Слезы Лимба. Книга 1

Глава седьмая. Церковные колокола

Мягкие серебристые капли позднеосеннего дождя ласкали могильные плиты, смывая с них пыльцу сухой каменистой почвы, обнажая потертый мрамор, заросший густым слоем плюща и жесткой бледно-бежевой травой, которая скукожилась от царствовавших холодов и напоминала непонятных скорбящих существ, проливающих свои слезы на спрятанных под землей покойников. Дождь был настолько сильным и холодным, что если закрыть глаза, то покажется, что на твою кожу оседают снежинки, моментально тают и обволакивают все тело. Почва казалась бесплодной, лишенной жизни, об этом говорило обилие погибших цветов и бледно-желтых сорняков, которые были связаны сильным ветром таким образом, что с легкостью могли спутать ноги идущего и затащить бедолагу в свои темные густые заросли, где все живое забывает о существовании солнечного света.

Кладбище было заброшено, вряд ли сюда ступала нога человека за последние десять лет. Какое-то время здесь властвовала природа, кругом была ароматная растительность, а насекомые весело порхали над этим тихим местом, оглушая всех своим жизнерадостным жужжанием. Но отныне в этом месте не услышишь никаких звуков, кроме пугавшего до мурашек завывания ветра и шуршания завядшей травы — это был совершенно иной мир, огороженный от реальности высоким забором из старого красного кирпича, который начал крошиться от каждодневных ударов ветряных потоков. Входом сюда служила массивная арка, вросшая в кирпичную стену, и имела высокие ворота, сделанные из чугуна и вобравшие различные декоративные детали, среди которых можно было разглядеть образы ангелов, молившихся за упокоение человеческой души. Изредка был шанс увидеть, как из-за надгробий и покосившихся крестов выглядывали голые деревца, раскачивавшиеся на ветру. Они были такими тощими и изнеможенными, что создавалось опасение, будто они вот-вот переломятся пополам, но те продолжали стойко стоять на месте, справляясь с разбушевавшейся стихией уже долгое время.

Девушка медленно брела вперед, стараясь делать маленькие шаги, чтобы случайно не запнуться о спутавшуюся траву, которая от дождя стала еще прочнее и неуязвимой для человеческих ног. Тропинки давно исчезли, поэтому приходилось идти чуть ли не на ощупь, надеясь не наступить на скрытый в зарослях люк, оставшийся от какой-нибудь снесенной в военное время часовни. Но это место выглядело нетронутым войной, тут и там могилы, многим больше ста лет, и все, что их подпортило, лишь ветер, неугомонный и облюбовавший подобные места. Могильные плиты были массивными, из обычного камня, но встречались и из белоснежного известняка, даже из настоящего мрамора, но всех их объединяла общая черта — на них нет ни имен, ни инициалов, даже не осталось следов, словно умершие не желали, чтобы кто-то знал об их существовании в живом мире. Такая особенность могил слегка испугала Татьяну, которая встретилась с подобным впервые. Все вокруг имело необъяснимые странности, которых стало так много, что хотелось просто скинуть с себя эту неподъемную ношу и больше никогда не пытаться думать о чем-то подобном. Но это было нельзя сделать, не сейчас. Она стала частью этого необъяснимого мира, его странностью, самой настоящей загадкой, ключа к которой нет ни у кого, даже у нее самой. Татьяна не могла вырваться, не могла открыть эти чугунные ворота — они надежно заперты, вокруг — бескрайняя стена, за которой светит яркое солнце, но оно так далеко и такое холодное, что сливалось с черно-белым небом. Остается изменить замкнутое пространство вокруг себя, завершить начатое, только тогда луч света проникнет в это мертвое царство, опустошение души исчезнет навсегда. Но готова ли она сделать это? Готова ли идти дальше? Готова ли продолжать борьбу с неизвестным врагом, который может стать кем угодно, принять любой возможный облик? Она не знала.

Татьяна продолжала идти, медленно и бесшумно, касалась рукой надгробий, словно здороваясь с усопшими, будто знала их целую вечность. Эти неизвестные личности, спавшие глубоко под землей, стали для нее чем-то родным, чем-то особенным. Ей казалось, что они понимают ее как никто другой, знают все мысли и душевные переживания, перенимая всю боль девушки на себя.

Она понимала, что медленно сливается с этим миром, становится чем-то прозрачным и неподвижным. Медленно шла вперед… А сухая трава ласково связывала хрупкие ступни, пытаясь забрать Татьяну туда, где все самое плохое исчезнет из души и вернется спокойствие… Уже навсегда.

***

Узкую улочку засыпали маленькие заброшенные домики, построенные в викторианском стиле. Миниатюрность делала их похожими на кукольные, что были брошены повзрослевшими девочками на произвол судьбы. Яркая дорогостоящая краска уже не могла справиться с чрезмерной сыростью и ветром-рубанком, любящим стругать стены с таким усердием, что дом стремительно терял идеально ровную и изящную форму, становясь похожим на непонятную деревянную гору. Стекол в домах практически не было, а если и присутствовали, то готовы были вот-вот выпрыгнуть из своих рам, со звоном удариться о дорогу. Пышные деревья успели за пару дней сбросить золотистую шевелюру, облысеть и стать похожими на сгорбившихся тощих людей с обилием конечностей. Листья теперь устилали все, создали грязновато-рыжий ковер, сгнивший от чрезмерного количества влаги, пропитавшей местный воздух.

Небо измазано сажей. Располневшие дождевые облака низко кружили над землей, как голодные коршуны, ищущие новую добычу для своих детишек — острых капель. Они висели настолько низко, что было ложное представление об их достижимости, будто их можно легко тронуть рукой и ощутить этот сырой осенний холод, пронзавший тело до самых костей. Облака опускались все ниже и ниже, постепенно переходили в густой непроглядный туман, скрывший уродливые образы заброшенных зданий, которым было, видимо, стыдно показываться случайным гостям на глаза.

Ричард мертвой хваткой сжимал холодный пистолет в руке, идя вперед по дороге, щурился от густого тумана, который будто загорелся от неизвестного источника света. Он не знал, куда идет, весь мир тщательно подтерли хорошим ластиком и не оставили ни одной детали, кроме гнетущего серого тумана, заполнявшего легкие жидкостью при каждом вдохе. Волосы моментально стали сырыми и надежно прилипли ко лбу.

Руки до сих пор чувствовали выстрел, брызнувшую в сторону Ричи кровь, ее тепло, запах… В ушах раздавался мощный хлопок, от которого юноша каждый раз вздрагивал, словно слышал подобное впервые. Огнестрельное оружие намертво прилипло к руке. Ричи вспоминал движение указательного пальца, нажавшего на курок, тот двигался так плавно и медленно, что можно было восхититься его мастерству, немного усилия, и мир вокруг утонул в мощном хлопке, еще долго гулявшем в виде эха. Это маленькое движение пальцем сделало невозможное — оно отняло человеческую жизнь, буквально за считанные секунды… без каких-либо усилий. Нужно лишь навести на цель и нажать на курок… Все… Больше ничего. Грань между жизнью и смертью оказалась невероятно тонка, ее можно уничтожить одним лишь маленьким движением, за одну секунду. И после этого в тебе нет ничего: ни усталости, ни страха, ни какого-то душевного умиротворения, лишь пустота, мертвая и бескрайняя, отравляющая тело, словно сильнодействующий яд. Пистолет убивает не только того, в кого стреляли, но и стрелявшего, но только первый умирает моментально, второй же медленно и мучительно.

Туман вокруг все сгущался, и вскоре не было видно ничего дальше вытянутой руки, все утонуло в сырой сероватой пустоте. Юноша продолжил медленно брести, обреченно смотрел под ноги, так как это было единственное место, где еще можно было что-то увидеть — маленький клочок земли, разбитой дороги, хрустевшей под ногами, как хлопья.

— Глупец! — хруст дороги был прерван чьим-то приятным мужским голосом, раздавшимся где-то под ухом. Он был таким громким и таким близким, что Ричард от неожиданности стал оглядываться по сторонам, пытаясь увидеть незнакомца, осмелившегося произнести эти слова. — Глупый маленький ребенок! Лжец!

Ричард остановился посреди этой пустоты и лихорадочно огляделся, надеясь отыскать в густом тумане чужой силуэт, но он был совершенно один, чужой голос оказался бестелесным, витал где-то в воздухе, словно далекое эхо. Туман создавал ложное представлении об одиночестве. Постепенно из него вышла высокая мужская фигура, облаченная в старую военную форму, успевшую стать лохмотьями, которые не спасет ни одна прачка. На обладателя этой одежды словно напал огромный зверь ростом с человека и пытался содрать со своей жертвы единственный источник тепла, но так и не смог, о чем говорили свежие пятна крови. Но чем ближе подходил к Ричарду этот незнакомец, тем больше открывалось деталей. Вскоре на свет божий появилась его кожа, покрытая ожогами, такими большими и уродливыми, что Ричард с трудом мог смотреть на них и сдерживать отвращение.

— Ты думаешь, что сможешь остановить все это? — незнакомец встал в паре метрах от Ричи и злобно посмотрел на него, как на провинившегося в чем-то очень серьезном. — Ты никогда не мог держать ситуацию под контролем, никогда. Ты слишком наивен! Слишком большого мнения о себе.

— Кто ты такой? — юноша с дрожью спрятал пистолет за спиной, но не выпускал из руки, продолжая держать оружие наготове.

— Не притворяйся, что не в курсе, кто я такой. Ты прошел слишком много, чтобы все забыть.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Лжешь.

— Я…

— Где Татьяна? Неужели ты позволишь ей совершить глупость, стать той, кем она не должна стать?

— Я не понимаю… Я ничего не понимаю… Кто ты?! Что ты хочешь от меня?! — Ричард не заметил, как его руки практически самопроизвольно наставили на изуродованного ожогами незнакомца пистолет и были готовы совершить очередной выстрел, но что-то выжидали, ждали какого-то определенного момента.

— Сколько насилия накопилось в твоем брате за эти восемь лет. Я думал, что он изменился после своего ухода, но нет, продолжает убивать, как в старые добрые времена.

— Ты ничего не знаешь о моем брате! — Ричард сжимал пистолет все сильнее, в голове до сих пор раздавался тот самый выстрел, разносясь по телу горячей желчью и обжигая все внутренние органы. Слезы медленно и плавно стекали по обмороженным щекам, пропадая где-то внизу, но юноша их не замечал, он продолжал слышать этот громкий смертельный хлопок от пистолета, и никакие звуки больше не могли проникнуть в его голову.

— Рано или поздно ты положишь конец этому безумия. И Татьяна окажется рядом. Только вы сможете отыскать выход из этого места. И закрыть дверь на ключ.

Едва незнакомец это произнес, как позади него выплыли черные человеческие силуэты, продолжавшие прятаться в тумане, скрывая свои лица. Они встали вкруг, держа друг друга за руки, словно туман может снова унести тех в свое бездонное царство. Этих силуэтов было так много, что казалось, будто все люди земли собрались здесь, чтобы посмотреть на то, как Ричард наставляет пистолет на своего безымянного собеседника, не понимая собственных действий.

— Кто они? — дрожащим голосом произнес Ричи и медленно опустил пистолет, с ужасом поглядывая на этих безликих людей, стоявших где-то вдали среди густого осеннего тумана.

Но ответа не последовало. Незнакомец растворился в пустоте, не оставив после себя никаких следов, словно он никогда здесь и не присутствовал. Когда Ричард смог осознать, что его собеседник действительно покинул его, как в уши врезался самый омерзительный звук, который ему доводилось когда-либо слышать, даже выстрел от пистолета теперь казался сладким женским голоском.

Истерический смех, многотонный, многоголосый, но такой единый, что не было понятно, чем он является на самом деле. Его уровень шума разрывал барабанные перепонки на мелкие кусочки, он был повсюду, словно смеялись все эти многотысячные силуэты без лиц, но так или иначе смеялся кто-то один, превратив свой озорной смех в смертельное невидимое оружие, способное убить сознание каждого, кто посмеет это услышать.

***

Где-то вдали тумана возник громкий и протяжный крик лошади, словно она из последних сил звала на помощь, но затем несчастное животное стихло и вновь растворилось в сгустках тумана, а доносившееся эхо, созданное ее мольбой о помощи, еще долго преследовало Татьяну, пока не улетело вместе с ветром в бесконечную пустоту. Девушка, ослепленная таким ужасным погодным явлением, из-за которого все окружение исчезло в спустившемся на землю сером облаке, шла практически на ощупь по вымощенной узкой дорожке. Она покинула пределы зловещего кладбища, от которого до сих пор доносился аромат смерти и звук голодных воронов, внезапно прилетевших туда, чтобы изучить новое тело, зарытое глубоко под землей. Вряд ли эти черные крупные птицы станут откапывать убитого полицейского, у них попросту не хватит сил, но то, как они слетелись над свежевырытой могилой и с яростью клевали ее, пугало до мурашек. Поэтому девушка поскорее покинула то злополучное местечко, пока вороны не поняли, что здесь бродит еще совсем теплый человек, который может вполне стать их обедом.

Дождь, к счастью, прекратился, но воздух был таким влажным, словно капли воды застыли в воздухе и не желали приземляться на землю, боялись стать частью этого загробного мира. Татьяна, идя по тропинке, невольно задумалась о том, что же случается с человеком после смерти. Раньше она воспринимала уход из жизни как что-то обыкновенное, обыденное и незаметное. Смерть не являлась для нее горем, никогда не застревала в мыслях. Она будто отрицала существование этого естественного процесса человеческого пути, умерший для нее просто исчезал, растворялся и никогда не возникал в памяти и сердце. Только сейчас, почувствовав руками могильную землю, она поняла, какой же чертовой эгоисткой была все это время. Смерть отца промелькнула для нее быстрее падающей звезды, она ни разу не навещала их могилу, ни разу не вспоминала, а лишь презирала его за то, что едва не заставил ее семью собирать языком крошки с пола. Но сейчас ненависть будто притупилась, ощущение присутствия кладбищенской земли на пальцах заставили посмотреть на родителя с совершенно другой стороны. Как она могла забыть все хорошее? Как осмелилась оттолкнуть и навсегда оставить родного человека в полном забвении?

В голове возникло лицо матери, которая сидела на кухне за маленьким круглым столиком, а перед ней веером разложены счета, присланные с банка. В них находились немыслимые цифры, но мать, заметив приход дочери, всегда прятала эти бумажки в карман фартука и никогда не говорила об этом, хотя знала, что Татьяна в курсе всех дел. Но она пыталась уберечь дочь от опасности, отдаляла от всего плохого. И Татьяна начала спрашивать саму себя: «Как я могла так поступить? Как могла возненавидеть того, кто делал все возможное для моего блага? Как я могла положить на него такую тяжелую обиду, которая его просто раздавила в моей памяти?»

Улыбка отца появилась перед ее глазами, такая красивая, лучистая, искренняя. Он смотрел на нее, на свою единственную дочь, затем взял маленькую Татьяну к себе на руки и поцеловал в румяную пухленькую щеку.

— Мы ведь с тобой команда? Настоящие герои?

— Да, папа, — засмеялась Танюша и ущипнула отца за большой нос с небольшой горбинкой, который казался ей самым красивым носом в мире.

Но сейчас этот образ где-то вдали, в самых глубоких уголках памяти. Как она могла забыть его любовь, как могла отрицать все это время? Кто ей дал на это право? Теперь Татьяна смотрела на собственное Я со стороны с сильнейшим презрением, она стала ненавидеть себя за свой эгоизм, равнодушие ко всему, что ее окружало. Она задавалась вопросом, почему всю жизнь ее преследовало одиночество? Почему никогда рядом не было того, кто мог бы развеять тьму, согреть в холодную ночь, успокоить, избавить от переживаний? Она всегда была одна, но в то же время окружена толпой людей. Эти люди смотрели на нее, любовались, но не слышали, не понимали. Ее сторонились, избегали. Все: муж, коллеги по работе, друзья. Все ее подруги с колледжа забыли о ней, ни разу не написали и не позвонили, а тот же Себастьян, которого она с самого начала своей карьеры считала наставником, другом. Он тоже исчез из ее жизни на долгое время и заговаривал с ней только на работе и исключительно о работе. Этот человек редко интересовался ее бытием, она была ему неинтересна, хотя мужчина делал вид, что проявляет чувство заботы.

Только с Эрваном она была не одинока, рядом с ним терялось это неприятное чувство, с ним у нее появлялись силы, желание идти дальше. Она была замужем, являлась преданной супругой, но любила другого. Это заставляло ее сердце трепетать об одной лишь мысли об этом. Она делала что-то запретное, нарушала все права, которые были на нее наложены печатью.

И где она сейчас?

Где тот, кого она безумно любила, кем болела и ради кого жила? Он исчез в тумане, растворился в нем, и надежда найти его таяла на глазах, таяла за считанные секунды.

— Эрван! — девушка совершенно потеряла саму себя и начала кричать в бескрайнюю пустоту, срывая свой охрипший от холодной погоды голос. — Эрван!

Ответом последовал тот странный жалобный крик лошади, который на этот раз был где-то поблизости, словно животное из последних сил шло на запах единственного в этом месте человека, надеясь получить необходимую помощь.

Девушка, немного успокоившись и справившись с мыслями, пошла вперед, наконец-то увидев впереди себя что-то, что отличалось от однообразной туманной пустоты. Это были чугунные высокие ворота, чем-то напоминавшие те, что она видела на кладбище, но эти были намного выше и включали в себя более сложные детали, а именно библейские сюжеты, но никого из действующих лиц Татьяна не знала, хотя еще в колледже очень хорошо познакомилась с католической церковью и библией. Это было даже странно. Но, так или иначе, она была рада, что столкнулась с хотя бы каким-нибудь строением на своем пути, так как сплошной туман уже начал разъедать глаза своими скудными тонами и безобразностью.

Снова раздался крик лошади, на этот раз так близко, отчего казалось, что несчастное животное кричало у нее прямо под ухом, щекоча своим длинным языком и зловонным дыханием. Но никто так и не появился, лошадь снова стихла, и даже не было слышно звука ее копыт. Татьяна уже начала думать, что ей все это померещилось, так мозг перестал справляться с таким обилием тишины и начинал выдумывать интересные для него звуки.

Устало сжав прутья ворот онемевшими от холода руками и слегка прижав к ним свое лицо, девушка глубоко вдохнула влажный осенний воздух, чувствуя, как внутри закипели эмоции, которые в последнее время все чаще и чаще начинали выходить из нее наружу. Перед глазами снова замелькали образы из прошлого, которые так согревали ледяную душу. Эти прекрасные добрые лица с улыбкой смотрели на нее и одним лишь движением губ пытались ей что-то сказать, но девушка не понимала их, те образы стали слишком размытыми, забытыми и чужими.

— Я так скучаю по вам, мама, папа… — всхлипнула Татьяна и слегка прикрыла свои глаза. — Я неблагодарная эгоистка. Лучше бы я умерла, чтобы не мучиться, — девушка посмотрела на не существовавшее из-за тумана небо и устремила на него свои мокрые от подступивших слез глаза. — Я так устала… Так устала…

Когда первая слеза докатилась до ее острого очерченного подбородка, как что-то горячее и мокрое прикоснулось к ее соленой щеке, слегка лизнув. Девушка испуганно вздрогнула и повернула свою голову, увидев перед собой испуганную лошадиную мордочку, которая с виноватым выражением лица смотрела на Татьяну, тяжело дыша и изредка фыркая. Лошадь, увидев взгляд Татьяны, отступила на пару шагов назад и застенчиво поскребла по земле копытом, будто пытаясь этим что-то сказать.

— Как ты здесь оказался, дружок? — удивленно посмотрела на безобидное создание девушка и осторожно погладила его по голове. Слегка изучив животное взглядом, Татьяна пришла к выводу, что это самец и у него вывернуто переднее левое копыто, о чем говорила сильная хромота. — Как ты умудрился так пораниться? — девушка наклонилась и взглянула на его рваную рану. Вероятнее всего кто-то вгрызся в ногу чуть выше копыта и этот кто-то был невероятно голоден. — Кто это сделал с тобой? Странно… Следы зубов будто человеческие…

Едва девушка увидела укус на ране бедного животного, как в голове тут же возникли те самые снимки, которые ей показывал Доктор Ломан в тот самый день, когда она впервые приехала в психиатрическую лечебницу. У жертв этих страшных убийц были точно такие же следы зубов на теле. Но Татьяна хотела верить, что это самое обычное совпадение. Убийца не мог оказаться где-то поблизости, если только… Девушка боялась даже думать об этом.

— Пойдем, нам нужно уходить отсюда. Здесь слишком опасно, — девушка осторожно взяла коня за повод, удивившись присутствию уздечки и седла, затем повела раненое животное к воротам, стараясь вести его вперед как можно медленнее, чтобы животное еще сильнее не повредило свою ногу. Конь послушно пошел за ней, как-то испуганно поглядывая по сторонам, словно чуял приближение опасности где-то в тумане.

— Где твой хозяин? Что с ним произошло? — спросила Татьяна слегка ожившего после ее нежных поглаживаний коня, но затем смолкла, поняв по глазам своего нового спутника, что владелец этого прелестного создания вряд ли когда-нибудь вернется к своему четвероногому другу.

***

Звук церковных колоколов пронзил мертвую тишину и своей вибрировавшей мелодией пощекотал ушные раковины, которые сильно напряглись, так как уже успели отвыкнуть от любого искусственного шума. Татьяна прищурила глаза, вглядываясь в густой серый туман, надеясь отыскать в нем источник этого мелодичного звучания, но даже после того, как колокола снова начали звенеть, призывая путников к себе, девушка так и не смогла на слух понять, откуда именно доносился этот звук.

Он шел отовсюду, замкнул Татьяну в узкое кольцо и заставил всех живых существ дезориентироваться в этой мгле. Рядом преданно стоял конь и смущенно скребся копытом о землю, будто хотел этим о чем-то спросить свою новую хозяйку, но Татьяна словно забыла о спутнике и с долей испуга смотрела во все стороны, как-то странно всхлипывая, будто ей было трудно дышать.

— Где-то здесь есть люди, — Татьяна вымученно улыбнулась, по-матерински ласково посмотрела на погрустневшего коня и холодными ладонями сжала его милую мордочку. — Если мы их найдем, они помогут. И ты не лишишься своей ноги, еще сможешь меня покатать верхом. Да, жеребец? — с улыбкой произнесла девушка и потрепала коня по голове, взъерошив его шелковистую гриву. — У тебя есть имя?.. Странно, что я спросила тебя об этом.

Конь с удивлением поглядывал на нее, делая вид, что понимает каждое ее слово, но будто боится ответить.

— Ах ты мой молчун, — тихо посмеялась Татьяна и слегка прикусила губу, задумавшись. — Буду звать тебя Стивом. Как тебе?

Стив в ответ довольно фыркнул и снова поскребся копытом о сухую землю, словно говоря этим, что ему нравится.

— Как же мне больно смотреть, что ты мучаешься, — взглянула девушка на раненую ногу коня и снова устремила свой взор в густоту тумана. — Но нам нужно идти дальше. Где-то здесь есть католическая церковь, — Татьяна осторожно взяла повод Стива и повела своего нового питомца вперед, стараясь идти медленно, чтобы конь успевал за ней на своих трех ногах, четвертую же он слегка подогнул и боялся ею даже дотрагиваться до земли, словно каменистая почва могла с легкостью цапнуть и отрубить конечность.

Шли они не очень долго, Татьяна старалась идти на звук колоколов, которые уже через пару минут стали доноситься только из одного места. Девушка старалась ступать как можно тише, будто опасалась, что громкий шаг может спугнуть это славное звучание церкви, которая подзывала заблудившихся к себе все ближе и ближе, уничтожая мглу перед их глазами.

Вскоре туман рассеялся, и из него выросли высокие стены, принадлежавшие забытому Богом величественному храму из старого раскрошившегося кирпича. Некогда прекрасное сооружение теперь лежало в руинах и было окутано синеватой тьмой этого холодного вечера, лишившись кроваво-красных лучей скрывшегося за горизонтом солнца. Сама церковь, как успела заметить Татьяна, построена в псевдоготическом стиле, о чем говорило смешение более современного стиля архитектуры со средневековым. Но стрельчатые арки, удивительный рисунок устремлённых ввысь линий, мрачная красочность словно возвращали в далекое прошлое, возрождали ушедшие эпохи, которые человек навсегда забыл. Татьяна еще около минуты не могла оторвать своих глаз от этого зловещего сооружения, в котором больше не чувствовалась умиротворенность, а лишь полное забвение и удрученность.

Вдоль каменных ступеней, которые вели к самому храму, стояли темные фигуры ангелов, склонившие свои головы в скорби. Их мраморные одеяния оказались столь искусно выточенными из камня, отчего показалось, будто они развевались на легком ветру, ласкали глаза шелковистостью и неописуемой легкостью. Но самым главным украшением этой оставленной людьми церкви была четырехугольная башня, скрывшая свой шпиль в слегка развеянном тумане, с часами с длинным маятником, что девушка не встречала ни у одного католического храма. Стрелки часов замерли на двенадцати и не желали двигаться дальше, словно их пугала невероятная высота, и они в страхе держатся за эту несчастную цифру на циферблате.

— Эй! Есть кто-нибудь?! — девушка все еще надеялась, что эта церковь не является полностью безлюдной, как это могло показаться на первый взгляд, ведь церковные колокола не могут звучать сами по себе. Но Татьяне ответила лишь тишина, которая уже начинала съедать барабанные перепонки ее ушей. — Нам нужна помощь! Пожалуйста!..

Стив со смущением посмотрел на Татьяну и с неким беспокойством заржал, чуть не встав на дыбы. Но девушка вмиг его успокоила, обняв того за шею.

— Ну, Стив… Что с тобой? Что тебя напугало?

Конь попятился назад, будто призывая Татьяну покинуть это место как можно быстрее.

— Не бойся. Это всего лишь католический храм. Там мы будем в безопасности… Хотя меня тоже пугает его заброшенность. Но нам нужно где-нибудь остановиться, пока туман не рассеется.

Стив слегка успокоился, хотя все еще пытался пятиться назад, но Татьяне все же удалось его заставить пойти вперед, приблизиться к этому зловещему религиозному сооружению.

***

Она еще долго стояла в притворе, боясь заходить внутрь самой церкви, словно что-то невидимое не давало ей ступить туда хотя бы одной ногой. Высокие деревянные двери были наглухо закрыты и слегка подрагивали от поднявшегося холодного ветра, принесшего с собой проливной осенний дождь и бурю из пожухлых опавших листьев, которые заполнили практически каждый дюйм воздуха. Но даже нахлынувшая на это место буря не смогла прогнать воцарившийся здесь туман, тот наоборот от малейшего дуновения становился все гуще и гуще, съедая все на своем пути. Когда даже статуи ангелов скрылись из виду, девушка набралась смелости и, с трудом справляясь с разбушевавшейся стихией, вошла в храм, быстро захлопнув за собой тяжелые двери, которые, на удивление, поддались Татьяне с легкостью, словно были сделаны из ваты.

Вместе со Стивом они оказались в полуразрушенном главном нефе, украшенном частично сохранившимися мраморными колонами и стрельчатыми витражными окнами, которые оказались наполовину разбиты. К сожалению, из-за обилия мрака было невозможно с первого взгляда ощутить всего величия этого сооружения. Каменные своды также частично утратили свои детали и пропускали через широкие трещины свирепый ветер, который, проходя через них, создавал самый настоящий хор.

Поежившись от холода, девушка медленно пошла вперед, ведя Стива вслед за собой. Каждый их шаг по мраморному полу раздавался по всему зданию эхом, словно девушка была облачена в тридцати килограммовые доспехи. Лавочки, на которых обычно сидели во время службы, были хаотично разбросаны рядом со стенами, словно некая сила решила расчистить себе путь. От такого зрелища стало немного не по себе.

— Видишь, здесь намного лучше, — прошептала девушка, мельком поглядывая на Стива. — На улице мы бы давно окоченели от ветра, здесь же немного теплее.

Впереди виднелся сохранившийся в идеальном виде алтарь, который был таким ярким, словно что-то невидимое подсвечивало его со всех сторон.

Татьяна устремила глаза на полуразрушенные своды, почувствовав на своем лице прикосновения ветра, холодные и царапающие. — Давай остановимся здесь, — девушка снова взглянула на Стива и помогла тому лечь на мраморный пол, скромно присев рядом с ним и прижавшись к его теплому телу спиной. — Ну вот, здесь мы переждем эту ночь. Все-таки мы прошли слишком много, твоей ноге нужно отдохнуть. Завтра мы что-нибудь придумаем, я тебе обещаю.

Стив в ответ тихо фыркнул и куда-то с беспокойством посмотрел, словно увидел кого-то подозрительного.

— Знаешь, мы столько прошли в сплошном тумане, без каких-либо ориентиров и представлений, где мы находимся. Это даже забавно и… восхитительно. Я люблю идти вперед, не зная, что ждет впереди. Рано или поздно этот путь приведет куда-нибудь. Так странно, что я оказалась именно здесь. Я ведь никогда не верила в Бога, хотя мои родители были очень верующими людьми. Мать даже пыталась меня окрестить, но по каким-то обстоятельствам не сделала это… Возможно, она хотела дать мне право выбора… Но если и так, то это было единственное право такого рода. Мне никогда не давали выбирать. Всегда вынуждали подчиняться, плясать под чью-то дудку. А я послушно выполняла все приказы, делала вид, что довольна жизнью. Но в глубине души было желание сорваться в пропасть, завязнуть в трясине и никогда оттуда не выбираться. Я яростно хотела умереть и прятала свои чувства под толстой фальшивой маской удовлетворения бытием. Вряд ли ты меня понимаешь, Стив… Но мне так нравится, как ты слушаешь.

Девушка с грустной улыбкой посмотрела на полусонного коня, который все так же с беспокойством поглядывал по сторонам, вслушиваясь в вой разгневанного ветра. Татьяна еще сильнее прижалась к Стиву и провела по его шелковистой белой гриве рукой. Сам он был бледно-серого цвета, но белокурая грива стала его настоящим украшением, в которое девушка влюбилась с первого взгляда, и не могла не трогать ее во время своих путешествий по собственным воспоминаниям.

— Ты когда-нибудь любил? Жил ради любви?.. Я да. Это произошло восемь лет назад, когда я не была такой хмурой тридцати трех летней теткой без каких-либо планов на будущее. Тогда я являлась глупой девочкой, жила мечтами, думала, что все в моей жизни будет наполнено яркими красками, все мои мечты сбудутся. Наивная принцесса, вот кем я была. Вечное дитя… Но когда в дом вошла беда, с меня будто сбросили этот сказочный кукольный образ. Меня заставили подчиниться, засунуть свое мнение куда поглубже, чтобы никто не видел. И именно тогда мне удалось влюбиться, по-настоящему… В самый первый раз… Знаешь, Стив, от этих воспоминаний у меня до сих пор краснеют щеки… Тогда я почувствовала себя живой… теплой. Мне захотелось жить, просыпаться по утрам. Ведь я знала, что совсем рядом со мной находится человек, которому я готова отдать всю себя. Он был младше меня на пять лет, это даже забавляло. Но когда я его увидела в первый раз… я влюбилась в него. Нет, не в его смазливую внешность, сахарный голос. Мое сердце трепетало от одного лишь его присутствия. С ним мне было не страшно, с ним мир наполнялся смыслом, — девушка небрежно вытерла подступившие слезы и на короткое время прервала свой рассказ, прижав свою мокрую щеку к теплому телу Стива. — Но сейчас… сейчас… Где я? Куда меня привела жизнь? Я гоняюсь за давно ушедшим прошлым, за потерянным счастьем. И ради чего? Что заставляет меня идти дальше? Весь мир стал каким-то туманом, сплошной иллюзией. Я потерялась. И мне кажется, что мне никогда не удастся вырваться отсюда. Я задыхаюсь и больше не могу сделать глоток воздуха.

***

— Просыпайся! Просыпайся, — хриплый женский голос кричал прямо под ухом, царапал своими едкими громкими словами, прибавлял с каждым разом к своему голосу все больше и больше громкости, что вынудило Татьяну очнуться от глубокого сна без сновидений.

Девушка была такой уставшей, что не сразу сумела расслышать эти женские вопли, пронзившие ее барабанные перепонки с небывалой силой и болью. Да и сам голос появился так неожиданно, что Татьяна была вынуждена вскочить, словно ее облили ледяной водой. В действительности, так оно и было. Сверху прямо на нее и беспробудно спящего Стива падали талые потоки воды, созданные дождем, и были такими объемными, словно Татьяна со своим большим питомцем спали прямо под самым настоящим горным водопадом. Все вокруг стало напоминать тропический лес, но вместо деревьев были только голые раскрошившиеся стены некогда величественного католического собора.

— Они идут! Они идут! — женские вопли снова раздались где-то прямо под ухом и на этот раз были пропитаны самым настоящим страхом, словно голос был чем-то по-настоящему обеспокоен и пытался предупредить о надвигавшейся опасности.

— Кто вы? Что вам от меня нужно? — в панике стала оглядываться девушка, надеясь найти спрятавшегося гостя. Но здесь, кроме нее и Стива, никого не было, собор дышал полным предсмертным забвением, словно прощался со своими единственными гостями.

— Беги! Они уже близко!

— Почему я должна бежать?! Прекратите прятаться! Мне надоели ваши игры! Зачем вы преследуете меня? Что здесь, черт возьми, происходит? — Татьяна пыталась перекричать ливневые потоки. Из-за холода, который пронизывал ее тело всю ночь, голосовые связки девушки воспалились, и каждое слово вырывалось наружу с неприятным хрипом, разрывавшим горло. — Где вы?

Стив неожиданно пробудился от глубокого сна и незаметно попятился в сторону выхода, с явным беспокойством поглядывая по сторонам, издавая странные жалобные стоны. Испуганное животное остановилось рядом с дверью и поскреблось об нее копытом, с ожиданием поглядывая на Татьяну, призывая ту идти вместе с ним. Но девушка всерьез занялась поиском таинственной незнакомки, которая призывала незваных гостей покинуть это заброшенное сооружение. Но никаких следов присутствия этой безымянной женщины Татьяне обнаружить не удалось.

— Стив, нам нужно узнать, что здесь творится. Мы не можем уйти отсюда сейчас, — прохрипела девушка и поежилась от холода, который она все это время даже не замечала, так как была сильно увлечена поисками таинственной незнакомки. И только сейчас собственное тело решило напомнить о себе.

Когда женщина немного успокоилась и начала искать глазами более сухое место, где можно было продолжить спать, как внезапно в дверь врезалось что-то снаружи, словно кто-то решил протаранить дверь и проникнуть сюда внутрь. Звук был таким громким, что Стив быстро встал на дыбы и, прихрамывая, подбежал к Татьяне, встав рядом с ней, и с ужасом поглядывал на дрожавшую от ударов дверь.

— Это просто ветер, Стив. Просто ветер, — Татьяна попыталась более разумно объяснить все происходящее, но чем дольше она слушала эти жуткие звуки, тем больше начинала сомневаться в собственных словах.

Дверь держалась не слишком долго, невидимая сила распахнула ее наружу и едва не сорвала с огромных петель. Снаружи из густого тумана появились сотни черных людских силуэтов, которые медленно плыли вперед, едва касаясь земли. Их лиц не было видно, тьма услужливо скрывала личности этих незваных гостей, которых было там много, что глаза разбегались в разные стороны, пытаясь примерно представить их количество.

— Кто вы такие? — в панике крикнула людским силуэтам девушка, но в ответ лишь услышала хаотичный хор из многотональных голосов, слившийся в один пугающий до полусмерти звук, способный оглушить любого, кто сможет услышать его.

Стив, напуганный их бесформенными голосами, которые напоминали вой стаи волков, бегущей за раненой добычей, пронзил всю округу своим ржанием, наполненным неподдельным ужасом и беспомощностью, и хотел было пуститься наутек. Но, взглянув на Татьяну, онемевшую от увиденного, не сдвинулся с места. Стив уткнулся своей сырой мордочкой в ее белоснежную, лишенную румянца, щеку, пытаясь привести свою спутницу в чувства.

Силуэты приближались все ближе и ближе, их движения были невероятно быстрыми и резкими, словно они были большими опавшими листьями, которые нес на себе разбушевавшийся холодный ветер. Вскоре их лица стали более менее различимыми, и Татьяна быстро пожалела, что осмелилась взглянуть в их глаза. Но никаких глаз у этих личностей вовсе не было, вместо глазных яблок были лишь бездонные дыры, сочившиеся кровью, такой густой и черной, словно это была самая настоящая нефть. Их лица исказились от быстро сменявшихся эмоций, трудно было понять, что они чувствуют и пытаются сказать. На их безжизненных изуродованных ликах можно было мельком разглядеть и страх, и ярость, и даже самую настоящую радость, но все это появлялось слишком быстро, слишком незаметно, словно листаешь книгу, быстро и без желания ее прочесть. На них не было никакой одежды, но, по каким-то непонятным причинам, их гениталии отсутствовали. Они будто были живыми скелетами, обтянутыми высохшей мертвой человеческой кожей, на что намекала их ужасная худоба и полное отсутствие каких-либо целей в движениях. Лишь быстро сменявшиеся эмоции, ничего более.

Татьяна не помнила, как пустилась бежать. Ее ноги делали это без ее ведома, просто бежали, желая спасти девушку от темного взгляда тех странных людей, которые, словно вода, заполняли собор все больше и больше, уничтожали последние кусочки свободного пространства. Вскоре они создали густую живую массу из сотен людей, которые жаждали только одного — следовать за Татьяной, вслушиваться в каждый сделанный ею шаг. Девушка была так напугана, что не успевала следить за собственными эмоциями, ее сознание летало где-то позади нее, не успевая бежать вслед за самим телом. Она просто бежала куда-то вверх, чувствовала холодное прикосновение каменных ступенек. Здесь было невероятно темно, но даже полное отсутствие света не мешало Татьяне подниматься все выше и выше. Где-то внизу слышался вой сотен тысяч людей, который с каждым новым шагом приближались к девушке все ближе и ближе, царапали прохладным дыханием пятки.

Когда она преодолела последнюю ступеньку, перед ее глазами возник люк, из щелей которого сочился яркий утренний свет восходящего солнца. Татьяна не сразу поняла, что сумела открыть его и вылезти наружу, почувствовав, как крики этой бесчисленной толпы безумцев становятся все ближе и ближе.

Ее ослепил солнечный свет, он был таким ярким и непривычным, что Татьяне показалось, будто она видела небесное светило в первый раз в жизни: настолько долго она была в заточении тьмы и непроглядного тумана. Теперь все вокруг было невероятно ясным, чистым, свежим, что на короткое время женщине показалось, что этот мир снова наполнен спокойствием и полной гармонией. Но это было не так. Эта красота была для нее ложной.

Едва она взглянула вниз, как поняла, что стояла на самой вершине башни, а внизу находился самый настоящий муравейник из безглазых оголенных людей, которые, словно голодные хищники, подбирались к Татьяне все ближе и ближе. Их больше не сдерживали стены, они карабкались по ним, словно пауки по своей родной паутине, покрывали собор бесчисленными костлявыми телами. Вой этих безумцев теперь напоминал предсмертные крики, полные голода и жажды смерти. Их гнилые зубы сверкали в лучах утреннего солнца и чуяли свежую плоть за многие метры, желая достичь ее любой ценой. Они не останавливались, поднимались все выше, превратили полуразрушенную церковь в самую настоящую пирамиду из людских тел.

Крики обезумевших людей заглушили учащенное сердцебиение несчастной девушки, которая комочком сжалась на соборной башне и ждала, когда конец безумия сумеет добраться до нее и после этого разорвет ее замерзшее хрупкое тело на куски, разбросав самые лакомые кусочки по всей округе.

А где-то внизу все еще различались слабые крики Стива, который продолжал призывать идти Татьяну вслед за ним.