— И с чего мне начать искупление перед обществом? Для благотворительности у меня слишком мало денег. Для создания фондов помощи нет ни связей, ни денег. Господи! Что мне делать?
Виталина наматывала круги по гостиной, под пристальным взглядом серых глаз.
— Как насчет искренности?
— Что?
Девушка остановилась напротив мужчины, удивленно хлопая глазами. Она не понимала что имеет в виду писатель.
— Ты хочешь купить общественность, как делает твой отец. А тебе нужно расположить людей своей добротой и искренностью.
— И что ты предлагаешь делать? Бабушку через дорогу переводить? Котенка спасти? — Раздражается девушка. — Боюсь об этом никто не узнает.
— Ты хочешь чтобы о твоих поступках писала пресса. А я предлагаю, чтобы о тебе говорили люди без статей и провокаций со стороны.
— Ты можешь конкретней? Предлагаешь помогать старикам и говорить, чтобы они обязательно рассказали о моей добром поступки своим соседям? — Фыркает раздраженно рыжеволосая, получая в ответ снисходительную улыбку мужчины.
— Ты слишком впадаешь в крайность.
— Да ладно! — Всплескивает руками девушка.
— Я тебе подскажу. — Снова эта снисходительная улыбка. — Ты мать Виталина, а еще ребенок, который рос без теплоты родной матери.
— Ты предлагаешь надавить на жалость моей историей? — Не понимает Ви.
— Я хочу чтобы ты прислушалась к своему сердцу и перестала думать, как твой отец. — Раздражается писатель. — А сейчас перестань мельтешить перед глазами и сядь.
Виталина в очередной раз фыркнула, но послушно села. Девушка попыталась понять о чем говорит писатель. Отключилась от финансовой зависимости. Представила чего ей не хватало в детстве. Что бы она хотела исправить, если бы ей по-настоящему дали прочувствовать какого это быть мамой. Вспомнила беспризорных подростков, которые прибивались в их компанию в поисках поддержки и наставничества. И как-то само собой сложилось.
— Детские дома. — Прошептала девушка. — Помочь детским домам. Но без денег им мало чем можно помочь.
— А ты посети несколько. Узнай в чем они нуждаются. А на ближайшем благотворительном вечере как бы между делом заговори об этом. Я уверен ты сможешь заручиться поддержкой. И глядишь ты уже, организовываешь благотворительность, найдя инвестора.
— Ты слишком сильно в меня веришь, — пробормотала рыжеволосая во все глаза смотря на писателя.
— И тебе бы стоило так же верить в себя. Тебе люди легко поверят, ты росла без матери. Часть твоей истории знают, а другая скоро все равно раскроется. Тебе всего лишь нужно заручиться поддержкой.
— Всего лишь, — бурчит Виталина.
— Ты ведь не одна.
Мирослав присаживается рядом. Обнимет за плечи и притягивает к себе. Виталина тут же поддается. Она слегка запрокидывает голову и утыкается носиком в шею. Вот оно спокойствие.
Поиск детских домов не заняло много времени. Интернет верный помощник в таких вопросах. И вот уже через пару минут вся информация была, как на ладони. Правда кроме адреса, педагогического состава и истории основания ничего не было. Но по фотографиям было видно, что один из домой требовал ремонта, как минимум косметического.
— Может позвонить перед приездом? — Спросила Виталина, повернув голову на писателя. Тот неуверенно кивнул.
Трубку взяли только с третьего раза. На том конце послышался запыхавшийся женский голос.
— Здравствуйте. Детский дом имени Совмена, слушаю вас.
Виталина слегка замялась, не зная с чего начать диалог. Что вообще говорят в таких ситуациях?
— Добрый день! Подскажите, я бы хотела передать в детский дом игрушки, как это можно сделать? — Эта первая мысль, которая пришла в голову. Надо было сначала все обдумать и только потом звонить.
— Как я могу к вам обращаться? — Голос на том конце стал ровным и мягким.
— Виталина.
— Эмм… — на том конце явно ждали продолжение.
— Просто Виталина.
— Хорошо. Вы можете приехать завтра, после обеда. У шлагбаума, охраннику скажите, что к директору Ольге Викторовне. Я его предупрежу. Вы будите одна?
— Нет, со мной будет еще мужчина. Друг.
Девушка переглянулась с писателем. Он ободряюще улыбнулся.
— Отлично. Я предупрежу.
— Спасибо. До свидания.
— До завтра.
Рыжеволосая выдохнула, как только звонок закончился. Все это время она будто не дышала. Ладони вспотели, капелька пота сбегала по позвонкам. Напряжение до сих пор не отпускало ее.
— Это было волнительно.
— Ты молодец. — Мужские пальцы, нежно провели по щеке, плавно легли на подбородок, заставляя заглянуть в глаза. А в них столько одобрения и поддержки, что можно задохнуться. — Первый шаг сделан. Осталось купить игрушки.
— Я запаниковала. Не говорить ведь, что мне нужно заслужить доверия общества. Подскажите, как это можно сделать, использовав брошенных детей.
Она смотрит в серый водоворот и волнительно бормочет, успевая закатить глаза.
— Сарказм тебе не идет. И почему ты вечно впадаешь в крайности? Мы же с тобой выяснили, что мы, а в основном ты, желаешь помочь деткам. А повод с игрушками, это первый шаг.
Пальцы исчезают. Контакт глаза в глаза прекращается. Виталина будто потеряла опору. Незаметно ерзает и хмуриться. Недостаточно близко.
— Почему тогда у меня такое ощущение, что я хочу их использовать? — Выходит резче, чем хотелось.
— Потому что пока тобой движет корысть. Уверен, после завтрашнего визита, все твои поступки будут идти от чистого сердца.
— Да не уже ли? И откуда такая уверенность? — Идеальная бровь в удивление взметнулась вверх.
Писатель встает напротив, так что ей приходится запрокинуть голову.
— Потому что ты очень добрый человек, Виталина.
Тон Мирослава был нежный, но в то же время поучительный. Словно он разговаривает с маленькой девочкой, которая не понимает элементарных вещей. Рыжеволосая смущенно отпустила голову.
Ви льстило, что мужчина такого хорошего мнения о ней. Но сама она не была уверена, что ее мотивы изменятся. Девушка не считала себя настолько добрым человеком. Как ни как она дочь своего отца и выгоду могла найти в любой ситуации, выдавая свои действия за жест от чистого сердца.
Внутри что-то больно щелкнуло. Ей совершенно не хотелось, чтобы Мирослав разочаровывался в ней. Хотелось, что бы он всегда смотрел на нее своими серыми глазами, с такой теплотой и нежностью.
В ее жизни только один человек был уверен в ее мягкосердечности — Алексия. И было приятно, что в этот скромный список добавился еще одна персона. Правда, она считала, что у этих людей не правильное суждение о ней. Хотя, возможно, рыжеволосая слишком не доверяла и не верила самой себе.
— Думаю нам пора отправиться за покупками, чтобы завтра не тратить время. — Виталина встала с дивана. — Как приятно, что теперь я в открытую могу тратить деньги, не боясь, что мои счета просматриваются. Кстати, теперь я могу съехать от…
— Я сделаю вид, что последнего предложения не слышал. — Во взгляде и голосе слышались властные нотки вперемешку с предупреждением. У рыжеволосой даже мурашки по коже пробежали от такого мимолетного преображения. — Жду тебя в машине.
А потом он улыбнулся во все тридцать два и с легкостью прошел мимо. Виталина опешила. Ей потребовалось несколько минут, что бы переварить такого Мирослава. Вот он сидит белый и пушистый одуванчик, а вот он одним тоном выбивает весь дух. Такому мужчине не то что подчинится, хочется, но и выполнять все его пожелания, умоляя валяясь около ног. И Ви солжет, если скажет, что ей не понравилась такая сторона писателя.
Тур по магазинам длился больше трех часов. Половину покупок оплатил мужчина, другую девушка. К задаче они подошли со всей ответственностью. Были и мягкие игрушки, и развевающие. Были настольные и напольные игры. Большие и маленькие. Разнообразные, для разной возрастной категории.
В квартиру они приехали под вечер. Уставшие, но довольные. У каждого было по четыре пакета в руках. Когда они зашли в коридор, на пороге их встретил удивленных бармен.
— Вы игрушечные магазины ограбили?
— Это для благородной миссии. — Ответил писатель.
— Мда. — Почесал затылок мужчина. — Вы Робин Гуд пересмотрели? Или это очередной эксперимент для получения опыта? Мне стоит переживать? Вы дарственную на мою квартиру ни кому случайной не написали? Или вы решили в Бони и Клайд поиграть?
— Успокойся, Паш. Это для детского дома. — Улыбнулся Мирослав.
— Значит, все-таки Робин Гуд. — Кивнул сам себе блондин, скрываясь в кухни.
— Что за эксперимент? — Поинтересовалась девушка, когда они поставили пакеты в углу в гостиной. Они вместе направились на кухню, накрывать на ужин. Этот вопрос услышал и бармен.
— Когда у нашего великого писателя заканчивается вдохновение или он не знает, какие эмоции в определенной ситуации может испытать герой, то он делает всякие глупости.
— Например?
— Ворует бутылку элитного виски под носом лучшего друга.
Виталина удивленно посмотрела на писателя, замерев с тарелкой запеканки в руках, тот смущенно улыбнулся.
— Мне нужно было знать, что чувствует человек когда ворует. И вообще-то бутылку я вернул.
— А осадок в моей груди остался до сих пор. Меня предал лучший друг. — Бармен вытер несуществующие слезы. Виталина улыбнулась.
— Тебе нужно было стать актером драматического театра. — Закатил глаза Мирослав.
— Актером! А ты вспомни, как ты несся на скорости двести километров в час в бетонную стену? Суицидник! Видите ли, тебе нужно было понять, что чувствует человек в такой ситуации. Я чуть в штаны не наложил. А потом позвонил матери и сказал, что я ее люблю. Так та подумала, что я обдолбался.
— Так вот как вы проводите время вдвоем. — Девушка уже разогрела еду и села за стол.
— Не сказал бы, что приятно. — Фыркнул блондин.
— В тебе сегодня проснулась истеричка? — Поинтересовался писатель.
— Я просто предупреждаю Виталину, что связываться с тобой себе дороже. Адреналиновый наркоман.
— Я с этим завязал.
— Очень сильно на это надеюсь. А помнишь тот привод? Сколько суток мы с тобой провели в обезьяннике?
— Десять, — смущенно повесил голову писатель.
Было стыдно перед рыжеволосой. В своей время, Мирослав многого натворил. Когда-то его эмоциональные эксперименты, значительно подпортили нервы не только семье, но и другу, которому доставалось большая часть приключений.
Ужин прошел в такой вот доброй перепалке двух старых друзей. А Виталина отметила, что Мирослав не так-то и прост, как может показаться на первый взгляд. В этом тихом омуте не то, чтобы черти водятся, как бы там настоящий сатана не проживал.