнуть от малейшего дуновения ветра, проникнувшего сюда сквозь приоткрытое окно.

В комнате было слишком темно, как-то серо, будто все происходило внутри старой фотографии, где невозможно увидеть хотя бы какой-то цвет, кроме белого и обжигающего глаза черного. Лишь далекая луна, дарившая этой маленькой спальне свое бледно-желтоватое сияние, имела приятный теплый оттенок.

— Эрван, — сквозь сон прошептала девушка и прижалась щекой к мужской ладони, которая не спеша путешествовала по ее румяному лицу, изучала каждый изгиб и неровность. — Не уходи. Пожалуйста.

— Я никуда не уйду, — ответил Эрван и робко прикоснулся потрескавшимися от жажды губами к ее очерченной ключице, остановившись на мгновение, чтобы почувствовать вкус ее кожи, сладкий и с легким привкусом спелой вишни. — Я буду рядом.

— Эрван, — сквозь слезы простонала она и сжала его ледяную ладонь, словно боялась, что она растворится в этой пугающей темноте. — Ты такой холодный… Такой холодный…

— Татьяна, не плачь, — его губы невольно коснулись ее соленой от слез щеки и на какое-то время замерли, боясь отстраниться от бархатной женской кожи. Ему хотелось наслаждаться этим вечно, но Татьяна через минуту отстранилась от молодого человека, будто боялась его действий. — Я здесь… Я здесь, — прошептал он, с легкой боязнью коснувшись кончиком носа ее пухлых губ, поводя им сверху вниз, надеясь вызвать у нее легкую кокетливую улыбку. Но лицо девушки замерло, стало пугающе кукольным и безэмоциональным, сверкая в тусклом свете плывшей по ночному небу луны, медленно и уверенно поднимавшейся все выше и выше над ночным городом.

***

Болезненное падение устремляет наш взор в небеса, заставляет высматривать в этом бескрайнем висящем над нами пространстве свет, который все величают по-разному. Для кого-то это Господь Бог, для кого-то символ свободы и безграничной силы, но малому количеству людей не удается увидеть там ничего, кроме слепящей пустоты и темноты.

Казалось бы, как в этом необъятном небесном мире не разглядеть хотя бы маленькую звезду, заметить ее слабое белое сияние, которое летит до нас сотни лет? Представить трудно, что эти прекрасные маленькие звезды намного старше, чем мы их видим сейчас. На небосводе перед нами будто показывают их старые фотографии, перенося в далекое прошлое, стирают грань между настоящим и будущим.

Но некоторые люди ослепли, они не в силах увидеть подобного. И причиной может быть не только физическая слепота, но и душевная, способная стать самым серьезным недугом в нашей слишком короткой жизни.

Татьяна не видела на небе ничего, оно было черным и, словно острый нож, резало покрасневшие от слез и бессонных ночей глаза. Она уже не чувствовала боли, не чувствовала, как ее тело выло от полученных ран и кровоподтеков, покрывших каждый участок кожи. Ледяные капли дождя уже не в силах смыть эти следы насилия. Слишком сильный отпечаток оставил на теле девушки таинственный гость, который все еще был позади и медленно шагал вперед, пытаясь не отставать от до смерти напуганной рыжеволосой леди, на чьих руках болталось бездыханное тело юноши, не подающее никаких признаков жизни.

Лестницы вели куда-то вниз, в бездонную пропасть, каждая ступенька будто выше предыдущей, поэтому, чем ниже они спускались, тем сложнее было сделать хотя бы одно движение онемевшей от холода ногой.

Жажда жизни, жажда света заставляли ее двигаться вперед, терпеть боль, разрывавшую каждую клеточку организма на сотни кусочков, а затем вновь соединяя воедино, чтобы повторить эти ощущения вновь и вновь. Ноги молили о пощаде, Татьяна уже не помнила, что имела способность ходить, до конца не осознавала, что бежит куда-то вперед, спускаясь вниз все ниже и ниже, в самую глубь Ада, который с распростертыми руками ждал ее появления.

***

У Майкла Джонсона была самая нелюбимая работа в его жизни, ему приходилось тратить лучшие годы на должности полицейского в самом отдаленном уголке Лондона, где нет никого, кроме голодных бездомных и хулиганов, желавших залезть в давно опустевшие заброшенные дома. Все, что ему оставалось делать, так это охранять покой этого опустевшего безлюдного района города, который был наполовину затоплен после недавней непогоды. Здесь не имелось ни уличного освещения, ни какого-либо людского потока, все вокруг будто замерло в ожидании какого-то чуда, света, способного пробудить эти спящие здания, пустые и темные, как небо.

У него не было семьи, вся его жизнь была прожита в полном одиночестве. Свою семью он не помнил. Возможно, из-за обиды на них, возможно, из-за того, что не видел их с самого детства. Никто не понимал, почему этот человек не знает ничего о тех, кто подарил ему жизнь, да и боялись спросить, ведь Майкл очень не любил подобные вопросы, да и в последнее время их ему редко задают. Людей мистер Джонсон практически не видел, лишь изредка, когда приезжали его напарники, сменявщие его рано утром, а после работы Джонсон обычно возвращался в свою съемную квартиру неподалеку и там сидел до самого вечера, пока не настанет час службы. Не было никаких изменений, каждый день будто повторял предыдущий. Все вокруг становилось одинаковым, бессмысленным, вызывавшим отвращение.

Но сегодняшний вечер стал несколько особенным. Буквально через пару часов, когда на часах стояло давно за полночь, на улице возник чей-то силуэт, медленно шагавший по промерзшей размытой дороге, неся на своих худеньких хрупких руках чье-то медленно покачивающееся тело, безжизненно откинувшее светловолосую голову назад.

— Эй! — Майкл окликнул незнакомку, но та продолжала медленно идти в его сторону, будто боялась, что ее ноша от малейшего лишнего движения выскользнет из обессиленных ручек. — Что вы здесь делаете?

— Прошу вас, — девушка с трудом сумела прошептать эти два слова и рухнула наземь вместе с бездыханным телом юноши.

Майкл минуту опешил, но затем быстро опомнился и бросился вперед, через минуту оказавшись на коленях рядом с обессиленной девушкой.

— Боже, что с вами произошло, мисс? Кто с вами это сделал?!

— Пожалуйста, помогите мне, — едва слышно прошептала девушка и слабым движением сжала горячую ладонь полицейского, который растерялся и не знал, что необходимо делать в подобной ситуации.

— Я… я пришлю скорую. Только сбегаю к телефонному автомату. Никуда не уходите!

Девушка слабо кивнула и с трудом села, прижав к себе тело молодого человека, чьи губы были полностью покрыты кровью, струйки которой продолжали течь по его правильному очерченному подбородку, стремясь все ниже и ниже, будто мечтали покрыть все тело своими извилистыми узорами.

***

Татьяна не знала, сколько она пролежала без чувств на этой пустой безлюдной дороге. Она не чувствовала ни страха, ни холода, лишь легкую эйфорию, горячим потоком разносившуюся по ее неподвижному телу.

Пустынная улица начала медленно встречать долгожданный рассвет, окрашиваясь в теплые рыжеватые оттенки, которые напоминали чем-то красивый сорт дерева: все вокруг устилалось толстым слоем гнили и прожорливой ржавчиной, покрывшей все металлические конструкции некогда богатых домов английских господ. Рядом с заброшенными коттеджами стояли пустые машины, также оставленные своими хозяевами по непонятным причинам. Дорогих забытых автомобилей было довольно много, словно жители и не собирались покидать это место, а лишь дружной компанией ушли куда-то и так и не вернулись. Что здесь могло случиться? Что заставило жителей этого района бросить все свое имущество на произвол судьбы?

Легкая слабость и головокружение одолевали окоченевшее от осенней сырости тело Татьяны с новой силой, не было желания даже слегка пошевелить пальцами, все, о чем мечтало тело — лежать на дороге, неподвижно и как можно дольше.

— Татьяна Хапперт, Татьяна… — слабый мальчишеский голос нарушил это утреннее спокойствие и тихо пощекотал своей приятной сладкой бархатистостью окоченевшие от сырого осеннего воздуха уши спящей девушки.

— Ричард… Как я рада, что ты пришел в себя, — сквозь полуобморочное сознание прошептала Татьяна и попыталась открыть глаза, но яркие лучи просыпавшегося солнца заставили ее делать это как можно медленнее и осторожнее.

— Полицейский обещал вернуться сюда, он поможет нам, — юноша положил обессиленную голову Татьяны на свои колени и осторожно стал поглаживать ее запутанные темно-рыжие волосы.

— Где мы? — сквозь сон промолвила девушка и взглянула на добродушное слегка отекшее лицо парня, который все так же смотрел на нее преданными щенячьими глазами.

— Окраина Лондона, эта улица совершенно безлюдна, приятная тишина и спокойствие чувствуются в воздухе, не испачканном фабриками и заводами, — с легкой мечтательностью в голосе ответил Ричи и прижал Татьяну к себе еще сильнее, как маленькую беззащитную собачку, промокшую под проливным дождем.

— Ты такой холодный, такой холодный, — девушка слегка прикусила губу и вздрогнула, чувствуя, как по ее телу проносятся мурашки пчелиным роем.

— Ваше тепло поддерживает во мне угасающее пламя… Не уходите от меня.

— Я буду рядом, обещаю, — улыбнулась девушка и робко убрала с его бледного мокрого от пота лба светлую прядь волос, которая капризно лезла в его преданные глаза.

***

Татьяна вновь не заметила, как покинула реальный мир и провалилась в сон. На этот раз ей удалось сделать это на полусгнившей скамейке неподалеку от одного из домов. Сладкий сон нарушили чьи-то громкие шаги, приближавшиеся к ее персоне. Девушка осторожно открыла глаза и заметила рядом с собой тяжело дышавшего полицейского, в руке котором находился пистолет в полной боевой готовности.

— Господин полицейский, наконец-то, — осторожно поднялась на ноги та, чувствуя, как силы наконец-то стали возвращаться к ней. — Нам срочно нужно в больницу, мой друг…

— Какой друг? — с легкой злостью спросил мужчина, оглядывая девушку с ног до головы. — Здесь кроме нас никого нет.

— Ричард? — испуганно вскликнула Татьяна и стала в панике оглядываться, пытаясь найти среди всех этих заброшенных построек исчезнувшего из поля зрения юношу.

— Я так долго ждал этого момента, — прервал Татьяну полицейский и сделал шаг вперед навстречу девушки. — Знаете, как я ненавижу эту работу, как ненавижу закон, как ненавижу людей?

— О чем вы говорите? — с удивлением посмотрела на него Татьяна и увидела, что тот наставляет на нее свой пистолет.

Глаза полицейского излучали какую-то ненависть, сексуальное возбуждение зверя, он был готов прыгнуть вперед в любую секунду, лишь бы отведать плоть своей беззащитной жертвы. Девушка сделала шаг назад, надеясь, что этот мужчина совершает эти действия не по-настоящему, что сейчас он окажет ей обещанную помощь. Но полицейский будто одичал, в нем больше не чувствовалась защита, он стал напоминать яростного голодного зверя, не видевшего пищу долгие годы.

— Стойте, не делайте этого, — выставила руки вперед девушка и стала в панике следить за каждым движением мужчины.

— Я так ненавижу свою жизнь. И если это мой единственный шанс, мне необходимо им воспользоваться.

— Не подходи ко мне!

Едва девушка успела это произнести, как тяжелая рука сокрушающим ударом сбила ее с ног, едва не лишив сознания. В голову вновь вторглась нестерпимая острая боль, заставившая Татьяну вскрикнуть, нарушив умиротворявшую тишину этого места. Грязные мужские пальцы, словно ножи, дружно впились в ее тонкую хрупкую шею и полностью лишили девушку возможности дышать и издавать какие-либо звуки.

— Твой мальчуган уже не сможет тебе помочь, куколка. Теперь ты подчиняешься мне, — жадно прошептал над ее ухом тот и липким языком прошелся по румяным женским щекам, оставляя после себя дурно пахнувшую дорожку слюны, в которой виднелись остатки утреннего завтрака.

Раздался оглушающий хлопок, после чего Татьяна поняла, что пальцы насильника резко ослабли и полностью освободили шею задыхавшейся девушки, которая сразу же начала с удивительной жадностью глотать воздух, понимая, насколько ценен он все это время для нее был.

Звук ударившегося о землю металла нарушил и без того хрупкую тишину этого места. Когда Татьяна смогла отдышаться, то поняла, что ее с ног до головы покрывала чужая кровь, фонтаном брызгавшая из разорванной головы обезумевшего полицейского. Поняв случившееся, девушка с паническими криками вылезла из-под мертвого тяжелого тела и как можно дальше отошла от места убийства, пытаясь поверить в то, что все это происходит на самом деле.

Рядом с ней стоял дрожащий, как осиновый лист, Ричард и с ужасом смотрел на свои руки, которые только что совершили этот смертельный выстрел.

— Ричи? — Татьяна посмотрела на его до смерти испуганное лицо.

— Я убил человека, — едва слышно прошептал он и обессиленно сел на корточки, закрыв лицо руками.

— Ричи! Послушай меня, — Татьяна резко сжала ладонями его заплаканное лицо и, не моргая, заглянула в его красные опечаленные глаза, в которых виднелось столько страха и сомнения, что у нее сжалось сердце. — Мы оставим этот случай в тайне, никто об этом не узнает. Ты слышишь меня? Нас здесь не было и ничего не произошло.

— Я… убил его…

— Ты спас меня, — еще крепче обняла его та. — Ты предотвратил убийство. Иногда нужно жертвовать чем-то, чтобы спасти человека.

— Убить так легко… — дрожащим голосом прошептал юноша, все еще держа перед собой открытые ладони, боясь сжать их в кулаки, будто от этого может произойти еще один выстрел. — Так легко…

***

Страх перед смертью преследовал людей с самого зарождения жизни, это была боязнь неизведанного, боязнь перед тем, что нельзя ни изучить, ни даже ощутить. Смерть была всегда. Людское сознание не в силах было принять теорию, о том, что после ухода из жизни человека ждет "ничего", бездна без времени и пространства. Именно так зародились все мировые религии, так возник прекрасный загробный мир, где не существует ни боли, ни страха, только свет и умиротворение, которое никогда не сможет покинуть то место. Люди стали верить, твердо верить в этот светлый прекрасный мир, куда мы, как нам с детства говорили, попадем после земной жизни. Создав в собственном сознании что-то, что нам так необходимо, то, что даст нам возможность объяснить непонятное, мы начинаем верить, думать, что все это действительно существует, что не нужны никакие доказательства, чтобы подтвердить эту точку зрения. Мы лишь верим, чтобы не бояться смерти, не бояться неизвестности, что ждет нас после жизни.

Татьяна считала, что не нужно обманывать самих себя, придумывать оправдания, образы в своей голове, лишь для того, чтобы найти хоть какое-нибудь объяснение происходящему. Мы видим то, чего не существует, так думала она. Видим, так как хотим этого. Наше сознание невероятно слабое и нестабильное создание, его можно легко обмануть, подчинить себе, заключить в стальные цепи, взяв власть над всем телом. Этим пользуются многие личности ради собственной выгоды, они внушают людям то, во что те хотят поверить, что сможет обезопасить их от собственных страхов. И вся наша жизнь строится на вере, без нее у нас нет ни целей, ни желания что-либо делать. Вера — единственное, что способно нас поддерживать. Она словно пища для людского сознания, без нее оно погибнет. Человек без веры становится обычным существом, лишенным всякого смысла жизни, он ослаблен, истощен, охвачен собственными страхами и сомнениями. Человек без веры быстро погибнет, став жертвой неизвестности.

Татьяна часто задумывалась над тем, во что она действительно верит, что заставляет ее идти дальше. Это было трудно, по-настоящему трудно для нее… До недавнего времени. Она стала верить в правду, правда стала ее верной целью, именно правда дает ей возможность поддерживать свою жизнь, чтобы искать… Искать истину, настоящую и не выдуманную тем, кто захотел, чтобы в это кто-нибудь поверил. Но сейчас правда в ее глазах начинала обретать другую форму, та правда, которую девушка так любила, так оберегала, в которую так верила, начинала принимать другие лживые формы, обретать другое значение и двигаться в другом направлении.

Она стала ложью.

Ее некогда прекрасные глаза теперь застилали слезы. В них больше нельзя прочитать радость, спокойствие, твердую уверенность, восхищавшую до сего дня всех мужчин, с которыми ей доводилось работать в детективном агентстве. Не видавшая грязи одежда местами порвана и покрывалась еще совсем свежей землей и дорожной пылью. Но недостатки внешности ее больше не волновали, ее не волновало ничего, кроме происходящих в данный момент событий.

Действительно ли то, что сейчас происходит, является правдой? Разве это не может оказаться ложью, насильно вживленной в сознание верой? Татьяна не знала ответа на этот вопрос, ответ ее пугал до потери памяти. Она боялась правды, настоящей правды. То, к чему она все это время стремилась, ради чего боролась, стало отталкивать, уничтожать изнутри, разрывать на части.

Сильные женские руки надавливали на лопату, заставляя ту впиваться в могильную землю местного кладбища, окутанного легким туманом и еще не успевшего проснуться после тяжелой долгой ночи. Нежные ладони были покрыты свежими мозолями, которые ужасно кровоточили и покрывались кусочками земли, заставляя ранки неприятно пощипывать, будто что-то своими маленькими зубками впивалось в поврежденную кожу. Могильная яма росла медленно, силы Татьяны уже были на исходе, но она продолжала копать, углубляться в сухую неприятно пахнувшую землю, будто пытаясь найти где-то внизу секреты на все вопросы жизни.

Тело мертвого полицейского лежало неподалеку и уже подавало первые признаки разложения. Оно было белым, как утренний туман, нависший над этим тихим пугавшим до мурашек местом. И первые мухи уже с довольной мордочкой стали ползать по умиротворенному лицу убитого, изучая каждый сантиметр его затвердевшей кожи, излучавшей неприятный аромат смерти. Татьяна старалась не смотреть в сторону трупа, перенеся все свое внимание на копание могилы, делала ее как можно больше и глубже, чтобы крупное тело этого мужчины могло с легкостью там уместиться.

Через полтора часа изнурительной работы старой ржавой лопатой, изуродовавшей все руки женщины, могильная яма была готова и ждала своей награды. Татьяна немного отдышалась, вытерла засохшие слезы, размазав рукой грязь по лицу, затем с тяжелым сердцем подошла к мертвому телу, в последний раз взглянув на этого рослого мужчину, пытавшегося изнасиловать ее пару часов назад. Она не чувствовала к нему ни жалости, ни легкой симпатии, лишь страшное отвращение, какое можно испытывать только к самым мерзким вещам в своей жизни. Но она плакала, плакала от страха, бессилия, боли, разносившейся по всему хрупкому женскому организму. Татьяна еще не до конца осознавала, что делает. Она лишь делала это, стараясь не размышлять над целью своего поступка. Первые мысли, посетившие ее голову, говорили, что так будет правильно, честно для всех, кто участвовал в этом страшном преступлении. В первый раз в жизни она начала думать, как преступник, и это невольно терзало ее совесть, заставляло ту разрываться на части от совершаемых девушкой действий.

Взяв мертвое тело за ноги, она со стонами от нехватки сил потащила его к могиле. При этом ей казалось, что за всем этим наблюдает стороннее лицо, затаившееся где-то поблизости, и изучает каждый сделанный ею шаг, продумывая для нее страшную кару. Татьяна постоянно оглядывалась по сторонам, будто надеялась увидеть среди бесконечных заброшенных надгробий неизвестное лицо преследователя, без разрешения пришедшего сюда. Но здесь было пусто, Татьяна находилась среди мертвецов одна, никто не осмеливался прийти сюда, им было страшно. Это место навсегда было окутано духом смерти, вечного спокойствия, которое невозможно встретить больше нигде, только здесь, среди умерших.

Наконец, тело лежит в могиле, ожидая, когда его присыплют холодной сухой почвой, навсегда скрыв от лучей холодного осеннего солнца, медленно поднимавшегося из-за горизонта. Поведение солнца удивляло Татьяну уже не первый день, оно будто стало медлительным, ленивым, не желало подниматься высоко над миром, оставаясь висеть где-то внизу, будто пряталось от любопытных глаз. Может быть Татьяне это всего лишь казалось, но ее не покидало ощущение, что мир вокруг нее стал иным, стал подчиняться другим законам и порядкам. Это не на шутку тревожило. Она не узнавала ничего, рядом с чем жила всю свою жизнь.

Когда тело уже с готовностью к полному погребению лежало на дне могильной ямы, Татьяна, в последний раз взглянув на мертвого полицейского, с большой неохотой взяла лопату и стала возвращать землю из большой высокой кучи на свое место, скрывая убитого от лучей утреннего солнца. Закапывать оказалось намного легче, и руки уже не так сильно ныли от боли и усталости, будто хотели, чтобы их хозяйка закончила с этим делом как можно скорее.

Вскоре последняя горстка земли легла на свежую могилу, и Татьяна с отвращением отбросила лопату в сторону, сев на колени, надеясь хоть немного прийти в себя, но состояние от минутной передышки так и не улучшилось. Мысли окутал густой туман, отчего стало немного спокойнее после произошедшего, но так или иначе на ее шее висел неподъемный груз, который еще долгое время будет висеть на ней, заставляя покаяться в совершенных действиях. Она знала, что виновата во всем этом, знала, что ничего бы не произошло, если бы ее любопытство и желание отыскать истину не были столь фанатичными и непредсказуемыми. Только сейчас Татьяна начала сомневаться в смысле своих поисков, в смысле этого расследования, во всем происходящем. Все так запуталось, все в буквальном смысле вышло из-под контроля, вызвав бурю непредсказуемых событий, от которых не стоило ждать пощады.

Она устала. Устала… Ее сознание стремительно падало куда-то вниз, будто желало скрыться под землей, чтобы больше никогда не видеть земной свет.